но
ошалевший от страха Эргавс даже на  секунду  представил,  как  с  глухим
стуком упадет на пол его сморщенная  телесная  оболочка,  -  но,  к  его
изумлению, шли  секунды,  которые  складывались  в  голове  Управляющего
Полями в гулкую вечность, а ничего страшного не происходило. Если Алтарь
и пил его жизнь, то это  не  вызывало  болезненных  ощущений,  только  в
висках чувствовалось легкое  покалывание,  словно  там  в  кожу  впилось
какое-то насекомое.
   Он так и стоял,  вцепившись  побелевшими  от  напряжения  пальцами  в
скошенный край Алтаря, на  котором  располагалось  множество  светящихся
квадратиков с какими-то символами; рот Управляющего Полями был перекошен
и открыт, словно в нем застыл немой крик, - так продолжалось до тех пор,
пока  два  впившихся  в  виски  провода  вдруг  не  выскользнули  из-под
спутанной шевелюры Эргавса и страшный,  гулкий  голос,  который  шел  из
ниоткуда, не произнес:
   - ВНИМАНИЕ! В ДОСТУПЕ ОТКАЗАНО!  ЗАРЕГИСТРИРОВАН  НЕДОПУСТИМО  НИЗКИЙ
УРОВЕНЬ  ИНТЕЛЛЕКТА!  СИСТЕМА   В   АВАРИЙНОМ   РЕЖИМЕ!   ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ
ПЕРЕГРУЗКА ЦЕПЕЙ! В  ВАШЕМ  РАСПОРЯЖЕНИИ  ТРИДЦАТЬ  СЕКУНД,  ПОСЛЕ  ЧЕГО
БИОКРИОГЕННЫЙ МОДУЛЬ ПОТЕРЯЕТ УПРАВЛЕНИЕ! ИНИЦИИРОВАН ПРОЦЕСС ЭКСТРЕННОЙ
РЕАНИМАЦИИ!  ГЕНЕТИЧЕСКИЙ  ПРИОРИТЕТ!  ПОВТОРЯЮ:  КАПСУЛА  ВЫШЛА  ИЗ-ПОД
КОНТРОЛЯ ЭНЕРГОСБЕРЕГАЮЩЕГО РЕЖИМА!..
   Эргавс рухнул на колени перед Алтарем, в благоговейном ужасе закрывая
голову волосатыми руками. Управляющий Полями не владел священным  языком
и не понимал ни слова, но голос - глухой, идущий сразу со всех сторон  -
не вызывал никаких сомнений в его божественной сути.
   Разум  Эргавса  был  подавлен  не  поддающимся  осмыслению,  страшным
величием этих секунд. Он слышал голос, который, несомненно,  принадлежал
Падшим Богам!..
   - ВНИМАНИЕ, КАРТОЧКА ГЕНЕТИЧЕСКОГО КОДА ВЫДАНА! - При этих словах  из
беснующегося огнями прямоугольного ящика на пол перед ошалевшим Эргавсом
вылетела  тонкая  серая  пластина,  способная  уместиться  в  ладони.  -
ТЕРМИНАЛ ОТКЛЮЧЕН! КРИТИЧЕСКАЯ ПЕРЕГРУЗКА ЭНЕРГОСИСТЕМЫ!..
   Дальше в понятии Управляющего Полями  наступил  конец  Мира,  который
множество раз предрекали тайные служители культа  Падших  Богов.  Алтарь
внезапно вспыхнул неистовым светом и рассыпался тысячью обжигающих искр,
при этом от грохота у Управляющего заложило уши, глаза ослепли, а в  нос
ударил едкий, противный запах, от которого  Эргавс  забился  на  полу  в
приступе мучительного кашля.
   Когда он наконец сумел несколько  раз  судорожно  вдохнуть,  дым  уже
понемногу начал рассеиваться. Преодолевая ужас, он открыл глаза, еще  не
веря в свое чудесное спасение, и с замиранием сердца огляделся вокруг.
   В помещении, где  еще  плавал  сизый  дым  от  взорвавшегося  Алтаря,
по-прежнему горел тусклый, красноватый  свет.  Пожирающая  отходы  Пасть
безразлично  щерилась  открытым  зевом  приемника.  Из  квадратного  ока
Алтаря, в котором зияла безобразная дыра, еще сыпались  искры.  Крысиные
глаза на темном прямоугольном ящике погасли, но - ПОГАНЫЕ БОГИ!..
   ОН БЫЛ ОТКРЫТ!
   Эргавса сотрясала крупная дрожь. Управляющий Полями никогда не считал
себя трусом, но он привык иметь дело с  существами  из  плоти  и  крови,
которые имели хорошую привычку умирать после доброго удара  дубиной  или
меткого попадания копья, а общение с духами было для него в новинку...
   Выпучив глаза, он встал, пошатываясь от  внезапной  тошноты,  которая
была вызвана плавающим вокруг едким дымом.
   Он знал,  что  не  должен  заглядывать  в  открывшийся  ящик.  "Нужно
бежать..." - твердил себе Управляющий Полями, но  -  такова  уж,  видно,
природа всех мыслящих существ из плоти и крови -  как  только  их  разум
хоть на секунду выскальзывает из цепких,  корявых  пальцев  смертельного
страха, в нем тут же  просыпается  неистребимое  и  не  совсем  здоровое
любопытство.
   Опираясь на край ящика, чтобы утвердиться на ватных ногах, он  только
одним   глазком   взглянул   на   его   содержимое   -   просто   бросил
один-единственный, ничего не значащий мимолетный взгляд внутрь и тут  же
взвыл от запоздалого раскаяния и нового приступа тошнотворного страха.
   В  темных  глубинах  ящика  лежало  меленькое,  красное,   сморщенное
существо - едва родившийся детеныш, но ЧЕЙ?!..
   Управляющий Полями уже всерьез  подумал  о  том,  что  такого  сделал
взбесившийся Алтарь с его головой, разве могло  привидеться  нормальному
сенталу такое отвратительное уродство?!
   В первый момент, глядя на красное,  сморщенное,  влажное  существо  -
эдакий комок осклизлой плоти, он с отвращением подумал, уж не детеныш ли
это какой-нибудь  гигантской  крысы,  посланный  ему  Падшими  Богами  в
отместку за то,  что  он  поскупился  на  каплю  собственной  крови  для
подношения Алтарю, но, с содроганием присмотревшись,  он  понял,  что  у
сморщенного тельца, что распласталось на дне ящика средь каких-то тонких
проволочек и других непонятных предметов, наблюдается большое сходство с
сенталами,  если  не  брать  в  расчет  то,  что  голова  ребенка   была
непропорционально большой для столь крохотного тела и  сильнее  походила
на округлое яйцо, чем на  нормальный,  приплюснутый  череп  сенталов,  с
выпяченной челюстью и  тяжелыми,  нависающими  над  глазами  надбровными
дугами...
   "Скорее всего появление подобного уродца в обыденной жизни можно было
отнести к тому редкому случаю, когда  самка  из  народа  сенталов  вдруг
понесет от перепившего Высокородного..."
   Все  эти  мысли  вихрем  пронеслись  в  голове  собравшегося   бежать
Управляющего Полями, но этому здравому желанию так  и  не  суждено  было
воплотиться в жизнь.
   Ребенок вдруг дернулся и закричал - тонко, беспомощно...
   Этот слабый, писклявый крик буквально пригвоздил Эргавса к месту.
   Ему очень хотелось бежать как можно скорее  и  как  можно  дальше  от
этого жуткого, полного таинственной воли Падших Богов места,  но  что-то
вдруг шевельнулось в первобытной душе Управляющего, заставив того  вновь
обратить взгляд на странное, уродливое существо. Разве  не  так  кричали
его  собственные  дети,  когда  хотели  есть  или   просто   чувствовали
потребность в материнском тепле? Пусть этот  крохотный  комок  плоти  не
больше чем исчадие Алтаря, но ведь он, Эргавс, так или иначе, повинен  в
его появлении на свет...
   Откуда же было знать Управляющему Полями, что тот, о  ком  он  думал,
размышляя над мерой своей ответственности, родился много сотен лет назад
и его жизнь, доверенная в вихре разрушительных событий заботам одной  из
немногих уцелевших автоматических  систем,  была  просто  приостановлена
процессами низкотемпературного сна...
   Конечно, ни о чем подобном Эргавс даже и не думал.
   Просто ему вдруг стало жаль это маленькое, пискляво орущее  создание,
посланное ему древним Алтарем в отместку за скупость...
   Протянув руки, Управляющий Полями, содрогаясь от отвращения, коснулся
волосатыми пальцами холодного, покрытого  какой-то  желеобразной  массой
тельца, и легко вытащил его из ящика.
   Младенец тут же  затих,  бессильно  свесив  свой)  большую  уродливую
голову.
   Совершив этот неоправданный с точки зрения здравого смысла  поступок,
Управляющий Полями, не оглядываясь, поспешил к выходу, уже раскаиваясь в
том, что проявил секундное милосердие. Но бросить притихшее существо  на
пол тоже оказалось выше его сил.  Единственное,  на  что  втайне  уповал
Эргавс, так это на реакцию стража, который сидел у входа в новый участок
Мира. "Может быть, грязный и кровожадный этнам убьет это существо или по
крайней мере отнимет его у меня?" - со слабой надеждой подумал он, боком
протискиваясь в трещину.
   Увы, его надеждам не суждено было сбыться. У выхода в тоннель  никого
не оказалось.
   "Куда же подевался часовой?!" - с изумлением подумал Эргавс, озираясь
вокруг. Он знал, как ревниво  и  жестоко  Правитель  Амбуш  поддерживает
воинскую  дисциплину  среди  своих  сородичей,  и  такой  поступок,  как
отсутствие на посту, мог стать  причиной  долгой  и  весьма  болезненной
смерти даже для этнама...
   Однако все его сомнения были разрешены спустя несколько секунд, когда
он увидел, как в тоннель со стороны Города вдруг ввалилась  целая  толпа
возбужденных этнамов,  которые,  не  обращая  внимания  на  Управляющего
Полями и  его  странную  ношу,  пробежали  мимо  с  громкими  гортанными
криками:
   - Амбуш!  Амбуш!  У  повелителя  родилась  дочь!  Радуйтесь!  Сегодня
родилась Нейра - первая среди этнамов!
   Эргавса   едва   не   растоптали.   Управляющему   Полями    пришлось
распластаться по стене, чтобы поток не смел его с дороги.
   Дождавшись, пока пронесется мимо толпа ликующих  этнамов,  он,  глухо
ворча, направился к себе домой.
   "Вот уж не знаешь, благодарить Алтарь или проклинать его...  -  думал
Эргавс, сжимая в руке теплое  тельце  диковинного  ребенка.  -  Я  хотел
просить Падших Богов, чтобы  гнев  Амбуша  по  поводу  разоренного  поля
миновал меня, и смотри - у Правителя родилась дочь. Теперь ему несколько
недель будет не до крысиных набегов и запасов  сои.  Может,  так  все  и
забудется?.."
   Так он и  донес  свое  нежданное  приобретение  до  самого  дома,  не
придушив странного ребенка и не выкинув его, как собирался, в  ближайшую
же канаву.
   В тот день Управляющий Полями Эргавс, сам того не  подозревая,  решил
судьбу Мира, принеся в свой дом новорожденного наследника Падших Богов.
 
Глава 2 
 
КРЫСЕНЫШ 
 
   Огромный,  вонючий  шерстобрюх  медленно  полз  по  иссохшему   полю,
поднимая за собой плотные клубы удушливой пыли,  от  которой  першило  в
горле и щипало глаза. Животное казалось необъятным, тупым  и  уродливым.
Внешне оно напоминало небрежно сваленную  на  волосяной  подстилке  гору
мяса, которая колыхалась, будто  студень,  натужно  скользя  по  пыльной
поверхности земли. У него не наблюдалось ни ног, ни глаз, ни  каких-либо
иных органов движения или осязания. Все жизненные  функции  отправлялись
им при помощи миллионов ложноножек, что росли на  брюхе,  будто  густая,
жесткая шерсть. Ими  он  осязал,  на  них  же  передвигался  и  ел  тоже
исключительно при помощи  своего  плоского,  волосатого  живота.  Одного
взгляда на этот простейший организм, по непонятным причинам  разросшийся
до непомерных, слоноподобных размеров, было  достаточно,  чтобы  понять:
если шерстобрюха создала природа, то значит, либо не все ладно с  мудрой
матерью всего сущего, либо она загнана в  какие-то  не  свойственные  ей
рамки...
   Действительно,  шерстобрюх  относился  к  порождениям  загаженных   и
перепутанных радиоактивных тоннелей.  Его  сородичи  ползали  по  ним  в
кромешной тьме, жадно обирая со стенок комковатую  слизь,  что  копилась
там веками.
   Этот же был ручным - вслед за животным на длинных веревках волочилось
бревно, из которого в пыльную почву уходили острые  клиновидные  осколки
пластика.
   Эргавс, Управляющий Полями, стоял чуть в стороне от полосы взвешенной
в воздухе пыли и смотрел, как медленно ползет по полю шерстобрюх  и  как
толкаются мальчишки, чьей обязанностью было сидеть верхом на этом  самом
бревне, чтобы оно глубже царапало почву, продавливаясь под  их  весом  и
оставляя в ней следы-борозды. Среди детишек  постоянно  шла  молчаливая,
злая борьба за место с края бревна, где пыль казалась не такой плотной.
   "С пылью  ничего  не  поделаешь..."  -  думал  он,  в  очередной  раз
наблюдая, как с бревна на вспаханную  почву  отлетел  выпихнутый  своими
волосатыми сверстниками семилетний уродец,  у  которого  все  тело  было
голым, а волосы росли лишь на самой макушке круглого, как  шар,  черепа.
Сонный надсмотрщик, который, обернув лицо куском ткани, плелся вслед  за
шерстобрюхом,  тут  же  достал  его  щелчком  кнута.  Пацаненок   взвыл,
подскакивая на одной ноге, и  полез  назад  на  бревно,  но  погодки  не
пускали;  сразу  несколько  волосатых  рук  потянулись  к  нему,   чтобы
отпихнуть назад, под кнут, но, на счастье Рогмана (так  Эргавс  окрестил
странный подарок Алтаря), шерстобрюх  как  раз  достиг  края  поля  и  с
влажным чавканьем вполз  на  заготовленное  для  него  угощение  -  лужу
тоннельной плесени, что выплеснул сюда работник.  Через  пару  минут  он
всосет ее  дочиста  и  тогда  -  снова  в  путь  по  пыльной  земле,  до
противоположного края.
   "Да, с пылью ничего не поделаешь... - вновь повторил про себя Эргавс,
отворачиваясь от чавкающего и всхлипывающего животного. - Если  на  поле
окажется хоть капелька влаги, шерстобрюх ни за что не тронется с  места,
встанет и  будет  сосать  драгоценную  почву..."  Это  Управляющий  знал
наверняка из богатого личного опыта. Приходилось  специально  высушивать
поля и мириться с меньшим из двух зол.
   Рогман, на которого Эргавс взглянул лишь мельком, тоже воспользовался
минутой передышки. Размазывая  по  лицу  слезы,  которые,  смешавшись  с
пылью, тут же превращались в разводы грязи, он,  прихрамывая,  отошел  в
сторону от кучки своих сверстников, которые  уже  не  обращали  на  него
никакого  внимания,  -  теперь  они  забавлялись  тем,  что   тыкали   в
шерстобрюха длинным шестом  и  с  восторженным  рычанием  отскакивали  в
стороны, когда  тот  сначала  боязливо  поджимал  край  своей  волосатой
платформы, а потом вдруг выбрасывал в сторону обидчиков струйку  вонючей
жидкости.
   Рогмана не привлекали такие забавы. Он не блистал физическими данными
- мускулистые, волосатые товарищи откровенно глумились  над  его  голым,
лишенным шерсти телом. Бесконечно проигрывать в молчаливой возне было  и
обидно, и больно.
   Присев в сторонке, мальчик покосился на своего приемного родителя, но
тот, как всегда, оказался занят собственными проблемами, разве было  ему
какое-то дело до жестоких забав ребятни? Да и счесть их жестокими Эргавс
не мог - обычная возня, и нечего размазывать слезы...
   Рогман упрямо поджал трясущуюся от обиды губу.
   Жизнь в  доме  Эргавса  не  приносила  ему  никаких  привилегий.  Сам
Управляющий относился к мальчику терпимо, молчаливо прощая найденышу его
уродство, но остальные, в том числе и взрослые, не могли спокойно пройти
мимо: кому-нибудь постоянно требовалось сорвать зло...
   Рогман не понимал этого. Он просто жил, а его память до определенного
момента вела себя, как дырявое корыто, - сколько ни лей,  все  утечет  в
землю. Может быть, оттого и выжил, что  не  копил  в  себе  каждодневных
обид?
   Уткнувшись острыми локтями в коленки, он  сел  поодаль  от  вонючего,
чавкающего тоннельного слизня. Боль от  кнута  все  еще  пульсировала  в
ноге, но слезы уже высохли. Детству, даже такому, как выпало Рогману, не
свойственно угрюмое постоянство обид,  и  через  пару  минут  он  уже  с
интересом и некоторой долей наивной зависти наблюдал за своими  сводными
братьями, которые с рычанием отскакивали  прочь  от  плюющегося  во  все
стороны шерстобрюха.
   Над его головой ровно сияли секции  низкого  потолка.  Кое-где  среди
светящихся сегментов виднелись решетчатые квадраты, в которых  гнездился
таинственный мрак. Мальчик иногда пытался вообразить,  что  же  там,  за
ними, но на это у него  не  хватало  фантазии.  Что  он  видел  в  своей
короткой  жизни,  кроме  нескольких  полей  да  короткого  тоннеля,  что
соединял между собой  участки  Плодородной  Равнины  и  дом  Эргавса,  в
котором жила большая половина общинных сенталов со  своими  семьями?  Да
ничего. Дом представлял собой длинную глубокую нишу, которая вдавалась в
стену Мира. Внутреннее  пространство  походило  на  грязный,  запутанный
лабиринт  многоярусных  клетушек,  в  которых  проживало   около   сотни
волосатых,  низколобых  крестьян.  Другой   такой   же   дом   находился
неподалеку, ровно через один тоннель, и там  под  охраной  надсмотрщиков
обитали рабы - клонги. Все они  являлись  такими  же  сенталами,  как  и
свободные члены общины, а угодили в рабство по разным причинам:  кто  за
какой-то проступок, а кто и по праву рождения  -  дети  клонгов  навечно
оставались клонгами, тут уж ничего не попишешь.
   Рогман тоже считался рабом, хоть и жил в доме Управляющего Полями.
   Сейчас, сидя поодаль от шумно пожирающего  угощение  шерстобрюха,  он
уже не всхлипывал. Боль приходит и уходит, ее Рогман  научился  терпеть.
Скоро он вырастет, его мускулы окрепнут, и тогда что-нибудь изменится  в
жизни - в этом мальчик убедил себя сам. Возможно, он  станет  этнамом  -
ведь он своими глазами видел, что похож на  таинственных  Хозяев  Жизни.
Только вот голубой подшерсток на теле у него не растет да зубы не  такие
острые, как у них... Но это ничего...
   Вот повзрослеет, и все будет не так...
   Рогман в своих детских мечтах искренне верил в грядущие перемены.
   Этнамы, утверждавшие,  будто  их  предки  свергли  Богов  с  Сияющего
Престола, не утруждали себя работой.  Они  являлись  Хозяевами  Жизни  и
всячески подчеркивали это в отношении сенталов, которые  и  обеспечивали
своим рабским трудом на полях ту самую "жизнь"...
   Естественно, Младший  Народ  от  постоянных  тягот  существования  не
становился  более  приветливым,  и   частенько   раздражение   крестьян,
измученных трудом на соевых полях, выливалось на  Рогмана,  чье  неясное
происхождение  и  явная  физическая   беззащитность   позволяли   пинать
безродного клонга с полным осознанием того, что ниже  этого  безволосого
крысеныша разве что грязь под ногами...
   Иногда его осыпали насмешками, а зачастую  просто  жестоко  и  угрюмо
били, вымещая таким образом скопившееся за день раздражение...
   ... Окончательно погрузиться в мрачные размышления ему не дал  лающий
выкрик надсмотрщика. Шерстобрюх доел и теперь сам тянулся к пашне  -  он
хоть и был туп, но все же сумел усвоить, что на  той  стороне  поля  его
обязательно ждет новая порция тоннельной слизи.
   Рогман встал, обреченно направляясь к  оживившейся  стайке  волосатых
сверстников, которые уже размещались на бревне.
 
*** 
 
   Шло время.
   Рогман не знал, что такое безысходность. Не  имея  ничего  иного,  он
просто жил, как жили другие рабы, да, впрочем, и свободные сенталы тоже,
- от работы к побоям, от скудной  пищи  к  тревожному  сну,  и  снова  к
тяжелой, изнуряющей работе  на  полях.  Дни  казались  серыми,  унылыми,
похожими друг на друга близнецами-шерстобрюхами, медленно ползущими мимо
в неведомую даль, но все реже кривились его губы и дрожал подбородок. От
непосильного труда  и  непрекращающейся  возни  со  своими  сверстниками
мускулы мальчика окаменели,  кожа  стала  грубой,  а  глаза  слишком  уж
серьезными.
   Он научился многим вещам. Прежде  всего  не  бояться  боли,  отвечать
ударом на удар и насмешкой на насмешку. Те из  сверстников,  что  раньше
походя спихивали его с бревна,  прямо  в  пыль,  под  раздраженный  удар
хлыста тащившегося вслед  за  слизнем  надсмотрщика,  теперь  не  всегда
решались задеть безволосого раба-приемыша, особенно если не  наблюдалось
численного перевеса со стороны насмешников.
   Первым это заметил Эргавс.
   Неудивительно,  что  Управляющий  Полями  следил  за  судьбой  своего
выкормыша. Под приплюснутым  черепом  старого  сентала,  чью  поредевшую
шерсть уже побила первая проседь, умещалось чуть больше  мозгов,  чем  у
работавших на полях сородичей, иначе он бы не занимал столь значительный
пост. К тому же он был единственным, кто знал правду о рождении Рогмана.
   Мысли Эргавса, когда он  наблюдал  за  тем,  как  растет  исторгнутый
Алтарем крысеныш, превращаясь в стройного, мускулистого, поджарого юношу
с необычной формой черепа, роднящей его с этнамами, но абсолютно  голым,
безволосым телом, носили вполне практический характер.  В  них  не  было
ничего  от  мистики.  Рогман  казался  ему  намного   смышленее   других
соплеменников,  и,  когда  наступил  очередной   сбор   урожая,   старый
Управляющий внезапно освободил его от полевых  работ,  поставив  Рогмана
считать мешки и сопровождать их в городские склады.
   Так, в свои неполные пятнадцать лет безродный клонг