ованными ногтями, больше похожими на когти, только царапнули по
задней стенке пассажирской кабины.

Между тем аппарат, натужно завывая двигателем, продолжал разгоняться. По
самым скромным прикидкам его скорость уже перевалила за тридцать пять миль
и все еще продолжала расти. И к следующему повороту они подъехали, имея
практически ту же фору, что и при старте. По-видимому, преследователи
поняли, что добыча ускользает, и, резко затормозив, выхватили игольники.
Пока неустойчивый экипаж, повизгивая шинами, закладывал вираж, стараясь как
можно быстрее вписаться в поворот, по задней стенке пассажирской кабины
забарабанили иглы. На счастье беглецов, водитель электрорикши приспособил
щель между пассажирским сиденьем и задней стенкой под микрокладовку для
разного хлама типа запасных дисков, листов пластика для латания кузова и
еще черт-те чего. Поэтому гулкие хлопки игл, разрывающих пластик на уровне
поясницы, только напугали опасных пассажиров. Но для водителя это оказалось
последней каплей. Повернув, он резко затормозил и, обратив к пассажирам
испуганное, но от этого не менее злобное лицо, заорал:

- А ну выметайтесь!

Христианин вздрогнул, облизал пересохшие от страха губы и попытался что-то
сказать, но Карим не дал ему произнести ни слова. Он тычком выкинул своего
товарища по несчастьям на мостовую и, вывалившись сам, рванул к двери
ближайшего духана, напоследок крикнув водителю:

- Гони!

Тот испуганно дернулся и, не сообразив, что для него самого гораздо
безопаснее было бы остаться на месте и, дождавшись преследователей, указать
им, в какую сторону побежали те двое, снова надавил на гашетку.
Электрорикша взвыл и, приподняв переднее колесо, прянул по улице. А спустя
мгновение из-за поворота на хорошей скорости выскочили преследователи. Но
Карим с христианином этого уже не видели. Проскочив через наполненный
душными испарениями зал, они, не останавливаясь, залетели на кухню,
пробежали между плитами и, повинуясь интуиции Карима, который сразу
определил, где расположена задняя дверь, вылетели на соседнюю улицу. На их
счастье, в двух десятках шагов, у желтого знака остановки, дремал очередной
электрорикша. Бывший чахванжи на мгновение замер, придержав рукой опять
чуть не влетевшего ему в спину христианина, бросил взгляд вдоль улицы, а
затем быстрым шагом, чтобы создать у окружающих впечатление человека,
просто несколько торопящегося по своим делам, подошел к экипажу и, помогая
себе руками (ушибленная нога разболелась просто ужас), забрался в салон:

- Свободен?

Водитель что-то буркнул себе под нос и кивнул. Духанщик махнул рукой
приплясывающему от нетерпения старику и, приняв позу солидного человека,
негромко бросил:

- В порт. И побыстрее, я тороплюсь. Водитель всколыхнулся и, покосившись на
шустро забравшегося в пассажирскую кабину христианина, надавил на гашетку.
Аппарат взвыл и тронулся вперед, неторопливо набирая разрешенную скорость.
А духанщик откинулся на спинку сиденья и стиснул кулаки, чтобы унять
предательскую дрожь пальцев. Рядом замер старик, напряженно уставившись в
зеркальце заднего вида. Они успели доехать до самого поворота, но
преследователи так и не появились. Похоже, им снова удалось ускользнуть.
Пока. Но что делать дальше, ни один из них не представлял.

К вечеру они добрались до противоположной стороны ограждения, отсекающего
район действующих пакгаузов от трущоб. Карим едва тащился, с трудом
подволакивая распухшую ногу, старик выглядел еще хуже. Он настолько
выдохся, что с трудом переставлял ноги, едва поспевая за своим ковыляющим
спутником. По всему выходило, что их бега подходят к своему логическому
концу. У них не было ни единой монеты (куль с пожитками и пояс с деньгами
где-то потерялись). Одежда, после столь бурной погони, изрядно обтрепалась,
а кое-где просто висела клочьями. И обоим, скорее всего, требовалась
серьезная медицинская помощь.

Духанщик наконец доковылял до маячившей впереди, как Медина перед
Магометом, опоры кольцевого монорельса и, привалившись спиной к массивной
бетонной конструкции, осторожно сполз на землю, аккуратно вытянув больную
ногу. Спустя полминуты рядом рухнул старик, не утруждая себя заботой о
собственных органах. Некоторое время они молчали, потом христианин со
стоном повернул свою взлохмаченную голову к Кариму и с надрывом спросил:

- И что теперь?

Духанщик повел плечом:

- Теперь будем ждать, что раньше - сами сдохнем или они нас найдут.

Старик несколько мгновений разглядывал своего спутника, а затем отвернулся
и, вцепившись дрожащими руками в выщербину в бетоне, начал вновь
подниматься на ноги. Карим удивленно вскинул брови:

- Ты куда? Христианин набычился:

- Надо идти.

- Куда?

- Куда угодно. Пусть я сдохну, но им не достанусь. Я больше не хочу
заниматься тем, чем они меня заставляли.

Карим покачал головой:

- Ну, положим, в таком состоянии даже они вряд ли смогут заставить тебя
сделать хоть что-нибудь.

Старик оторвал одну руку от опоры и, посмотрев на свои дрожащие пальцы, все
в ссадинах и запекшейся крови, страдальчески сморщился:

- Это все чепуха. Сорок часов в регенерационной камере, и... - Не закончив
мысль, он оторвался от опоры и, качнувшись, двинулся в сторону посадочного
поля. Духанщик проводил его взглядом и, ощутив прохладу бетона, прикрыл
глаза. Он не собирался никуда уходить. С него было достаточно.

Но тихо умереть ему так и не дали. Спустя пять минут с той стороны, куда
ушел старик, послышались громкие крики и веселый хохот. Карим поднял
голову: христианину не повезло, он так и не успел добраться до ограждения
посадочного поля. А может, его сняли уже с забора. Во всяком случае, сейчас
он беспомощно ковылял перед двумя молодчиками, одетыми в форму охранников,
один из которых время от времени подпрыгивал на одной ноге и поддавал
старикашке пинка, отчего тот через раз опрокидывался на землю. Но мордатый
не давал ему особенно разлеживаться, а парой добрых тычков под ребра вновь
поднимал старика на ноги. Все это сопровождалось веселым хохотом второго.
Карим скривился. Эта картина отнюдь не добавила ему хорошего настроения, но
он так устал. К тому же нога совершенно распухла, и любое шевеление
отдавалось острой режущей болью в паху и пояснице. Так что если бы эта
гнусная процессия проследовала мимо, он проводил бы ее равнодушным взглядом
и возблагодарил Аллаха. Но такой удачи Аллах ему не послал. Самый смешливый
из охранников внезапно остановился и, кивнув в сторону бывшего чахванжи,
удивленно произнес:

- Эй, а это кто?

Экзекутор, который в очередной раз пинком свалил христианина на землю и
сейчас как раз обрабатывал ему ребра, оставил это увлекательное занятие и
развернулся в сторону, в которую указывал напарник:

- Ух ты, еще один сын змеи и шакала. - Он вразвалочку подошел к Кариму и
несколько мгновений рассматривал его брезгливым взглядом, а затем, растянув
губы в радостной улыбке, неожиданно пнул духанщика по больной ноге: - А ну
встать!

Карим взвыл и повалился на бок:

- Что ты делаешь, щенок!

- Что? - Охранник обиженно выпятил губу. - Ты еще обзываться... - И он,
мстительно скривившись, наступил на больную ногу всем своим весом. Но
бывший чахванжи имел слишком большой опыт выживания, чтобы сдаться вот так,
без борьбы. Невероятным усилием воли он выдернул будто закипевшую от боли
ногу из-под ступни этого кретина, а затем протянул руку и, захватив
злосчастную ступню, резко вывернул ее вниз. Не ожидавший подобного развития
событий охранник взвыл и рухнул на Карима, причем так, что шейный отдел его
позвоночного столба оказался в пределах досягаемости сильных рук бывшего
чахванжи. Удар! И сквозь стиснутые зубы незадачливого охранника на землю
выплеснулся шматок густой крови. А в следующее мгновение в руках Карима
непонятно каким образом оказался игловой шокер, дуло которого было
направлено в грудь второго стража. Вернее, откуда взялся шокер, как раз
было понятно - из кобуры трупа, но вот когда этот толстый тип с зеленым от
боли лицом успел его достать - оставалось загадкой.

Охранник замер. И тут откуда-то со стороны оставленного ими района
развлечений послышался знакомый хлопок и тихое шипение клапана сброса
давления. Охранник начал медленно заваливаться назад. Старик,
воспользовавшийся моментом для того, чтобы просто полежать на нагревшемся
задень покрытии, резво пополз вперед, под защиту опоры, смешно загребая
ногами и виляя оттопыренным задом. Бывший чахванжи, забыв о больной ноге,
перевернулся на бок и, откатившись к краю опоры, осторожно бросил взгляд в
сторону, откуда раздалось шипение. Преследователь несся как атакующий танк.
Он был уже в дюжине шагов и не собирался снижать темп. Карим чисто
инстинктивно, не успев даже подумать, чем ему это грозит, выбросил руку
вперед и дважды нажал на спуск. А затем вывернул голову и рявкнул
христианину:

- Беги!

Тот мелко закивал и, привстав на четвереньки, припустился по дорожке с
такой скоростью, что стороннему наблюдателю (если бы таковой оказался
поблизости) могло показаться, будто он является свидетелем вечерней
(вернее, уже ночной) тренировки серьезного претендента на звание чемпиона
по бегу на четвереньках по пересеченной местности. А духанщик вновь вытянул
руку и, прищуря левый глаз, прицелился в следующую неясную фигуру,
стремительно приближающуюся к его опоре. Эти ящероголовые твари, несмотря
на присущую им просто потрясающую силу и скорость, все-таки показали себя
редкостными тупицами. И днем, когда всем скопом устремились в погоню за
разогнавшимся электрорикшей, и сейчас. Ну чего им стоило собраться у
предыдущей опоры, отрядить несколько человек в огневое прикрытие с задачей
не дать чахванжи высунуть носа, а еще четверым обойти его по широкой дуге.
Но они перли напролом. И это давало Кариму прекрасный шанс вновь за столько
лет показать свое недюжинное стрелковое искусство. Хотя в конечном счете он
все равно был обречен. Парализационный разряд шокера был рассчитан таким
образом, чтобы обездвижить человека минут на десять, но эти твари явно были
намного крепче людей. Во всяком случае, первый из повалившихся уже
подергивал руками, показывая, что он вот-вот уже будет в состоянии
подняться. А игл в картридже шокера оставалось все меньше и меньше.

Карим на мгновение прервал стрельбу и бросил взгляд через плечо.
Христианина уже не было видно. Путь до ограждения посадочного поля он
преодолел раза в четыре быстрее, чем полчаса назад. Карим осклабился и
вновь нажал на спуск. Что ж, пусть эта его пальба никак не отвратит
неизбежного конца, но все-таки старик проведет на свободе лишние полчаса.
На столько-то у него игл хватит. А может, Аллах пошлет христианину весьма
предпочтительную для него в этой ситуации смерть... Уж на это-то
покровитель правоверных вполне мог для христианина расщедриться.

В этот момент что-то мелькнуло, и на бывшего чахванжи рухнули два массивных
тела. Оказывается, эти твари были не такими уж и тупыми. Пока большая часть
имитировала лобовую атаку, двое обошли его сверху, по кромке монорельса.
Карим дернулся, попытавшись достать нападающего рукоятью шокера, но его
руку перехватила мощная лапа с уже знакомыми крупными ногтями, сильно
напоминающими когти, и в следующее мгновение на духанщика обрушилась тьма.

8

Их посадили на отшибе посадочного поля. На самом краю действующего пула
разгрузочных карт. В общем-то, диспетчер поступил абсолютно правильно. Раз
они сообщили с орбиты, что не собираются ни разгружаться, ни загружать
трюмы, то и нечего занимать наиболее близкие к транспортерам карты. Вот
только выделенная карта располагалась слишком далеко от Центрального
терминала, в здании которого находился и таможенный пост, и администрация
порта, и охраняемый пропускной пост. А им, как представлялось брату Томилу,
следовало как можно быстрее покинуть охраняемый периметр посадочного поля и
добраться до того района, где, по информации агентов принца, видели других
представителей этой странной ящероподобной расы.

Откуда они только взялись? Брат Томил всю дорогу ломал голову и мучил
компьютер, пытаясь найти хоть что-либо похожее в официальных коммюнике или
секретных аналитических справках. Но так и не смог отыскать никакой
информации ни на задворках своего мозга, ни в анналах всемирной Сети, ни в
архивах Канцелярии Священной конгрегации. Ну не встречалось людям до сих
пор никого, хотя бы отдаленно напоминающего подобных тварей. Даже следов
подобных контактов не удалось отыскать. И это при том, что, судя по
имеющейся информации, сами ящероголовые чувствовали себя в мирах людей
вполне уверенно. Чего уж там говорить, если одна из групп даже проникла в
строго охраняемый дом наследника правящей династии. Причем до самого
момента нападения никто и не подумал, что танцующие перед гостями чаровницы
не только не являются подданными султана Кухрума, но и вообще не люди.

Брат Томил едва успел снять мягкие туфли, которые он обычно носил во время
перелетов, и надеть более подходящие, как по коридору загрохотали
стоптанные каблуки дюжего духовника аббата. Это означало, что и сам аббат
где-то поблизости. Брат Томил схватил визитку с документами и, после
мгновенной заминки пришпилив на левое плечо стандартный полицейский
фиксатор, вылетел в коридор.

Вся компания уже нетерпеливо приплясывала у внутренних дверей центрального
шлюза. Аббат, его духовник и Зобейда, как обычно спрятавшая свое лицо за
чадрой. Сказать по правде, когда монах замечал в корабельных коридорах ее
фигурку, его охватывало двойственное чувство. Несмотря на целибат, он
все-таки не был евнухом, и грациозная походка заставляла его поднимать тут
же очи к потолку и бормотать про себя какую-нибудь пришедшую в голову
молитву. Однако лицо, укутанное чадрой, служило прямым напоминанием того,
что произошло в доме принца. И он невольно напрягался, как будто ожидал,
что это изящное существо внезапно покажет свои скрытые клыки.

Им еще не разрешили выходить из корабля. Как иностранцы, они сначала должны
были получить визу таможенной службы. Но, похоже, аббат решил наплевать на
подобные формальности, полагая, что тамга принца имеет гораздо больший вес,
чем смазанный штамп, поставленный "срочной" краской на лицевой стороне
идентификатора (таможенная служба султаната все еще пребывала в каменном
веке, предпочитая использовать краску с ограниченным сроком закрепления
вместо электронного кода). Створки дверей с легким шипением втянулись в
стены, и (поскольку корабль находился в режиме "посадка в порту", внешняя
аппарель шлюза уже была откинута) они двинулись вперед.

Когда они спустились вниз, аббат на мгновение затормозил и окинул своих
спутников изучающим взглядом. Брату Томилу показалось, что взгляд аббата
задержался на его скромной персоне несколько дольше, чем на остальных, но
аббат быстро отвел глаза и, махнув рукой какому-то члену экипажа,
появившемуся у верхней кромки аппарели, коротко бросил:

- Пошли.

Местная таможня явно не торопилась. Они успели дойти до Центрального
терминала, так и не встретив по пути никакого кара с таможенниками,
спешащего к приземлившемуся кораблю, дабы выполнить свои священные
обязанности. Впрочем, это было вполне объяснимо. Наверняка капитан
зарегистрировал цель прибытия как "частное посещение", а это означало, что
никакой мзды, традиционно составляющей существенную часть дохода
таможенников султаната, в данном случае не предвиделось и торопиться им не
было никакого резона.

Зал транзитных пассажиров, перегороженный в конце рядом кабин таможенного
досмотра, был пуст. Этого следовало ожидать. Порт Эль-Хадра был крупной
перевалочной базой регионального уровня, но он никогда не числился среди
особо популярных центров развлечений. Даже район развлечений, непременная
принадлежность любого мало-мальски серьезного порта, здесь был скорее
ориентирован на грубоватые предпочтения членов команд, чем на изысканные
вкусы транзитных пассажиров. Так что ожидать большого наплыва транзитных
пассажиров в Эль-Хадре не приходилось. Впрочем, как брат Томил успел
разузнать во время полета, пару раз в неделю здесь делали остановку и
довольно фешенебельные туристические лайнеры. Иначе не было бы никакой
необходимости оборудовать здесь столь обширный зал.

Их маленькая группка, теряющаяся в огромном помещении, быстро пересекла зал
по диагонали и, вслед за стремительно двигавшимся впереди аббатом,
повернула к крайней левой кабинке, единственной, за толстым стеклом которой
вальяжно развалился довольно солидный тип, облаченный в слегка засаленную
форму таможенника. Большая часть липучек, которые, скорее, должны были
придавать этой форме строго бравый вид, чем выполнять какую-нибудь
практическую функцию, была расстегнута. И таможенник свободно являл миру
свое весьма достойное уважения брюхо и три подбородка, нависающие один над
другим. Из динамиков служебного камкодера неслись горячие восточные мотивы,
а над его индикатором зажигательно двигала бедрами голограмма яр - кой
восточной красотки. Сей представитель власти был так увлечен созерцанием
прелестей голографической танцовщицы, что не замечал их приближения.
Наконец высокая фигура аббата нарисовалась прямо в прорези, образованной
огромными ступнями, вопреки всем наставлениям по ношению формы одежды,
облаченными в бархатные туфли с загнутыми носами. Эти тапки, вместе с
безобразно толстыми ногами, взгроможденные прямо на стойку, сильно
осложняли обзор. И поэтому внезапное появление так близко от стойки
неожиданных посетителей слегка озадачило толстяка.

Таможенник нервно дернулся, но, разглядев, что это всего лишь несколько
человек, явно не напоминающих ни высокопоставленных гостей, ни проверяющих,
снова с облегчением откинулся на спинку кресла, взгромоздив ноги на прежнее
место. Левая нога тут же стала подергивать тапком в такт зажигательной
мелодии. Ему было хорошо, и он совершенно не собирался прерывать столь
приятное времяпрепровождение из-за каких-то бродяг, неизвестно откуда
возникших у его стойки. Брат Томил покачал головой. Он уже привык к тому,
что аббат умеет просто виртуозно использовать оказавшиеся в его руках
возможности. Он не сомневался, что, кроме великолепного опыта, получит еще
и эстетическое наслаждение.

Аббат не подвел его ожиданий. Не останавливаясь и даже не снижая скорости,
он не отворил, а скорее отбросил в сторону легкую трубчатую калитку,
закрывающую проход в таможенный коридор, и все тем же стремительным шагом
устремился к выходу из зала. Громкий звон калитки, ударившейся о стенку
кабины, явным диссонансом влился в окружавшую таможенника ауру
удовольствия, заставив того скривить губы в раздражительной гримасе и
выпалить этаким лениво-свирепым тоном:

- Эй ты, куда прешь?

У монаха создалось впечатление, что аббат ждал именно этого вопроса. Он
резко затормозил, так, что полы рясы хлопнули о голенища высоких ботинок, и
не просто посмотрел, а прямо-таки воткнул взгляд в развалившегося
таможенника. Судя по тому, что таможенник как ошпаренный сдернул ноги со
стойки, а его руки суетливо забегали по комбинезону, то ли разыскивая
незастегнутые липучки, то ли просто пытаясь спрятаться, на этот раз во
взгляде аббата не было обычной кротости. На несколько мгновений в зале
повисла мертвая тишина, затем аббат тихим спокойным голосом, в котором,
однако, было нечто такое, отчего даже у брата Томила пробежал холодок между
лопатками, произнес:

- Начальника порта - ко мне.

Таможенник побагровел. Этот странный посетитель оказывал на него такое
действие, какое удав оказывает на выбранного им в качестве предмета трапезы
жирного кролика, но эта просьба... Несколько мгновений он разевал рот,
будто выброшенная на берег рыба, а затем, печенкой чувствуя, что совершает
страшную ошибку, все-таки выдавил из себя:

- Но, эфенди, начальник порта уже уехал отдыхать... - и осекся, не в силах
продолжить мысль до конца. Аббат выдержал паузу, а затем резко мотнул
подбородком. По этому знаку вперед выступила Зобейда и, раздвинув передние
полы пар