нежному изгибу обнаженной груди  Ланы,  и  его
пальцы так же предательски дрогнули,  когда  она  прижалась  к  нему,  и
ладонь Антона непроизвольно скользнула по ее спине...
   Все произошло так внезапно,  что  ее  шепот  показался  ему  горячим,
обжигающим.
   - Ты сказал, что через две недели я стану полноправным человеком...
   - прошептала она, пряча глаза и еще теснее прижимаясь к нему,  -  две
недели прошли, Антон...
   От этих слов он испытал острую, щемящую боль. Что-то ломалось...  или
оттаивало  в  душе  от  дрожащей  надежды  в  ее  голосе,  от   внезапно
полыхнувшей мысли, что он давно и бесповоротно обрек себя на одиночество
в этом мире, где все окружающие казались ему врагами?..
   Их губы нашли друг друга, а когда у Ланы кончилось дыхание, она, чуть
отстранившись, решилась взглянуть ему в глаза.
   Они были теплыми. Первый раз за две недели их знакомства она видела в
глазах Антона  жизнь,  а  не  холод  отрешенности  и  ожидание  каких-то
непоправимых событий...
   ...Он медленно увлек ее за собой, и последнее, что осознанно  сделала
Лана, прежде чем окунуться в неведомые  ощущения  -  коснулась  пальцами
своего импланта, проверяя, на месте ли заглушка инфракрасного порта.
   Она  не  хотела,  чтобы  кто-то  третий  вторгался  в   их   внезапно
вспыхнувшую страсть...

***

   Лана еще спала, когда Антон открыл глаза.
   Было велико желание зажечь свет и взглянуть на нее, спящую, но он  не
стал делать этого.
   На ощупь собрав одежду, он вышел в огромный, пустой зал.
   Подглядывать, как он одевается, было некому, разве что РИГМА  скосила
в этот момент один из своих видеосенсоров.
   С этой старухи станется... - подумал Антон, вспомнив Сару.
   Настроение было легким, приподнятым.
   Вообще-то,  Антон  плохо  относился  к  женщинам.  Нормальные  теплые
отношения как-то не складывались ни с одной из  подруг,  хотя  поначалу,
когда Полынин выписался из госпиталя и прочно обосновался на Аллоре,  он
несколько раз пробовал всерьез завести семью... но любое чувство  быстро
заходило в тупик, как только начинались напряженные  моменты  работы  на
Роглеса. Он уставал, выматывался в Поисках,  ему  требовалось  несколько
дней отдыха после каждого броска в Рукав Пустоты, потому что приходил  в
себя Антон долго и тяжело. Игра со смертью на неизведанных  гиперсферных
трассах, когда каждое всплытие могло окончиться гибелью, высасывала  все
моральные и физические силы. Тут же подключались  злополучные  контузии,
нервы начинали мотаться на кулак, ну  и  все  летело  к  черту:  бутылка
коньяка по возвращении и пара сдержанных безответных просьб оставить его
ненадолго в покое, после которых обычно следовал маленький нервный срыв,
- все это не способствовало долгим и нежным чувствам.
   С годами Антон бросил эту дурацкую мысль - обзаводиться  семьей.  Все
равно муж и отец из него получился бы,  мягко  говоря,  никакой...  так,
кредитная карточка, в лучшем случае, источник средств к существованию, а
построения семьи  на  таком  раскладе  он  не  хотел.  Против  подобного
восставали и душа и разум...
   Сейчас он ощущал совершенно иное.
   Ночью он спросил ее:
   - Зачем ты включилась в нейросенсорный контакт между мной и РИГМОЙ?
   Некоторое время Лана молчала, прижавшись щекой к его груди,  так  что
Антон ощущал уголок ее губ, а потом ответила:
   - Она  пыталась  взять  меня  под  контроль,  когда  ты  ушел  внутрь
"Бристоля". Ей частично удалось это - помнишь,  как  я  впилась  в  твою
руку, когда ты выстрелил в нее?  Мне  казалось,  что  у  меня  в  голове
поселилась льдинка, которая пытается приказывать мне...
   - И чем ты ее растопила?
   - Хабором... - тихо, с нотками вины в  голосе,  ответила  Лана.  -  Я
прошла его с тобой, от самого начала  до  конца.  Ты  знаешь,  что  твое
подсознание хранит каждую секунду того боя?
   - Нет, - признался Антон. - Я старался не вспоминать то время.
   - Я люблю тебя...
   ...Эти слова звучали в его душе, пока он шел к АРК, готовил корабль к
старту, разговаривал с РИГМОЙ, оставляя ей обещанный  расчет  прыжка,  а
потом, после отстыковки и медленного маневрирования сквозь устье пещеры,
все посторонние мысли ушли...
   Ему предстояла работа.
   Удалившись на  три  тысячи  километров  от  похожего  на  картофелину
астероида, внутри которого остался странный корабль с РИГМОЙ и Ланой  на
борту, он осмотрелся.
   Вокруг  царило  буйное   великолепие   красок.   Газопылевые   облака
туманности  горели  неживым  огнем,  источая  сложную   цветовую   гамму
отдельных линий спектра.
   АРК висел в относительно чистом участке пространства.
   Таким же должно быть место всплытия, иначе миллиарды молекул  газа  и
частички пыли неизбежно  совместятся  с  машиной,  превратив  корабль  в
брызги расплавленного металла и пластика.
   Антон коснулся сенсорных кнопок на пульте, и "Тайфун" задрожал, теряя
свои очертания, - он погружался в Великое Ничто гиперсферы.
   Одна за другой гасли секции приборов, предназначенных для навигации в
трехмерном космосе, вместо них включился масс-детектор и связанные с ним
экраны, куда бортовой компьютер АРК выводил сложный узор  силовых  линий
аномалии космоса.
   Взглянув на них, Антон невольно подумал,  что  смертельная  навигация
Рукава Пустоты, пожалуй, бледнеет перед тем, что  предлагал  ему  сейчас
заглубленный в панель пульта шар масс-детектора.
   Четкими линиями  обозначались  несколько  молодых  и  горячих  звезд,
прячущихся за пологом пылевых облаков, все остальное пространство  между
ними покрывала рябь никогда  не  виданных  ранее  помех  -  так  приборы
реагировали на массы газа и пыли, клубящиеся в пространстве.
   Антон  достал  мини-компьютер  и  положил  его  на  пульт   рядом   с
масс-детектором.
   Он не знал масштаба статичного фрагмента  курсов  и  мог  производить
анализ лишь на основе их взаимного расположения.
   Теперь,  когда  он  находился  в  гиперсфере,  это  вдруг   оказалось
несложно. Три линии, тесно прижатые друг к Другу идут  параллельно,  еще
две  протянулись  чуть  в  стороне,  шестой  курс   перечеркивает   пять
предыдущих наискось, и две странные  засечки  расположены  чуть  ниже  и
правее пересечения шестой линии с основными курсами.
   Кибернетическая система поиска нашла их.
   Указанные на мини-компьютере  фрагменты  были  выхвачены  из  гораздо
более сложного  рисунка,  который  оставляли  на  экране  масс-детектора
реально существующие объекты.
   Антон долго анализировал найденный машиной участок, пока не пришел  к
выводу - картина в целом описывает горячую молодую звезду,  на  изрядном
удалении от которой расположены  орбиты  малых  множественных  объектов,
похожих на астероидный пояс...
   Засечки принадлежали общему фону помех - скорее всего,  они  отражали
два наиболее опасных газопылевых шлейфа, которые вторгались в чистое  от
газа и пыли пространство вокруг звезды.
   Точка гиперсферного всплытия могла  быть  любой,  Антон  не  стал  бы
следовать энергетически выгодным  каналам,  даже  если  бы  и  знал  их.
Единственное условие, которое он себе  поставил,  -  подойти  поближе  к
звезде, чтобы  всплывать  на  участке,  где  давление  солнечного  ветра
наверняка освободило пространство от газопылевых частиц.
   После нескольких часов маневрирования он оказался в желаемой точке.
   По  показаниям  масс-детектора,  в  двухстах   миллионах   километров
полыхало новорожденное солнце, цепочка астероидных тел протянулась всего
в тридцати тысячах километров  от  места  всплытия.  Вполне  достаточно,
чтобы не сгореть в горячих лучах полыхающего светила  и  сделать  четкие
снимки системы через приборы оптического увеличения.
   Наугад выбранная точка, как казалось Антону, вполне гарантировала его
от нежелательных встреч с обитателями данной системы.
   Он  загерметезировал  забрало  шлема  и  дал  автопилоту  сигнал   на
всплытие. Все должно происходить быстро, медленное  карабканье  вверх  в
данном случае исключалось - любой  детектор  зафиксирует  поступательное
возмущение гравитационных полей, а совершать прыжки  на  зыбкой  границе
аномалии  не  входило  в  планы  Полынина  -  бортовые  накопители   АРК
значительно оскудели после реанимации систем древнего корабля.
   Мгновенная хмарь гиперперехода затопила экраны внешнего обзора, затем
в них ударил ярчайший свет голубой звезды, и фактически  одновременно  с
этим тонко, заполошно завизжали сразу несколько предупреждающих сигналов
боевых систем.
   Антон кинул взгляд на приборы и понял: его с разных  сторон  атакуют,
как минимум, пять торпед,  из  состава  тысяч  им  подобных,  образующих
статичное пространственное минное поле.
   Ориентированные на сигнал "свой-чужой", они  уже  запросили  бортовой
компьютер АРК о полномочиях доступа и  не  получили  удовлетворительного
ответа.
   Последняя мысль, которая мелькнула в  голове  Антона  перед  взрывом,
была о том, что Роглес теперь вряд ли получит назад свой корабль.
   Это было совсем не то, о чем принято думать перед смертью...

***

   Антон  очнулся  в  полной  темноте.  Тихий  звук  капающей   воды   и
пробирающий до костей сырой холод - вот два ощущения, вернувшихся вместе
с болью...
   Хуже уже не будет... хуже не будет... не будет...
   Слабая  попытка  заглушить  боль.  Разбитые  губы   покрывала   корка
запекшейся крови. Он со стоном пошевелился, ожидая встретить сковывающее
сопротивление пут, но нет, его не связали.
   Руки и ноги  едва  могли  шевелиться.  Отбитые  внутренности  сжирала
тупая, засевшая во многих местах боль. Некоторое время, пересиливая  ее,
Полынин корчился в темноте на голом и  влажном  бетонном  полу,  пытаясь
этими непомерными,  болезненными  усилиями  вернуть  себе  контроль  над
избитым телом.
   Прошло совсем немного времени, и он затих. Сил  не  осталось.  Скрипя
зубами, он лежал, ощущая небритой щекой холодный шершавый пол.
   Внезапно к нему вернулся отвратительный страх, такой же, как в первые
минуты  после   десанта   на   Хабор.   Пожирающее   остатки   мужества,
отвратительное чувство  показалось  ему  не  порождением  реальности,  а
мгновенной вспышкой памяти.
   Потом пришла иная, еще более неприятная мысль.
   Присказка о том, что хуже не  будет,  неверна,  -  корчась  на  полу,
подумал он. - Будет. Будет еще хуже... Он знал, как обращались  ганианцы
с пленными, и в душе не нашлось  ни  одного  аргумента  против  страшной
перспективы пыток. Пока  что  спасительное  забытье,  наступившее  сразу
после взрыва АРК, избавило его от мук и  издевательств,  но  теперь  им,
наверное, займутся всерьез, сначала ради информации, а  потом  уже  так,
для забавы, чтобы накормить свои  звериные  инстинкты,  в  тысячный  раз
повязаться друг с другом кровью, во славу мифического Шииста...
   Антон давно не испытывал такого состояния, когда чувства, мысли, да и
само тело неподконтрольны ему. Словно изломанный  человеческий  манекен,
он лежал на холодном, сыром  полу  и  ждал  своего  мучительного  конца,
прислушиваясь к шорохам и другим звукам, которые доносились из темноты.
   Ничего... Ни хрена не слышно, ни шагов,  ни  голосов,  только  капает
где-то вода, да хриплый  звук  собственного  дыхания  рвет  напряженную,
гулкую тишину прямоугольного помещения  с  голыми  бетонными  стенами  и
шероховатым полом.
   Полынин вдруг вспомнил последние минуты боя на Хаборе. Тогда  он  был
готов расстаться с жизнью, продать ее как можно дороже... а теперь?
   Он  лежал  в  темноте,   раздавленный,   как   червяк,   беспомощный,
бессильный, вбирая избитым телом могильный холод сырого бетонного пола.
   Сознание постепенно освобождалось от страха.
   Мысли Антона не изменились, просто чувства стали тупее, словно  разум
баюкала страшная колыбельная безысходности.
   О том, что это действительно так, Полынин еще не догадывался.
   В узкой длинной бетонной коробке без окон, с одной  дверью,  закрытой
снаружи на ржавый засов, находилось еще одно существо.
   Именно существо, потому что инсект не мог быть  причислен  к  разряду
гуманоидов.
   Он сидел на куче тряпья в противоположном конце погруженного во  мрак
пенального помещения и тихо раскачивался из стороны в сторону.  Тьма  не
позволяла  ему  разглядеть  распластавшегося  на  полу  человека,   язык
инсектов не имел ничего общего с речью людей, но разумному насекомому не
было нужды в свете и  звуке  -  этот  биологический  вид  обладал  одной
уникальной способностью: инсекты являлись врожденными телепатами.
   Полынин также не  видел,  что  творится  вокруг.  Его  разум  и  тело
обессилели. Ощущение реальности, вернувшееся к нему на  короткое  время,
вновь ускользало, и он был рад  этому.  Полузабытье  дарило  облегчение,
отстраненность, но до  полной  потери  сознания  не  доходило  -  что-то
постоянно удерживало разум на зыбкой грани реальности, не  позволяя  ему
погрузиться в пучину беспамятства.
   Антон так и не понял, в какой миг это нечто обнаружило себя -  просто
среди его больных мыслей возникла еще одна:
   Здравствуй, человек...
   Это был голос, родившийся в голове, и поначалу  Антон  воспринял  его
как часть собственного бреда, потом, секунду или две  спустя,  запоздало
оценил эту реплику и...
   Тишина.
   Звонкая  тишина  наступила  вокруг:  исчез  звук  назойливой  капели,
исчезло все, что могло помешать его сознанию сосредоточиться.
   Исчезла боль, а вместе с ней ушел страх.
   Это душа отделилась от тела, или как?..
   Среди  гробовой  ненатуральной  тишины  вдруг  раздался   громыхающий
перестук, похожий на  давно  позабытое  впечатление  детства:  маленький
мальчик, по имени Антон, идет по асфальтированной дорожке парка и  тянет
за  собой  огромный  пластмассовый  самосвал,  колеса  которого   издают
характерный, ни с чем не сравнимый звук.
   Затем он услышал скрип отодвигаемого засова, визг петель,  и  на  пол
камеры упала косая полоса неяркого желтоватого света.
   Еда...
   По бетонному полу проскрежетала тарелка.
   Принесший ее был человеком, но отчего-то  очень  низким,  похожим  на
карлика.
   Мир  по-прежнему  окутывало   облако   нереальности,   будто   кто-то
посторонний удерживал в стороне все лишние проявления сущего - оставался
только обессилевший Антон, чашка на шероховатом бетонном полу, косой луч
света,  а  в  нем  человек,  который  принес  еду:  Калека,  у  которого
отсутствовали нижние части обеих ног по самые колени!.. Он  передвигался
на доске, к которой были приделаны  четыре  колесика,  изготовленных  из
обыкновенных подшипников, вынутых из  какого-то  механизма,  -  это  они
издавали тот самый скрежещущий звук,  породивший  воспоминание  далекого
детства... Его лицо, обросшее бородой, в  которой  клочьями  пробивалась
седина, в первый миг показалось Полынину незнакомым, но,  приглядевшись,
он понял - это  Паша...  Изможденный,  отрастивший  бороду,  худой,  как
скелет, Паша Морок!..
   Рот Антона раскрылся в немом крике, но та  же  сила,  что  удерживала
реальность в полуматериальном состоянии, не позволила ему  закричать,  и
вместо того, чтобы растратить остатки сил на бесполезный рывок  и  крик,
Полынин остался лежать на холодном полу, слушая вновь  возникший  в  его
голове голос:
   Это не тут... Ты узнал его, но это не тут... На соседнем астероиде...
   Антон с усилием открыл глаза. Действительно,  в  камере  было  темно,
металлическую дверь никто не открывал...
   Не  было  ни  луча  света,  ни  чашки  с  едой,  ни   состарившегося,
изможденного Паши Морока.
   Была тьма и назойливая капель.
   И еще - слабое шевеление в дальнем углу пенало-образного узилища.
   - Кто ты?.. - Едва шевеля разбитыми губами, просипел Антон.
   Ответ пришел в форме мысли:
   - Хорн... По-вашему, инсект... Инсект...
   Некоторое время Антон переваривал эту мысль, потом собрался с  силами
и снова спросил тихим, свистящим шепотом:
   - Что ты сделал со мной? Это ты показал мне Пашу?
   - Да, - спокойно отозвался мысленный голос. - Я увидел, что ты  ищешь
его в своих мыслях, и узнал возникающий в твоей  голове  образ.  Недавно
человека по имени Павел содержали тут, потом перевели в другое место.
   - Ты что, читаешь мои мысли?
   - Не все. Только самые яркие, те, которые ты не контролируешь.
   Антон на секунду затих,  собираясь  со  своими,  уже  контролируемыми
мыслями.
   О том, что инсекты являются  врожденными  телепатами,  было  известно
давно, и если в  темноте  действительно  скрывается  представитель  расы
насекомых,   то    в    их    мнемоническом    контакте    нет    ничего
сверхъестественного.
   - Ты тоже пленник? - не разжимая губ, мысленно спросил Антон.
   Эксперимент удался, потому что инсект услышал его и ответил:
   - Да. Они используют меня как переводчика при  допросах.  Я  для  них
универсальное средство общения плюс живой детектор лжи...  Ты  понимаешь
этот термин?
   Полынин кивнул, хотя в темноте инсект не мог видеть его жеста.
   - Мы  находимся  в  пределах  туманности?  -  сформулировал  он  свой
следующий мысленный  вопрос,  постепенно  осваиваясь  с  таким  способом
общения. - Что тут делают ганианцы? Ты знаешь что-нибудь об их целях?
   - Я много знаю об этом месте и его истории... -  мысленно  усмехнулся
инсект, проявляя при этом признак эмоционального восприятия ситуации.  В
его усмешке Антон отчетливо различил горечь. - Участвуя  в  допросах,  я
был вынужден много узнать... Мне было неприятно...
   Антон слушал его, стараясь не шевелиться, чтобы не будить лишний  раз
боль в одеревеневшем от холода теле. В коридоре возник неторопливый звук
шагов.
   Охранник прошел мимо их камеры, не остановившись, и  шаги  постепенно
стали удаляться.
   - Хорн, если я слышу тебя, значит, и они могут слышать нас?
   - Когда ты кричишь или разговариваешь на своем языке, да, -  мысленно
ответил инсект. - Но пока мы беседуем вдвоем, в мнемоническом диапазоне,
я  являюсь  стимулятором  твоих  способностей.  Люди,  за  очень  редким
исключением, не телепаты. Им обычно  нужен  кто-то,  работающий  в  этом
смысле за двоих. Ты  слышишь  меня,  а  я  тебя  только  благодаря  моей
врожденной ауре, которая воздействует  на  определенные  группы  нервных
клеток твоего мозга, стимулируя  их  способность  излучать  и  принимать
мнемонические позывы.
   - Один инсект - один собеседник? - сделал вывод Полынин.
   - Ты угадал, человек.
   - А ты давно сидишь тут?
   - Много лет. Меня захватили на Хаборе. -  Инсект  выдержал  небольшую
паузу и добавил:
   - Этот род людей,  которых  называют  ганианцами,  недостоин  статуса
разумных существ.
   - Тут я с тобой согласен. Я тоже был на Хаборе, - признался Полынин.
   - Воевал против них.
   - Павел ждал тебя.
   Антона словно ударило током.
   - Паша?.. - он вдруг подавился и словами и  мыслями...  -  не  о  чем
стало говорить  и  думать,  как  только  в  голове  вновь  возник  образ
инвалида, передвигающегося на деревяшке с колесиками...
   - Не вини себя... - раздался мысленный голос Хорна. Слабое  утешение,
но и на том  спасибо.  Полынин  испытывал  внутреннюю  боль,  и  ему  не
нравилось,  что  насекомое  ощущает  всплески  его   чувств,   прекрасно
распознавая их. Это помогло собраться, волевым  усилием  отрешившись  от
части эмоций.
   - Откуда ты знаешь, что он меня ждал? - мысленно спросил Антон.
   - Он часто думал о тебе, - ответил Хорн. - Нас вместе везли с Хабора.
Потом мы встречались тут.
   - Почему его перевели в другое место?
   - Не знаю. Ганианцы часто переводят рабов с место на место,  опасаясь
сговора.
   - Ты можешь рассказать, где мы находимся?
   - На детали у нас нет  времени,  человек.  -  Ответ  Хорна  показался
Антону странным и неожиданным,  но  следующая  мысленная  фраза  инсекты
кое-что прояснила:
   - Скоро за тобой придут, чтобы увести на допрос, и  я  буду  вынужден
докладывать им все твои мысли, - он подчеркнул интонацией слово "все". -
Обычно на допросах присутствуют две особи моей расы. Я не  смогу  утаить
известную теб