Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
я. Когда речь шла о беглянках...
Длинные ловчие плети уже почти свернулись, как вдруг до широких листьев
свежих отростков, пятидесятиярдовым кольцом окружающих само дерево и
связанных с центральным стволом-желудком мощной корневой системой,
донеслась новая волна запахов, в которой значительная часть сильно
напоминала предыдущую добычу. Основная функция этих отростков в сложном
организме узлового дерева заключалась в том, чтобы вовремя подать сигнал в
нервные центры. ...И ловчие плети тут же пришли в движение. На этот раз
изрядно оголодавшее дерево не собиралось упускать добычу...
Нтембе двигался за беглянкой упругим бесшумным шагом. Он давно заприметил
эту глупую самку. Несмотря на молодость и довольно субтильное телосложение,
она оказалась одной из тех, кто смог не только выносить плод, но и выжить
при родах и даже настолько оклематься после них, что ей разрешили вставать
и помогать по хозяйству. И сейчас это глупое белое "мясо" бросало взгляды
на прогалы в зеленой стене, нависавшей над тропинкой, вьющейся по выжженной
в теле тропического леса просеке. Правда, о том, что на этом месте когда-то
была просека, догадаться было чрезвычайно сложно. Тропическая
растительность быстро восстановила статус-кво, а "хозяева" не стали вновь
выжигать джунгли выстрелами с орбиты, поскольку существовала вероятность
того, что сбой прицела накроет лагерь или родовой загон. А от того
оборудования, что было в распоряжении масаев, толку было мало: расчистка
держалась не больше недели. Лес был опасен. И именно поэтому масаям
пришлось выделить патруль, контролирующий территорию, прилегающую к лагерю,
родовому загону и сельскохозяйственным угодьям. Так что Нтембе успел
достаточно изучить окрестности лагеря и потому сейчас был уверен: беглянке
далеко не уйти. А это значит, что сегодня у его десятка будет свежее
"сладкое" мясо. Нежное и мягкое...
Масай в предвкушении скорого удовольствия поднырнул под мелькнувшую перед
лицом ветвь, но в следующее мгновение две ловчие плети захлестнули его за
ноги. Падая, он успел перехватить ассегай и полоснуть по одной из них, но
сразу же за этим его захватил еще десяток плетей, и спустя миг его стянуло
так, что лопнула кожа, а воздух выдавило из легких.
Вслед за плетьми к нему, извиваясь, подползли усы-хваталы, а грубые наросты
коры в середине ствола разошлись в стороны, с легким треском раскрывая
кольцевую пасть. Последнее, что Нтембе увидел в этой жизни, была темная
влажная утроба узлового дерева, пахнувшая ему в лицо теплым смрадом.
К исходу суток, когда узловое дерево успело переварить только пять
процентов добычи, сигнальные импульсы о запахе новой и вкусной добычи по
корневой системе успели добраться до узловых деревьев, растущих у подножия
Горбатого хребта, что в двухстах милях от лагеря Нтембе. Все узловые
деревья, подобно грибам на Земле, представляли собой, по существу,
гигантский единый организм, который раскидывал свои корни на десятки и
сотни километров. Так что на следующие сутки масаи недосчитались нескольких
сотен воинов, которые вышли патрулировать окрестности лагерей и родовых
загонов...
Между тем Этиль даже не подозревала, какой опасности она только что
избежала. Чем ближе она подходила к родовому загону, тем сильнее колотилось
сердце Когда впереди показался высокий забор загона, она вдруг испугалась и
остановилась. Боже, что она творит?! Ее поймают, обязательно поймают, там
такая охрана, эти чернокожие звери... Они... поймают ее и съедят. Ей об
этом рассказывали, да она и сама видела яму с человеческими костями у
забора. Но тут перед глазами возникли тоненькие ручки с неестественно
удлиненными пальцами, лобик и два маленьких клычка, уже торчащих из
беззубого ротика, изогнутого в горьком плаче дитя, отрываемого от матери. И
Этиль упрямо стиснула зубы и шагнула вперед. Во рту раздался хруст. Девушка
зло сморщилась и сплюнула крошки зубов. Зубы так еще и не приобрели
достаточной прочности, но уже не выкрашивались даже от легкого
прикосновения языком. Эти алые и фиолетовые демоны последние два месяца
перед родами кормили рожениц жидкой пищей. Самым твердым, что им давали,
была пшеничная каша-размазня.
Забор она преодолела с большим трудом. Как видно, в здешнем лесу не было
хищников, способных карабкаться по отвесной стене, поэтому тем, кто строил
этот забор, как-то не пришло в голову, что стыки между плитами вполне можно
использовать в качестве опоры для рук и ног. Но это по большому счету был
самый легкий этап ее безумной авантюры. Слизнув кровь с ободранных коленей
и ладоней и слегка отдышавшись, Этиль двинулась вдоль забора к дальнему
концу загона, где, как она знала, находились ясли для самых маленьких. Хотя
детеныши-мутанты развивались гораздо быстрее обычных человеческих детей и
ее Толим уже должен был вполне твердо держаться на своих слабеньких ножках,
но до года детенышей держали в яслях, переводя в общие загоны, только когда
с ними начинали заниматься боевой подготовкой, а ее мальчику исполнилось
лишь пять месяцев. Ее мальчику, ее солнышку. "О, господи, ну почему ты так
жесток ко мне!.." Слезы опять покатились из глаз. Этиль на мгновение
остановилась и быстро вытерла глаза стиснутыми кулачками. Ссадины тут же
защипало, но это не могло ее остановить. Этиль вновь сжала зубы, отчего
слюна во рту пригрела знакомый меловой привкус, и решительно двинулась
вперед.
Ясли представляли собой квадратные загоны высотой в пять ярдов, огороженные
сеткой, устланные соломой, в которой копошилось, вопило, хныкало Или спало
по дюжине детенышей. В первое мгновение Этиль оглохла от ужасного гомона,
но быстро пришла в себя и двинулась по широкому проходу между загонами,
лихорадочно всматриваясь в висевшие над загонами таблички с арабскими
цифрами, обозначавшими дату рождения. Спустя пару минут стало ясно, что эта
карта заполнена совсем недавно. Большинство детенышей еще не умело ходить.
Этиль растерянно завертела головой, но тут в полусотне ярдов от нее, там,
где проход пересекался с другим, появилась долговязая женская фигура в
длинном фиолетовом халате. Этиль растерянно замерла, соображая, что делать
- бежать и прятаться или броситься к этой леди и, упав на колени, попросить
помочь отыскать свое солнышко. Ведь она женщина, должна понять... помочь...
Женщина, не замечая Этиль, подошла к одному из загонов и, достав из кармана
халата какую-то плоскую коробочку, поднесла ее к самой сетке. Наверное, она
была очень умной и доброй, раз работала здесь, в родовых загонах. Она ей
обязательно поможет, обязательно поможет... Между тем женщина начала что-то
записывать в блокноте, время от времени бросая' .взгляды на верхнюю панель
коробочки, на которой расцветали концентрические фигуры, похожие на розу
ветров. Этиль уже находилась в паре шагов от женщины, когда один из
детенышей, заполнявших загон, с трудом приподнял голову, увенчанную двумя
парами рожек, непропорционально большую для столь тощей шеи, и, заметив
Этиль, тоненько заверещал. Его визг тут же подхватили детеныши из его
загона, а спустя секунду к ним присоединились и соседи. Женщина в
фиолетовом халате вздрогнула и, резко обернувшись, испуганно уставилась на
чумазую Этиль. Та от неожиданности замерла, но тут же вскинула руки,
шмыгнула носом и торопливо заговорила:
- Простите меня, леди, вы такая добрая и красивая. Помогите мне. Скажите,
где я могу найти моего мальчика? Он родился пять месяцев назад. - Тут Этиль
почувствовала, что ее голос задрожал (ну вот опять, как всегда, когда она
говорила о своем солнышке), и прикусила губу, она должна успеть объяснить
все этой доброй женщине, пока не разревется.
Женщина вышла из оцепенения и, быстро нажав что-то на верхней стороне своей
коробочки, облегченно выдохнула. Этиль наконец справилась со своими слезами
и снова забормотала:
- Пожалуйста, помогите мне отыскать моего мальчика, век буду за вас богу
молиться, - и, чувствуя, что что-то не выходит и эта чистая и холеная леди
совершенно не расположена ей помогать, отчаянно бросилась на колени,
ухватила ее за руку и прижала к щеке. - Ну пожалуйста, что вам стоит, я
ведь только одним глазком взгляну и тут же уйду. Вы только скажите, где его
загон, а я уж сама отыщу.
Лицо женщины исказила брезгливая гримаса, и она, вырвав руку, презрительно
бросила:
- Отстань, "чрево", - и после короткой паузы раздраженно продолжила: -
Видите, как вы исполняете свои обязанности? Уже третий случай за месяц!
Этиль не сразу поняла, что последние слова обращены отнюдь не к ней. Но
женщина рассерженно пихнула ее коленом:
- Я буду жаловаться! - надменно бросила она и величественно двинулась в ту
сторону, откуда пришла. Этиль проводила ее отчаянным взглядом и осторожно
повернула голову, уже догадываясь, кого она там увидит. Она оказалась
права. За ее спиной стоял масай...
Мганга - Свирепый Бирюзовый Тигр был уже очень стар. Ему было больше ста
лет. Конечно, для белых, которые первыми начали внедрять в генофонд
модифицированные гены, подобный возраст не являлся чем-то из ряда вон
выходящим, но среди Свамбе людей, доживших до таких лет, было очень мало.
Да и те чаще были просто старыми развалинами без зубов, коптящими небо
только из милости внуков и правнуков. А среди масаев таких вообще не было.
Век масая славен, но короток.
Мганга был одним из тех, кто видел величие Свамбе, кто помнил, как трепетал
и содрогался космос, когда хищные корабли масаев, напоминающие своими
силуэтами их любимые ассегаи, выходили на охоту за врагами клана. И ему
было горько оттого, что все это уже позади. Навсегда. Это молодые могут
считать себя самыми крутыми и грозными, являясь всего лишь стаей дворовых
собак у ног "хозяев", а он... Какая сладость может быть в "мясе", если его
просто бросают тебе, как выслужившейся шавке? И что толку в мести, о
которой толкуют у костров, рисуясь друг перед другом, молодые сопляки, если
Свамбе отведена роль всего лишь одной из крысиных стай, которой будет
дозволено куснуть врага лишь за тот кусок плоти, на которую укажет
"хозяин"? Мганга страдал от всего этого...
Когда сигнальный барабанщик передал с центрального пульта контроля, что из
1045 сектора яслей поступил сигнал тревоги, он находился ближе всех к этому
сектору и первым прибыл к месту происшествия. Происшествием это можно было
назвать с большой натяжкой. Просто очередное "чрево", как называли самок,
чье предназначение состояло только в том, чтобы выносить очередного уродца,
измученное неистребимым материнским инстинктом, вновь умудрилось сбежать из
лагеря или с сельскохозяйственных угодий, куда пристраивали выжившее
"чрево" до того момента, пока "хозяева" не дозволят масаям побаловаться
свежим "сладким" мясом, и добралось до родового загона. Отдать "чрево"
масаям можно было сразу же после родов, все равно ни одно "чрево" не было
пригодно к повторному использованию, поскольку метаболизм уродцев буквально
высасывал организм матери, но "хозяева" по каким-то своим причинам
дозволяли выжившим пожить еще немного.
Это "чрево" было совсем молоденьким, но что такое масай, она, судя по ужасу
в глазах, представляла уже довольно ясно. Мганга слегка вздернул губу,
обнажив сточенные на конус зубы, и, качнув ассегаем, приказал самке
подползти к нему. Та безропотно приблизилась на дрожащих руках. Мганга
стянул с шеи шнурок с талисманом и, воткнув ей в рот длинный конец, легким
толчком ладони прихлопнул ее отвисшую нижнюю челюсть к верхней, а затем
уверенным движением потянул за шнурок, поведя самку в поводу будто
проштрафившуюся собачонку.
Когда он загнал ее в низенький загончик, в котором масаи держали свиней,
какой-то сопляк из тех новых, поднявшись от костра, поприветствовал его
взмахом своего ассегая и, подобострастно согнув шею, поинтересовался:
- Свирепый Бирюзовый Тигр добыл свежего "сладкого" мяса. Сегодня десяток
Мганги ждет пир?
Мганга на мгновение остановился и с каким-то странным, удивившим даже его
самого, удовольствием засветил сопляку в солнечное сплетение тупым концом
ассегая. А когда тот, задыхаясь, свалился в пыль, наклонил к нему свое
омертвевшее от сотен ритуальных шрамов лицо и презрительно бросил:
- Какая сладость может быть в мясе, которое само упало тебе в руки? Какой
пир, если масай не одержал победы? - Потом Мганга привычно вздернул губу,
оскалив сточенные клыки, и добавил: - Она переспит ночь, а утром я отведу
ее наверх, в рабочий лагерь. - С этими словами он выпрямился и двинулся в
сторону кухни.
Молодой воин проводил его удивленным взглядом, а потом зло сплюнул.
Все-таки с возрастом людям свойственно впадать в маразм. Что такое говорит
этот старик?! Ему выпала удача побаловать свой престарелый желудок
свеженьким "сладким" мясом, а он тут нагнал туману и заявил, что не будет
есть добычу. И это масай?! Да, вот после таких случаев становится понятно,
почему Великий Свамбе позволил таким, как он, взять в руки ассегай. Ну
ничего, когда на смену старикам придет новое поколение, сильное и жестокое,
Свамбе вновь займут достойное место. Конечно, с помощью "хозяев"...
Этиль так и не смогла уснуть. Она очень устала, уже почти сутки, как она на
ногах, и за это время произошло столько всего: побег, родовой загон,
поимка, но она не могла сомкнуть глаз. Ее поместили в небольшой, три на три
ярда, загончик, обнесенный заборчиком высотой в пару бревен. Конечно, для
свиней, которые валялись тут же в грязи, в углу загончика, этот забор был
абсолютно непреодолим, но для нее... Если бы землю по ту сторону заборчика
не устилали тела масаев, спящих на циновках... Это препятствие приводило ее
в ужас, заставляя пялиться в темноту, стискивать зубами конец кожаного
шнурка (уже ставшее привычным усилие) и неподвижно лежать на земле. От
этого можно было сойти с ума! За час до рассвета, когда костры отгорели,
распавшись в предутреннем тумане на созвездия багровых углей, Этиль наконец
решилась. Она поднялась на колени и несколько мгновений вглядывалась в
туманную мглу, а затем разжала зубы, выплюнув изо рта измочаленный конец
шнурка и, как ей казалось, совершенно бесшумно перебралась через заборчик.
Встав на ноги, она замерла, настороженно прислушиваясь, но вокруг было
тихо, и девушка крадучись двинулась в ту сторону, откуда ее привели к этому
загону. Да, она прекрасно понимала, что ей надо бежать, но уйти, так и не
повидав свое солнышко, она не могла. Тем более что другого шанса ей, уж
точно, не представится.
Когда Этиль наконец остановилась у яслей, ей казалось, что сердце готово
выпрыгнуть из груди. На этот раз ей повезло. То ли она случайно свернула в
нужный проход, то ли сердце подсказало, но сейчас она наверняка знала, что
пришла туда, куда надо. Светало. Ее мальчик лежал с краю. Это был он,
несомненно. Вот и родимое пятнышко, совершенно такое, как у нее и ее
братьев. О господи, какой он тощий! Этиль всхлипнула, но тут же прикусила
губу. Однако ее мальчик, ее солнышко, ее маленький сыночек, видно, что-то
почувствовал. Он вздрогнул, шевельнулся во сне, а потом вдруг резко, одним
движением, так, как это получается только у детей, сел на подстилке и
посмотрел на нее странно осмысленным взглядом. Этиль опять всхлипнула и,
просунув руку сквозь ячейку, коснулась щеки сына и прошептала:
- Маленький мо...
Широкое лезвие ассегая от сильного удара вылезло из ее груди почти на два
пальца. Тело Этиль упало на ограждение, и сгусток крови, выплеснувшийся из
ее разинутого в беззвучном крике рта расплескался по лицу образца
17-11-23-123457, заставив его на мгновение зажмурить глаза. Молодой масай,
вонзивший ассегай в спину дурному "чреву", возомнившему, что можно пройти
через всю стоянку масаев и не потревожить ни одного из них, оскалился в
довольной улыбке. Что ж, если этот выживший из ума старик не хочет
побаловать себя свежим мясцом, то это его дело, а вот он сам с
удовольствием вонзит зубы в нежную плоть. Только добыча маловата, ну да
ничего. Воин быстро и сноровисто освежевал тело, вскинул на плечо и
радостной пританцовывающей походкой двинулся прочь от яслей, из которых за
всем, что произошло, следили совсем не по-детски внимательные глаза. Когда
широкая спина масая скрылась за поворотом, маленький уродец, на глазах
которого только что убили его мать, медленно опустил голову и некоторое
время сидел так. Затем он вновь поднял глаза и обвел взглядом загон, сетку,
верхний край забора и выплывающие из-за него призрачные башни облаков, едва
различимые в предутренней дымке, и снова перевел взгляд на поворот, за
которым скрылся масай. И если бы этот молодой, сильный и жестокий воин
увидел этот взгляд, пожалуй, он бы решил рискнуть и, даже зная, чем ему
может грозить гнев "хозяев", сразу же отправить сына вслед за матерью. Уж
слишком страшным был этот взгляд.
5
Полковник Богун, сопровождаемый удивленными взглядами рядовых, вытянувшихся
у стены с такими ошарашенными лицами, что их выражение вполне подошло бы в
качестве иллюстрации классического изумления на курсах актерского
мастерства, вошел в кабинет и плотно прикрыл за собой тяжелую бронедверь.
Остановившись в центре кабинета, он оперся рукой о край рабочего стола,
занимавшего едва ли не половину маленького помещения, и нахмурился.
Что ж, личный состав вполне имел право на удивление. Богун слыл среди
подчиненных законченным педантом. По капониру ходили слухи, будто один из
молодых лейтенантов выиграл дюжину бутылок хорошего нойяка, поспорив с
двумя только что прибывшими для прохождения службы однокашниками, что
угадает не только куст в оранжерее, с которого комендант сорвет несколько
цветков, но и время с точностью до минуты, когда произойдет это
знаменательное событие, а также какие именно цветки он сорвет. Впрочем,
подобный финт был возможен только со вновь прибывшими. Старожилы, предложи
лейтенант этакое пари, просто поднял бы того на смех. Но сегодня любой из
его подчиненных, если бы он рискнул заключить подобное пари, имел все шансы
пролететь, и со свистом.
Обычно Богун совершал обход капонира сразу после завтрака. Выйдя из
кабинета, он ровно полминуты раскуривал свою неизменную гаванскую сигару,
затем поворачивал направо и двигался вперед мерным, спокойным шагом. Первой
остановкой на его пути всегда была контрольная рубка. Там комендант
проводил около пятнадцати минут, успевая за это время проверить знание
расчетом своих функциональных обязанностей, просмотреть журналы учета и
сверить их с распечаткой параметров работы системы ДРО и сети планетарных
сателлитов и утвердить записи о приеме-сдаче смены предыдущим расчетом.
Следующим пунктом маршрута были выдвижные башни комплекса "Гора-6УБ", затем
шел казематный пояс, крюйт-камеры, продовольственный, вещевой склады и
далее по плану... Причем каждый обитатель капонира мог точно сказать, что
во вторник комендант проведет львиную долю времени в казематном поясе, а,
скажем, в четверг попотеть придется вещевикам. Но столь точное знание
строгого и неизменного графика не приносило младшему и среднему начсоставу
никакого облегчения. Более того, комендант крайне раздражался, если во
время тщательной проверки выпавшего на данный день недели объекта вдруг
обнаруживалось, что в составе дежурного расчета есть кто-то из той смены,
которую он уже имел возможность как следует "выпотрошить" одну-две недели
назад.
Но сегодня этот привычный и долго соблюдавшийся порядок, настолько долго,
что уже стал казаться неизменным, как восход солнца или заход луны, полетел
ко всем чертям. Это вызвало сильный шок, поскольку никаких видимых причин
для столь вопиющего нарушения установившегося ритма жизни никому обнаружить
не удалось. А усилия для этого были приложены немалые.
Все началось с того, что старший расчета казематного орудия
непосредственной обороны "Сорно-64", основной огневой составляющей
комплекса планетарной обороны "Гора-6УБ", по привычке дремавший в кресле
горизонтального наводчика, едва успел открыть глаза за пару мгновений до
появления в каземате коменданта и потому его голос, выдавший испуганное:
"Смирно!" - б