плавали в ней клочья расползшейся ваты, и еще
несколько таких тампонов лежали на краю миски, пропитанные темной кровью.
  - Я сказал: не смотри! - взвился профессор, метнувшись к Марше и за руку
оттащив ее в другой конец комнаты. - Сиди на своей кровати и не
оборачивайся, для тебя тут нет ничего интересного! Как его там нет?! Ты
хорошо постучала? А-а, да...
  Она услышала, как Дейл Арриго заскрежетал зубами и по-южному гортанно
выругался.
  - У них сегодня закрытие секции с банкетом, - с невыразимой ненавистью в
негромком голосе пояснил он. - Все, труба. Не выживет.
  Марша широко раскрыла глаза. Не оборачиваться. Но...
  - Кто не выживет?!
  - Не твое дело!!! - заорал профессор так, что она даже вздрогнула. - У
тебя ребенок! Мне кажется, ты все время об этом забываешь! Думай о ребенке
и не лезь в чужие дела!
  К горлу подступил горький ком, глаза защипало, вновь запульсировал в груди
клубок необъяснимой тупой боли. Почему нельзя смотреть?
  И почему можно обижать ее?
  Беспомощно, глотая слезы, она проговорила:
  - Не смейте кричать на меня... Позвонили бы лучше туда, где банкет, пускай
позовут вашего Стойчикова...
  Резкое порывистое движение за спиной, гулкий лязг сорванной с рычага
телефонной трубки. Автоматная очередь набираемого номера.
  - Алло? Срочно найдите мне академика Анджея Стойчикова, он среди
приглашенных на банкет! Срочно, я сказал! Это профессор Дейл Арриго из
института Санта-Альба, и если вы немедленно не... черт, что ж они там
копаются... Анджей! Живо в гостиницу, заскочишь к себе за инструментами и
сразу в мой номер, помнишь, где? Да, прямо сейчас, да, необходимо!... Не
телефонный разговор...
  Усталый короткий звон - трубка упала на рычаг.
  Глубокий вздох.
  Слезы неудержимыми едкими каплями текли по щекам, пока рука профессора не
приложила к ее глазам край пододеяльника. Арриго тяжело опустился на
кровать рядом с Маршей и обнял ее за плечи. От него сильно пахло потом,
чуть-чуть - дорогим одеколоном и еще чем-то густым и неуловимо-знакомым...
  - Извини. И не оборачивайся, я тебе и так объясню, - тихо сказал он. - У
меня на кровати лежит человек, он тяжело ранен, тебе вредно такое видеть.
Ему необходима операция, я надеюсь, что Анджей успеет. Он был когда-то
отличным хирургом, доктором без персонального кладбища, и ушел в чистую
науку, когда потерял первого пациента..., - профессор оглянулся через
плечо. - Если этот думает умирать, хоть бы загнулся до приезда Анджея, он
же не выдержит второго раза... Черт, и еще банкет!...
  - Кто этот человек? - глядя в стену, спросила Марша. - И почему бы вам не
отвезти его в больницу?
  Арриго взял ее лицо в руки и резко развернул к себе, широкой коричневой
ладонью закрывая боковой обзор. Она видела только его глаза, два
пронзительных черных угля под мохнатыми бровями.
  - Вот что. Анджей - мой старый друг, ему я доверяю как себе. Тебя я почти
не знаю, но раз уж ты здесь оказалась, придется и тебе довериться. Никому
не говори, что у нас лежит раненый. Иначе у него будут крупные
неприятности, а он... клянусь, он их не заслужил!
  Она кивнула, непроизвольно опустив взгляд. Сегодня в обед профессор
переоделся в элегантный серый костюм с металлическим блеском, с
ослепительно-белой манишкой и стальным галстуком, который Марша уже
привычно сама завязывала на нем...
  Галстук всего лишь съехал набок. Пятна на манишке были кирпично-бурые,
заскорузлые, а по всей правой стороне костюма - просто темные, еще влажные
и, наверное, липкие... Марша заметила, что край воротника ее халата тоже
окрасился красновато-коричневым, и ее замутило.
  Дейл Арриго стремительно встал, дернул ее за руку, увлекая за собой,
быстро провел через номер, не давая взглянуть на свою кровать, и чуть ли
не впихнул в туалет.
  Она еще была там, когда раздался дробный стук в дверь номера, скрип
створки и приглушенный голос с легким акцентом:
  - Что стряслось, Дейл?
  И встречный вопрос вместо ответа:
  - Много ты успел выпить на своем банкете?
  И уже не совсем вопрос:
  - Операция?...
  Марша вышла и сразу же лицом к лицу столкнулась с невысоким человеком во
фраке, седым и морщинистым, на вид лет на двадцать старше Дейла Арриго, -
если бы не совершенно прямая осанка и четкие, безупречно скоординированные
движения. И еще круглые прозрачные глаза не то ребенка, не то святого.
Академик Стойчиков смущенно кивнул ей и перевел взгляд на профессора.
  - Она беременная, - бесцеремонно бросил Арриго. - Ее надо убрать отсюда.
  И тут Марша увидела...
  В общем-то, почти ничего. Их фигуры закрывали ей обзор, но за ними
угадывалось распростертое на постели тело мужчины. И совсем близко -
загорелый подъем ноги между кроссовком и штаниной потрепанных джинсов.
  Анджей Стойчиков шагнул вперед.
  - Вот ключи от моего номера, госпожа, - сдержанно произнес он. - Прошу
вас, посидите пока там. Это на втором этаже...
  - Она знает, - перебил профессор.
  Стойчиков кивнул.
  - А ты останься, Дейл, будешь ассистировать.
  - Разумеется!
  И оба ученых отвернулись, они уже не помнили о ней. Марша вышла из номера
и плотно прикрыла за собой дверь, победив неожиданно острое желание
все-таки посмотреть, хоть мимолетно взглянуть на того человека на кровати.
Если профессор запретил... наверное, он прав, наверное, это действительно
может повредить, ей нужно думать о ребенке... Она уже почти спустилась по
лестнице, когда все тело снова пронзила электрическим разрядом невыносимая
резкая боль.
  Это пройдет, это должно пройти, это не страшно, это уже проходило! -
лихорадочно уговаривала она себя, двигаясь по стенке сквозь сплошную мглу.
Надо вернуться, ей необходима помощь не меньше, чем тому раненому... но
для этого нужно подняться по лестнице, что совершенно невыполнимо...
Ничего, пройдет, пройдет, должно пройти... А потом они все равно придут к
ней... поздно не будет, нет, ни в коем случае не будет поздно! Это не
ребенок, это выше, наверное, все-таки сердечный приступ... если бы знать,
насколько он опасен для ребенка...
  Она добралась до двери номера академика - нет, какие ключи, какая замочная
скважина в непроглядном мраке... Но дверь оказалась незаперта, и на
последнем усилии Марша вползла в комнату, рухнула на кровать, сотрясаемая
новым взрывом боли, и потеряла сознание.
  ... Когда она пришла в себя, боли не было совсем - только слабость во всем
теле и необъяснимая уверенность, что все самое страшное бесповоротно
осталось позади. Она осталась жива - хотя могла умереть, в этом тоже не
было сомнений, - и теперь всем будет хорошо. И ей, и ребенку, и...
  Зажегся свет.
  - Ты спишь? - спросил профессор Арриго. - Извини, если разбудил.
  - Я не спала, - ответила Марша. - А как там?...
  Профессор присел на край кровати. Бледное помятое лицо, смертельно усталые
глаза. Вместо окровавленного костюма он набросил махровый банный халат,
открывавший коричневую грудь с курчавыми седыми волосами.
  - Все нормально. Не настолько тяжелый случай, как мне казалось. Будет жить
долго и счастливо, а пока спит, самое малое на ближайшие тридцать шесть
часов. Анджей остался с ним, переночует на твоей кровати, если не
возражаешь.
  Марша села.
  - Нет, конечно. А вы... то есть мы - здесь?
  И утомленное лицо профессора слегка оживилось, блеснули белые зубы между
узкими темными губами.
  - А мы, получается, здесь. О чем уже известно госпоже Кригстон, которая
совершенно случайно попалась мне сейчас по дороге, а значит - и всей
делегации. Представляю, в каком виде эти перемещения будут преподнесены
моей жене.
  Марша улыбнулась. Ощущение безмятежной защищенности крепло, и она решила,
что не стоит рассказывать профессору о тех непонятных приступах. Оконное
стекло с противоположной стороны уже облепили москиты и ночные бабочки, и
Дейл Арриго выключил верхний свет, оставив только тусклый торшер под
теплым оранжевым абажуром.
  - Вы женаты? - с небольшим опозданием удивилась Марша.
  - А ты думала, почему я к тебе не пристаю? - откликнулся Арриго. - Кстати,
я буду спать в кресле, не переживай. Я женат на самой прекрасной женщине в
нашей долине... и во всем мире тоже. Сорок лет назад я положил из-за нее
двух человек.
  Марша приподняла брови.
  - Как это "положили"?
  Он приглушенно, но самозабвенно расхохотался.
  - Дитя скучного серого асфальта! На дуэли положил, на поединке. Что,
разумеется, не принято в так называемых цивилизованных странах, - он
вздохнул. - Впрочем, и у меня на родине давно приравняли к обычному
бытовому убийству... А жаль.
  Дейл Арриго помолчал, мечтательно глядя поверх головы Марши, а потом
негромко произнес:
  - Вот он бы меня понял.
  - Кто?
  Профессор встал, в одну секунду стряхнув романтическую пелену
воспоминаний. Ответил скороговоркой, с пробивающимися командными нотками.
  - Тот человек, которого оперировал Анджей. Еще вопросы? Спи давай!
  Тот человек... Распростертое на кровати тело, скрытое за спинами двоих
ученых. Обожженая солнцем кожа высокого подъема ноги, старые кроссовки,
потертые джинсы.
  И невыносимая боль, дважды пронзившая грудь. Оба раза, наверное, в тот
самый момент, когда...
  Тот человек, он бы понял - про поединки и красивых женщин...
  Марша поднялась и посмотрела в глаза профессору.
  - Я хочу его увидеть. Прямо сейчас.

  /.../




Коммерческое использование данного произведения возможно ТОЛЬКО при
условии согласования с автором.
Контактный телефон (044)450-08-64.
E-mail: yanadubynianska@yahoo.com

Яна Дубинянская


                            ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА


                               ЧАСТЬ ПЕРВАЯ



                                  ГЛАВА I


  Оставалось только бросить машину и бежать в лес - что он и сделал. Черная
стена хаоса спутанных голых веток казалась сплошной и совершенно
непроходимой. Ноги, как только он сошел с асфальта, по щиколотку утонули в
липкой жирной грязи. Он бросил тело вперед, пытаясь раздвинуть кустарник,
спрятаться за темнотой. Ступня зацепилась за невидимую петлю корня или
поваленного дерева, он не сумел удержать равновесия и, упав лицом в острые
прутья, покатился вниз по неожиданно крутому склону. Сплетение ветвей и
сучьев затормозило падение, он поднялся было на ноги - и снова упал в
грязь, смешанную с прошлогодними листьями.
  Там, наверху, шоссе осветилось огнем фар. Он услышал визг тормозов, а
потом короткий стук горошин о стенку - автоматную очередь. Они расстреляли
его машину, но дальше почему-то сразу не поехали. Он вжался в землю,
напряженно прислушиваясь к каждому звуку. Кажется, открылась дверца... Они
вышли посмотреть на его труп. Пустить пулю в голову. Под рукой хрустнула
веточка, и он замер - хотя услышать это там, на шоссе, они, конечно, не
могли. Даже он, как ни старался, почти ничего не слышал - а ведь они, не
обнаружив в машине изрешеченного тела, навряд ли молчали. Несколько минут
он лежал совершенно неподвижно, чувствуя, как медленно погружается в
жидкую грязь. Наконец, со стороны шоссе послышался шум отъезжающего
автомобиля. А через несколько секунд ночной лес озарила ослепительная
вспышка - звук взрыва раздался мгновением позже.
  Он тихо поднялся, опираясь на шершавый ствол дерева. Подумал о машине. О
своей сверкающей, идеально-гладкой темно-синей "Мазде", которую он вел по
трассе медленно и осторожно, а паркуясь, всегда боялся поцарапать о
что-нибудь. Две недели как из автосалона. Его первая машина. Ее покупка
торжественно знаменовала начало совсем новой, другой, настоящей жизни -
превращенной теперь в дымящиеся обломки на ночном шоссе.
  Ободранные ладони саднило, он попытался обтереть с них грязь о кору дерева
- ощущение было такое, будто кожи на руках нет вообще. Одежда, насквозь
промокшая и пропитавшаяся грязью, липла к телу. Внезапно он почувствовал
холод, пронизывающий холод позднего октябрьского вечера. Надо было куда-то
идти. В конце концов, они вполне могли вернуться и прочесать лес у дороги
- если им действительно нужна его жизнь. А он уже верил, что она им нужна.
  И он побрел неизвестно куда, раздвигая колючие ветки и прикрывая лицо
выставленным вперед локтем. Хуже последнего бездомного нищего. А ведь
начиналось... черт возьми, все это совсем неплохо начиналось!
  Он же не продавал душу дьяволу - хотя возможности то и дело
подворачивались. Большинство приятелей из тренажерного зала ходили в
телохранителях у шишек теневого бизнеса, неплохо зарабатывали и недолго
жили, - он смотрел на таких с состраданием и наотрез отказывался играть в
эти игры, когда ему предлагали. Отец не для того вложил все свои
сбережения в учебу сына в престижном колледже, чтобы он продавал свои
мускулы на пистолетное мясо. Правда, все попытки продать мозги неизменно
оканчивались на этапе заполнения анкеты знакомыми словами: "ждите, мы вам
перезвоним". Он уже был готов честно признать поражение и вернуться на
щите в родной провинциальный городок, когда представитель одной из
бесчисленных обойденных им фирм действительно перезвонил.
  Но ведь, боже мой, черт возьми, это была монолитно-солидная, совершенно
добропорядочная, старая и надежная компания!
  - Грегори? - спросила, мельком взглянув в бумаги, маленькая женщина. -
Присаживайтесь.
  И офис у них был обставлен просто и практично, ни намека на роскошь,
ничего призванного поразить воображение. Легкая белая мебель, два
компьютера на столах, жемчужно-серые обои и занавески, ворсистое ковровое
покрытие на полу. Несколько графических работ на стене над низким диваном
и букетик ландышей на столе у женщины рядом с компьютером. Тогда была
весна...
  - Меня зовут Ольга, я генеральный директор компании, - сказала ему
маленькая женщина. - Мы с Полом ознакомились с вашим резюме. Кажется, вы
нам подходите. Вы говорите по-французски?
  Он кивнул, и она без паузы задала ему вопрос на французском языке. Он уже
не помнил, что именно она спрашивала. Он вообще не помнил деталей
разговора - помнил, что это было коротко, по сути, в деловом тоне и в то
же время достаточно по-человечески. Пол - коммерческий директор компании,
он сидел за столом напротив Ольги, - бегло обрисовал ему специфику
предстоящей работы. Его брали на должность офис-менеджера - Грег предпочел
бы что-нибудь более интеллектуальное, и Ольга, безошибочно отследив тень
легчайшего разочарования на его лице, мимоходом сообщила о реальной
возможности дальнейшей карьеры в компании.
  - Но высокой зарплаты мы сразу предложить вам не можем, - сказала она. -
Первое время, пока мы еще не знаем друг друга, вы будете получать...
  И Грегу понадобилась вся сила воли, чтобы сдержаться, не просиять
неудержимой глупой мальчишеской улыбкой. Потому что названная ею цифра в
десять раз превосходила все его домашние предварительные подсчеты. В эту
фантастическую цифру помещались пара новых костюмов, абонемент в лучший
тренажерный зал, французские духи для матери, комната чуть ли не в центре
города, а в следующем месяце, пожалуй, первый взнос за машину... Ту самую.
Темно-синюю "Мазду".
  Ольга протянула ему для пожатия руку - неимоверно маленькую и тонкую, с
миниатюрными, покрытыми бесцветным лаком ногтями и узкой полоской
обручального кольца. На ощупь эта рука была железной.
  А на лестнице он скакал через три ступеньки, едва удерживаясь от соблазна
скатиться по перилам. И по улице - конечно же, ярко светило солнце, -
бежал два квартала вприпрыжку, как школьник. Цвели какие-то деревья, и,
заломив в прыжке облепленную розовыми цветочками ветку, Грег вручил ее
первой встречной девушке. Потом направился в "свой" бар, и, никого там не
застав, закатил одинокую оргию из шести кружек пива.
  Эйфория не затянулась, ее заменила работа - поначалу тяжелая, а затем,
когда он разобрался в структуре и делах компании - довольно рутинная.
Впрочем, появились приятели, наметился роман с блондиночкой-компьютерщицей
из соседнего отдела, и Грег начал просыпаться по утрам со спокойным и
приятным сознанием того, что в его жизни присутствуют все компоненты,
дающие ей право называться счастливой. И так ведь оно и было, черт возьми!
  Старая солидная компания. Ему казалось, что, как офис-менеджер, он знает
о ее делах практически все. И это практически все было
идеально-безупречным, помещалось в рамки закона и никаким концом не
уходило в тень. Он бы знал. Он бы знал, по крайней мере, что есть аспекты,
с которыми ему лучше не соприкасаться. Но ведь ничего подобного!
  Случайность была неприлично мелкой, нелепой, досадной. Он подготовил для
Ольги список заказчиков на предстоящие поставки и отнес его в директорский
кабинет. Ни Ольги, ни Пола не было, и Грег положил бумаги на стол рядом с
букетом полупрозрачных сухих цветов в маленькой фарфоровой вазе. Ольга
любила цветы...
  Канцелярская скрепка. Никчемная, никому не нужная скрепка - он задел ее
листом бумаги и смахнул в полуоткрытый ящик стола. И ничего, черт, ведь
абсолютно ничего бы не случилось - если бы он не захотел достать эту
скрепку и не выдвинул ящик...
  Скрепка упала между пачкой длинных дамских сигарет и фотографией
красивого молоденького мальчика - наверное, сына Ольги, - в рамке под
стеклом. А еще там лежали какие-то бумаги в прозрачном файле - но он же не
видел, не смотрел, даже краем глаза не прочитал ни единого слова!..
  - Грегори, что вы здесь делаете?
  Голос у Пола был сухой и не слишком окрашенный эмоциями - Грег поначалу
понял его вопрос в прямом смысле и показал список заказчиков. Пол больше
ничего не сказал. Под его пристальным взглядом Грег медленно задвинул
слишком громко скрипнувший ящик стола...
  Его вызвали в директорский кабинет через два часа. Грег пытался
оправдаться, чувствуя неубедительность своей истории и как бы со стороны
наблюдая собственную нелепую фигуру с воображаемой скрепкой между большим
и указательным пальцами. С равнодушно-скучающим лицом Пол выслушал его до
конца - и выложил на стол конверт с деньгами.
  - Вы больше у нас не работаете, Грегори, - сказал он. - Жаль. Вы были
неплохим работником.
  А все время молча сидевшая за столом Ольга вдруг подняла глаза и добавила:
  - И парнем вы были неплохим.
  ...Он не заметил залитую осенними дождями балку и выше колен провалился в
ледяную черную воду. Вцепившись в ствол дерева, подтянулся и,
распластавшись животом по жирной грязи, вылез с другой стороны. Может, в
этом месте они собьются со следа. Может быть, еще удастся уйти.
  Увольнение было катастрофой. Он несколько часов медленно кружил по улицам
города, подавляя банальное желание вдрызг напиться. Стемнело, пошел дождь.
Грег вдруг решил поехать к Элси, компьютерщице, она жила в предместье, на
другом конце города. Уже тогда он заметил черный "Ягуар", навязчиво
маячивший в зеркале - и не придал этому значения, он вообще был не в
состоянии придавать значение чему-либо. А Элси не было дома, был только
холодный октябрьский вечер, темная пустота между подъездом и его машиной -
и сухой, нелепый звук автоматной очереди, прошивший воздух там, где
мгновение назад была его голова.
  А дальше - классическая голливудская погоня, его тело работало на
неизвестно когда и как сформированных рефлексах, а сознание тщетно
пыталось постичь смысл этой дикой ситуации. "И парнем вы были хорошим..."
Документы в ящике стола, которых он не видел - но ведь мог и увидеть, и
начальство решило не рисковать. Он пытался найти другое объяснение, это
было слишком простым и унизительным - но все же, судя по всему,
единственно правильным. Ольга, женщина с маленькими железными руками... ей
и в самом деле жаль, он был хорошим парнем...
  Кустарник снова встал сплошной стеной, Грег пошел напролом, оставляя
клочья одежды на упругих прутьях - и вдруг лес кончился. Впереди тускло
поблескивал мокрый асфальт, одинокий автомобиль промчался по шоссе,
осветив на мгновение невысокий навес автобусной остановки на той стороне.
  Грег остановился. Он совершенно потерял ориентировку - та ли это дорога,
на которой сгорела его машина? - или нет, не мог же он сделать полный круг
по лесу, а какие тут есть еще дороги? - он не помнил даже п