ы, а оставшиеся не знают, на какую лапу ступить,  следует
действовать.
   Мил прыгнул с места, не готовясь. И это  была  его  первая  ошибка.
Неподготовленный прыжок всегда обречен на неудачу. Говоря человеческим
языком.  Мил  не  произвел   предварительных   расчетов.   Его   тело,
неподготовленное, взвинченное в неподходящий момент, задело за толстую
лиану, скрытую до того листьями, сбилось с траектории и рухнуло  прямо
к ногам ошарашенных мутантов.
   Милу  повезло.  Вернее,  ему  повезло  даже   два   раза.   Мутанты
растерялись от неожиданности. А когда поняли, что  нападающий  один  и
его легко завалить, тем более он и так валялся на земле с задранными к
небу лапами, подоспела помощь.
   Альвареза задержался. Он ждал от Мила сигнала. И когда  тот,  сломя
хвост,  ломанулся  вперед,  нарушая  все  законы  засады,   орангутанг
запаниковал. Впрочем, это длилось недолго. Альвареза,  видя,  в  какое
неприглядное положение попал Чокнутый, решил действовать  внаглую.  Он
дико заорал и, ломая ветки, вывалился на тропу. Единственное, что  его
отличало от Чокнутого, - то, что обезьяна  стояла  на  лапах  и  могла
свободно общаться с мутантами. Но единственное, что он успел, так  это
выругаться, когда  на  него  и  Мила  навалилась  куча  мутантов.  Уже
задыхаясь под грудой тел, чувствуя цепляющиеся за  шкуру  чужие  руки,
Альвареза  подумал  о  том,  что,  наверное,  он  был  плохим   другом
Чокнутому, раз не смог уберечь его от смерти.
   Старые  жители,  не  понаслышке  знающие  все  мудрости   джунглей,
говорят: "Важно не то, как ты ловок и силен.  Важно,  как  часто  тебе
везет на охоте". Судя по всему, Чокнутому и на  этот  раз  повезло  по
принципу "на новенького". На какое-то время внимание  мутантов  отвлек
вопящий Альвареза, который, применяя  все  известные  ему  запрещенные
приемы, буквально изводил Проклятых.  Если  бы  кто  сумел  произвести
краткий обзор нанесенных им увечий, то,  без  сомнения,  удивился  бы.
Кроме  стандартных  укусов,  царапин  и  небольших  увечий,  Альвареза
умудрился откусить чье-то ухо, выдавить пару глаз.  Ко  всему  следует
прибавить  незаживающие  моральные  раны  от  устных  оскорблений,  на
которые данный представитель великих джунглей был особый мастер.
   Так что в тот момент, когда Проклятые вполне  осознали  серьезность
намерений Мила и орангутанга, сам Мил пришел в себя и теперь находился
в более приемлемом положении, нежели на спине, с задранными  лапами  и
подставленным для  всеобщего  обозрения  белым  пузом.  Мила  даже  не
смущало то обстоятельство, что  на  нем,  как  на  последней  грузовой
кляче, восседало не менее четырех мутантов,  которые  старательно  его
покусывали, пощипывали и вообще, стыдно сказать, щекотали.
   Мил, придя в себя, занялся делом, которое любил однозначно.
   Драка. Что может быть прекраснее этого животного проявления чувств.
Когда ощущаешь, как дрожит все внутри,  как  гулко  дергается  сердце,
норовя выскочить из положенного ему природой места. Проносящиеся мимо,
и не всегда мимо лапы с распущенными веером когтями. Оскаленные морды,
которые так  и  норовят  приблизиться  поближе  и  сделать  что-нибудь
неприятное. А когда удается нанести точный удар, как ликует душа.  Как
поет  она!  Листья   перемешиваются   с   комьями   земли.   А   земля
перемешивается с кровью и выдранными клоками шерсти. И листья, и кровь
становятся пурпурными от этой крови. Славьтесь джунгли! Для вас льется
кровь.
   Альвареза просунул морду сквозь навалившихся на  него  мутантов  и,
хрипя, крикнул:
   - Сваливаем!
   Собственно, Мил и не был против. Любая задержка  на  тропе  грозила
неминуемой гибелью. Вокруг  слишком  много  мутантов,  которые  быстро
сообразят, что та группа, которая, вопя что есть мочи, разбегается  по
джунглям, всего лишь приманка. Сообразят и  направят  свои  колченогие
лапы к жителям. А это неприятно.
   Мил стряхнул с себя мутантов, одновременно распоров кому-то  брюхо,
скакнул в сторону, освобождая себе место, и быстро огляделся.
   Орангутанг,  изрядно  потрепанный,  но  все  еще   полный   сил   и
нездорового  энтузиазма,  сносно  отбивался.  Ириза,   старая   Ириза,
ругаясь, приводила в сознание не ко  времени  свалившуюся  без  чувств
Шейлу.
   Ситуация, прямо сказать, не слишком привлекательная.  Если  молодая
пантера так и будет валяться на тропе, все дело, вся  кровь  прольется
насмарку.
   Мил одним прыжком оказался рядом с пантерами, почти грубо оттолкнул
Иризу и, коротко размахнувшись, всадил лапу в  грудную  клетку  Шейлы.
Проверенный способ приводить в себя обморочных девиц.  Немного  трудно
становится дышать, но голова начинает соображать на удивление четко  и
ясно.
   Шейла дернулась, захрипела, пытаясь втянуть в легкие воздух, и дико
закрутила глазами.
   - Бежать можешь? - У Мила не было времени на лирические  разговоры.
Все потом. И "здравствуй", и "пожалуйста".
   Шейла коротко кивнула.
   - Тогда быстро в джунгли. В сторону звезды. Там ждут.
   - А ты? - Шейла, как и любая другая пантера, уже выполняла  приказ,
полученный от вожака. Сказано бежать - значит, бежать.
   А Чокнутый только улыбнулся, показывая, что  у  него  все  будет  в
порядке. Улыбнулся и бросился в кучу, в которой возился Альвареза.
   Уже петляя между вьющихся лиан  и  переплетенных  корней  деревьев,
Шейла подумала о том, что Чокнутый такой же, как и все  самцы.  Первым
делом почесать лапы да попробовать на крепость свой череп, а уж  потом
ласковые  слова  и  нежные  взгляды  для  самок.  И  собственно,   это
замечательно. Потому что Шейла вряд ли поняла бы  Чокнутого,  если  бы
тот побежал с ними, оставив орангутанга умирать одного на тропе.
   Но Альвареза в  это  время  и  не  собирался  кончать  жизнь  самым
нескромным образом - под лапами мутантов. Что и  говорить,  пантера  и
орангутанг, собравшиеся вместе и объединенные  единой  целью,  это  не
пара идиотов шакалов, решивших порадовать свои подленькие и ненасытные
желудки свеженькой носорожинкой. Отбиваясь, огрызаясь и отцарапываясь,
два товарища, если не сказать напарника, отходили в джунгли, прикрывая
бегство пантер. Собственно, трудной работой назвать это  было  нельзя.
Мутанты,  которым  поручили  сторожить  пленниц,  в  настоящее   время
занимались не  своей  работой  и  справедливо  полагали,  что  незачем
понапрасну лишаться отдельных частей тела ради тех, кого уже  вроде  и
нет в обозримом видимом пространстве.
   Поэтому, когда минут  через  десять  мутанты  повернули  обратно  к
тропе,  подбирая  по  дороге  раненых  и   мертвых,   Альвареза   даже
расстроился.
   Высоко подпрыгивая, колошматя себя в грудь огромными окровавленными
кулаками,  он  нещадно  ругался,  клеймя  Проклятый  народ  нехорошими
словами и труднопереводимыми словосочетаниями.
   А Мила в это время беспокоил  совершенно  другой  вопрос.  Какой-то
несознательный мутант во время драки уцепился  зубами  за  его  хвост,
провисев так на нем порядочное время.  Милу  даже  пришлось  несколько
метров проволочь его по джунглям, пока мутант не  врезался  головой  о
дерево и не отцепился сам. Теперь  же,  помня  то  нехорошее  чувство,
которое он испытал, глядя на  подпаленный  хвост  Ночного  Роджа,  Мил
старательно вертелся на  месте,  пытаясь  рассмотреть  свой  хвост  до
мельчайших подробностей. Не очень-то хотелось появляться  в  лагере  с
ободранным, а то и хуже, с оторванным хвостом. За последнее время  он,
Мил, даже привык  к  этому  длинному,  на  первый  взгляд  не  нужному
атавизму. Мушек там погонять, в носу пощекотать. Да и места  некоторые
срамные вполне сносно прикрывает.
   - Да нормально все. - Альвареза к этому времени успокоился и сидел,
опустившись на корточки. Правильно, ему-то волноваться не о  чем.  Вся
красота величиной с половину банана. Да и то надкусанного.
   - Ага, - успокоился Мил, перестал вертеться и успокоенно  вздохнул.
Пошаря  глазами  по  сторонам,  мало  ли  что,  убедился  в  спокойной
обстановке. Потом Альварезе: - Ну и как?
   - А никак. -  Альвареза  был  теперь  само  спокойствие.  Его  мозг
тщательно прокрутил сцену  нападения,  взвешивая  и  оценивая.  -  Что
задумывали, то и сделали. Без существенных потерь.
   Они потрусили в сторону точки сбора. Молча, не разговаривая и  даже
не перебрасываясь многозначительными взглядами.
   Все очень просто. Такое случается очень  редко  в  джунглях.  Очень
редко. Два жителя, совершенно из разных  стай,  разные  характерами  и
привычками, стали чувствовать друг друга  без  взглядов  и  слов.  Они
стали одной командой. Они  стали  настоящими  друзьями.  Хотя  джунгли
раньше, еще до появления Чокнутого, даже и не  знали,  что  это  слово
обозначает.
   Ночь в джунглях. Время, когда под мерцающими звездами,  далекими  и
недоступными, происходят порой странные вещи. Время, когда подавляющее
большинство сознательных жителей,  уткнув  нос  в  мохнатую  лапу  или
скрывшись в глубоких норах, набираются сил для следующего дня.  Время,
когда только самые неугомонные, не в силах успокоить урчащий  желудок,
рыщут среди вековых зарослей и переплетений  лиан  в  надежде  вежливо
поприветствовать такого же неугомонного.
   Изредка в ночи сквозь прохладный воздух с легкими порывами ветерка,
доносится то радостный, то жалостливый крик. Это  значит,  что  где-то
там,  за  шепчущими  ручьями  или  игривой  рекой,   встретились   два
одиночества, которым не спалось в эту прекрасную летнюю ночь.
   Шейла не относила себя ни к тем, ни к другим. Просто ей не спалось.
С тех пор как она вернулась в лагерь, происходило нечто странное,  что
не поддавалось ее пониманию. Шейлу смущало отношение к ней  Чокнутого.
Со времени событий на тропе он так ни разу и не подошел к ней. Он даже
избегал ее. И во время случайных, а иногда и нет, встреч Чокнутый,  не
глядя ей в глаза, вилял хвостом и, ссылаясь на массу  неотложных  дел,
моментально исчезал из поля зрения. Шейла никак не могла  понять,  что
происходит.
   Может быть, причина в том, что все чаще за  спиной  у  Чокнутого  и
Шейлы стали раздаваться незлобивые  разговоры  о  том,  что,  согласно
законам  джунглей,  самка  должна  всецело  принадлежать  тому  самцу,
который добился ее в жестокой  схватке?  Но  Чокнутый  лишь  спас  ее,
Шейлу. К тому же, если на то пошло, в законах нет ничего постыдного, и
она, потомок пантер, с удовольствием...
   От раздумий, приятных раздумий, ее оторвал голос отца. И  ему  тоже
не спалось.  Потому  что  и  до  него  доходили  кое-какие  разговоры.
Поначалу Квар воспринял это как шутку, причем  весьма  злую.  Где  это
видано,  чтобы  его  дочь,   молодая   самка   могущественного   рода,
принадлежала безродному, неизвестно откуда взявшемуся чужаку.  К  тому
же еще и альбиносу. Стыд и срам на все Великие джунгли! Осмеют на  все
века. Квар бесился, ругался, но вскоре успокоился. Он был стар и  мудр
и понимал, что вся его злоба - это просто страх разлуки с дочерью. Его
кровинка, его Шейла, та, которую он лелеял и  берег,  будет  мурлыкать
ласковые песни другому? Смешные страхи. Если  уж  кто  и  достоин  его
дочери, то только Чокнутый. Пусть и альбинос, но зато  герой,  не  раз
доказавший свою преданность его становищу.
   - Страдаешь? - Квар примостился рядом  с  Шейлой.  Иногда  староста
ловил себя на мысли, что не знает, о чем говорить  с  дочерью.  Другие
времена, другие нравы. А может быть, просто не  мог  передать  словами
всю свою любовь к этой черной красавице,  которая  навсегда  останется
для него несмышленым котенком.
   Шейла промолчала. Она немного злилась на отца, прервавшего ее мысли
на самом приятном месте. Но злость быстро ушла. Сейчас  ей  нужен  был
кто-то, с кем можно поделится своей печалью. Или бедой. Шейла еще сама
не знала - что это. Старая Ириза на  ее  вопросы  только  смеялась  да
говорила  о  времени.  Подруги  по  становищу  были  далеко,  так  что
оставался только отец.
   - Чокнутый теперь герой, - обращаясь словно к себе, сказал Квар.  -
Весь лагерь только и говорит о его поступке.  В  джунглях  мало  можно
найти таких жителей, которые рискуют своей шкурой  ради  кого-то.  Все
больше каждый за себя. На словах-то мы все - герои. А на деле...
   Шейла молчала. Ей нравилось слушать про Чокнутого.
   - Слышала, что вокруг говорят? - без всякого перехода спросил Квар.
   Пантера кивнула  и  опустила  голову.  Не  от  стыда;  пантерам  не
свойственно это чувство. Просто она не хотела,  чтобы  отец  видел  ее
довольную улыбку.
   - То-то и оно, что слышала, - продолжил  Квар.  -  Ты  ведь  и  про
законы наши знаешь, поди? Можешь и не отвечать. Вижу - знаешь. И закон
прав. Я ведь за твоей матерью сколько бегал. А там желающих и без меня
было  предостаточно.  Пришлось  в  честной  драке,  зубами  и  когтями
доказывать, что она принадлежит мне. Доказал. Потому что такой  закон.
Так и тут. Да что ты молчишь, словно рыбешка безмозглая?  Сама-то  что
думаешь?
   Квар специально чуть повысил  голос,  иначе  Шейла  от  услышанного
может и в землю мордой уткнуться. Пусть отвечает, не маленькая.
   - Да он от меня как от чумной прячется. - Шейлу прорвало, и  теперь
чуть ли не со слезами на больших красивых глазах она решила выплеснуть
все, что накопилось у нее за эти дни. - Я к нему - он от меня.  Я  его
уже и у водопоя поджидала, и у норы. А он... Что я ему сделала?
   Интересный вопрос.
   Квар даже и не знал, что ответить. Выходит, что этот альбинос, этот
герой новоявленный, от его, вожака стаи черных  пантер  Квара,  дочери
бегает? Не по нраву? Вскружил морду кошке, а теперь в  кусты?!  Ну  уж
нет.
   - Дурак он, дочь! - сказал - как отрезал. Вскочил на лапы и, уже не
слушая причитания Шейлы о бессонных ночах да  песнях  под  звездами  и
прочей мути про это, скачками бросился к норе Чокнутого.

x x x

   У Мила болел живот. Днем он поддался на уговоры Бобо и налопался от
души меда. Штука вкусная и весьма полезная, но в предельно  допустимых
дозах. Мил этих доз не знал  и  теперь  каждые  десять  минут  выбегал
подышать свежим  воздухом  где-нибудь  в  сторонке.  И  было  донельзя
обидно, что Квар перехватил его именно  в  тот  момент,  когда  Мил  в
очередной раз собирался на прогулку.
   - Постой, милок! - Квар перегородил грудью дорогу. - Разговор есть.
   - Пять минут, всего пять минут. -  Мил  попробовал  протиснуться  к
выходу, но ничего не получилось. Квар оказался стоек как скала.
   - Нет у меня пяти минут. - Старая пантера решила  немного  повысить
голос.  Самое  действенное  средство  для  зарвавшихся  белых  пантер,
которые разучились уважать стариков. - Нет у  меня  пяти  минут.  И  у
Шейлы нет пяти минут!  Я  тебя.  Чокнутый,  уважаю,  но  ты,  стервец,
ответь: зачем Шейлу мучаешь? Кошка по нему сохнет, а  он  вид  делает,
что ничего не происходит. Весь лагерь, все джунгли видят, а он -  нет!
Спас ее? Спас. Должен, стало быть, обзавестись с ней на пару,  образно
говоря, семейным гнездом. Вот.
   На этом все красноречие Квара иссякло. Все сказано, все доведено. И
теперь слово за Чокнутым.
   А у Мила почему-то перестал болеть живот. Вообще-то не перестал, но
красноречивая тирада Квара эту боль заглушила.
   Значит, об этом говорят все джунгли. Черт возьми. С джунглями он бы
справился. Но об этом говорит и сам Квар, эта серебристая от  прожитых
лет пантера. Которую  он  уважает.  И  которой  не  хочется  добавлять
серебряных волосков на шкуре.
   Когда Мил спасал Шейлу и Иризу, он меньше всего думал о том,  какие
в джунглях законы. Разве это не нормально, спасти находящихся в  плену
пантер? Одна из них его спасла,  и  он  возвращал  долг.  А  вторая...
Вторая... Шейла была просто... Ну, в общем, она ему  не  то  что  была
небезразлична, а...
   - Ты будешь отвечать? - Квар наседал и требовал ответа.
   Здесь Мил сдался:
   - Хорошо, Квар. Я отвечу. И ответ  этот  будет  окончательным.  Мне
очень нравится Шейла. И очень нравитесь вы все...
   - Я о Шейле, - перебил Квар.
   - Я тоже. И я даже могу допустить, что если бы я был из вашей стаи,
то отдал бы все, что имею, в том числе и жизнь, ради  нее.  Но  пойми,
Квар, в душе я остался человеком. Пришельцем. Ты это понимаешь, Квар?!
Пришельцем! Я мыслю  как  Пришелец.  У  меня  память  Пришельца.  Свои
ценности и эталоны. Привязанности, наконец.
   - Да, но... - Квар был растерян. Квар был оглушен. Все, что говорил
Чокнутый, было чистой правдой. Как он, старый и безмозглый  дурак,  не
понял этого раньше? Чокнутый был и останется Пришельцем. Даже в  шкуре
белой пантеры.
   - Мне больше нечего сказать. - Мил старался  не  смотреть  в  глаза
большой  кошке.  Квар  должен  теперь  ненавидеть  его.  Ненавидеть  и
презирать.
   Но мудрость джунглей безгранична. Те, кто живет под звездой, дающей
планете тепло и свет, могут многое понять и постичь. И нет хвалы тому,
кто озлобится против сородича или брата.
   Квар тихо покачал головой. Пропала злость, пропало страшное желание
заставить Чокнутого извиняться перед Шейлой. Все встало на свои места.
В джунглях много самцов, настоящих самцов,  которые  почтут  за  честь
сразиться за его дочь. А Чокнутый... Пусть так и остается Чокнутым.
   - Она должна знать. - Квар уже повернулся спиной к Милу и собирался
уйти. - Может, ты сам скажешь ей?
   Мил молча покачал головой. Сдирай с него хоть три шкуры, но  он  не
сможет повторить то, что сейчас сказал Квару, Шейле. Он слишком...  Он
попытался найти то слово, которое описывает его  отношение  к  молодой
пантере, но не смог.
   И может быть,  только  ветер,  случайно  залетевший  в  этот  тихий
уголок, понял, о чем подумал Чокнутый. Джунгли мудры  и  видели  много
влюбленных  на  своих  бескрайних  просторах.  Даже  если  ты   мелкая
бездумная букашка или неторопливый Плавающий В Воде,  в  твоем  сердце
рано или поздно родится то чувство, которое все  в  джунглях  стыдливо
называют инстинктом продолжения рода. А если проще - любовью.
   Квар, не успевший сделать и пары шагов, неожиданно оказался  сбитым
с ног влетевшим жителем.
   - Странники вернулись! Странники!
   Мил, не обращая больше внимания ни  на  Квара,  ни  на  бурлящую  в
животе медовую тоску, бросился к выходу.  Серые  странники  вернулись.
Это хорошая новость.
   У выхода он замедлил ход и, обращаясь к Квару, сказал:
   - Будет лучше, если Шейла ничего не будет знать о нашем  разговоре.
Пусть пройдет немного времени. Я или умру, или скажу все сам. Хорошо?
   На этот раз молча кивнул Квар. Так  действительно  будет  лучше.  И
вообще, пусть молодежь разбирается сама. Вполне довольный,  что  нашел
для себя успокоительное решение, староста затрусил следом за  Чокнутым
взглянуть на  отряд  странников,  которые  совершали  набег  на  город
Пришельцев.
   Ночной Родж лежал на пригорке, зализывая царапину на лапе. Досадная
рана, полученная по глупости.
   Операция в городе Пришельцев прошла на удивление легко и без особых
осложнений. Ночью он и еще четверо из серых странников  пробрались  на
территорию города.  К  удивлению  Роджа,  он  не  встретил  ни  одного
часового или что-либо напоминающее охрану. Беспечность Пришельцев  его
просто поразила. Или  они  посчитали,  что  после  достойного  отпора,
нанесенного  месяц  назад  небольшому  отряду  жителей,  у  них   есть
достаточное основание для спокойствия?
   Поплутав по ночному  городу,  они  достаточно  быстро  отыскали  то
место, где, по словам  Чокнутого,  могло  находиться  интересующее  их
оружие. Этим местом оказалась странная круглая скала высотой с хороший
баобаб. Именно здесь возникла  небольшая  заминка.  Как  оказалось,  в
городе существовали те, кто в эту темную ночь не спал.
   Родж недовольно заурчал, вспоминая этих  чудных  тварей.  В  первое
мгновение, когда он увидел их, Родж подумал, что  встретил  незнакомых
странников,  но  тут  же  отбросил  данную  мысль,  обозначив  ее  как
невозможную.  Во-первых,  незнакомые  серые  странники  -  понятие   в
джунглях невозможное. Ночной Родж знал всех странников