руку...
  - Алло... Что?.. Пансион?.. Простите, плохо слышно... Да, я мать Роми...
  Трубка падает и мерно раскачивается, с глухим стуком ударяясь о тумбочку.
Тук-тук-тук... Мои руки, отдельные от сознания, крутят пестрый шарфик, а
глаза не видят ничего...
  Потом я срываюсь с места, набрасываю, не застегивая, плащ, сую ноги в
туфли, сминая задники... Лестничные пролеты, ступеньки, ступеньки,
ступеньки... на последней я спотыкаюсь, падаю на одно колено, вскакиваю,
выбегаю из подъезда прямо на дорогу, навстречу какой-то машине, может,
такси, которая с визгом тормозит, едва не врезаясь в кромку тротуара...
Водитель что-то кричит, я не слышу, я сама кричу, и уж он-то не может не
услышать меня... Мы едем слишком медленно, быстрее!.. Я вижу за окном
ажурную решетку пансиона для детей, я не жду, пока остановится машина, не
жду, пока широко откроют ворота, я лечу, чтобы убедиться, что это все
неправда, что это другая, не моя девочка...
  ...Вечность... Я выхожу из ажурных ворот - как это трудно и медленно,
куда-нибудь дойти, добрести... Взгляд блуждает по серым решеткам, серым
деревьям, автомобилям. Я не знаю, куда иду, я ничего не знаю, ни о чем не
думаю, ничего не чувствую... Из какой-то машины выходит человек, я
поднимаю глаза к его лицу, это Дэн, он подходит ко мне близко-близко...
Сорванным, звенящим шепотом я выговариваю:
  - Роми...
  Он отвечает:
  - Я уже знаю. Нам сообщили на телевидение, в отдел криминалистики... Это
ужасно.
  И я падаю лицом ему на грудь, я всегда знала, что когда-нибудь упаду ему
на грудь лицом, я знала, что он придет... что он будет рядом, когда я
никак не смогу сама...



  Фантасмагория-4

  Мои пальцы судорожно сжимают руку Дэна, она в перчатке, в мокрой
перчатке, потому что идет дождь. На похоронах всегда идет дождь... Слуга
держит огромный черный зонт над госпожой д'Аржантайль, высокой, прямой, со
снежно-белыми волосами из-под черной шляпки. Господин д'Аржантайль,
сухощавый, элегантный - тоже под зонтом, и только с густых волос Дэна
медленно сползают капли дождя... Я встречаюсь взглядом с его глазами, с
его бесконечно родными глазами, от уголков которых тоже ползут крупные
капли. Своей замшевой рукой Дэн накрывает мои посиневшие пальцы - я не
чувствую их, я ничего не чувствую, и я не плачу.
  - Как это ужасно! Двухлетний ребенок... Каким надо быть извергом,
чудовищем... нет, у меня не хватает слов! А какое горе для родителей...
  - Но она... смотрите, у нее совсем сухие глаза!
  Они очень далеко, у самого входа в склеп, и они не знают, как
болезненно-тонко обострены все мои ощущения... Разговоры, разговоры под
барабанную дробь дождя... Все эти люди, которых я вижу впервые, без спросу
вломившиеся в мою жизнь и теперь распоряжающиеся ею - разве они реальны?
Неподвижные фигуры, по три-четыре сгруппированные под дождем, словно
грибы, я слышу, как жирная грязь прогибается под их каблуками...
  - Похоронить девочку в фамильном склепе д'Аржантайлей - как это благородно
с его стороны... Ведь они давно расстались.
  - Да, но он все эти годы заботился о ребенке...
  Ненастоящие разговоры о ненастоящих, никогда не происходивших вещах...
так и должно быть. Я соглашаюсь со всем, я уже давно живу по законам
фантасмагории, я не живу вовсе... Невыносимые капли барабанят по моим
незащищенным плечам, прожигают черную ткань жакета, пронзают кожу - одна,
другая, третья, это слишком! Моим рукам неудобно и тесно между перчатками
ладоней Дэна. И еще что-то не так, мучительно неправильно - вот что: я
ведь не думаю, совсем не думаю о Роми! Роми, она настоящая, ей не место в
этом ирреальном мире, пронизанном дождем и шепотами. Дэн... Он сжимает мои
руки, он с отчаяньем смотрит на меня, он молчит. Вот он на месте здесь,
такой красивый, печальный и близкий, ведь он никогда не был по-настоящему
реальным для меня...



  Фантасмагория-5

  Нависающая портьера ломается тяжелыми темно-бордовыми складками, такого
цвета бывает только бархат. Винный отблеск на белом, покрытом светлыми
волосками изогнутом запястье Дэна. Он опирается лбом на оконное стекло
через жесткий сгиб руки, он не смотрит на меня... Это я смотрю на него, на
запястье и густые волосы, на полоску шеи над траурным воротником - я
просто не могу не смотреть, не в моих силах отвести взгляд... И главное -
все это уже происходило когда-то.
  - Ты должна меня понять, - голос Дэна глухо отражается от стекла. - Все,
что было, все, что могло быть между нами, уже кончилось. Если бы мы даже
попытались что-то вернуть, возродить из пепла, у нас бы ничего не
получилось, мы только увлекли бы друг друга в пропасть. Мы слишком разные,
в общем-то, чужие люди. Особенно теперь...
  Это уже было, и тогда он тоже не мог взглянуть на меня, а я не могла
опустить глаз. Это уже было, и поэтому то, что происходит сейчас -
неправильно, фальшиво, так просто не может быть... Я должна что-то
ответить ему, я отвечала тогда - но теперь это не имеет значения. Мои
слова были бы таким же пустыми, как и его, как бессмысленно пуст весь этот
неизвестно кем выдуманный окружающий мир...
  - ...Особенно теперь, когда погибла Роми. Раньше я, возможно, не
понимал... но она - единственное, что нас связывало. А ты скрыла, ты
украла ее у меня, как ты решилась на такое?! Ведь мы могли бы попробовать
все начать сначала... но теперь уже поздно.
  Бродячие слова из дамского романа. Они не имеют к нам никакого отношения,
Дэн просто цитирует не к месту неизвестно кого... Вот он гневно
оборачивается и в какое-то мгновение даже взглядывает на меня. Три года
назад он бы этого не сделал... но три года назад не было Роми... и сейчас
ее нет. Ничего не изменилось.
  Я медленно отвожу взгляд, я больше не вижу Дэна, какого-то далекого Дэна,
которого, может быть, и вовсе не существует... Во всем мире есть только
тяжелая портьера с чуть потертым ворсом на изломе, а так - ничего. Пустота.
  - Мир велик, - слова, рожденные пустотой. - Я нашел в нем свое место,
неплохое место, и тебе желаю того же. Я помог тебе в трудную минуту, моя
совесть чиста, но теперь я ухожу из твоей жизни. И прошу, нет, советую
тебе тоже уйти из моей.
  Все это уже было.


  Фантасмагория-6

  На столике лежит прямоугольная рамка из черной пластмассы, а рядом -
фотография Роми, серьезной, хрупкой, фарфоровой Роми с большими, в упор
глядящими глазами. Отдельно - рамка, отдельно - фотография. Сейчас я их
соединю, и Роми больше не будет. Я знаю, почему-то я твердо знаю это - и я
отказываюсь, не могу их соединить, я обманываю саму себя и весь мир, не
хочу отдать мою девочку прошлому в пластмассовой рамке...
  Но Роми нет. И она не умерла - ее убили. Тот, кто сделал это... я найду,
я уничтожу его! Мои ногти с резкой болью врезаются в ладонь. Да, я, только
я... Я способна на такое, я способна на все - кроме того, чтобы вставить
фотографию в черную рамку. Все остальное в моих силах... господи, какое
наваждение...
  Нет, мне только казалось, что фантасмагория кончилась, что я могу
мыслить, могу что-то делать. На самом деле - нет, я не в состоянии даже
сфокусировать блуждающий взгляд, собрать воедино рассыпающиеся обрывки
мыслей... И, может быть, это уже никогда не кончится...
  Оказывается, я хожу по комнате, одеваюсь, ищу сумочку, ключи. Я выхожу из
дому, пересекаю площадь, стою на остановке, сажусь в автобус. Я не знаю,
куда еду... я и не должна этого знать, ведь все, что происходит - отдельно
от меня, совершенно ирреально. Я схожу на конечной остановке за городом,
сворачиваю в сторону от трассы, я уже была когда-то здесь... давно...
совсем недавно... нет, я не имею ни малейшего представления о времени.
  Я вижу красивый, такой ярко-белый особняк, но он мне не нужен, мне нужно
низкое, длинное строение в глубине парка, за чугунной оградой.
  - Госпожа, это частные владения, и посторонним нельзя...
  - В склепе похоронена моя дочь. Не думаю, чтобы господа д'Аржантайли имели
что-то против моих посещений. Я никого не буду беспокоить.
  Я прохожу мимо швейцара, мимо неподвижного мраморного дога, мимо живой
изгороди, мимо решетки, потом, уже под низкой крышей, мимо бесконечных
рядов каменных плит с электрическими крестами... Розмари-Энн д'Аржантайль.
  Я касаюсь гладкой поверхности плиты. Она не каменная, это какой-то
пластик, полированный и очень легкий... я понимаю, что легкий, когда он
бесшумно уходит вбок под моими пальцами.
  Под ресницами Роми голубоватые тени, а вся она розовая, фарфоровая,
полупрозрачная. На ее шейке стоячий воротничок белого кружева, плотный,
крахмальный, и такие же манжеты на пухлых ручках, пальчики сложены на
груди, Роми никогда не сложила бы их так... Я касаюсь ее гладких, теплых
ручек, и Роми берет меня за палец, крепко, как всегда. И открывает широко
расставленные серо-зеленые глазки, и хочет что-то сказать, но я прижимаю к
губам палец свободной руки, и моя умная, все понимающая Роми только
улыбается. Я наклоняюсь к ней, и она обхватывает меня обеими ручками за
шею, а я, насколько возможно, прикрываю ее полой широкого плаща.
  ...Мы приходим домой, где на столике лежит детская фотография, а на ней,
косо - черная прямоугольная рамка.

  Фантасмагория-7

  Роми никто не должен видеть.
  Никто из тех, кто читал газеты с громадными жуткими заголовками над
фотографиями детской площадки пансиона и широко раскрытых детских глаз.
Никто из тех, кто случайно встречал меня на лестнице и отводил взгляд от
моего белого лица под черной повязкой. Никто из тех, кто звонил мне в
первые дни, совершенно не зная, что сказать. И вообще никто.
  Я стою перед дверью в ту маленькую полутемную комнатку, где прячу свою
дочь. Живую. У нее гладкая, полупрозрачная кожа, под которой пульсируют
маленькие жилочки, и еще у нее сине-фиолетовая полоса вокруг тоненькой
шейки. Я не хочу видеть эту полосу. Может быть, поэтому я стою перед
дверью и не могу заставить себя войти. Я боюсь. Боюсь Роми, своей
маленькой, нежной, беззащитной девочки?!
  Резкий, как выстрел, звонок в дверь. Я вздрагиваю всем телом, бросаюсь
прочь от двери Роми, с двух шагов возвращаюсь, чтобы обезопасить эту дверь
поворотом ключа. Ведь Роми нет ни для кого, она существует только для
меня... И самое страшное: я все время неотвязно допускаю мысль, что ее
действительно нет, что я сошла с ума, что украла из склепа то, что
когда-то было моей дочкой... нет, это не так, сумасшедшие никогда не
осознают своего безумия...
  - Здравствуй! Что, не ждала меня увидеть?
  - Лорейн!
  Да, я ее не ждала, я никого не ждала, я хочу только одного: чтобы она
ушла поскорее, не приближаясь к двери в соседнюю комнату. Моя лучшая
подруга... Сейчас она начнет меня утешать - и я не выдержу, я знаю, я
точно сломаюсь...
  - Ну, как ты тут живешь? - Лорейн говорит быстро, не оставляя места для
ответа. - По-моему, неплохо устроилась, только шкаф я бы подвинула ближе к
батарее. Вчера видела по телевизору твоего красавчика - он как, не
объявился еще? Кстати, где твоя дочурка? Она здорова?
  Я стою лицом к окну, она не видит, как отливает кровь от моего лица.
Правильно, Лорейн ведь ездила за границу, она не знает... Я должна это
сделать, должна решиться, пусть фантасмагория кончится, рассыплется в один
момент!..
  Я слышу свой голос:
  - Она, наверное, еще не проснулась. Но все равно, уже время полдника...
  Зачем я закрывала дверь на замок?! Ключ не хочет поворачиваться в моих
дрожащих руках, дверь скрипит, в глазах Лорейн удивление... Открывается!
  - Роми, малышка! Узнаешь тетю Лорейн?
  Роми сидит на кроватке, глядя на нас своими серо-зелеными глазками, часто
моргающими от неожиданного света. Лорейн смеется, она вынимает из сумочки
шоколадку, она видит Роми - живую, мою! Я бросаюсь к моей девочке,
подхватываю ее на руки, целую, отламываю кусочек шоколада и кладу ей в
ротик...
  И Роми кусает мои пальцы - больно, с настоящей, осознанной злостью.
  Я улыбаюсь, я прячу руку за спину - Лорейн не должна была заметить. В
глазах Роми зеленые искорки - странные, потусторонние. Но ведь это моя
девочка, маленькая, фарфоровая, и она любит меня!
  Звенящим полушепотом, медленно, словно заклинание, я говорю:
  - Поцелуй маму.
  Роми послушно тянется ко мне, прикасается мягкими губками к моей щеке, но
не целует - втягивает в себя мою кожу, как присоска, от такого поцелуя
останется след, надолго... Мне страшно, я сажаю Роми на кроватку, отрываю,
отталкиваю ее от себя - что-то жуткое, чужое, враждебное...
  - Что это у тебя на шейке? - слышится голос Лорейн. - Кто это сделал?
  Все смещается, смешивается, переворачивается в дикой фантасмагории.
Потолок, углы и стены надвигаются на меня - как и глядящий мне в грудь
розовый детский пальчик.


  * * *

  Я проснулась поздно, яркий луч, пробивавшийся сквозь щелку между ставнями,
уже дотянулся до середины комнаты. Если бы не ставни, солнце давно бы меня
разбудило - и зачем это я закрыла их?
  Я отдернула шторы, распахнула ставни - солнце светило ярко, по-летнему, и
окно я тоже открыла. В лицо ударил свежий ветерок, душистый и довольно
прохладный, так что я отошла от окна в глубину комнаты. Почему-то
захотелось сделать зарядку - бывают же иногда благородные побуждения!
Наклоняясь из стороны в сторону, я начала прикидывать примерный план на
день: привести себя в порядок, позавтракать; сходить на рынок уже не
успею, надо сразу ехать в пансион за Роми, привезти ее, накормить, а пока
она будет спать, закончить ту главу, в которой убивают жену лорда. Если
получится, начать следующую. Потом погулять с Роми в парке, а вечером
можно позвонить редактору журнала... или не стоит, все-таки сегодня
суббота. Да, если Роми пораньше уснет, включу, может быть, "Шоу с Дэнни".
  Что-то в этом распорядке меня не устраивало - как если бы кто-то другой
предложил его мне, совершенно не считаясь с моими собственными планами и
обстоятельствами. Я пожала плечами, удивляясь несуразности этой мысли, и
прошла в ванную. Душ не работал, я наклонилась над раковиной, энергично
плеснула в лицо несколько пригоршней холодной воды - и взглянула в
зеркало...
  На меня смотрела почти незнакомая женщина, просто страшная в своей
крайней степени изможденности. Серое лицо с коричневыми пятнами под
выступающими скулами и резкими морщинами от крыльев носа к уголкам
бескровного рта. Глаза тонули в бездонных черных провалах, волосы
свешивались по краям лица тусклыми сбившимися прядями, мокрыми у лба и
висков. Женщина, которая долгие недели не видела света и воздуха, пережила
страшное несчастье, потеряла смысл и цену жизни... Нет, это не я!!!
  Я - не такая. У меня блестящие волосы, выразительные глаза, яркое лицо,
на которое с профессиональной тщательностью нанесен макияж. Я победительно
улыбалась и держала в руке хрустальный бокал - где и когда это было?! Я
вспомню, я обязана вспомнить, я не позволю себе снова впасть в безысходный
омут фантасмагории...
  - Мама, мамочка!
  Голосок Роми едва пробился сквозь шум стекающей воды. Я резко закрутила
кран, приотворила дверь ванной:
  - Иду, девочка моя! - и схватилась за щетку, ожесточенно вонзая ее в
спутанные волосы. Не могла же я показаться в таком виде своей дочери.
Волосы поддавались с трудом и болью, в большом количестве оставаясь на
щетке - похоже, что я уже месяц как не мыла голову. А как же я ходила на
работу, например, вчера - а что, собственно, я делала вчера? Последнее
яркое воспоминание - мониторы, прожекторы и хрустальный бокал, а все, что
было потом, расползалось в смутное впечатление кошмарного сна...
  - Мама!
  Да, кстати, как Роми оказалась дома? Сегодня суббота, должна быть
суббота, в другие дни я не сплю до обеда. По субботам я забираю Роми из
пансиона, я как раз собиралась ехать. Но она каким-то образом уже здесь,
она проснулась и зовет меня...
  Я заколола волосы в бесформенный хвост на затылке, еще раз умылась,
вытерла лицо махровым полотенцем, энергичными движениями пытаясь вызвать
на щеках хоть какой-то румянец, и пошла в комнату Роми. Дверь почему-то
оказалась закрытой на ключ, внутри было темно и душно - и я держала своего
ребенка в таких условиях?! Сколько времени? В памяти снова зашевелились
отблески ночных кошмаров, готовые стать воспоминаниями реальности - но я
легонько прикусила губу и усилием воли заставила их раствориться. Не
сейчас.
  Я подошла к окну, отдернула шторы и открыла форточку. Потом обернулась к
кроватке Роми и улыбнулась.
  - Что-то мы с тобой сегодня разоспались. Ну-ка, давай вставать, умываться,
одеваться! Как ты думаешь, с чего мы начнем: с завтрака или с обеда?
  Роми засмеялась - розовая, заспанная, фарфоровая. На ее шейке виднелся
едва заметный след, кожа в этом месте слегка шелушилась. Я не стала
осматривать этот шрам и думать о нем - просто отметила, что он есть.
  - А потом пойдем гулять в парк, посмотрим на уточек. Ну давай, спящая
красавица, поднимайся скорее! Где наше платьице?
  После завтрака я вымыла голову, навела косметику, стараясь смягчить
выступающие скулы и синие тени пол глазами. Перед тем, как выходить, я до
пояса высунулась в окно - и, поразмыслив, надела на Роми легкий джемперок
и комбинезон, а сама - тонкое шерстяное платье в дырочку с укороченными
рукавами.
  Тогда - с прожекторами и бокалом - я была в теплом пуловере и еще
оставила в прихожей свой длинный непромокаемый плащ... Да, из моей жизни
непостижимо исчезли целые недели и даже месяцы, оставив по себе только
черную тень ирреальности и фантасмагории. Но я разберусь во всем этом...
потом.

  * * *

  Роми спала на моей кровати - маленькая нежная головка на слишком большой
подушке. Время от времени я оборачивалась посмотреть на нее - через плечо,
ведь моя спина закрывала ее от света настольной лампы. Было как-то
спокойнее слышать ровное дыхание девочки здесь, рядом, тем более, что я не
собиралась включать этот проклятый телевизор, и вообще сегодня была не
суббота.
  Передо мной лежала кипа бумаги - чистой бумаги должно быть много - и я
нервно покусывала ручку, как всегда, когда не могла найти нужного,
единственного для этой фразы слова. Только сейчас слова не имели никакого
значения - никто, кроме меня, не будет читать того, что я напишу. А мне
самой нужна только зацепка, реальное графическое оформление неясных
кошмаров, происходивших - или не происходивших - со мной. Они вспоминались
смутно и хаотично, и я пыталась расставлять их по порядку - начиная от
разбитого бокала - и записывать как можно короче, как если бы это были
главы будущего романа.
  Кукла на качелях. Та же ситуация, но на качелях - я. Известие о гибели
Роми. Дэн. Похороны Роми в склепе д'Аржантайлей. Еще один разрыв с Дэном.
Похищение Роми из склепа. Приход Лорейн и мой страх - кульминация всей
фантасмагории. Вот, кажется, примерно так.
  Лорейн можно позвонить. Если она действительно вернулась из-за границы и
заходила ко мне, у нее должно было сложиться здоровое, непредвзятое мнение
обо всем увиденном. Нормальному человеку это должно было показаться
странным: душная полутемная комната, в которой заперт на ключ маленький
ребенок, изможденная женщина с нечесаными волосами и блуждающим взглядом -
если я уже тогда была такой... Когда это было? Если уже давно - почему
Лорейн не зашла снова? Нет, наверное, она приходила вчера, ведь после ее
визита я вообще ничего не помню...
  Теперь самая важная часть кошмара: смерть и воскресение Роми. Моя дочь
жива - я невольно обернулась, через плечо взглянув на спящую фарфоровую
головку - да, жива: мы с ней сегодня гуляли в парке, встречали множество
разных людей, пожилые женщины улыбались Роми, потом она кормила уточек
вдвоем с каким-то мальчиком постарше, пока я разговаривала о детских
болезнях с его мамой. Теперь я не могу сомневаться в реальности своей
девочки - как тогда, перед приходом Лорейн. А след на шейке Роми... он
почти незаметен: бороздка шелушащейся кожи и несколько подсохших царапинок
под подбородком, так пораниться она могла где угодно, например, играя с
другими детьми в пансионе...
  Когда мы возвращались из парка домой, я