ния.
  Молясь, чтоб мое наблюдение оказалось правильным, я построил фразу так:
  - Нога. Помощь. Позвать. Человек.
  Она посмотрела на меня в упор, сведя брови, шевельнула губами, - и
внезапно метнулась куда-то в сторону и вверх, я даже не смог уловить, куда
именно. Только взмах волос - золотистая паутина под ярким солнцем.
  Идиот!!!
  Сцепив зубы, я попробовал шевельнуться, - боль оказалась вдесятеро
ощутимее, чем в первый раз. Плевать! - если я действительно хочу
выбраться. Засунь свою бабью чувствительность подальше и ползи, ползи,
кретин!...
  В том, что женщина - как ее там? - не вернется, я не сомневался ни секунды.
  Через полчаса, взмокший, покрытый черной корой бывшей пыли, я упал лицом в
острое крошево выработанной породы. Я сумел проползти метров семь... или
даже восемь. Я смогу. Только чуть-чуть отдохну...
  - Это он? - спросил откуда-то сверху мужской голос.
  Я ответил: да, я. Уверен, что ответил. Милленц же потом утверждал, что я
был уже без сознания.

  * * *

  Там, где я очнулся, было чисто. Куда чище, чем в нашей с Торпом каптерке.
Намного чище, чем я вообще привык.
  Так что мне довольно долго не приходило в голову, что я нахожусь в
каторжном бараке.
  Человек, наблюдавший за моим приходом в себя, тоже выглядел вполне
пристойно. Из рукавов потрепанной, но выстиранной куртки выглядывали
узкие, интеллигентские руки с длинными суставчатыми пальцами. Вскинув
глаза, я обнаружил над воротом внушающее доверие пожилое лицо, увенчанное
голым коричневым черепом. Я даже подумал, что попал таки к врачу.
  - Как вы себя чувствуете? - поинтересовался он.
  Я пошевелил ногой, ответившей глухим терпимым нытьем, и пожал плечами.
  - Нормально.
  Чуть было не прибавил "док". А было бы забавно.
  - Вы, наверное, господин новый инженер, - почти без вопроса продолжил
интеллигент. - Не удивляйтесь. О прибытии нового человека - из персонала,
я имею в виду, - немедленно становится известно абсолютно всем. В
общем-то, это единственные доступные нам новости.
  Тут я должен был бы и сам догадаться - но не догадался. Без всякой задней
мысли ответил:
  - Вы угадали. Элберт Вирри, - сел и протянул руку.
  Рука зависла в воздухе. Дурацки пошевелив пальцами, я опустил ее.
Чувствуешь себя полным идиотом, какого черта?
  Впрочем, интеллигент тоже порядком смутился.
  - Видите ли, - забормотал он, - вообще-то моя фамилия Милленц, но меня уже
восемь с половиной лет никто так не называет. Мои... гм... коллеги...
зовут меня Музыкантом - приятно, хотя уже давно не соответствует истине.
Но вашим коллегам гораздо удобнее употреблять термин, если можно так
выразиться... "голомордый"...
  Теперь-то до меня дошло. И теперь-то я разглядел и невымываемую черную
грязь в его морщинах и вокруг коротко стриженых ногтей, и малиновую сетку
воспаленных глаз.
  Настаивать на рукопожатии я не стал. Но решил звать каторжника по имени -
почему бы не порадовать старика, все-таки он, похоже, спас меня.
  Хотя и стариком он, если присмотреться, не был.
  - А вы тут совсем неплохо устроились, Милленц, - озвучил я свое первое
впечатление. Хотя тут же, оглядевшись по сторонам из сидячего положения,
передумал. Пустая коробка с несколькими нарами в ряд. Барак как барак.
  Только очень уж чистый. И от этого какой-то неправдоподобно-праздничный,
словно бальный зал, куда вот-вот внесут новогоднюю елку.
  Каторжник улыбнулся. Зубы у него оставляли желать лучшего.
  - Апартаменты Хгара - что вы хотите, господин инженер. Я живу тут уже
почти полгода. Никому еще не удавалось так долго с ним ладить. Но для меня
чистота - больше чем... Не думайте, что все бараки такие. За те годы, что
мне пришлось... но вам неинтересно, господин Вирри.
  Снова этот Хгар! Я припомнил заросшее существо там, на руднике. Местный
авторитет не показался мне поборником чистоты.
  Словно читая мои мысли, Милленц продолжил:
  - Впрочем, Хгар тут, признаться, практически не при чем... Это все ее
заслуга. Лени.
  Он произнес не "Лени". На мгновение напрягшись, так, что кадык выступил на
пергаментной шее, каторжник выдал горлом цепочку высоких звуков, похожих
на звучание музыкального инструмента с молоточками. Очень условно похожих,
конечно.
  Надо сказать, до сих пор я совершенно не вспоминал о той женщине. Но тут у
меня мгновенно возникла масса вопросов относительно нее.
  - Кстати, где она сейчас? Это ведь она привела вас ко мне? Вы хорошо ее
знаете? Кто она вообще такая? Откуда родом? Как...
  Милленц часто захлопал выпуклыми веками без ресниц. Похоже, лавина моего
любопытства малость сбила его с толку.
  - Лени... - наконец снова воспроизвел он музыкальную фразу. - Она... нечто
чудесное. Неземное, я бы сказал, - но так и есть на самом деле. Если бы я
когда-нибудь стал свободен... не бойтесь, господин инженер, это только
фантазии... Всю оставшуюся жизнь я бы употребил на то, чтобы найти ее
планету, ее народ. Это был бы переворот во всей вселенской музыке! Вы
слышали, как она поет?! Да хотя бы как разговаривает? - словно верхняя
октава ксилофона, только еще звонче, ярче, выразительнее! И это целая
раса! Люди, сама речь которых... и не только речь... Хгар - авантюрист,
пират, в музыке ничего не смыслящий, - но и он сумел оценить эту красоту,
эту гармонию...
  Он говорил о ней еще долго. Рассказал, как она впервые появилась здесь два
года назад из капсулы с новой партией каторжников. Как разительно
изменилась после этого жизнь поселения. Луч света во тьме и так далее, -
выражался Милленц очень уж заковыристо и старомодно. К тому же, о чем бы
он не рассказывал, в конце концов все у него сводилось к музыке. Между
делом я понял, что сам он настоящим музыкантом никогда не был - так,
преподавателем, - но от разлуки с музыкой искренне страдал. Лени в
какой-то степени заменила ему ее. Милленц не жалел эпитетов для этой
женщины. У меня сложилось впечатление, что он мог бы продолжать свой
монолог часами напролет.
  - Она тоже живет здесь? - нелепость моего вопроса была очевидна, но
Милленц уловил подтекст и явно смутился.
  - Там, за ширмой, - он указал на поставленные ребром нары, - что-то вроде
их спальни, Хгара и Лени. По эту сторону обитаю на данный момент один я.
Сюда регулярно подселяют новичков, но долго они не держатся, я говорил.
Предпочитают спать на полу в грязных перенаселенных бараках по
соседству... - интеллигента передернуло. - Боюсь, в скором времени и меня
ждет та же участь. Лени... Хгар очень болезненно относится к любым ее...
контактам с кем-либо.
  Поймав мой, подозреваю, откровенно насмешливый взгляд, он поспешил
пояснить:
  - Видите ли, я... пытаюсь учить ее язык.
  - И как, получается?
  Милленц вздохнул.
  - К сожалению, не хватает образования... и практических навыков. Я ведь не
филолог, а музыкант... бывший... а ее язык - все-таки язык, а не чистая
музыка. Но я не оставляю попыток. Времени у меня много... если, конечно,
Хгар не...
  - Сплетничаешь обо мне, Музыкант?
  Мой собеседник вздрогнул и будто вдвое уменьшился, съежился, сжался в
комок. Я обернулся.
  Хозяин барака стоял в дверях, небрежно опершись на косяк. В косматой
бороде поблескивала ироническая ухмылка. Я вдруг удивился: как это ему
удалось сохранить такую шевелюру при здешней радиации? Важный, конечно,
вопрос, актуальнее и не придумаешь.
  - Ты кто? - в упор спросил меня Хгар. И сам же себе ответил:
  - А-а, помню. Напарник Торпа. Эд или как тебя там?
  - Эл, - поправил я. И тут же прикусил язык: какой я ему, к черту, Эл, я
господин инженер, в крайнем случае господин Вирри! Но вслух ничего не
сказал - поздно. Конечно, надо будет поставить голомордого на место - но
сейчас момент упущен.
  - Господин инженер заблудился и повредил ногу, - торопливо принялся
объяснять Милленц. - Мы нашли его, я и...
  - Лени тобой занималась? - Хгар обернулся ко мне.
  Если б еще знать, что он имеет в виду. Я не знал и только отметил, что
тонкостями произношения имени жены Хгар не увлекался.
  - Да-да, - поспешно ответил Милленц.
  - Значит, ходить ты уже можешь, - бородач смотрел только на меня. -
Вставай и пошли, я проведу. Заблудился, говоришь? И привалило же Торпу
счастье! - он хрипловато захохотал.
  Нет, его определенно стоило поучить правилам общения с начальством! Но я
отдавал себе отчет, что действительно не найду обратной дороги без
посторонней помощи. Даже липовую карту и то потерял, пока был без
сознания. Так что пока я прикусил язык и тяжело поднялся с нар, с опаской
ступая на травмированную ногу.
  Нога уже не болела.
  Совсем.
  Удивляясь возможностям своего организма, я направился вслед за Хгаром к
выходу из барака. Из дверного проема сделал прощальный жест Милленцу и
переступил порог. В глаза и ноздри тут же ринулась вездесущая - нет, в
бараке ее было куда меньше! - пыль. Я расчихался, выступили слезы, на
зубах уже мерзко скрипело...
  А навстречу нам, плавно покачиваясь под тяжестью двух огромных сумок в
руках, шла Лени.
  Поравнявшись с ней, Хгар даже не повернул головы, словно и не заметил
жену. А она...
  Она смотрела на меня.

  * * *

  Старый Боб как-то странно на меня взглянул, когда я попросил у него второй
экземпляр карты рудников взамен утерянного. Но ничего не сказал и карту
предоставил. Все, что он при этом подумал, озвучил Торп, у которого я
вполне невинно поинтересовался, какие объекты на ней таки соответствуют
действительности.
  - Ты... того, это самое... - глаза старшего инженера нехорошо сузились, -
брось выпендриваться, Эл. Тут свои правила, и тебе лучше их уяснить. У
каждого свое дело: голомордые вкалывают, я слежу за рудниками, ты
слушаешься меня. Понял?
  А ведь сначала он показался мне нормальным мужиком.
  Пришлось кивнуть.
  - Слушаюсь, шеф. И какие будут указания?
  Торп усмехнулся - со все еще враждебно прищуренными глазами. Похлопал меня
по плечу.
  - Пока что никаких, можешь расслабиться. Только смотри, чтобы Хгар не
спасал больше твою молодую жизнь. Еще один такой случай, и каждый
голомордый будет показывать на тебя пальцем и хихикать. Не говори потом,
что я не предупреждал.
  Я резонно возразил, что спас меня не Хгар, а его жена и Милленц. В ответ
Торп лишь поморщился и посоветовал не увлекаться панибратством с
голомордыми. Я хмыкнул достаточно громко и непочтительно. Напарник пожал
плечами, беззастенчиво наполнил техническим спиртом мою флягу и, сунув ее
в сапог, ушел "по делам". Меня они, видимо, не касались - и наплевать. Не
очень-то и хотелось.
  Я сел было писать рапорт насчет несуществующих рудников под номерами
Первый-альфа и Первый-бета (карта прилагается), но, поразмыслив, порвал
его ко всем чертям. Мелкий донос, да и только. Такое собачье рвение никому
в Центре не понравится. Другое дело, если за месяц изучить ситуацию
досконально и по истечении испытательного срока предоставить наверх
основательный, всесторонний отчет. С отдельным параграфом по каждому
руднику. И по каждому сотруднику, если уж на то пошло.
  Во всяком случае, расслабляться, как советовал Торп, я не собирался. Но в
конкретно взятую данную минуту делать мне было абсолютно нечего. Тесная
каптерка, неубранная после вчерашней пьянки и благоухающая сивухой,
селедкой и грязными носками, начинала действовать на нервы. Захотелось
выйти на воздух - при мысли о воздухе я сардонически ухмыльнулся, но таки
нацепил маску и направился на прогулку.
  Конечно, было бы глупо шагать наобум Лазаря, рискуя снова сбиться с пути.
Но из этого не следует, что теперь я стал чинно наматывать круги вокруг
купола базы. Разумеется, направился я достаточно далеко, тщательно
фиксируя ориентиры. Участок не такой уж большой, рано или поздно я должен
был выйти к какому-нибудь руднику. Или к поселению каторжников. Может,
даже к тому самому, где...
  Но, честное слово, мне и в голову не приходило разыскивать ее.
  Просто так получилось.

  * * *

  Она подошла ко мне осторожно, ступая мелкими шажками и поглядывая
исподлобья светлыми косящими глазами.
  Но подошла. Сама.
  - Элль...
  Я негромко рассмеялся - так забавно и необычно произносила она мое имя.
Прикусил язык - мой идиотский смех мог показаться ей и глупым, и
невежливым. Потом вспомнил, что на мне все равно надета маска.
  Надо же - а она, Лени, все же узнала меня.
  На ней было то же самое - наверное, единственное - шерстяное платье, то же
ожерелье на груди. Полиэтиленовый сверток в руках навел меня на вывод, что
она, как и в тот раз, собирается нести обед своему мужу-каторжнику.
Впрочем, кажется, она не торопилась.
  Больше у бараков - тут их было десять-двенадцать - я никого не заметил.
Если бы заметил, это послужило бы красноречивым фактом для будущего
отчета, а так... все нормально. Каторжники, как водится, работают, а жена
одного из них осталась на хозяйстве. Логичнее и не придумаешь.
  Куда уж логичнее.
  Она стояла, чуть запрокинув голову. Абсолютная, без малейшего оттенка,
белизна кожи сбивала с толку. Такое белое лицо должно бы казаться
мертвенным - а ведь ничего подобного! Сияющая жизнь прямо-таки била в ней
через край - вопреки вездесущей серой взвеси радиоактивной пыли. Неужели
там, откуда эта женщина родом, люди совсем нечувствительны к радиации?
Скорее всего так и есть - и все же мне вдруг стала очень мешать моя
защитная маска.
  - Элль, - повторила Лени. И защебетала, запела, зазвенела маленькими
молоточками ксилофона. Так он называется, тот инструмент, - когда Милленц
его упомянул, я сразу же вспомнил. Только что это мне дает?
  Я беспомощно развел руками. А затем сорвал к чертям маску - толку с нее! -
и выразительной гримасой дал понять: не понимаю.
  Лени насупилась. Странная - за два года могла бы привыкнуть, что никто
вокруг не знает ее языка. Милленц, правда, пытается учить... как мне
показалось, с весьма переменным успехом.
  Дурак и эгоист. Лучше бы ее обучил как следует Всеобщему.
  Внезапно она плавно нагнулась и положила на землю свой объемистый сверток.
Зачем? А-а, хочет освободить руки, - сообразил я. И снова частая звонкая
капель - на сей раз подкрепленная жестами. Лени спрашивала о чем-то,
указывая на мою ногу.
  - Нога? - переспросил я.
  В светлых глазах вспыхнули счастливые искорки. Лени энергично кивнула
несколько раз подряд, отчего легкие пряди волос упали ей на лоб и щеки.
  - С ногой все нормально, - легковесно ответил я. Кстати, с чего это вдруг
я тогда решил, что сломал ее? Сломанная или даже вывихнутая так быстро не
зажила бы. Ты, брат, похоже, просто перетрусил - или?...
  Сквозь нити солнечной паутины лукаво щурились слегка косящие глаза.
Помнится, Милленц называл ее и чаровницей, и колдуньей... что я принял за
интеллигентские комплименты. А Хгар...
  "Лени тобой занималась? - Значит, ходить ты уже можешь".
  - Так это ты... - медленно выговорил я. - Спасибо.
  Поджатые губки и брови над переносицей. Не поняла. Она знает на Всеобщем
только названия конкретных предметов и действий, и то, наверное, лишь
наиболее часто употребляемые... Абстрактное "спасибо" к таковым не
относится - особенно в среде пожизненных каторжников.
  Идея возникла спонтанно - шальная и довольно нелепая. Но почему бы и нет?
У меня достаточно свободного времени. И потом, эта женщина, не работающая
и не ограниченная в перемещениях, могла бы стать моим проводником по
участку, который должна хорошо знать. Не говоря уже о том, что она сама
будет одним из главных персонажей моего отчета. Жена каторжника, как вам
это понравится, Центр?
  Вот только как ей объяснить?...
  - Я, - ткнул себя в грудь. - Ты. Учить. Язык.
  Черт, язык - это слишком абстрактно...
  - Говорить. Ты - говорить как я. Я учить. Хочешь?
  Углубилась - и тут же разгладилась складка на совершенно белом лбу.
Дрогнули и чуть-чуть приподнялись уголки губ. И перезвон музыкальных
молоточков чисто, точно - насколько это возможно для звонкого ксилофона по
отношению к тусклому человеческому голосу - воспроизвел:
  - Хо-чешь, Элль!...

  * * *

  Наконец-то в моей жизни появился нормальный четкий распорядок. Отсутствие
оного уже начинало действовать на нервы. Так уж я устроен, не терплю,
когда между пальцев уходит время, которое должно до последней секунды
работать на будущее. Мое. Собственное.
  Теперь я поднимался рано утром под мощные раскаты Торпова храпа.
Ежевечерние пьянки старший инженер как-то незаметно вынес за пределы нашей
каптерки - и я не протестовал. Чтобы нормально работать, вовсе не
обязательно быть своим в доску парнем и неизменным собутыльником.
Обойдутся. Студенческую флягу я подарил Торпу, и он, кажется, перестал
считать меня жлобом.
  В общем, вставал я рано, как и любой деловой человек. Примерно на полчаса
раньше, чем поднимали каторжников. И появлялся в поселении как раз после
того, как надсмотрщики строили их и разводили по рудникам.
  Лени ждала меня.
  В барак она меня почему-то не пускала, хотя там заниматься было бы гораздо
удобнее: чистота, почти нет пыли в воздухе. Обосновывались неподалеку,
присев на брезент, кинутый на кучу шламма. Маску я сразу же снимал, -
попробуй в маске показать правильную артикуляцию, - а вскоре и вовсе
перестал брать с собой. К местному воздуху действительно привыкаешь, меня
не обманывали.
  Училась она весьма своеобразно.
  С одной стороны очень быстро: достаточно было один раз назвать слово и с
горем пополам объяснить, что оно означает, чтобы Лени с музыкальной
чистотой повторила его и намертво запомнила. Но дальше накопления
словарного запаса дело не шло. Связь слов в предложении оставалась для нее
чем-то совершенно непостижимым. Все эти склонения-спряжения сбивали Лени с
толку моментально и бесповоротно. Ей казалось, что изменение любого звука
в слове должно кардинально менять его смысл. Совсем другое сознание - что
я мог тут поделать?
  Впрочем, мне вовсе не нужно было готовить из нее специалиста по Всеобщему.
Только обучить элементарно изъясняться, чтоб можно было поскорее начать
систематическую ревизию участка - с Лени в качестве проводника. Помня об
этой цели, я особый упор в наших занятиях делал на географических понятиях
и специальной горно-инженерной лексике. Задачка отнюдь не из легких, - так
мне казалось. Пока не попробовал ввести в курс обучения простейшую,
школьную терминологию по астрономии. Возникла еще одна идейка, и... Все
познается в сравнении, издевательски замечали древние.
  Она не понимала. Звенящей капелью точно воспроизводила многосложные слова.
С короткими паузами в тех местах, где я сам запинался, - никогда особенно
не дружил с астрономией. Но смысла слов не улавливала. Как остервенело ни
чертил я в пыли убогие звездные карты. Как ни водил пальцем над головой,
тыкая в те места, где по ночам тускло просвечивали сквозь мутную атмосферу
пять-шесть самых ярких звезд. Если бы провести хоть одно занятие ночью...
но это было, конечно же, нереально. Пришлось плюнуть на всю затею - по
крайней мере, пока.
  А идея - та самая, поданная Милленцем, - нравилась мне все больше и
больше. Чертовски здорово было бы когда-нибудь, лет эдак через десять,
разыскать ту планету, где разбойник Хгар отхватил себе такую вот жену.
  Вот она склонила набок голову, вот вопросительно вскинула светлые, теплые,
чуть-чуть косящие глаза. Улыбнулась, мимолетно провела по мягким губам
острым язычком. Запрокинула белое-белое, но полное жизни лицо и
металлическими молоточками вызвенела чуждое, слишком твердое и пресное
новое слово. Смущенно повела почти невидимыми бровями: правильно?
Маленькой рукой отвела тонкую прядь цвета золотой паутины под солнцем,
упавшую в ложбинку белой округлой груди...
  Я не разбираюсь в музыке. Я мало в чем разбираюсь, кроме своего
непосредственного дела. Но внутреннее чутье подсказывало, что человек,
первым открывший эту расу, - пожизненный каторжник Хгар, конечно, не в
счет, - тот человек выиграет очень многое. Может быть, даже не стоит
рисковать и ждать десять лет.
  Такое открытие куда масштабнее рудных разработок в Леонидах. Как трамплин
для невиданного взлета и жизненного успеха.
  Как собственность.

  *