которой   коренное
население, как и при ханской власти, продолжало оставаться  в  приниженном
положении]. За все годы существования Закаспийской дороги не было  никаких
нападений на поезда.
   - Это, конечно, утешительно. Ну, а как по ту сторону границы, на пути к
Пекину?
   - Там другое дело, - отвечает майор. - На Памирском  плато  до  Кашгара
путь охраняется строго, но дальше,  на  собственно  китайской  территории,
местная администрация не столь расторопна,  и,  по  правде  говоря,  я  не
особенно ей доверяю.
   - А станции там расположены далеко одна от другой?
   - Иногда очень далеко.
   - И русские служащие будут там заменены китайскими?
   - Да, за исключением нашего начальника  поезда  Попова,  который  будет
сопровождать нас до конца пути.
   - Итак, значит, машинисты,  кочегары  и  вся  поездная  прислуга  будут
китайцы?.. Это  как  раз,  майор,  меня  и  беспокоит,  ведь  безопасность
пассажиров...
   -   Можете   не    беспокоиться,    господин    Бомбарнак.    Китайские
железнодорожники не менее опытны, чем русские, и притом  они  превосходные
механики. Есть среди них и инженеры, которые ловко  проложили  путь  через
всю Поднебесную Империю. Китайцы, несомненно, принадлежат  к  очень  умной
расе, весьма склонной к промышленному прогрессу.
   - Я охотно верю, майор Нольтиц, и не сомневаюсь, что в один  прекрасный
день она  станет  во  главе  цивилизованного  мира...  конечно,  вслед  за
славянской!
   - Трудно сказать, что нам готовит будущее, - улыбаясь, отвечает  майор.
- Что же  касается  китайцев,  то  я  могу  подтвердить,  что  они  весьма
сообразительны и обладают удивительной легкостью  восприятия.  Я  лично  в
этом убедился, когда видел их за работой.
   - Отлично! С этой стороны, стало быть, нет никакой опасности. А что  вы
скажете о разбойниках? Разве не бродят они по бескрайним пустыням Монголии
и Северного Китая?
   - И вы думаете, что бандиты осмелятся напасть на поезд?
   - Вот именно, майор, и это меня немного успокаивает.
   - Успокаивает?!
   - Да, я это и хотел сказать. Но боюсь  только  одного  -  как  бы  наше
путешествие вообще не обошлось без приключений.
   - Поистине, господин репортер, вы меня  восхищаете!  Значит,  вы  ищете
приключений...
   - Как врач ищет больных... Я только о них и мечтаю.
   -  В  таком  случае,  господин  Бомбарнак,  я  боюсь,  что  вы   будете
разочарованы. Говорят, не знаю, правда это или нет, будто Компания вошла в
соглашение с несколькими предводителями банд.
   - Подобно тому, как греческие власти с  разбойником  Хаджи-Ставросом  в
романе Абу?.. [Абу Эдлюн (1828-1885) - французский беллетрист и публицист]
   -  Именно  так,  господин  Бомбарнак,  и  как  знать,  не   успела   ли
железнодорожная компания войти в сделку и с остальными.
   - Трудно этому поверить.
   - Почему же? - отвечает майор Нольтиц. - Это  было  бы  вполне  в  духе
времени -  откупиться  от  разбойников,  чтобы  обеспечить  таким  образом
безопасность  движения  поездов.  Впрочем,  говорят,  что  один  из   этих
тружеников  большой  дороги,  некто  Ки  Цзан,  пожелал   сохранить   свою
независимость и свободу действий.
   - Что вы о нем знаете?
   - Это один из самых дерзких  разбойников.  Он  полукитаец,  полумонгол.
После того, как он долго бесчинствовал в Юньнане, где его в  конце  концов
выследили, он перенес свою деятельность в северные провинции. Его видели и
в той части Монголии, по которой проходит Великий Трансазиатский путь...
   - Вот и отлично! Такой поставщик хроники мне нужен до зарезу!
   - Однако, господин Бомбарнак, встреча с  Ки  Цзаном  может  вам  дорого
обойтись...
   - Что вы, майор! Разве "XX век" не достаточно богат, чтобы заплатить за
свою славу!
   - Заплатить деньгами, - да. Но вы забываете, что мы  можем  поплатиться
не только кошельком, но и  жизнью.  Хорошо  еще,  что  наши  попутчики  не
слышали ваших рассуждений, а то бы они потребовали, чтобы вас высадили  на
первой же станции. Будьте осторожны и не выдавайте ваших желаний - желаний
репортера, который ищет приключений. А главное  -  забудем  про  этого  Ки
Цзана. Так будет лучше для путешественников...
   - Но не для путешествия, майор, - замечаю я.
   И мы возвращаемся  на  вокзал.  Поезд  простоит  здесь  еще  не  меньше
получаса.  Я  прогуливаюсь  по  платформе  и  наблюдаю,  как   маневрирует
локомотив, прицепляющий к нашему  составу  еще  один  багажный  вагон.  Он
прибыл из Тегерана по Мешхедской ветке, той самой, что  соединяет  столицу
Персии с Закаспийской магистралью.
   Вагон заперт и запечатан, его сопровождает конвой из шести монголов, ни
на минуту не спускающих с него глаз.
   Не знаю, может быть, это зависит от направленности моего  ума,  но  мне
начинает  казаться,  будто  в   вагоне   этом   есть   что-то   особенное,
таинственное, и так как с майором мы расстались,  я  обращаюсь  к  Попову,
наблюдавшему за маневрами паровоза:
   - Куда направляется этот вагон?
   - В Пекин, господин Бомбарнак.
   - А что в нем везут?
   - Что везут? Важную персону.
   - Важную персону?
   - Это вас удивляет?
   - Еще бы... В багажном вагоне...
   - Но так она пожелала.
   - Прошу вас,  господин  Попов,  предупредите  меня,  когда  эта  важная
персона покинет вагон.
   - Она его не покинет.
   - Почему?..
   - Потому, что она мертва. Это покойник.
   - Покойник?
   - Да, тело везут в Пекин, где оно будет похоронено со всеми подобающими
почестями.
   Наконец-то в нашем поезде появилась значительная личность! Правда,  это
труп, но не все ли равно! Я обращаюсь  к  Попову  с  просьбой  узнать  имя
покойника. Должно быть,  это  какой-нибудь  мандарин  высшего  ранга.  Как
только я это выясню - немедленно пошлю телеграмму "XX веку".
   Пока я хожу вокруг да около, к  вагону  подходит  какой-то  пассажир  и
начинает его разглядывать с не меньшим любопытством, чем я.
   Это молодцеватый  мужчина,  лет  сорока,  высокого  роста,  смуглый,  с
несколько  мрачным  взглядом,  лихо  закрученными  мушкетерскими  усами  и
немигающими веками. На нем изящный  костюм,  какие  носят  обычно  богатые
монголы.
   "Вот великолепный тип, - подумал я. - Не знаю,  суждено  ли  ему  стать
главным действующим лицом, которого мне недостает,  но  на  всякий  случай
отведу для него номер 12 в реестре моей странствующей труппы".
   Вскоре я  узнаю  от  Попова,  что  новое  действующее  лицо  носит  имя
Фарускиар. Его сопровождает другой монгол того  же  возраста,  но  низшего
ранга, - некто Гангир.
   Теперь уже они оба вертятся возле вагона, который прицепляют  в  хвосте
поезда  перед  багажным,  и  обмениваются   несколькими   словами.   Когда
маневрирование закончилось, монголы заняли места в вагоне второго  класса,
рядом с траурным, чтобы драгоценное тело всегда было под их наблюдением.
   Вдруг на платформе раздаются вопли:
   - Ловите!.. Держите!..
   Я сразу узнаю крикуна. Так орать может только барон Вейсшнитцердерфер.
   На сей раз нужно  остановить  не  поезд,  а  улетающую  шапку,  голубую
шапку-каску, которую сильный порыв  ветра  сорвал  с  головы  барона.  Она
катится по платформе, по рельсам, вдоль стен и  заборов,  а  ее  владелец,
задыхаясь, бежит за ней и никак не может поймать.
   Должен вам сказать, что при этом уморительном зрелище  супруги  Катерна
держатся за бока от хохота, молодой китаец Пан Шао надрывается от смеха  и
один лишь доктор Тио Кин остается невозмутимо-серьезным.
   Немец, багровый, запыхавшийся, совсем уже выбился из  сил.  Дважды  ему
удалось коснуться рукой своего головного убора, но  тот  снова  ускользал.
Кончилось тем, что барон растянулся во всю длину,  запутавшись  головою  в
складках широкого  плаща,  и  это  происшествие  послужило  для  господина
Катерна поводом, чтобы пропеть знаменитый мотив из оперетки "Мисс Эллиет":

   Вот неожиданный скандал,
   Представьте, что я увидал...

   Нет ничего досадней и комичней погони за шляпой, которую уносит сильный
ветер. Она мечется из стороны в сторону, кружится, скачет, парит в воздухе
и ускользает из-под рук как раз в ту минуту, когда вы думаете, что наконец
схватили ее. Случись это со мной, я бы нисколько не обиделся на тех,  кого
рассмешила эта забавная игра.
   Но барон не  понимает  и  не  прощает  шуток.  Он  мечется,  прыгает  и
устремляется  к  железнодорожному   полотну.   Ему   кричат:   "Осторожно!
Берегитесь!", так как в эту минуту к вокзалу подходит поезд  из  Мерва.  И
тут настает конец злополучной шапки-каски: локомотив ее безжалостно давит,
и она превращается в растерзанный блин, который и вручают барону. А  он  в
ответ разражается  градом  проклятий  под  адресу  Великой  Трансазиатской
магистрали.
   Но вот дается сигнал к  отправлению.  Пассажиры,  и  новые,  и  старые,
торопятся на свои места. Среди вновь прибывших я  замечаю  трех  монголов,
которые производят на меня очень странное впечатление. Они садятся в вагон
второго класса.
   Поднимаясь на площадку, я слышу, как молодой китаец обращается к своему
компаньону:
   - Доктор Тио Кин, вы обратили внимание на этого немца  с  его  потешной
шляпой? Вот когда я вволю посмеялся!
   Но что я слышу? Пан  Шао  бегло  говорит  по-французски,  говорит,  как
настоящий парижанин!
   Я изумлен - и  при  первом  удобном  случае  непременно  заведу  с  ним
разговор.



9

   Поезд отошел точно по расписанию. На этот раз барону не  на  что  будет
жаловаться. Впрочем,  мне  вполне  понятно  его  нетерпение:  одна  минута
опоздания, и он пропустит пароход из Тяньцзиня в Японию.
   Поначалу день обещал быть прекрасным.  А  потом  вдруг  поднялся  такой
сильный ветер, что, казалось, он способен  потушить  солнце,  как  простую
свечу. Это один из тех ураганов,  которые,  как  я  слышал,  останавливают
поезда на Великой Трансазиатской магистрали. Сегодня, к счастью, он дует с
запада, вслед поезду, и потому с ним  можно  будет  примириться.  Попробую
остаться на площадке.
   Теперь я должен завязать знакомство с молодым Пан Шао. Попов был  прав:
он, как видно, из богатой семьи, прожил несколько лет в  Париже,  учась  и
развлекаясь.   Вероятно,   ему   частенько   приходилось   бывать   и   на
"файф-о-клоках" [чай среди дня, обыкновенно в пять часов вечера;  здесь  -
званые вечера, устраиваемые редакцией (англ.)] "XX века".
   Нужно заняться и другими делами  и  прежде  всего  человеком  в  ящике.
Пройдет целый день, прежде  чем  мне  удастся  избавить  его  от  тревоги.
Воображаю, как он беспокоится! Но пробираться в багажный вагон  днем  было
бы слишком опасно. Придется подождать до ночи.
   Кроме того, у меня намечена в программе  беседа  с  супругами  Катерна.
Впрочем, это будет делом несложным.
   Куда труднее завязать отношения с номером двенадцатым,  великолепнейшим
Фарускиаром. Этот восточный человек застегнут на все пуговицы.  Не  так-то
просто к нему подступиться!
   Да! Надо еще поскорее узнать имя мандарина, который возвращается в свою
Поднебесную Империю, чтобы принять погребальные почести. Думаю, что Попову
удастся это выведать у одного из стражников,  приставленного  к  телу  его
превосходительства.  Будет  просто  замечательно,  если  мертвец  окажется
каким-нибудь важным государственным деятелем - китайским принцем или  хотя
бы министром!..
   Вот уже час, как поезд перерезает обширный оазис. Потом пойдет сплошная
пустыня. Почву там образуют аллювиальные наносы [образуются  в  результате
деятельности текучих вод (пески, глина, суглинки, галька)], и тянутся  они
вплоть  до  окрестностей  Мерва.  Пора  уже  привыкнуть  к  однообразию  и
монотонности путешествия. И так будет до  границы  Туркестана  -  оазис  и
пустыня, пустыня  и  оазис.  Правда,  по  мере  приближения  к  Памирскому
плоскогорью вид местности будет  меняться.  Красивые  пейзажи  в  изобилии
попадаются в этом горном узле, который русские  разрубили  совершенно  так
же, как Александр  Македонский  разрубил  узел,  связывавший  в  колеснице
Гордия ярмо с дышлом. После этого македонский завоеватель  установил,  как
известно, господство над Азией. Вот хорошее предзнаменование  для  России,
разрубившей Памирский узел! [В древнегреческой  легенде  рассказывается  о
финикийском царе Гордие, который прикрепил ярмо к  дышлу  колесницы  таким
тугим узлом, что его невозможно было  развязать.  Между  тем  предсказание
оракула гласило, что Азия достанется тому, кто  сможет  развязать  Гордиев
узел. Александр Македонский не стал его распутывать,  но  разрубил  мечом.
Жюль Верн намекает на присоединение Туркестана к России.]
   Итак, подождем Памира с  его  живописной  природой.  А  по  ту  сторону
Памирского плато расстилаются бесконечные равнины китайского Туркестана  и
пески, пески, пески громадной пустыни Гоби. И снова потянется  монотонная,
однообразная дорога.
   Половина одиннадцатого. В вагоне-ресторане скоро будет завтрак. А пока,
вместо утренней прогулки, пройдусь по всему поезду.
   Где же Фульк Эфринель? Я не вижу американца на  его  посту  подле  мисс
Горации Блуэтт.  Я  вежливо  с  ней  раскланиваюсь  и  осведомляюсь  о  ее
спутнике.
   - Мистер Фульк пошел взглянуть на свой багаж, - отвечает она.
   Вот как, он уже  "мистер  Фульк"!  Подождем  немного,  и  будет  просто
"Фульк".
   Величественный Фарускиар с самого начала забился с  Гангиром  в  задний
конец второго вагона. Здесь я застаю их и сейчас. Они сидят вдвоем и  тихо
разговаривают.
   На обратном пути встречаю Фулька Эфринеля, спешащего к своей  спутнице.
По американской привычке он встряхивает мне руку. Я говорю ему,  что  мисс
Горация Блуэтт уже сообщила мне, куда он ходил.
   - О! - восклицает он,  -  какая  деловитая  женщина,  какая  выдающаяся
негоциантка! Это одна из тех англичанок...
   - Которые вполне достойны быть американками! - заканчиваю я.
   - Wait a bit! - отвечает он, многозначительно улыбаясь.
   Китайцев на месте не оказалось. Значит, они  ушли  завтракать.  Проходя
мимо, вижу на вагонном столике книжку, оставленную доктором Тио Кином.
   Я не  думаю,  чтобы  со  стороны  репортера  было  нескромностью  взять
книжечку, раскрыть ее и прочесть следующее заглавие:

   О ВОЗДЕРЖАННОЙ И ПРАВИЛЬНОЙ ЖИЗНИ, ИЛИ ИСКУССТВО
   ДОЛГО ЖИТЬ, ПРЕБЫВАЯ В ДОБРОМ ЗДРАВИИ
   СОЧИНЕНИЕ ЛЮДОВИКА КОРНАРО, БЛАГОРОДНОГО ВЕНЕЦИАНЦА.
   С прибавлением советов, как исправить дурной характер, как пользоваться
совершенным счастьем до самого преклонного возраста  и  умереть  только  в
глубокой старости, вследствие полного истощения жизненных соков.
   САЛЕРНО, MDCCXXXII

   Так вот каково любимое чтение доктора Тио  Кина!  Теперь  мне  понятно,
почему непочтительный ученик иногда в насмешку называет его Корнаро!
   Кроме заглавия, я успеваю прочесть еще девиз:

   Absti entia adjicit vitam
   [воздержание продлевает жизнь (лат.)]

   Но я отнюдь не собираюсь следовать девизу благородного венецианца -  по
крайней мере, за завтраком.
   В вагоне-ресторане застаю всех на обычных  местах.  Я  сажусь  рядом  с
майором  Нольтицем,  который   внимательно   наблюдает   за   сидящим   на
противоположном конце стола господином Фарускиаром и его компаньоном.  Нас
обоих очень занимает этот неприступный монгол. Интересно, кто он такой?
   - Вы только подумайте, - говорю я, и мне самому  становится  смешно  от
такой вздорной мысли, - а что, если бы это был...
   - Кто же? - спрашивает майор.
   - Атаман разбойничьей шайки... тот самый знаменитый Ки Цзан...
   - Шутите, шутите, господин Бомбарнак, только, прошу вас, не так громко!
   - Однако,  согласитесь,  майор,  это  была  бы  одна  из  интереснейших
личностей, вполне достойная самого подробного интервью.
   Продолжая болтать, мы с аппетитом  поглощаем  завтрак.  Приготовлен  он
очень вкусно. В Ашхабаде и Душаке успели запастись свежими продуктами.  Из
напитков нам предложили чай,  крымское  вино  и  казанское  пиво  [инженер
Буланжье  в  своих  путевых  записках  воздает   должное   русской   кухне
(прим.авт.)]; из мясных блюд - бараньи котлеты и превосходные консервы; на
десерт - сочную дыню, груши и отборный виноград.
   После завтрака я выхожу на заднюю  площадку  вагона-ресторана  выкурить
сигарету. Вслед за мной туда является господин Катерна.  Почтенный  комик,
видимо, сам искал случая со мной заговорить.
   Его умные полузакрытые глаза, гладко выбритое лицо, щеки,  привыкшие  к
фальшивым бакенбардам, губы, привыкшие к фальшивым усам, голова, привыкшая
к черным, рыжим, седым, лысым или косматым парикам, в зависимости от роли,
- все выдает в нем комедианта, созданного для жизни на подмостках. Но  при
этом у него такое открытое  лицо,  такой  веселый  взгляд,  такие  честные
глаза, такая  прямодушная  манера  держаться,  что  сразу  узнаешь  в  нем
славного, искреннего человека.
   - Сударь, - обращается он  ко  мне,  -  неужели  двое  французов  могут
проехать вместе от Баку до Пекина, не познакомившись друг с другом?
   - Сударь, - отвечаю я, - когда я встречаю соотечественника...
   - И вдобавок еще парижанина.
   - Следовательно, дважды француза, - прибавляю я, - то я не мог бы  себе
простить, если бы не пожал ему руки. Итак, господин Катерна...
   - Вы знаете мою фамилию?
   - Равно, как и вы мою. Я в этом уверен.
   - И не ошиблись. Вы - господин Бомбарнак, корреспондент "XX века".
   - И ваш покорный слуга.
   - Тысяча благодарностей, господин Бомбарнак,  даже  десять  тысяч,  как
говорят в Китае, куда мы едем с госпожой Катерна...
   - Чтобы играть комические роли  в  шанхайском  театре,  основанном  для
французов.
   - Так вы все знаете?
   - На то я и репортер!
   - Это верно!
   - Я даже могу  сказать,  господин  Катерна,  основываясь  на  некоторых
морских словечках, которые вы  употребляете,  что  раньше  вы  служили  на
флоте.
   - Это верно, господин  репортер.  Я  бывший  командир  шлюпки  адмирала
Буасуди на борту "Грозного".
   - В таком случае я не понимаю, почему же вы, моряк, отправились в Китай
не морем, а в поезде...
   - Это действительно может показаться странным, господин  Бомбарнак.  Но
дело в  том,  что  мадам  Катерна,  эта  бесспорно  первая  провинциальная
опереточная актриса, лучшая исполнительница  ролей  субреток  и  травести,
которой никакая другая не срезала  бы  носа  -  извините,  это  по  старой
флотской  привычке,  -  не  переносит  морской  волны.  Когда  я  узнал  о
существовании Великой Трансазиатской магистрали, я ей сказал:  "Успокойся,
Каролина! Пусть тебя не тревожит обманчивая и коварная стихия! Мы  проедем
через Россию, Туркестан и Китай сухим путем". И как она обрадовалась,  моя
милочка, такая храбрая, такая преданная, такая... я не нахожу  подходящего
слова! -  такая  талантливая  инженю  [амплуа  актрисы,  исполняющей  роли
наивных девушек], которая в случае надобности сыграла бы  даже  дуэнью  [в
Испании - пожилая женщина, хозяйка, госпожа;  здесь  -  амплуа  комедийной
актрисы], чтобы не оставить на мели директора театра! Артистка,  настоящая
артистка!
   Господин Катерна говорил с увлечением. Как выражаются механики, "он был
под высоким давлением", и оставалось только выпустить из него пар. Как это
ни странно при его профессии, он обожает свою жену, и мне хочется  думать,
что она отвечает ему тем же. В  общем,  если  верить  его  словам,  они  -
идеальная пара: никогда не унывают, не  теряются,  всегда  довольны  своей
участью, страстно влюблены в театр, особенно провинциальный,  где  госпожа
Катерна  играла  в  драмах,  водевилях,  комедиях,  опереттах,  комических
операх, переводных пьесах, пантомимах. Они счастливы, когда  представление
начинается в пять часов вечера и заканчивается в час ночи.  Они  играют  в
театрах больших и малых городов, в залах  мэрий,  в  деревенских  амбарах,
зачастую без подготовки, без декораций,  без  оркестра,  иногда  даже  без
зрителей.  Словом,  это  комедианты,  не  разборчивые  на  роли,   готовые
выступить в любом амплуа.
   Господин Катерна, этот  неунывающий  парижанин,  был,  вероятно,  общ