ое общество "Голубой Лотос" хлопочет об уничтожении косы,  эмблемы
подчиненности китайцев маньчжурским монголам.
   "Ну, что ж? - подумал я. - Если Китай отправляет в Англию свои  волосы,
то зато Америка снабжает его зубами. Обмен основан на дружеских началах, и
значит, все обстоит, как нельзя лучше".
   Уже четверть часа, как мы сидим за столом. Пока  ничего  особенного  не
произошло. Пассажир с бритым  лицом  и  его  белокурая  подруга,  кажется,
прислушиваются  к  нашей  французской   речи,   прислушиваются   с   явным
удовольствием и очевидным желанием вмешаться в разговор. Да, значит, я  не
ошибся:  это  мои  соотечественники,  но  к  какой  категории  людей   они
принадлежат?..
   В  эту  минуту  крен  "Астры"  усиливается;  тарелки   подпрыгивают   в
углублении  стола,   приборы   звенят   и   соскальзывают,   из   стаканов
выплескивается   часть   содержимого,   висячие   лампы   отклоняются   от
вертикальной линии или, вернее сказать, наши  стулья  и  стол  подчиняются
капризам боковой качки. Любопытно наблюдать за всем этим, если сам  ты  не
подвержен морской болезни.
   - Эге, - говорит мне  американец.  -  Его  величество  Каспий  начинает
стряхивать с себя блох!
   - А вас не укачивает? - спрашиваю я его.
   - Меня? - отвечает он, - не больше, чем морскую свинку. А вы,  мисс,  -
добавил он, обращаясь к соседке, - вы легко переносите качку?
   - На меня она не действует, - отвечает Горация Блуэтт.
   По другую  сторону  стола  супружеская  чета  обменивается  несколькими
словами по-французски:
   - Тебе не дурно, Каролина?
   - Нет, Адольф... пока еще нет...  но  если  так  будет  продолжаться...
признаюсь, что...
   - В таком случае, Каролина, лучше выйдем на палубу. Ветер  на  четверть
потянул к востоку, и "Астра" не замедлит зарыться носом в перо.
   Эта манера выражаться говорит о том, что господин Катерна - ибо  таково
его имя - моряк, или когда-то им был. Этим объясняется и его балансирующая
походка.
   Между  тем  качка  становится  все  сильнее  и   сильнее.   Большинство
присутствующих не может ее вынести. Около тридцати  пассажиров  уже  вышли
из-за стола и отправились на палубу. Надеюсь, что  на  свежем  воздухе  им
будет лучше.  В  столовой  осталось  не  больше  десяти  человек,  включая
капитана, с которым мирно беседует майор Нольтиц. Фульк  Эфринель  и  мисс
Горация  Блуэтт,  как  видно,  привыкли  к  этим  неизбежным  случайностям
навигации. Немецкий барон продолжает спокойно есть и пить, будто находится
в мюнхенской или франкфуртской пивной. Держа нож в правой руке, а вилку  в
левой, он нарезает мясо кусочками, солит его, присыпает  перцем,  поливает
соусом и на  кончике  ножа  отправляет  под  свою  волосатую  губу.  Узнаю
тевтонскую натуру! Что бы ни случилось, он будет держаться  невозмутимо  и
никакая качка не заставит его упустить хотя бы  одного  глотка  питья  или
куска пищи.
   Немного поодаль расположились оба  китайца,  которых  я  разглядываю  с
любопытством.
   Один из них, молодой человек лет двадцати пяти, с изящными  манерами  и
приятным лицом, несмотря на желтизну кожи и раскосые глаза. Надо полагать,
что несколько лет, проведенных в  Европе,  отразились  не  только  на  его
манерах, но и на костюме. У него подстриженные усы, умные глаза и прическа
скорее на французский, чем на китайский лад. Он кажется мне славным  малым
с веселым характером и вряд ли часто  поднимается  на  "башню  сожалений",
если употребить метафору его родной страны.
   Его компаньон, над которым он, кажется, слегка подтрунивает,  похож  на
кивающую головой фарфоровую куклу. На вид ему лет  пятьдесят  -  пятьдесят
пять,  лицо  у  него  невзрачное,  затылок  наполовину  выбрит,  на  спине
традиционная коса, одежда национальная -  платье,  кофта,  кушак,  широкие
шаровары и пестрые туфли без задника. Он не так  вынослив  и  с  усилением
килевой качки,  сопровождающейся  дребезжанием  посуды,  вскакивает  из-за
стола и исчезает на лестнице, ведущей в кормовую рубку. А молодой  китаец,
протягивая забытый им на столе маленький томик, кричит ему вслед:
   - Корнаро!.. Корнаро!..
   Как попало итальянское слово  на  уста  жителя  востока?  Неужели  этот
китаец говорит на языке Боккаччо?  "XX  век"  имеет  право  это  узнать  и
обязательно узнает.
   Что же касается госпожи Катерна, то она  встает,  сильно  побледнев,  и
господин Катерна, как примерный супруг, сопровождает ее на палубу.
   После обеда я тоже иду на палубу, предоставив Фульку  Эфринелю  и  мисс
Горации Блуэтт беседовать с глазу  на  глаз  о  комиссионных  процентах  и
прейскурантах.
   Ночь  почти  наступила.  Быстро  бегущие  тучи,  гонимые   с   востока,
задрапировали верхние  слои  неба  широкими  складками.  Где-то  в  вышине
мерцает еще  несколько  редких  звездочек.  Ветер  свежеет.  На  фок-мачте
качается, поскрипывая, белый фонарь.  Два  других  фонаря,  по  правому  и
левому борту, следуя движениям качки,  бросают  на  волны  длинные  шлейфы
красного и зеленого цвета.
   Вскоре мне опять попадается на  глаза  Фульк  Эфринель.  Так  как  мисс
Горация Блуэтт удалилась в свою каюту, он решил поискать в кормовом салоне
свободное местечко на диване. Мы расстаемся, пожелав друг другу  спокойной
ночи.
   Я же собираюсь остаться на палубе, забиться  куда-нибудь  в  уголок  и,
завернувшись в одеяло, заснуть, как свободный от вахты матрос.
   Еще только восемь часов. Я закуриваю сигару  и,  расставь  ноги,  чтобы
создать упор против боковой  качки,  начинаю  прогуливаться  вдоль  борта.
Пассажиры первого класса уже покинули палубу, и я  нахожусь  там  почти  в
полном одиночестве. По мостику взад  и  вперед  шагает  старший  помощник,
следя за курсом,  которого  должен  придерживаться  стоящий  рядом  с  ним
рулевой. Лопасти гребных колес с огромной силой ударяют по воде, производя
страшный  грохот,  когда  судно  накреняется,  и  одно  из  них   работает
вхолостую. Из трубы вырываются клубы едкого дыма, рассыпая в воздухе снопы
искр.
   К девяти часам наступает полная тьма. Я пытаюсь высмотреть вдали огонек
какого-нибудь  парохода,  но  тщетно:  на  Каспийском  море  нет  большого
движения. Слышны только крики морских птиц  -  чаек  и  синьг,  отдающихся
прихоти ветра.
   Прохаживаюсь по палубе и не могу  отделаться  от  мысли:  а  что,  если
путешествие так и закончится без всяких приключений  и  мне  нечего  будет
сообщить моей газете!.. Редакция призовет меня к  ответу  и  будет  вполне
права. Как! Ни одного происшествия от Тифлиса до Пекина?.. Конечно, я один
был бы в этом виноват, и поэтому должен пойти на  все,  лишь  бы  избежать
подобного несчастья.
   В половине одиннадцатого я  усаживаюсь  на  одну  из  скамей  на  корме
"Астры". Но не тут-то было! На таком ветру долго не посидишь!
   Поднимаюсь на переднюю палубу, придерживаясь за планшир. Под  мостиком,
между колесными кожухами, меня настиг  такой  порыв  ветра,  что  пришлось
искать убежища  возле  товаров,  накрытых  брезентом.  Растянувшись  среди
ящиков, я закутываюсь в одеяло, прислоняюсь головой к просмоленной ткани и
немедленно засыпаю.
   Спустя некоторое время - затрудняюсь сказать прошел час  или  больше  -
меня будит какой-то странный шум. Прислушиваюсь внимательнее. Похоже,  что
рядом со мной кто-то храпит.
   "Должно быть, это какой-нибудь пассажир с носовой части судна, -  думаю
я. - Видимо, он пролез между ящиками, устроился под брезентом и ему совсем
неплохо в этой импровизированной каюте".
   Но при тусклом свете керосиновой лампы, едва  проникающем  с  нактоуза,
невозможно ничего разглядеть.
   Я снова прислушиваюсь... Шум прекратился. Оглядываюсь кругом... Никого.
   "Наверное, это мне почудилось во сне", - думаю я,  и  принимаю  прежнюю
позу.
   И только стал засыпать - храп возобновился. Ну,  конечно.  Он  идет  из
того ящика, к которому я прислонился головой.
   "Черт возьми, - говорю я себе, - да там сидит какое-то животное".
   Животное?.. Но какое?.. Кошка?.. Собака?.. Нет, этого  не  может  быть!
Зачем запирать в такой ящик домашнее животное? Значит, там хищный зверь...
пантера, тигр, лев?..
   Вот я и напал на след. Это хищники, которых отправляют в  зверинец  или
какому-нибудь султану Центральной Азии... В ящике находится клетка, и если
бы  она  раскрылась...  если  бы  хищник  бросился  на   палубу...   какое
ошеломляющее дорожное приключение... какой  материал  для  хроники!..  Вот
видите,  до  какой  степени  может  дойти  пылкое  воображение  репортера,
жаждущего сенсаций. Любой ценой мне нужно узнать, кому  предназначен  этот
хищник и куда его должны доставить, в  Узун-Ада  или  дальше,  в  Китай...
Адрес, конечно, указан на ящике.
   Достаю восковую свечку, зажигаю, и она горит ровным пламенем, так как я
укрыт от ветра.
   И представьте себе, что я вижу...
   Ящик с уже знакомым мне адресом: г-же Зинке Клорк, улица Ша-Хуа, Пекин,
провинция Чжили, Китай...
   Он такой хрупкий, бедный хищник! Он так боится сырости, несчастный лев!
Допустим, что так и есть! Но зачем  госпоже  Зинке  Клорк,  этой  красивой
румынке - я не сомневаюсь ни в том, что она румынка, ни  в  том,  что  она
красавица - захотелось выписать из Европы хищного зверя?
   Но довольно болтать  вздор!  Попробуем  рассуждать  логично.  Если  это
животное, то каково бы оно ни было, его нужно кормить  и  поить.  Ведь  от
Узун-Ада до столицы Поднебесной Империи поезд идет одиннадцать  дней.  Так
кто же на протяжении долгого пути будет  заботиться  о  запертом  в  ящике
звере? Железнодорожные служащие окажут ему не больше внимания, чем требует
транспортировка зеркал, и бедное животное погибнет от истощения!
   Все эти соображения вихрем проносятся в моем мозгу, мысли перескакивают
с предмета на предмет. "Я бодрствую иль вижу дивный сон?"  -  вспоминаю  я
слова  Маргариты  из  "Фауста".  Но  побороть  сон  невозможно.  Веки  мои
слипаются, будто на них давят свинцовые гири. Я забираюсь под брезент, еще
плотнее кутаюсь в одеяло и засыпаю глубоким сном.
   Сколько времени я проспал? Должно быть,  три  или  четыре  часа.  Помню
только, что когда я проснулся, было еще совсем темно.
   Протерев глаза, я потягиваюсь, покидаю свое ложе  и  опять  хожу  вдоль
палубы, держась за бортовые сетки.
   Ветер теперь тянет с северо-запада, волнение поутихло, и "Астру" не так
качает.
   Ночь очень холодная. Я согреваюсь тем, что  в  течение  получаса  меряю
палубу большими шагами, даже ни разу не вспомнив о моем хищнике.  Внезапно
мысли возвращаются к нему. Не  следует  ли  обратить  внимание  начальника
станции в Узун-Ада на этот опасным груз? Впрочем, зачем мне соваться не  в
свое дело!
   Смотрю на часы: они показывают ровно три. Возвращаюсь на прежнее место.
Прислонившись головой к стенке ящика, закрываю глаза...
   Вдруг снова шум... На этот раз уже  нельзя  ошибиться...  Стенки  ящика
задрожали от полуприглушенного чихания. Никакое животное не могло  бы  так
чихать!
   Возможно ли это? Неужели в  ящике  спрятался  человек,  чтобы  проехать
"зайцем" по Великой Трансазиатской магистрали к прекрасной  румынке...  Но
мужчина это или женщина?.. Мне показалось, что мужчина.
   Теперь не до сна. Как  долго  не  рассветает  и  как  мне  не  терпится
проникнуть в тайну этого ящика! Я мечтал  о  приключениях.  Так  вот!  Они
начинаются, и если я не извлеку отсюда хотя бы пятисот строк хроники...
   На  востоке   проступает   смутная   белизна,   мало-помалу   очерчивая
горизонт... Сначала окрашиваются облака в зените, а потом  показывается  и
само солнце, большое и словно влажное от брызг.


   Внимательно осматриваю ящик. Да, несомненно, он едет в Пекин.  Замечаю,
что в разных местах просверлены дырочки, через  которые  должен  проходить
воздух.  Быть  может,  пара  глаз  следит  сейчас  за  мной   сквозь   эти
отверстия... Но не будем нескромными...
   За завтраком собрались  те  из  пассажиров,  которых  пощадила  морская
болезнь. Среди них молодой китаец, майор  Нольтиц,  Фульк  Эфринель,  мисс
Горация   Блуэтт,   господин   Катерна   в   единственном   числе,   барон
Вейсшнитцердерфер и еще семь или восемь человек. Я и не  подумаю  доверить
американцу тайну ящика...  Он  может  проболтаться,  тогда  -  прощай  моя
хроника!
   Около  полудня  на  востоке  показалась  земля,   плоская   и   желтая,
изборожденная дюнами. Легко догадаться, что это Красноводск.
   В час дня мы были уже на траверзе Узун-Ада, а в час двадцать семь минут
я ступил на азиатскую землю.



5

   Прежде пассажиры высаживались в Михайловской гавани, маленьком городке,
от которого  начиналась  Закаспийская  железная  дорога.  Но  Михайловская
гавань оказалась слишком мелкой даже для судов среднего тоннажа.  И  тогда
генерал Анненков, строивший новую железную дорогу, выдающийся  инженер,  о
котором мне еще не раз придется упоминать, перенес порт  в  Узун-Ада,  что
значительно сократило продолжительность переправы через  Каспийское  море.
Торжественное  открытие  этой  станции,   построенной   за   три   месяца,
последовало 8 мая 1886 года.
   К счастью, я читал отчеты  инженера  Буланжье  относительно  громадного
сооружения генерала Анненкова. Поэтому я не буду чувствовать  себя  полным
профаном во время поездки по железной дороге между Узун-Ада и Самаркандом.
К тому же, я рассчитываю на майора Нольтица, знакомого с этими работами. Я
предчувствую, что мы станем добрыми друзьями  и,  вопреки  пословице:  "Не
облизывай своего друга, если даже он из меда", ради пользы моих  читателей
я готов пойти и на это.
   Часто говорят о той необычайной быстроте, с какой американцы  проложили
железнодорожный путь через равнины Дальнего Запада. Но да будет  известно,
что русские  в  этом  отношении  им  ничуть  не  уступают,  если  даже  не
превосходят, как быстротой строительства, так и  смелостью  индустриальных
замыслов.
   Всем памятен смелый поход генерала Скобелева в Туркестан [в  1881  году
генерал М.Д.Скобелев присоединил к  России  Ашхабад  и  земли  у  подножия
хребта Копет-Даг] - поход, окончательный успех которого  сделал  возможным
прокладку Закаспийской железной дороги. С тех пор  политическое  положение
Центральной Азии глубоко изменилось, и Туркестан стал  одной  из  губерний
Азиатской России, чьи границы соприкасаются с Поднебесной Империей.  Да  и
китайский Туркестан заметно испытывает  русское  цивилизаторское  влияние,
распространению которого не в силах были помешать даже  головокружительные
вершины Памира.
   И вот я должен пуститься в путь через легендарные земли, подвергавшиеся
когда-то опустошительным набегам Тамерлана и Чингисхана.
   С 1886 года русским принадлежит  в  Средней  Азии  шестьсот  пятнадцать
тысяч квадратных километров и подвластны  миллион  триста  тысяч  жителей.
Южная часть этой обширной страны  образует  теперь  Закаспийскую  область,
разделенную на шесть округов: Александровский, Красноводский, Ашхабадский,
Ахалтекинский, Мервский и Тедженский, которые  подчинены  русской  военной
администрации.
   Вполне естественно, что для осмотра  Узун-Ада,  что  означает  "Длинный
остров", понадобилось меньше часа. Этот станционный поселок - почти город,
но город новый, прямолинейно очерченный и вытянутый словно по  линейке  на
широком    ковре    желтого    песка.    Никаких    памятников,    никаких
достопримечательностей; дощатые  мостки  и  деревянные  дома,  к  которым,
уступая  требованиям  комфорта,  прибавляются   мало-помалу   и   каменные
строения. Можно предвидеть, что лет через  пятьдесят  эта  первая  станция
Закаспийской железной дороги из большого  вокзала  превратится  в  большой
город [предположения Жюля Верна в  данном  случае  не  оправдались:  из-за
того,  что  на  Узун-Ада  постоянно  наступали  пески,  головная   станция
впоследствии была перенесена в Красноводск].
   Не думайте, что в Узун-Ада нет гостиниц. Одна из них -  "Царская"  -  с
хорошим столом, хорошими  номерами  и  хорошими  постелями.  Но  вопрос  о
постели меня нисколько не тревожит. Ведь поезд отправляется в четыре  часа
пополудни.
   Первым долгом я поспешил телеграфировать  "XX  веку",  что  нахожусь  в
Узун-Ада при исполнении своих обязанностей.
   А  теперь  займусь  репортерским  реестром.  Это  легче  легкого.  Надо
составить список попутчиков, с которыми я буду общаться в  дороге.  Такова
моя привычка, и она никогда меня не подводила.
   Итак, в ожидании пополнения реестра,  я  записываю  в  свою  книжку  по
порядку номеров уже знакомых мне пассажиров:

   N 1 - Фульк Эфринель, американец.
   N 2 - Мисс Горация Блуэтт, англичанка.
   N 3 - Майор Нольтиц, русский.
   N 4 - Господин Катерна, француз.
   N 5 - Госпожа Катерна, француженка.
   N 6 - Барон Вейсшнитцердерфер, немец.

   Что касается обоих  китайцев,  то  они  попадут  в  список  под  своими
номерами позднее, когда я узнаю, кто они такие. А  относительно  субъекта,
запертого в ящике, я принял такое решение: установить  с  ним  связь  и  -
пусть меня осудят за это - оказать ему  посильную  помощь,  не  выдав  его
тайны.
   Поезд уже сформирован и подан  на  платформу.  Он  состоит  из  вагонов
первого и второго  класса,  вагона-ресторана  и  двух  багажных.  Все  они
выкрашены светлою краской - превосходное средство против  жары  и  холода.
Ведь температура в этой части Азии колеблется между пятьюдесятью градусами
выше нуля и двадцатью - ниже нуля  по  Цельсию,  иначе  говоря,  амплитуда
колебаний простирается до семидесяти градусов и, по возможности,  смягчить
ее влияние - предосторожность совсем не лишняя.
   Вагоны устроены очень удобно и соединены между собой  по  американскому
способу небольшими тамбурами. Вместо того, чтобы сидеть взаперти  в  своем
отделении, пассажир может свободно прогуливаться по всему составу.  Проход
между диванами к передним и  задним  площадкам  позволяет  железнодорожным
служащим легко попадать из вагона  в  вагон  и  обеспечивает  безопасность
поезда.
   В наш состав входят: локомотив с несущей тележкой на четырех  маленьких
колесах, способных  делать  крутые  повороты,  тендер  с  запасом  воды  и
топлива, головной багажный вагон, три вагона первого  класса  по  двадцать
четыре места в каждом, вагон-ресторан с буфетом и  кухней,  четыре  вагона
второго класса и еще один багажник в хвосте - всего,  вместе  с  тендером,
одиннадцать  прицепов.  В  вагонах  первого  класса  диваны   могут   быть
превращены с помощью простого механизма в спальные места,  что  необходимо
при длительных переездах; имеются там и уборные.
   К сожалению,  никакими  удобствами  не  располагают  пассажиры  второго
класса. Вдобавок еще, они должны брать с собой провизию на дорогу, если не
хотят пользоваться услугами станционных буфетов.  Впрочем,  лишь  немногие
проделывают весь путь, протяженностью свыше шести тысяч  километров  -  от
Каспия до восточных провинций Китая. Большинство же направляется в  города
и селения русского Туркестана, расположенного на том участке  Закаспийской
железной дороги, длиною в две тысячи двести километров,  который  вот  уже
несколько лет, как доходит  до  границ  Поднебесной  Империи  [ко  времени
опубликования романа  Закаспийская  железная  дорога  доходила  только  до
Самарканда].
   Открытие Великой Трансазиатской магистрали состоялось лишь шесть недель
назад, и железнодорожная компания пока что отправляет только два поезда  в
неделю. До сих пор все  обходилось  благополучно.  Правда,  нельзя  обойти
молчанием  следующую  многозначительную  подробность:  поездная   прислуга
снабжена известным количеством револьверов, которые  в  случае  надобности
могут  быть  розданы  пассажирам  -  предосторожность  далеко  не  лишняя,
особенно, при переезде через пустыни Китая, где не  исключена  возможность
нападения.
   Надо полагать, что компания приняла все зависящие от  нее  меры,  чтобы
обеспечить регулярное движение поездов.
   В ожидании отправления я шагаю взад и вперед по  платформе,  осматриваю
поезд, заглядываю в окна ва