"Наверно, когда я вас трахнул ногой", - не раз порывался сказать Ежики. Но
молчал, конечно. Хотелось ему и спросить: "Как вы прошли сквозь поле?" Но
он понимал, что Кантор отвертится: когда, мол, ребенок в беде, у меня
появляются сверхсилы, должность такая. Или еще что-нибудь в этом роде...


Доктор Клан ушел. Ежики расслабленно пошевелился, открыл глаза. Кантор
стоял спиной к нему у растворенного окна. Почуяв движение и взгляд,
вздрогнул, неловко дернул рукой. Обернулся. За ним, в окне, был черный
парк, клейкая, без прохлады, ночь... Сдвинуть бы стекла и включить
кондиционер...

Ежики медленно сел.

Кантор сказал добродушно:

- Доктор уверен, что все в порядке. Вам надо просто отдохнуть. Стелите
постель и ложитесь... Или хотите ужинать?

- Лягу...

- Вам помочь?

- Что я, умирающий?

- Ну, не ершись, мальчик... Я прошу, не выключай ночник, чтобы дежурный мог
понаблюдать, как ты спишь. Доктор велел... Глазок не заткнут?

- А что, инфракрасный не работает? - мстительно спросил Ежики.
Откровенность за откровенность.

- Ох, Матиуш... Ну откуда эти выдумки?

- Индекс воображения...

Ежики чувствовал себя вполне бодро. Не было усталости. Лишь на бедре
царапалась маленькая, но надоедливая боль. Ежики украдкой поддернул
коротенькую штанину. На коже припухли царапины - словно след кошачьей лапы.

Но ведь это... Ладно, про порванную майку ничего не докажешь, но здесь-то -
след от якорька!

Ежики торопливо зашарил в кармане. Якорька не было. Не было якорька-малыша,
выросшего под лопухом на холмистом заброшенном поле.

Но ведь раньше-то он был! Вот царапины от колючей лапки. И вишневый
стеклянный шар - был. И Филипп, и Рэм, и Лис!.. Идите вы к черту с вашим
индексом воображения!

Кантор смотрел пристально и шевелил пальцами сложенных на груди рук. Пальцы
- пухлые, большие, но - ловкие. Прошлись по майке, по карманам...

Они встретились глазами. Кантор встал странно, левым плечом вперед. Словно
против сильного ветра. Или против силового поля, когда он шел от калитки к
дому.

А все-таки, все-таки как он сумел пройти сквозь силовой барьер, который не
может преодолеть никто?.. Кто вы, господин Кантор? И зачем вы мне врете?..
Или не только мне?

Мальчик Ежики опустил глаза. Не от робости. От боязни, что Кантор
догадается, о чем думает Матиуш, Надо быть хитрым. Матвей Юлиус Радомир
ступил на тропу войны. Неизвестно с кем, с каким злом. Но это - зло. Это -
война. И сдержанность нужна сейчас, как маскировочный комбинезон десантнику.

Ежики зевнул:

- Все-таки голова гудит. Лягу...

- Конечно, конечно...

- Значит, доктор считает, что все мне приснилось?

- Ну, Матиуш, посуди сам...

- Ладно...

- У меня к тебе просьба, мальчик. Не уходи несколько дней из лицея. Сам
понимаешь...

- А форменный костюм? Он же в камере хранения.

- Пустяки, я скажу, утром принесут новый... Хотя, по-моему, он тебе и не
нужен. Мне кажется, у тебя на лицейскую форму просто аллергия какая-то.

Ежики повел плечом: что, мол, поделаешь...

- Не понимаю, мальчик, почему ты до сих пор не полюбил наш лицей. К тебе
здесь всей душой... Не понимаю...

- А я не понимаю, почему меня не пускают домой! Давно мог бы жить там с
тетей Асой...

- Ты же знаешь: я искренне хлопочу...

"Ага, хлопочешь ты..."

- Кстати, Матиуш, завтра вам лучше не ходить на занятия. Почитайте,
посмотрите кино, отдохните. Доктор зайдет.

- Ну да, целый день в комнате сидеть! Пойду в школу.

4. ХРАНИТЕЛИ. ЯШКА

Утром Ежики увидел в шкафу новый форменный костюм - со всеми позументами и
лампасами. Но сделал вид, что не заметил его. Назло лицейским нравам выбрал
пеструю рубашку - с черными и белыми чертенятами на малиновой материи.
Конечно, не следовало слишком дразнить Кантора и воспитателей, но и
притворяться чересчур послушным не стоило - это ведь тоже подозрительно.

К тому же сегодня был "гуманитарный" день, лекции по истории и литературе
читались не во внутренних классах, а в здании старой Классической гимназии,
на них сходились ребята из разных школ и училищ, где не было никакой формы.
И Ежики знал, что, отличаясь от лицеистов, он зато не будет выделяться из
основной разноцветной толпы.

Гимназия стояла в трех кварталах от лицейского парка, на маленькой площади
Наук с памятником Копернику. Серый камень, узкие окна, колонны, широкая
лестница ведет к входу. Обычно перед занятиями на лестнице пестрым-пестро:
и сидят, и скачут, и по-всякому играют... Но сейчас было еще рано. Ежики
ушел из лицея задолго до начала лекций, на ходу ухватил в столовой стакан
сока и кекс. Не хотелось никого встречать, ни с кем говорить. Вчерашнее
помнилось четко, однако уже без тоскливой тревоги. Была у Ежики надежда. И
ожидание. Что-то должно было случиться. Непонятно, что именно, однако - все
к лучшему. Он теперь не надеялся на какое-то особенное чудо: утро приносит
мыслям ясность и прогоняет сказки. И все-таки... Якорное поле есть. И те
ребята есть. И значит, что-то еще будет... Грустно было, но дрожала в этой
грусти капелька радости...

По краям гимназической лестницы на невысоких гранитных пьедесталах в давние
времена были поставлены бронзовые скульптуры. Справа - задумчивая тетенька
в широком и длинном, со складками, платье, в венке на волосах. Она сидела и
чертила веткой у своих ног букву "А". Скульптура называлась "Знание". У
складчатого подола приткнулись два голых пухлощеких пацаненка с
приоткрытыми ртами: постигали азы премудрости. На тетеньку и ее учеников
никто не обращал внимания.

Зато вторую скульптуру любили. Это была "Наука". Вздыбился бронзовый конь,
а на него пытается вскочить гибкий мальчишка с длинным шарфом за плечами.
Хочет оседлать и покорить Науку. Вцепился в гриву, закинул ногу, а другая
нога свесилась. Она совсем не высоко. И голая пятка мальчика блестит свежей
бронзой. Сильно стерта. Потому что многие школьники, когда бегут на уроки,
подскакивают и щекочут пятку. Считается, что, если пощекочешь мальчишку, он
поможет тебе не нахватать плохих отметок...

Ежики никогда не подпрыгивал и не тянулся к бронзовой пятке. Потому что не
хотел верить приметам, в которые верили другие лицеисты. Но мальчик на коне
ему нравился. Иногда казалось даже, что он чуть-чуть похож на Ярика. И
Ежики взглядывал на маленького наездника с симпатией. Взглянул и сейчас...

А внизу, у гранитного постамента, Ежики увидел другого мальчика -
настоящего. В белой блузе с красным откидным воротником. Небольшого - лет
восьми-девяти. Он сидел на ступенях, раскинув ноги в разлапистых сандалиях
с длинной, выше щиколоток, оплеткой. Сандалии были помидорного цвета.
"Гусенок лапчатый", - с неожиданной ласковостью усмехнулся Ежики. И
вспомнил опять Филиппа. Хотя нисколько, вот ни капельки не были похожи
Филипп и Гусенок. Этот - светло-русый, веселый. Что-то насвистывал и
жонглировал темными мохнатыми шариками.

На миг они встретились глазами. Ежики смущенно мигнул, прошел вверх.
Хотелось оглянуться и почему-то неловко было. И вдруг он услышал сзади:

- Ежики...

Замер. Обернулся рывком:

- Что?!



Мальчик стоял ниже на пять ступенек. Улыбался. Держал на ладонях два
крупных колючих каштана.

- Правда, как ежики? Все ладони мне истыкали.

Ежики молчал, по нему волной прошли досада и облегчение. А у мальчишки в
глазах за веселостью мелькнуло беспокойство.

Тогда, чтобы не обидеть, не испугать Гусенка, Ежики шагнул ниже, тронул
шипы каштанов.

- Ага... Где нарвал такие?

- Да на бульваре! - Он махнул назад волосами. - Сами нападали,
полным-полно...

И замолчали оба. Вдруг потупились.

Чтобы не молчать долго, Ежики спросил:

- А чего ты тут... сидишь один-то?

- А так... сижу... - Гусенок переступил помидорными лапами. Посмотрел на
бронзового наездника. - Прыгал, прыгал, чтоб до пятки его достать. Не
достал... - И глянул вопросительно.

- Ну, давай, - усмехнулся Ежики.

Мальчишка задрал подол широкой, как платьице, блузы, в карман мятых
шортиков безжалостно запихал каштаны, растопырил локти, чуть присел.

- Я сам прыгну, ты только подтолкни.

Ежики метнул его, пружинистого, легкого, над головой. Взлетел красный
воротник, волосы. Мальчик мазнул пальцем по блестящей бронзе. Приземлился
на корточки, вскочил.

- Теперь хорошо... Спасибо тебе. - И вдруг сморщился, засопел. Снова
вздернул блузу. - Царапается там...

- Конечно, дикобразы такие, - сказал Ежики. - Вытащи ты их...

Но Гусенок вытащил не каштаны. Из другого кармашка вынул, положил на ладонь
черный якорек.


...Тот самый?

По крайней мере, в точности такой же.

Рука у Ежики сама дернулась к якорьку. И так же дернулась - назад - ладонь
мальчика. Сжались пальцы. Ежики смущенно и сердито опустил руку. Гусенок
виновато улыбнулся, разжал кулак.

Ежики сказал насупленно:

- Не бойся.

- Я и не боюсь... Смотри, если хочешь.

Ежики тронул пальцем колючую лапку.

- Ты где его взял?

- Вчера нашел в парке, - охотно признался Гусенок.

Сердце у Ежики - бух, бух, бух...

- В каком парке?

- В нашем, лицейском...

"Спокойно, Ежики, спокойно... Кантор тогда стоял у окна, рукой махнул.
Выбросил?.. Подожди, надо по порядку. И не надо пугать маленького..."

- Разве ты в лицее учишься? Я тебя не видел.

- Я недавно... А тебя я видел, в столовой...

- А почему ты без формы?

- Ты вот тоже без формы, - с хитринкой заметил мальчик.

- Я ее терпеть не могу.

- А я... не знаю. Может, я тоже... Но пока мне ее просто не дали.

- А якорек... Ты нашел недалеко от угла, где спальное крыло?

- Да... Я играл там. Знаешь, где старый пень от дуба?

- Постой... Темно ведь было! Так поздно играл?

Гусенок слегка смешался:

- Ага... Ты не говори никому. Я там с фонариком бродил. Посветил под ноги,
а он лежит в траве.

- Из моего окна вылетел, - не сдержался, вздохнул Ежики.

У мальчика лицо стало огорченным и озабоченным. Набухла нижняя губа,
сошлись маленькие светлые брови.

- Не веришь? Я им вчера тоже исцарапался. Вот, смотри... И в кармане от
него дырки... - Ежики вывернул подкладку. - Видишь...

- Тогда бери, - печально сказал Гусенок. - Раз он твой...

Ежики протянул было пальцы. Не взял. Зачем? Главное, что якорек есть!

"Есть, есть, есть!" - радостными толчками отдалось в нем. А у кого якорек
хранится - не важно. Важно, что Ежики про себя знает: он был вчера на
Якорном поле! В самом деле был!

И хороший этот пацаненок в помидорных сандалиях пускай тоже радуется.

Ежики весело сказал известную считалку-поговорку:

Кто гребет -
Того и лодка,
Кто нашел -
Того находка,

- и добавил:

- Оставь себе.

Гусенок серьезно возразил:

- Находка - это если не знаешь, кто потерял. А я ведь знаю.

- Ну... тогда я его тебе дарю.

Мальчик мигнул, заулыбался.

- Да? Тогда ладно... спасибо. Это будет у меня "йхоло"...

"Йхоло" или просто "холо" - это маленький талисман, амулет для хорошей
жизни, для защиты от всего плохого...

- А я тебе тоже... - Гусенок с натугой вытащил из кармана каштаны, потом
еще что-то совсем небольшое. Спрятал в кулаке. - Это не в обмен, а тоже...
подарок. На...

В ладонь Ежики легла монетка. Он глянул и... не то чтобы вздрогнул, но
нервным холодком царапнуло спину.

"Та самая?.. Та, кажется, была сильнее потерта. Но как похожа!"


В какую бы пору ни жил человек - в каменном веке, в средневековье или в
эпоху космических полетов, он все равно верит в приметы. Ну, пускай не
каждый, но многие верят. Даже капитаны межпланетных десантных лодок и
крейсеров. А чего уж говорить о мальчишках... И Ежики порой горько
размышлял: уж не наказала ли его судьба за трусость? За то, что отдал тогда
монетку этим психам из Садового бункера.

"Но ведь она же не была йхоло! Я только думал сделать ее талисманом, но еще
не успел!"

...Этот маленький странный клад они с Яриком нашли, когда лазили в
подземный ход под остатками Квадратной башни у Земляного вала. Перебирались
там через низкую полуразваленную стенку, Ярик зацепил камень, тот скатился,
стукнул Ежики по ноге. Ежики ойкнул, сел на корточки и в метнувшемся луче
фонарика увидел монетки. Они кучкой лежали в похожем на блюдце углублении
ракушечной плиты, под нависшим каменным блоком.

Кто их здесь положил? В древности или недавно? Чьи монеты, каких народов и
времен?

Оказалось, что очень разных. Были - прошлого века, а были - черные,
неровные, с полустертыми фигурками кентавров и львов, наверно, тысячелетней
давности. Все небольшие, с ноготь взрослого мужчины.

Ежики и Ярик честно разделили находку в отряде Морских орлят. Себе оставили
только по одной монетке. Правда, взяли самые красивые. Разыграли их между
собой. Ярику досталась денежка с двухмачтовым корабликом. На кораблике -
раздутые пузырями паруса и длинные флаги. Ежики выиграл другую - с курносым
и лохматым профилем - явно мальчишечьим. Конечно, ему больше хотелось
кораблик, но жребий есть жребий. Да и мальчишка на монетке был ничего,
славный такой...

Вокруг мальчишечьего портрета (и вокруг кораблика тоже) тянулись латинские
полустертые буковки непонятной надписи. А на другой стороне обеих денежек -
никакой надписи, только число 10 и под ним отчеканен колосок с крошечными
зернами и усиками...

Через день после экспедиции (получив дома нахлобучку и прощение) показал
Ежики монетку маме.

- Ма-а, ты как думаешь, это кто?

- "Лехтен... стаарн", - с трудом прочитала мама. - Кажется, город такой,
очень старый. А мальчик... Возможно, это связано с легендами о Хранителях...

- О ком? О святых? - Ежики глянул хитровато. - Которых ты поминаешь?

Мама нередко говорила: "Святые Хранители, это что за ребенок!.. Великие
Хранители, я опаздываю на работу!.."

Мама растрепала Ежики волосы и сказала, что научилась этим словам у его
отца. Виктор Юлиус Радомир много знал о Хранителях. Это были люди, которые
в разные времена героически защищали свои народы, свои города, а то и
просто попавшего в беду человека. И случалось, отдавали за это жизни...
Потом таких людей объявляли святыми и даже строили в их честь храмы. К
сожалению, мама не знала подробностей. Историей религий она не
интересовалась и просто историей тоже. И видимо, это к лучшему. По крайней
мере, она не приходила домой с землей в волосах и драной одежде...

Ежики засопел: было нечестно возвращаться к старой теме, когда уже все
позади. Мама спохватилась, сделала все шуткой, потом взяла монетку на
ладонь.

- Славный мальчик... Ты его береги.


Ежики не сберег монетку. До сих пор горько и стыдно вспоминать.

...Когда самодельный бумеранг не вернулся к его ногам и улетел в заросли
дрока, Ежики бросился на поиски. Охая и чертыхаясь, продрался он сквозь
джунгли и оказался на квадратной, мощенной ракушечными плитками площадке.

Здесь он увидел тех.

Компания из пяти мальчишек сидела кружком, и старший держал бумеранг.

Ежики вырвался из кустов со скоростью, с разгона, и не сразу смог
остановиться. Подлетел прямо к сидящим. Все уставились на него. А старший
заулыбался - с нехорошим таким, с ненастоящим добродушием:

- Здрасте. Это что за исцарапанное чудо? - У него было длинное, в мелких
прыщиках лицо, щетинистая короткая стрижка и мокрые красные губы.

Ежики обомлел. Он был не простачок, знал, что всякие бывают компании. И
взрослые, и ребячьи. Не раз объясняли учителя и дикторы детских передач,
что "в них объединяются те, кто не хочет нормально жить в обществе
прогресса и благоденствия". Одни просто хулиганят от безделья, другие
что-то "глотают" или "курят травку", а есть и такие, кто ограбить может.
Мало того, ходили среди ребят слухи и о злодеях, которые поймают мальчишку
или девчонку и мучают ради своего удовольствия... В прежние времена таких
шаек было полным-полно, а сейчас, конечно, Охрана порядка прижала их
крепко. И все-таки...

До сих пор Ежики везло, в злые лапы ни разу в жизни он не попадал. Но
теперь, увидев компанию, сразу вспомнил все разговоры и слухи.

Было уже не до бумеранга, назад бы без оглядки. Но ослабели ноги, да и все
равно поймают в чаще.

А те смотрели с ухмылками. Разные были ребята - и такие, как Ежики, и
старше. И лица разные, но чем-то похожие. Выражением. И словно одинаково
припудренные серой пыльцой. Старшему было лет пятнадцать - волоски уже над
мокрой растянувшейся губой.

Лучась улыбками и прыщиками, предводитель встал:

- Охотишься, значит... А ну-ка, подойди, мой хороший...

Ежики сделал два слабеньких шага. Все равно не убежать.

- Не... я не охочусь. Я просто так бросал. - Голос каким-то противно
тоненьким сделался.

Предводитель сказал:

- Охотишься, охотишься... Все охотятся в этой жизни друг за другом. И
получается - сперва ты охотник, потом ты же добыча. Судьба - индейка, жизнь
- копейка... Копейки есть?

- Не...

- Если есть, отдай сам. А то проверим и... Жижа, что бывает тем, кто
говорит неправду?

Тощенький большеухий Жижа сидел по-турецки. Он поднял печальное треугольное
личико, сказал пискляво:

- Больно бывает... ой как больно, прямо даже нестерпимо.

Ежики испугался не боли. Испугался бессилия, зловещей неизвестности, чужих
грязных пальцев, которые вцепятся в него.

- Ребята, я... у меня только вот... - Он суетливо зашарил в кармане. - Но
на нее ведь ничего не купишь, она старая...

- Ну-ка, ну-ка... - Монетка перешла к предводителю. - Глядите, детки.

Мальчишки вскочили, застукались лбами над добычей.

- Фи, - сказал писклявый Жижа. - С голого петушка - ни пера, ни гребешка.
Тын, давайте его лучше почешем.

- Дурень, - отозвался предводитель Тын. - Это ан-тик-ва-ри-ат...

"Что же я наделал!" - ахнул наконец Ежики. Чуть не заплакал:

- Ребята, отдайте... Ну пожалуйста! Это же йхоло!

По всем законам отбирать йхоло было нельзя. Но этим оказалось наплевать на
честные правила ребячьего мира. Толстый сопящий мальчишка оглянулся на
Ежики.

- Нам-то что? Хоть йхоло, хоть... дуля с колом, - сказал он. Даже похлеще
сказал.

Но Тын оказался хитрее.

- Йхоло? А поклясться двумя кольцами можешь?

Ничего особенного не было в такой клятве. Надо сцепить правый и левый
мизинцы, потом дернуть, разорвать и сказать, глядя прямо в глаза тому, с
кем говоришь:

Если лопнут два кольца,
Буду гадом без лица.

Просто, зато железно. Редко кто мог под такой клятвой схитрить. Это уж если
совсем никакой совести и стыда перед собой нет.

Ежики пробормотал:

- Кто по пустякам такие клятвы дает...

- Йхоло разве пустяк? А?

Поймал его Тын! И смотрел, ухмыляясь.

Монетка не была еще йхоло. Чтобы вещь стала таким талисманом, надо ее
поносить с собой, привыкнуть. А потом подержать в кулаке над пламенем
настоящей свечки - до тех пор, пока терпит рука. Вот тогда - йхоло... А
Ежики еще не успел. Он и забормотал про это - умоляюще, с плаксивой ноткой.
И безнадежно...

- А обманывать нехорошо, - ласково перебил Тын. - Жижа, что бывает тем, кто
обманывает?

- Ой, что бывает!.. - с готовностью запищал Жижа. - Ой, даже совсем
ужасно...

Двое ухватили Ежики за локти, один - за плечи и уперся коленом ему в
поясницу. А мерзкий Жижа присел, стиснул ему клейкими ладонями щиколотки.
Ежики понял, что пришел в жизни миг отчаянной битвы. Насмерть! Он рванулся
с такой яростной силой, что все четверо отлетели кто в кусты, кто на камни.
Отскочил и Тын. Округлив рот мокрой буквой "О".

Враги полежали, отдохнули и, пригибаясь, начали подбираться. Отчаяние
гудело в Ежики...

- Сто-оп, - вдруг сказал Тын. - Мальчик-то не прост...

Ежики метнулся, схватил с камней бумеранг.

- Храбрых мы уважаем, - задумчиво сказал Тын.

Ежики выдохнул:

- Отдавайте монету...

- Ну уж, так сразу... Ты ее сам отдал. Теперь за монету выкуп.

- Какой?

- А такой... Да не маши загогулиной то. Если надо будет, все равно скрутим
и причешем. Лучше слушай. Три дня будешь приносить нам дань. Подарки. Потом
отдадим твою деньгу... Идет?

Куда деваться-то? Ярость и сила уже оставили Ежики. Он понуро кивнул.

- Колечками пусть поклянется, - предложил один из мальчишек. Тын возразил: