ыл сипл и надсаден.

Комендант остановился в центре капонира, окинул взглядом помятые лица
дежурного расчета, ясно показывающие, насколько глубоко личный состав
"бдил" на службе, и сдвинул брови. Солдаты, уставившиеся на коменданта с
изумлением не меньшим, чем если бы они смотрели на привидение, замерли.
Комендант глубоко вздохнул и буркнул:

- Во время несения боевого дежурства команда "Смирно" не подается. - Затем
он сделал паузу, поджал губы и, еще раз произнеся: - "Боевого..." - покинул
каземат.

Старший расчета, ожидавший, что его вот-вот начнут выворачивать наизнанку,
как неопоросившуюся в срок свиноматку, проводил прямую спину коменданта
растерянным взглядом и, обессиленно рухнув на кресло горизонтального
наводчика, потерянно всхлипнул. Ну кто бы ему объяснил, что же все-таки
произошло? Богун даже скорлупу сваренного всмятку яйца, которое вот уже
двадцать месяцев ему каждое утро подают на завтрак, разбивающий одним и тем
же строго выверенным движением столового ножа, приперся в каземат на три с
половиной часа раньше срока и, застав бессовестно дрыхнущий дежурный
расчет, молча покинул каземат!.. Похоже, стоит поинтересоваться, что там у
нас с центральным светилом, не потухло ли оно, часом, скоропостижно
прошедшей ночью?

Спустя несколько минут в его шлеме настойчиво замигал огонек вызова.
Старший поморщился и привычным движением языка перещелкнул клавишу приема.
Сейчас ему не хотелось ни с кем общаться. На внутришлемном экране возникло
изображение земляка, который в данный момент как раз тянул лямку старшего
дежурного в нижнем казематном поясе.

- Привет, зема, План-календарь к тебе заходил? Прозвище коменданта, как и
любое прозвище, данное солдатами, подходило к коменданту идеально точно.
Старший орудийного расчета уныло вздохнул и промямлил:

- Ну.

- Поймал?

- Ну.

- И как?

Артиллерист сдавленно хмыкнул:

- А ничего.

- Дела-а-а, - протянул зема. Оба помолчали, потом дежурный по казематам
сообщил:

- Я маякнул на пульт ДРО - у них ничего.

Мысли старшего орудийного расчета тут же приобрели несколько другое, менее
печальное направление. Ведь действительно, у столь аномального поведения
План-календаря должно быть какое-нибудь объяснение.

- А на "точку" маячил?

- Нет.

- А связистам?

Зема опять отрицательно мотнул головой. Лица у обоих просветлели, потом
артиллерист сказал:

- Узнаешь что первый - тут же маякни мне.

Зема кивнул и отключился.

К семи утра в процесс выяснения причин столь странного поведения коменданта
уже был вовлечен весь состав дежурной смены капонира. Но мало-помалу
выяснилось, что все везде вроде бы как обычно, и всем участникам ночного
происшествия стало казаться, что оно было всего лишь приступом ночного
кошмара. Тем более что Богун, как обычно, ровно в девять появился из своего
кабинета, раскурил сигару и, повернув направо, обычным неторопливым шагом
двинулся в сторону контрольной рубки. Но эта идиллия продолжалась всего
пять минут. Войдя в контрольную рубку, Богун легким движением руки
отмахнулся от рванувшегося к нему навстречу с докладом старшего оператора
смены и, подойдя к командной консоли, на несколько мгновений замер,
уставившись на нее, как будто впервые ее увидел. У старшего оператора
засосало под ложечкой. Комендант вздохнул и пробормотал:

- Да, пора навести порядок, - и, протянув руку, плавным, но стремительным
движением повернул алую рукоятку. Капонир взорвался надсадным ревом
баззеров боевой тревоги, через пару мгновений сильно приглушенным дробным
стуком сотен каблуков, надсадными воплями сержантов и старшин, грохотом
захлопывающихся бронедверей и глухим лязгом влипающих в пазы
бронепереборок. Капонир дрогнул - это пошли вверх разворачивающиеся в
боевое положение орудийные башни комплекса "Гора". Еще несколько запоздалых
хлопков - и все замерло, только слегка вибрирующий пол показывал, что
энергогенераторы вышли на полную мощность. Комендант обвел взглядом забитую
до отказа контрольную рубку и скривился:

- Девяносто две секунды... дерьмо!

У всех сидящих за пультами операторов одеревенели затылки. Это время было
почти в полтора раза меньше нормативного, но если План-календарь сказал
"дерьмо", значит - дерьмо. Богун открыл рот, собираясь еще что-то сказать,
но тут оператор системы дальних радаров завопил:

- Отметки "сто", семнадцать единиц, дальность до ближайшей - ноль девяносто
восемь, вектор сближения шесть-шесть-два-семь, скорость два-два-семь,
падает...

В этом докладе не было никакой необходимости, поскольку все данные не
только высвечивались на экране каждого, кому они могли пригодиться хотя бы
теоретически, но уже были загружены в системы наведения орудий, а сеть
планетарных сателлитов уже начала перестраиваться для наиболее эффективного
отражения приближающейся угрозы. Капонир был приведен в полную боевую
готовность, и БИЦ системы рассматривал приближающиеся объекты как
враждебные. Но это была традиция, а к традициям в императорских вооруженных
силах всегда подходили со всей серьезностью. Все замерли. Сердца колотились
так, что казалось, трещины в ребрах абсолютно неизбежны. Все прекрасно
представляли реальный расклад. Если это враг - капонир практически обречен.

Богун несколько мгновений рассматривал появившиеся на экране объекты, потом
усмехнулся и небрежно бросил:

- Прицелы - обнулить, орудийным башням - орудия в нулевую плоскость, узлу
связи - вызов на приближающуюся эскадру.

По контрольной рубке пронесся ветерок, образовавшийся от десятка
одновременных облегченных выдохов. На центральном экране возникло лицо
человека в мундире с голубым стоячим воротником, украшенным золотым шитьем,
отличавшим форму авиакосмических соединений планетарного базирования.
Человек несколько мгновений молча смотрел с экрана, а затем тонкие
аристократические губы разошлись в приветливой, но немного язвительной
усмешке:

- Привет, старый зануда, не думал, что засечешь меня так рано.

Богун кивнул и сухо спросил:

- Чем обязан, генерал Скшетусский? Лицо на экране слегка сморщилось.

- Все не можешь забыть? Брось. Судя по всему, скоро здесь снова развернутся
такие дела, что шансов сунуть задницу в пекло будет хоть отбавляй. С вполне
предсказуемым результатом.

Богун удивленно вскинул брови:

- Император принял решение восстановить укрепления на Светлой? Генерал
покачал головой:

- Нет, об укреплениях разговора не было. У меня двенадцать транспортов
горнопроходческого оборудования, но все стандартное, так что максимум о чем
может идти речь - это укрытия. Но вот то, что скоро у тебя на Светлой будет
чертова туча гостей - в этом можешь не сомневаться.

Богун на мгновение -задумался, а затем осторожно поинтересовался:

- И насколько большая туча? Генерал усмехнулся:

- Потеряешься, - и тут же добавил: - Подожди. Сяду - поговорим.

- Где будете садиться?

- В районе развалин второй планетарной базы. Там как, сильно фонит? Богун
мотнул головой:

- Уже нет. Вполне терпимо. Если, конечно, вы не собираетесь обретаться там
до пенсии. Генерал рассмеялся.

Следующие несколько дней были заполнены до отказа. Капонир стоял на ушах.
Полковник Богун тоже был вынужден несколько отойти от своего обычного
распорядка. Поскольку площадки для размещения восемнадцати дивизий ударной
авиакосмической группы были разбросаны в семи часовых поясах, а на него
приказом начальника Генерального штаба были возложены обязанности главного
квартирмейстера Светлой, его рабочий день начинался в пять утра, а
заканчивался около полуночи. Однако все равно каждое утро, ровно в девять
часов, комендант выходил из кабинета, раскуривал свою сигару и,
повернувшись направо, начинал движение по привычному маршруту.

Но оказалось, что все это только цветочки. Спустя полторы недели пришел
следующий конвой с войсками, а затем конвои пошли потоком, и с обходами
пришлось завязать. Богун сбросил шесть килограммов, почернел лицом, привык
есть на ходу и всухомятку и урезал время сна до двух часов в сутки.

Войска изливались на планету девятым валом, и коменданту уже казалось, что
сейчас на Светлой сосредоточено едва ли не больше сил, чем было на планете
в период самых напряженных боев в прошлую кампанию. Что вполне
соответствовало действительности, поскольку к моменту битвы за Светлую
армия и флот были обескровлены настолько, что их ОБЩАЯ численность едва
дотягивала до численности полевых войск, которые УЖЕ были переброшены на
планету. Однако конца и края конвоям пока не было видно.

В этом нескончаемом движении полковник внезапно обнаружил одно
несоответствие. Несмотря на чудовищную численность развернутых на планете
войск, они представляли собой именно ПОЛЕВЫЕ войска, а все силы
планетарно-космической обороны Светлой по-прежнему были представлены только
ОДНИМ ЕГО КАПОНИРОМ! Если, конечно, не считать ударных истребителей
генерала Скшетусского. Но с учетом того, что для выхода в космос им
придется сначала преодолеть атмосферу и выбраться из гравитационного
колодца планеты, ни время реакции, ни дальность действия истребителей не
оставляли никакой надежды использовать их как-то, кроме как силы ближней
обороны, то есть максимум на что они были способны - это оказать
противодействие противнику на низких орбитах. А это уже противодесантные
действия, каковые, при наличии на планете такого количества полевых войск,
представлялись просто абсурдными. Любой десант, который могли остановить
эти жалкие восемь дивизий, войска, находящиеся на планете, могли бы
запросто размазать как майонез по хлебной корочке. А в случае если
противник выбросит десант, достойный тех сил, что сосредоточены на планете,
то его эскадра или, скорее уж, флот прикрытия десанта в мгновение ока
разнесет соколов Скшетусского в мелкую пыль. В общем, все это выглядело
настолько невероятным, что Богун даже не сразу поверил в столь вопиющее
несоответствие, пытаясь успокоить свою закипающую голову поиском оправданий
типа того, что переброска еще не закончена и средства планетарной обороны
прибудут попозже или что оборону планеты возьмет на себя Второй флот.

Но мало-помалу реальность обнажилась перед ним во всей своей
неприглядности. Никто НЕ СОБИРАЛСЯ усиливать планетарную оборону планеты.
Более того, судя по тем беспрецедентным усилиям, которые предпринимались
инженерными подразделениями для обеспечения скрытности размещения войск,
беззащитность Светлой должна была выглядеть просто вызывающей. Какового
эффекта в случае усиления системы планетарно-космической обороны достичь
было абсолютно невозможно. А это означало, что Великий князь вместе с
Генеральным штабом затевают какую-то крупную боевую операцию. И, судя по
тому, что на планете лихорадочно закапывалось в землю почти три четверти
полевых войск империи, от успеха этой операции зависело очень многое, если
не все. Но это также означало и то, что капонир обречен...

К исходу второго месяца коменданта подняли в два часа ночи сообщением, что
к планете приближается адмиралтейский курьер с неким важным гостем на
борту. Комендант, прилегший только за полтора часа до доклада, а до того
проведший на ногах без сна и отдыха почти тридцать часов, хотел было
послать примчавшегося связиста, высказав ему, где он видел связиста, его
маму, всех его предков до седьмого колена, а также этот адмиралтейский
курьер, да и весь флот в придачу, но потом опомнился и сел на кровати.
Курьер - это серьезно. На планете было уже оборудовано около двух сотен
посадочных площадок, а его пилот запросил наведение на "точку". К тому же
пилот категорически отказался не только сообщить, кого он везет, но даже
намекнуть об этом, что вообще-то было делом из ряда вон выходящим.

Спустя полчаса полковник стоял у края посадочного поля, поеживаясь от
пронизывающего ветра и изо всех сил борясь с желанием закрыть глаза и
заснуть прямо здесь, на шершавом пластобетоне "точки". Курьер был уже над
планетой, и вскоре над горизонтом вспыхнула и начала стремительно
приближаться ослепительная звезда, а спустя несколько мгновений со стороны
звезды донесся гулкий удар. Это означало, что курьер сбавил скорость
торможения настолько, что звук наконец сумел обогнать стремительный корабль
и радостно возвестить, что до посадки этой неестественно быстрой с точки
зрения естественной эволюции штуковины остались считанные минуты.

Когда хищный, вытянутый силуэт курьера на удивление мягко коснулся
посадочными опорами ноздреватых плит крошечного посадочного поля, на
коменданта пахнуло нестерпимым жаром. При такой скорости прохождения
атмосферы температура внешней обшивки курьера, несмотря на все системы
сброса тепла, явно перевалила за пятьсот градусов. Но Богуну вдруг
почудилось, что этот жар как бы указывает на то, какое пекло вскоре
начнется на Светлой, и его прошиб холодный пот.

Несколько минут ничего не происходило, видимо, пилот ждал, пока система
сброса тепла остудит обшивку до удобоваримой температуры. И наконец, когда
ожидание стало уже нестерпимым, люк курьера медленно распахнулся. Полковник
замер. В тускло освещенном проеме люка показалась неясная фигура, затянутая
в летный комбинезон. Богун напрягся, уже почти зная, КОГО он увидит, но все
еще отказываясь поверить в это, и тут же расслабился. Это оказался пилот.
Он подошел к коменданту, подчеркнуто строго отдал честь, что было для этой
братии вовсе не характерно, и, нервно облизнув губы, тихо произнес:

- Вас ждут.

Богун кивнул и, чуть сгорбившись, двинулся в сторону люка, уже совершенно
уверенный в том, КТО ждет его в пассажирском салоне курьера.

Он оказался прав. Пассажир салона вскинул руку прежде, чем комендант успел
припасть на левое колено:

- Отставить. Садитесь, полковник. Нам нужно многое обсудить, а времени кот
наплакал.

Богун сорвал фуражку с головы, сел в указанное кресло и хрипло произнес:

- Слушаюсь, ваше величество.

6

- Великий, адмирал Мбуну просит разрешения униженно припасть к твоим
стопам.

Голос за занавесью слегка дрожал. Ну еще бы, беспокоить Великого Свамбе в
ТАКОЙ момент... Стоны и вопли наложницы были слышны даже в зале утренних
аудиенций. Но Мбуну обладал дурным характером, ничуть не уступающим
характеру самого Великого. И если для слуги попытка побеспокоить Великого в
такой момент вполне могла закончиться последующим ритуальным вспарыванием
живота, то отказ выполнить распоряжение адмирала, несомненно, окончился бы
немедленным отсечением головы. К тому же вспарывания живота можно было
избежать. Если новости, которые принес адмирал, окажутся достаточно
важными. А когда адмирал появлялся во дворце лично, новости всегда
оказывались важными. И все же не следовало делать этого в такой момент...

Великий Свамбе ощерился и выкрикнул ритуальную фразу:

- Куну ембено!

За занавесью судорожно всхлипнули. Сейчас слуге предстояло выйти из покоев
и повторить эту фразу вслух. После чего масаи личного конвоя Великого тут
же подхватят обреченного и отволокут в подвешенную в дворцовом парке
клетку, в которой вызвавшему гнев Великого предстоит дожидаться, пока
колдуны приготовят все необходимое к церемонии вспарывания живота. Причем
жертвенник был специально расположен в десяти шагах от клетки, так что все
приготовления будут проходить на глазах кандидата в жертвы. Великому Свамбе
иногда даже становилось любопытно, почему никто из обреченных никогда не
рискнул как-то изменить слова, или вообще промолчать и, воспользовавшись
тем, что до появления Великого обычно проходит достаточно времени удрать и
затеряться среди десятков тысяч челяди, проживающей во дворце, или скрыться
где-нибудь в джунглях, или даже добраться до остатков поселений аборигенов,
расположенных дальше на север. Но ведь ни один не рискнул. Все послушно шли
на бойню. Впрочем, возможно, это любопытство Великого Свамбе было
следствием того, что в свое время он глубоко окунулся в толщу западной
культуры со всякими бреднями типа свободы воли и прав человека.

У "настоящего" Свамбе, вероятно, даже не могло возникнуть подобных мыслей.

Йогер Нгомо Юму Свамбе подошел к изящному сервировочному столику и
собственноручно налил себе стакан мангового нектара. Он не любил чистый
сок. Куда приятней, если в стакане кроме сока еще и вдоволь мякоти, которая
радует язык и оставляет в желудке ощущение легкой тяжести. Он, когда-то
носивший "низкую" фамилию Никатка, шел к своему сегодняшнему положению
абсолютного властелина клана много лет. Когда Совет клана признал его
наследником Нгомо Юму Сесе Свамбе и новым Великим, его положение в клане
еще долгое время оставалось шатким. Несмотря на твердую поддержку масаев,
остальные Великие роды признали его, скорее предполагая не подчиняться
новому Великому, а подмять его под себя. Но он быстро расставил все по
местам, устроив кровавую бойню прямо после ритуала священных. Это могло бы
выйти ему боком, но в тот момент Свамбе были растерзаны и изгнаны из своего
родового гнезда, а те, кто пришел на смену убитым, не обладали ни
достаточным авторитетом, ни особым желанием выступать против нового
Великого. В конце концов, именно он расчистил им дорогу к власти. Но все
эти годы они пытались совершить то, что задумывали сделать еще их отцы. И
только теперь, после стольких лет и стольких усилий. Великий мог подобно
древнему белому королю сказать себе: "Свамбе - это я". Хотя даже сейчас для
этого приходилось регулярно пускать кровь.

Когда Великий Свамбе появился в зале утренних аудиенций, все присутствующие
там испуганно рухнули ниц. Великий окинул их суровым взглядом,
автоматически отмечая, насколько униженно выгнута спина и вздернут зад у
того или иного придворного, а затем выбрал самый вызывающий зад и, подойдя
поближе, сильно замахнулся и врезал по этому заду ногой, обутой в сандалию
из искусной имитации крокодиловой кожи. Сам удар, впрочем, был довольно
мягким.

- Пошли, адмирал.

Мбуну мгновенно вскочил. Но Великий не стал дожидаться ритуального выкрика,
выражавшего восторг, охватывающий любого Свамбе при созерцании Великого, а
двинулся напрямик через зал, к дверям своего кабинета, предоставив
придворным уникальную возможность получить благословение его божественной
ногой, в случае если чья-то задница не слишком расторопно убиралась с
траектории его движения.

Когда адмирал проскользнул внутрь кабинета вслед за повелителем и аккуратно
прикрыл тяжелую двустворчатую дверь, Великий Свамбе, уже успевший опустить
свое божественное тело в роскошное кресло, больше напоминающее трон,
расхохотался во весь голос:

- Нет, это же надо, ты видел их задницы? Адмирал криво усмехнулся и ответил
тоном, который никак не вязался с той униженной позой, которую он принимал
всего лишь минуту назад в зале утренних аудиенций.

- Нет, не видел. Как ты помнишь, я в этот момент как раз демонстрировал
тебе свою собственную задницу.

Затем он спокойно-небрежным шагом подошел к стене, где (а это было известно
крайне ограниченному кругу людей) у Великого был устроен тайный бар: в нем
хранились великолепные аналоги тех крепких напитков, к которым Великий
Свамбе пристрастился во время обучения в Симаронском университете. Адмирал
привычным жестом снял со стены огромную, в рост человека, маску
Банме-нгумо, искусно вырезанную из корня исполинского эбенового дерева,
отодвинул леопардовую шкуру, растянутую на стене в качестве фона для
изображения столь могущественного духа, и замер, размышляя над тем, что же
выбрать. Это было нелегкой задачей. Наконец он остановился на бутылке с
этикеткой белого цвета - двуглавый орел сверху и крупная красная надпись
"Смирновъ" по центру. Выудив бутылку, он повернулся, ощупал взглядом все
горизонтальные поверхности, видимо разыскивая стакан, а затем скривился и,
резким движением пальцев скрутив винтовую крышку, поднес бутылку ко рту и
запрокинул голову. Великий нахмурился, но тут же растянул губы в
примирительной улыбке.

- Ладно, не дуйся, сам понимаешь, что у Великого и Свирепого Свамбе не
может быть никаких исключений. Иначе конец образу Великого и Свирепог