ммеда, не
может принудить его прервать послеобеденный отдых. А хозяин этого дома
действительно большой поклонник классического английского стиля... - Он
сделал паузу, по расширившимся глазам монаха уловив, что тот понял, о ком
именно идет речь, а затем закончил: - Не волнуйтесь, брат Томил. Наша
встреча с принцем Абделем одобрена султаном.

Но вместо того чтобы успокоить, эта фраза только подлила масла в огонь.
Теперь стало понятно то напряжение, которое охватило его спутников при
подъезде к воротам. Еще бы, если и существовал в султанате Регул более
удачный способ навлечь на себя неудовольствие султана, чем встреча с его
племянником, сыном покойного султана и единственным прямым наследником
правящей династии по мужской линии, то брат Томил его не знал. И сильно
сомневался, что какой-то иной ответ на этот вопрос вообще существует в
природе. А это означало, что они только что с энтузиазмом засунули свои
глупые головы в пасть льву. Но делать что-то было уже поздно. Двери дома
распахнулись, и на пороге появились рослые, затянутые в черные с золотым
шитьем мундиры иничари. А следом за ними - стройный молодой человек, одетый
в легкие брюки и роскошный шелковый халат. Он на мгновение остановился,
дожидаясь, пока слуга распахнет двери автомобиля, а затем широко улыбнулся
и, разведя руки в стороны, шагнул вперед:

- Рад видеть, что вы благополучно добрались. Подобное приветствие означало,
что хозяин дома и сам был не очень-то уверен в благополучном прибытии
гостей. Но, судя по немалому облегчению, отразившемуся на его лице, либо он
был слишком хорошим актером, либо им теперь действительно ничто не
угрожало. Хозяин дома по восточному обычаю прижал каждого из гостей к
левому плечу, а потом сделал приглашающий жест:

- Прошу, мой повар сегодня превзошел самого себя.

Пока они шли через просторный холл, брат Томил украдкой огляделся. Внутри
дома любовь к английскому стилю была выражена в гораздо меньшей степени. Во
внутреннем убранстве скорее присутствовало довольно сложное смешение
восточного и западного стилей, с некоторым уклоном в восточную сторону.
Впрочем, этого следовало ожидать. Аналитикам Канцелярии Священной
конгрегации давно уже стало ясно, что весь этот подчеркнуто демонстративный
западный уклон был всего лишь следствием обыкновенного фрондерства и
желания показать опасному дядюшке, что столь одиозная личность, открыто
бравирующая пренебрежением традиционными ценностями, не может являться ему
достойным конкурентом. По-видимому, пока эта игра стоила свеч. Впрочем,
всем, в том числе и гостеприимному хозяину, было понятно, что все эти
причуды имеют смысл только до того момента, пока у султана не появится
собственный наследник мужского пола. Либо (если слухи о радиактивном
поражении генов, вроде бы произошедшем во время аварии на флагмане как раз
во время путча, стоившего жизни его августейшему брату, имели под собой
основание) того, кого ведено будет считать таковым.

Они вошли в небольшой зал, в центре которого на роскошном ковре стоял
низкий стол, уставленный блюдами, источающими такой аромат, от которого
слюна вскипала во рту. Монах невольно сглотнул, но в следующее мгновение
навострил уши.

- ...друг мой, поэтому я еще не готов отправиться в изгнание.

Тут его аккуратно подхватил под локоть иничари и, растянув свою зверскую
физиономию в старательно демонстрируемом подобии радушной улыбки, указал на
одну из подушек, расположенную у конца стол противоположного тому, где
расположились принц и аббат. Брат Томил попытался с невинным видом
проскользнуть миме указанной подушки, дабы устроиться где-нибудь поближе,
справедливо полагая, что, если ему это удастся, вряд ли иничари рискнут
помешать беседе повелителя, шумно водворяя гостя на отведенное ему место.
Но эта попытка оказалась быстро и не менее нагло пресечена дюжим монахом,
спутником аббата. Он с неожиданной для столь дородного тела прытью
шмякнулся на подушку, расположенную как раз на пути брата Томила, и,
непринужденно уцепившись за его рясу, другой ладонью хлопнул по подушке
рядом:

- Садитесь, брат мой, и, пока хозяин дома развлекает аббата вежливой
беседой, отдадим должное искусству его повара.

Следующие полтора часа показались брату Томилу настоящей пыткой. Фра Так
оказался редким чревоугодником. Того количества пищи, которое сумел
вместить его объемистый живот, пожалуй, хватило бы всем остальным,
находящимся в этой комнате, на пару-тройку дней дикого обжорства. При этом
он умудрялся еще и рассказывать монаху о том, в каких трапезах успел
поучаствовать в то время, когда, как он выразился, "нес слово божье
язычникам из числа людей и Разумных". Из-за этого несмолкаемого рева брат
Томил потерял последнюю надежду уловить хоть что-то из негромкой беседы,
которую вели принц и аббат Ноэль. Они развалились на подушках и практически
не дотрагивались до блюд. И только иногда открывали рот, когда две
полуобнаженные прислужницы в чадрах подносили к их губам какие-нибудь особо
лакомые кусочки. Причем аббат делал это с той же непринужденностью, что и
принц. И это показывало, что подобные трапезы для него привычны.

В иных условиях брат Томил попытался бы побыстрее ограничить общение со
столь громогласным собратом по целибату, но на этот раз альтернатива
выглядела еще менее привлекательно. Слева от него устроился какой-то
вельможа из свиты принца, с первой же минуты усиленно налегший на
национальное блюдо, основными составляющими которого, судя по запаху, были
лук, чеснок и... что-то типа экстракта ароматических желез земного скунса.
Сейчас он, правда, переключился на бешбармак, но это только усугубило дело.
Поскольку запах, исходящий теперь уже от самого господина, никуда не исчез,
а к нему прибавились еще яркие картинки местных застольных нравов в виде
потеков бараньего жира, стекающего вдоль руки, а также аккомпанемент в виде
причмокивания и отрыжки. Так что приходилось довольствоваться жизнерадостно
жующим фра Таком.

Когда подали сладости, фра Так уже настолько набил брюхо, что сил на
разговоры у него практически не осталось. Брат Томил слегка воспрял духом и
вновь навострил ушки, но все оказалось напрасно. Принц на мгновение
отвлекся от занимавшей его беседы и хлопнул в ладоши. Тут же распахнулись
двери, и в зал вбежали юные создания, лица которых были тщательно укутаны
легкими, но непроницаемыми для постороннего взгляда шарфами, шаровары
девушек, наоборот, абсолютно ничего не скрывали. В руках у трех из них были
какие-то устройства, похожие на примитивные музыкальные инструменты. Так
оно и оказалось. Эти три опустились на колени, и зал заполнила ритмичная
тягучая музыка. Остальные закружились перед гостями в странно-волнующем
танце.

Брата Томила танец увлек. До сих пор ему не приходилось видеть ничего
подобного вот так, на расстоянии вытянутой руки, когда он как бы сам
становился участником танца. Да и девочки были хороши. И то, что лиц не
было видно, действовало скорее возбуждающе. Эту магию гибкого и жаркого
женского тела чувствовал даже объевшийся фра Так, он приподнялся на подушке
и восхищенно причмокнул.

Брат Томил не уловил момента, когда все началось. Зурна вдруг взвизгнула,
взорвав мелодию, и в следующее мгновение зал превратился в ад. Один из
иничари, стоящий за спиной брата Томила, внезапно захрипел и, вздернув руки
к рукоятке метательного ножа, торчащего из шеи, рухнул прямо на монаха.
Слева кто-то тонко и визгливо закричал. Гулко хлопнул выстрел, и тут же
зашипели клапаны игольников. Брат Томил, который уже почти выбрался из-под
трупа и успел обнажить узкий стилет, до того укрытый в полости вертикальной
перекладины нагрудного креста, замер. Пневматические игольники - это
серьезно. Это оружие профессионалов. В таком случае его единственный шанс
остаться в живых - притвориться мертвым и молить Бога, чтобы у нападавших
не было времени произвести по контрольному выстрелу во всех присутствующих.
Ведь вряд ли причиной нападения была его скромная персона. Но в следующее
мгновение перед его носом возникла изящная женская ножка, и он, повинуясь
скорее инстинкту, бросающему мужчину в атаку даже при полном отсутствии
шансов на победу, чем разуму, резко выбросил руку вперед. Ножка молниеносно
отдернулась, и придавленный трупом монах осознал, что уже не успеет
увернуться от контратаки... как вдруг все стихло.

Когда брат Томил наконец выбрался из-под трупа, двери зала уже были
распахнуты и иничари толкались вокруг стола, грозно блестя обнаженными
саблями и удивленно оглядываясь по сторонам. Бледный то ли от страха, то ли
от ярости, то ли от того и другого, принц сидел у стены, а одна из тех
прислужниц, что во время трапезы кормила его лакомыми кусочками, осторожно
обрабатывала ему внушительную ссадину. Труп второй лежал на столе перед
подушкой принца с полудюжиной метательных ножей в груди. Аббат, оказавшийся
почему-то рядом с телами музыкантш, сосредоточенно разматывал шарф,
закрывавший лицо одной из них. Монах огляделся. Зал был завален трупами. За
несколько секунд схватки эти бестии успели уложить всю охрану и практически
всех гостей. То, что он сам и фра Так остались в живых, следовало отнести
на тот счет, что нападавшие не рассчитывали на их присутствие, и на первом
плане у них были совершенно другие цели. Только странно, что сам принц
каким-то чудом остался жив.

- Друг мой...

Брат Томил обернулся. Принц с трудом поднялся на ноги и двинулся к аббату.

- Друг мой, если бы не вы... - Голос принца дрогнул, но аббат прервал его.
Он вскинул руку и резким движением сдернул с головы музыкантши укрывавшую
ее материю. Все замерли. Убитая явно имела некоторое отношение к
гуманоидной расе, но... она не была человеком.

Кто-то тихо ахнул. Принц побледнел еще больше и с натугой прошептал:

- Значит, это правда.

- Что это?

Вопрос аббата прозвучал резко, как выстрел. Принц вздрогнул и, с трудом
оторвав взгляд от лежащего тела, пояснил:

- Мне сообщили, что на Эль-Хадре появились странные существа, очень
сильные, с лицами, похожими на морды ящериц, но я... - Он осекся. Аббат
несколькими точными движениями ощупал лицо и шею трупа, а затем повернулся
к принцу и своим обычным кротким голосом, в котором, однако, на этот раз
брат Томил уловил нотку нетерпения, произнес:

- Мне нужно срочно попасть на Эль-Хадр. Принц внимательно посмотрел на
гостя, а затем повернулся к прислужнице:

- Зобейда.

Та молча скользнула к повелителю.

- Поедешь с ними, и... возьми вот это. - Он снял с шеи тонкую циркониевую
цепочку, на которой болталась прямоугольная пластинка. Кто-то изумленно
охнул. А принц пояснил: - Это тамга. С ней для вас будут открыты любые
двери... Кроме тех, что закрыты по личному распоряжению султана.

Аббат с сомнением посмотрел на коленопреклоненную женщину. Принц понимающе
кивнул:

- Не беспокойтесь. Зобейда верна мне. К тому же, если она попадет в руки
моих... наших врагов, чтобы узнать что-то от нее, им придется сначала
вырастить ей язык или хотя бы научить ее писать...

Спустя два часа их корабль вышел на разгонную глиссаду.

7

Все попытки раздобыть хоть какие-нибудь документы окончились полным
провалом. Несколько знакомых Карима, которые раньше оказывали ему услуги
такого плана - куда-то подавались. Другие, с кем свел его приятель, в
каморке которого они провели первую ночь, заломили такую цену, что все
оставшиеся деньги (в том числе и те, о которых бывший чахванжи старался не
вспоминать) едва составляли половину требуемой суммы. В конце концов,
окончательно отчаявшись, Карим решил прикупить "паленую" дешевку, поскольку
все это время они со стариком ходили под дамокловым мечом внезапной
проверки документов (здесь полиция блюла паспортный режим не в пример более
ревностно, чем в трущобах), но и этого сделать не удалось.

Пытаясь получить документы, чтобы затеряться в огромном муравейнике
припортового города, Карим сильно засветился. И когда он в очередной раз
вошел в тот бар, где за эти сутки успел повстречаться с доброй дюжиной
людей, чуть ли -не половина присутствующих повернула голову в его сторону.
Не успел он занять столик, как на него набросилась толпа ушлых типов,
завалившая его предложениями "самых надежных документов за умеренную
цену"... "А может, эфенди желает нелегально покинуть планету?.." - "А не
ищет ли эфенди надежную комнату? Очень недорого..." Сначала духанщика даже
оторопь взяла от того, что все его попытки решить проблему будто
натолкнулись на бетонную стену, а сейчас... Но все быстро прояснилось. Все
предложения оказались липой. "Надежные" документы ограничивались плохонькой
ксерокопией вида на жительство категории "М", обладание которым могло
скорее привести в каталажку, чем вообще отсутствие документа. Остальные
были из того же разряда. Однако то, что информация о его проблемах
опустилась на столь низкий уровень, означало, что им пора линять. И как
можно быстрее. Сказать по правде, когда бывший чахванжи разобрался, в чем
дело, у него душа ушла в пятки. Но, видно, ТЕ оказались несколько тупее,
чем Карим предполагал, а может, у них действительно не было на поверхности
того самого геноанализатора, что, впрочем, не отменяло и первого
предположения. Во всяком случае, они получили изрядную фору, которая,
однако, сейчас катастрофически таяла.

Вернувшись в ночлежку, где они провели прошлую ночь. Карим пнул дрыхнущего
христианина и, вытащив из-под его матраса куль с одеждой и парой брикетов
одноразового пищевого рациона с просроченной датой годности, которого в
любом порту всегда завались, двинулся в сторону черного хода.

Еще вчера вечером, когда они искали, где бы поселиться, духанщик обратил
внимание, что ночлежка имеет черный ход (как потом выяснилось, даже не
один). Поэтому он и решил остановиться именно здесь, несмотря на
существенно более высокую цену. Конечно, это явно указывало на то, что
обитатели ночлежки не в ладах с законом и потому вероятность полицейской
облавы здесь гораздо выше, чем в других ночлежках. Но и возможность
ускользнуть также резко возрастала. Тем более что наметанный глаз бывшего
чахванжи заприметил и тщательно смазанные петли на вроде бы заколоченном
окне, выходящем на полотняную крышу притулившейся к глухой стене торговой
палатки зеленщика, слишком тонкую кладку простенка на лестнице, выполненную
к тому же совершенно дерьмовым раствором, и еще пару мест, за которыми
вполне могли находиться скрытые выходы.

Именно эта предусмотрительность спасла их и на этот раз. Духанщик успел
спуститься только на один лестничный пролет, как вдруг внизу послышался
знакомый хлопок и вслед за ним шипение клапана сброса давления. Бывший
чахванжи замер на месте. Следовавший за ним еще не до конца проснувшийся
христианин не успел затормозить и налетел на него, угодив своим длинным
носом как раз под левую лопатку. Но благодаря разнице в массе подобное
нападение с тыла никак не отразилось на самочувствии духанщика (кроме разве
что неприятных ассоциаций, уж больно острым и длинным был нос у
старикашки). Карим затравленно огляделся. Прямо у поворота обшарпанной
чугунной лестницы, по которой они спускались, находился тот самый простенок
с дрянной кладкой, которую он мог развалить одним плечом. Но бывший
чахванжи не рискнул ринуться наобум и, заведя руку за спину, просто ухватил
христианина за шкирку, чтобы не терять времени на объяснения, и поволок за
собой наверх к тому самому заколоченному окну.

Пока он несся по лестнице, больше волоча, чем ведя за собой своего
соратника по бегам, где-то в глубине подсознания мелькнула
удивленно-удовлетворенная мысль, что на этот раз христианин не стал ничего
выяснять, а молча переставлял ноги, стараясь не особо обременять его руку.
А когда они наконец добрались до окна, так же молча принялся его открывать.

Карим оказался прав. Фанера была хитро прибита к створкам, а крупные шляпки
гвоздей, торчащие из рамы, были не больше чем бутафорией. Когда бывший
чахванжи вытолкал христианина на карниз, тот побледнел, но вновь ничего не
сказал, а, деревянно выпрямившись, шагнул вперед. Карим в свою очередь
перекинул ногу через подоконник, но тут на лестничной клетке показался
первый преследователь. Он слишком торопился, поэтому клетчатый платок,
закрывавший его лицо почти до бровей, сбился на шею. И от того, что
духанщик успел разглядеть, у него свело руки. Христианин не врал. Это были
не люди. Больше всего лицо или, скорее, морда преследователя напоминала
морду ящерицы. Или крокодила. Уж кому как нравится. К тому же он был явно
тяжелее человека, потому что при каждом его шаге чугунные ступеньки гулко
гудели.

По-видимому, все это было так выразительно написано на физиономии Карима,
что преследователь, вместо того чтобы броситься на опешившего духанщика,
резко затормозил и принялся поправлять платок. И только этим можно
объяснить то, что бывшему чахванжи удалось совершить дальше. Карим выхватил
из-за пояса метательный нож и резким движением кисти послал его вперед.
Реакция у ящероподобного оказалась отменной, он качнулся и почти успел
убрать голову с траектории полета ножа, но только почти. Остро отточенное
лезвие вошло ему прямо в левый глаз. Ящероподобный завизжал необычно тонким
голосом и, задрав морду, повалился назад, опрокинув собрата, поднимавшегося
следом за ним. Оба с грохотом покатились по ступеням. Но духанщик этого уже
не видел. Швырнув нож, он торопливо перекинул через подоконник вторую ногу
и ухнул вниз, моля Аллаха, чтобы полог палатки выдержал и не прорвался под
его немалым весом.

Духанщик свалился на землю как куль с рисом, сильно ударившись левой ногой,
уже поврежденной во время его прыжка в том заброшенном пакгаузе, который
служил штабом "Бесеерманов". Этот удар отозвался болезненным уколом в
позвоночнике и ребрах, породив опасение, что теперь ему уже не сделать ни
одного шага. В голове мелькнуло: "Ну вот и все..." Но тут сверху в него
вцепилась сухонькая рука и с неожиданной силой дернула его за шкирку.
Бывший чахванжи захрипел и, с трудом извернувшись, чтобы дать глотке,
пережатой воротником халата, втянуть хоть глоток воздуха, вскочил на ноги:

- Ах ты, чертов гяур!..

Но закончить ему не дали. Впереди с пластиковым треском распахнулась желтая
дверца электрорикши, и все та же рука зло пихнула его в спину. В этот
момент за углом, там, где находился вход в только что покинутую ими
ночлежку, раздался яростный выкрик, тут же оборванный тихим шипением
клапана сброса давления, и духанщик, посчитав, что для выражения своего
недовольства стоит все-таки поискать более спокойное местечко, поспешно
нырнул в узкий, дребезжащий салон. Писклявый голос старика взвыл:

- Гони!

Водитель надавил на гашетку; и хлипкий экипаж, дребезжа и завывая, двинулся
вперед.

Преследователи выскочили из-за угла, когда экипаж успел набрать разрешенные
правилами пятнадцать миль в час. Но вид шустро бегущего экипажа,
удалившегося уже почти на треть мили, отнюдь не охладил их пыла.

Первый преследователь догнал их у перекрестка, когда электрорикша замедлил
ход, вписываясь в узкий поворот. Он прыгнул на подножку и выбросил вперед
обе руки, собираясь уцепиться за вжавшегося в заднюю стенку христианина. Но
Карим перегнулся через скукожившуюся фигурку и со всего маху засветил
нападающему в грудь своим увесистым кулаком. Пальцы нападавшего щелкнули в
полудюйме от груди старика, а в следующее мгновение он налетел боком на
столбик паркомата, и его снесло на мостовую. От удара экипаж повело, да
так, что он едва не опрокинулся. Водитель испуганно оглянулся. Упавший уже
поднимался на ноги, но его изрядно пошатывало. Однако из-за поворота
вылетели еще несколько фигур в таких же накидках и, не снижая скорости,
устремились за ними. Водитель ахнул, а затем, зверски перекосив лицо, сунул
руку куда-то под панель. Оттуда раздался треск, и в то же мгновение экипаж
прыгнул вперед, увеличив скорость в два раза. Этот скачок застал следующего
преследователя уже в полете. Так что его скрюченные пальцы, увенчанные
гипертрофир