мул. Хватит, в Сент-Клэре я уже как-то выбрала
семестровый курс физики и жалела потом об этом. Между прочим, экзамен я
тогда так и не сдала, и Странтона так и не купила, этот жуткий учебник с
оранжевой обложкой... Впрочем, Странтона мне обещала Энн, она учила физику
годом раньше, она же, кстати, меня на это и подбила. Я положила книгу
обратно на столик. Так забавно - думать сейчас о физике, об этом
несчастном Сент-Клэре, принадлежащем далекому прошлому, - словно я
несколько часов назад не бросила любовника, словно не стояла только что на
лестничной площадке, не представляя, где буду ночевать. Как будто за окном
не холодная октябрьская ночь, как будто я уже придумала, что делать
дальше. А все потому, что здесь такие спокойные и монолитные занавески. И
не горит люстра.
  Все-таки было темновато, и я откинула с настольной лампы край клетчатого
пледа. Хорошо хоть, не задела прибор со стрелкой - потому что книги так и
посыпались на пол. Те, кто говорит, что я безопасна только со связанными
руками, абсолютно правы. Одна из книг раскрылась на форзаце: и, надо же, с
портрета автора смотрел сосед Марты - помоложе, конечно, даже еще без
очков. И автограф чуть ниже: проф. Ричард Странтон. Вот так-то.
  Собирая книги, я прикинула, откуда он может меня знать. Дело в том, что
он ушел на пенсию гораздо раньше, чем я поступила, и был представлен в
университете благоговейными воспоминаниями, оранжевым учебником и
портретом в боковом холле. То есть, по-настоящему, узнать его должна была
я... если бы все это происходило не так давно.
  Я аккуратно сложила книги стопочкой на столе, и тут распахнулась дверь.
Профессор тяжело переводил дыхание, словно, узнав что-то ужасное, бежал
сюда без остановки несколько километров.
  - Вы... с вами ничего не случилось, мисс Инга?
  Я улыбнулась, мысленно давая себе слово пальцем ни до чего больше не
дотрагиваться.
  - Нет-нет, все хорошо. Упала книга, простите, профессор.
  Он сдавленно улыбнулся - будто извиняясь за свой испуг и прерывистое
дыхание.
  - Сейчас я принесу чай.
  И он ушел усталой шаркающей походкой, пытаясь, впрочем, сделать ее
стремительной, - мне так показалось. Сам Ричард Странтон - интересно.
Почему Марта никогда не говорила, что живет с ним на одной лестничной
площадке?
  Я осмотрелась по сторонам, то есть по книгам. Нет, собрания сочинений
профессор Странтон еще не выпустил. А может, не держал из скромности, или
чтобы не занимать места, отведенного прочим гениям мировой физики. На
первый взгляд библиотека казалась совершенно специализированной - ученые
труды и ничего кроме. Только на второй сверху полке в левом углу -
тоненькая книжка с гладким корешком между золочеными томами, и мне до
смерти захотелось узнать, какая. Оглянувшись в сторону полуоткрытой двери,
я встала, приставила к стенке маленькую скамеечку для ног, потянулась на
цыпочках вверх и, двумя пальцами подцепив нижний край книжки, выдвинула ее
на несколько сантиметров наружу.
  Петрарка. "Сонеты к Лауре".
  - Вот чай, мисс Инга.
  Я вздрогнула и чуть не потеряла равновесие. Показалось, что сейчас книги
камнепадом покатятся на пол - конечно, одна клялась ничего не трогать! Но
на этот раз обошлось - только Петрарка остался косо торчащим из стены, с
головой изобличая мое неприличное любопытство. Профессор смотрел на меня
как-то растерянно, в его руках мелко подрагивали на подносе две китайские
чашки.
  - Возьмите почитать, если хотите, мисс Инга, - серьезно сказал он. - Вам
понравится. Этот человек был способен на великую любовь.
  - Спасибо, - ответила я. Кстати, очень удобное слово, не обязывающее ни к
чему, а тем более читать Петрарку. Профессор поставил чашки на столик, и я
снова села в кресло.
  Чай у него был потрясающий, такой пьют в летнюю жару ради вкуса, а не
только согреваются вечером вроде сегодняшнего. Профессор, отпивая глоток,
чуть прикрыл глаза - и все равно он смотрел на меня в упор, не отводя
взгляда. Не то чтобы неприятно - но какое-то напряжение это создавало.
Интересно, он уже догадался, что я сегодня у него ночую?
  - Мисс Инга, - заговорил профессор. Он слишком часто употреблял мое имя,
которое я никогда не любила. - Где вы сейчас? То есть, я имел в виду, я
хотел спросить, чем вы занимаетесь?
  - Работаю в супермаркете, - ответила я. - Продавщицей.
  Сообщая этот факт, я почему-то всегда вздергиваю подбородок и сверху вниз
оглядываю собеседника - попробуй-ка усомниться, что работа продавщицы
супермаркета высокоинтеллектуальна, респектабельна и престижна. Это
происходит абсолютно помимо меня, честное слово.
  Мне показалось, что профессор как-то внутренне съежился и еще сильнее
сфокусировал на мне взгляд - если так вообще бывает. Протер очки, снова
надел их, отпил большой глоток чаю и только потом спросил:
  - А университет? Почему вы оставили университет, мисс Инга?
  Я улыбнулась и пожала плечами - а что, вопрос как вопрос, никаких
ассоциаций и воспоминаний он у меня не вызывает. Тысячи девушек бросают
университеты и повыше рангом, чем наш захудалый Сент-Клэр, никаких
особенных причин для этого не нужно.
  - Так... поняла, что ученой дамы из меня не выйдет, - сказала я и добавила
экспромтом не слишком добрую остроту: - Поняла, когда попыталась читать
вашу книгу, профессор.
  - Какую?
  Он спросил совершенно серьезно, даже с испугом, он чуть ли не давал себе
клятву никогда больше не писать книг, настолько фатально влияющих на
судьбы юных девушек, - и мне стало стыдно, тем более что шутка
действительно вышла так себе. Я уже решила извиниться перед ним, как вдруг
раздался резкий щелчок.
  Мои руки. Мои руки нельзя оставлять без присмотра - особенно когда я с
милой улыбкой отвечаю на вопросы, от которых неплохо бы закричать.
  Мои руки непроизвольно щелкнули рубильником на маленьком квадратном
пульте.
  Профессор стремительно рванулся вперед и намертво вцепился в мое запястье
- так не хватают за руку преступника, так пытаются удержать падающего в
пропасть. Я судорожно вернула рубильник в начальную позицию - может, не
стоило, я же ничего не знала о действии этого прибора. Стрелка, упавшая
было к нулю, прыгнула к самому концу полукруглой шкалы, потом подскочила
до середины и заметалась из стороны в сторону, постепенно уменьшая
амплитуду колебания. Почему-то с большим трудом я оторвала взгляд от этой
стрелки и перевела его на лицо профессора.
  Белое, с мертвым оттенком пепла. Каменно-искаженное, на моих глазах оно
начало медленно оживать. Он прикрыл глаза - так, словно уронил на землю
огромную тяжесть. Его губы шевельнулись совершенно беззвучно, но очень
выразительно, я все поняла: "Здесь, со мной..."
Я встала, потирая до сих пор словно стиснутое браслетом запястье.
Почему-то комната перестала быть защищенной и уютной.
  - Профессор, я посмотрю, может быть, моя подруга вернулась. Уже поздно, и
мне не хотелось бы...
  - Инга!!!
  Он вскочил и чуть было снова не схватил меня - в незаконченном движении
его рука упала вниз.
  - Мисс Инга, я прошу вас, останьтесь. У меня есть совершенно свободная
комната, вам будет удобно, уже действительно очень поздно, я вас прошу...
  Я б не очень удивилась, если бы он встал на колени - этот умоляющий
голос, исходящий от старика, от ученого, профессора... Дико, нелепо, так
жалко и в то же время жутковато...
  - Я не хотела бы вас стеснять, я только выйду на лестничную площадку, и
если... Большое спасибо за чай, профессор.
  Я поспешно прошла в прихожую, сняла с вешалки свое пальто, но надевать не
стала, просто перекинула через руку. Хоть бы Марта действительно
вернулась...
  Около дверей я остановилась - не открывать же чужой замок - и посмотрела
на профессора. Я успела уловить кусочек движения его губ, замершего, не
превратившись в слова. С мертво-бесстрастным, будто у какого-то древнего
стража, лицом профессор поднял руку и щелкнул замком. Дверь открылась.
  Дверь открылась, и я шагнула вперед, и я замерла, и я метнулась назад -
потому что там, на лестничной площадке...
  Потому что одновременно отворилась еще одна дверь - а он был босиком, и в
руке у него было ведро, и он не сразу поднял голову, лишь через четверть
секунды - и четверть секунды только я смотрела на него: подбородок, губы,
ресницы... глаза! Его глаза черкнули о мои - даже не взгляд, одна искра, и
все. Его больше не было на лестничной площадке, а может, это меня уже не
было там, я же метнулась обратно, я упала в ложно-спасительное тепло
прихожей, мягкой, защищенной, закрытой. И профессор шагнул мне навстречу,
а потом я уже не делала ничего - это он обнял меня за плечи, отвел в
комнату с лампой, креслом и непроницаемыми занавесками, поднес к моим
губам чашку горячего чаю. Я обожглась - и заговорила.
  О том, как шел дождь, а если бы не шел, - мы бы не встретились, и если бы
я с утра дозвонилась до подруги, и если бы не отменили мой любимый фильм,
и если бы не кончился сахар... И как потом я просыпалась под утро,
вскрикивая в отзвуке кошмара: чего-то из этого не произошло, порвалась
хрупкая цепочка случайностей, мы не встретились... не встретились! - но он
спал рядом, такой настоящий, мой. И его ресницы, золотистые полумесяцы -
когда я долго смотрела на них, они вздрагивали изнутри, и я стремительно,
молнией отводила глаза... И как... нет, нет, это все не то, не было
никаких идиллических картинок и нет смысла их рисовать, - просто, когда он
опаздывал на десять минут, я была уверена, что он умер, погиб, случилось
что-то непоправимое, страшное...А потом настала осень, и на улице на его
щеках выступали красные пятна, и он уже не был моим, и я это знала, - и
все делала неправильно, все равно вела себя так, словно он меня любит...
И как он наконец ушел, а все остальное осталось на своих местах, и в том
числе я, такая гордая и спокойная, я даже радовалась своей олимпийской
выдержке... А на следующий день пошла в магазин, как ходят все люди, -
только я не могла найти дорогу домой, накручивая сумасшедшие круги по
знакомым улицам, и на ногах у меня были домашние тапочки, а сумку с
покупками я оставила под прилавком... И вот тут мне стало страшно, как
никогда в жизни, и надо было бежать, я четко осознала это, бежать, ни в
коем случае не оглядываясь назад. И как, собрав всю себя в маленький, до
боли стиснутый кулачок, я в тот же день сняла квартиру на другом конце
города, а через неделю, выиграв конкурс, устроилась продавщицей в
супермаркет - мне везло, фантастически везло во всем, что ни сном ни духом
не было связано с моей прошлой жизнью. И как все действительно наладилось,
и наступила весна, и я, к восторгу новых подружек, завела себе мужчину.
Спортсмена, не хуже и не лучше, чем все другие. Я встречалась с ним по
субботам, потом мы стали жить вместе, и со стороны все это выглядело
совсем как настоящее, а я уже привыкла смотреть на собственную жизнь со
стороны... И как сегодня я все-таки ушла от него, и вот уже не помню его
лица, зачем, черт возьми, мне его лицо, зачем мне вообще чьи-то лица, если
только что на лестничной площадке...
  Что мне теперь делать? Он ничего не сказал, но он же видел меня, видел! -
почему он ничего не сказал?! Прошу вас, посоветуйте мне, вот если бы это
были вы, а женщина, которую... но он же не любит меня, значит, ему все
равно, так почему же?.. И что мне теперь делать?!
  Я вскочила с кресла - резко, как отпущенная пружина, - и услышала тонкую,
запредельную, надвигающуюся музыку, в такт которой перед глазами
закружились металлические червячки, а лампа совсем не давала света...
Вокруг оказалось очень много людей, - наверное, оркестр, - музыка
оглушительно била по барабанным перепонкам...
  ...Я лежала на полу, изогнувшись между креслом и столиком, в висках
пересыпался песок, а перед глазами медленно расходилась мгла - конечно, я
хлопнулась в обморок, со мной бывает. Попыталась подняться на локте, но
прямо надо мной нависало лицо профессора, искаженное какой-то странной
гримасой, с таким выражением не откачивают потерявших сознание, а
скорее... Моя блузка была расстегнута, и прямо на груди лежали его сухие,
как наждак, холодные руки.
  И вдруг я вспомнила. Сент-Клэр, буфет, апельсиновый сок - и ненормальный
старикашка, с пошлой ухмылочкой заплативший за меня деньги, которые было
бесполезно пытаться вернуть. Конечно же, это он, то и дело попадавшийся
мне на университетской лестнице, косясь на меня своими слезящимися
развратными глазами. Профессор. Ричард Странтон.
  Его ледяные пальцы шевелились, и лицо вдруг стало надвигаться на меня, я
увидела совсем близко, как его беловатый язык быстро облизал фиолетовые
губы...
  Я рванулась вверх, обеими руками судорожно оттолкнув его от себя, сама
покачнулась от этого движения, в глазах снова потемнело, я на секунду
прислонилась виском к дверному косяку - и ринулась в прихожую, потом на
лестничную площадку, прочь, прочь...
  Эта дверь прямо посередине, такая знакомая, синяя с золотыми гвоздиками и
тонкой проволокой крест-накрест. И яркий рубин электрического звонка - но
я не вполне владела дрожащими пальцами, я просто отчаянно застучала
кулаками в эту мягкую дверь.
  - Открой!!! Слышишь?!


                                  ГЛАВА V

   
Сноп света ударил в упор, раздробившись на толстом узорном стекле - и
погас одновременно с утихшим шумом мотора. Машина припарковалась у самого
подъезда, и Грег услышал щелчок открываемой дверцы - услышал, уже
стремительно взбегая вверх по лестнице.
  Он, конечно, понимал, что это могли быть и не они. Даже скорее всего не
они, мало ли машин паркуется у подъездов жилых домов, а разглядеть в
темноте через рифленое стекло очертания автомобиля было невозможно. Нет,
не они, - ведь на автобусной остановке их не было, и никто не следил за
ним, когда вместе с той девушкой он прошел два квартала от остановки до
подъезда. Откуда им было знать, в какую сторону он пошел, в какой дом, в
какой подъезд? На девяносто девять процентов - не они...
  Внизу длинным натужным звуком скрипнула дверь - и Грег, он был уже на
третьем этаже, - бросился к двери, первой попавшейся, крайней справа, изо
всех сил затарабанил обоими кулаками. Дверь молчала - а внизу уже
слышались шаги, и мужской голос спросил что-то, превратившееся в неясный
гул, а другой голос, тоже мужской, ответил, и, может быть, это все-таки...
  Замок, наконец, щелкнул, и Грег навалился на дверь раньше, чем она
открылась, и, очутившись внутри, потерял равновесие и рухнул на колени,
сминая в гармошку длинный ворсистый коврик в прихожей. Поднявшись на ноги,
Грег сначала нагнулся и поправил эту дорожку, аккуратно разгладив ее по
углам, - и только потом поднял глаза на хозяина квартиры.
  - Я... здравствуйте.
  Невысокий старый человек смотрел на него совершенно спокойно и
равнодушно, в его глазах, совсем маленьких и далеких за толстыми стеклами
очков, не вспыхнуло ни возмущения, ни испуга, ни даже малейшего интереса к
ворвавшемуся в его квартиру грязному оборванному бродяге. Грег сглотнул,
опустил глаза и еще раз поправил носком ботинка уголок ковровой дорожки.
Хозяин должен был спросить: что вы здесь делаете? Или хотя бы: кто вы?
  Но он сказал:
  - Ванная налево, молодой человек.
  ...На дне ванны овальной лужицей остался черный осадок, и Грег еще раз
прошелся по ней струей холодного душа. Царапины на лице и руках саднило,
он отыскал на полке одеколон и, морщась, протер их. Одежда и обувь лежали
в углу бесформенной кучей, к которой не хотелось даже прикасаться.
Хотелось проникнуться чувством, что эта грязная груда вообще не имеет к
нему никакого отношения - в теплом пару уютной ванной это удалось без
особых усилий. Грег пожал плечами, накинул махровый полосатый халат, едва
доходивший ему до колен, и протер ладонью запотевшее зеркало. Оттуда
смотрела исцарапанная, но вполне человеческая, умиротворенная,
раскрасневшаяся физиономия, и он даже усмехнулся. Нервное напряжение спало
совершенно, весь этот дикий ужас со стрельбой и погоней казался абсолютно
нереальным.
  Но, тем не менее, сейчас он находился в чужой квартире - поздно ночью,
без документов и денег, даже без одежды в приличном состоянии. Хозяин, так
любезно спровадивший его в ванную, очень даже мог сейчас звонить в полицию
или уже открывать им дверь. Что было бы с его стороны вполне логично, так
что этот вариант стоило как следует продумать. Грег приоткрыл дверь,
впуская из коридора прохладный воздух. В настоящую его историю полицейские
в жизни не поверят. Надо сочинить что-нибудь простенькое, совершенно не
содержащее криминала, бессмысленное и вместе с тем правдоподобное - вроде
потрясающего экспромта той девушки в автобусе. Она сейчас, кстати, где-то
совсем недалеко, она не вызывала лифт, а пешком люди обычно не ходят выше
третьего этажа. Может, она даже в соседней квартире... он мельком взглянул
в зеркало и рассмеялся в лицо своему озабоченному отражению. Здоровый
мужик всерьез обдумывает возможность позвать на помощь хрупкую девушку...
вот уж действительно весело. Он еще раз плеснул на щеки чуть ли не
пригоршню одеколона и вышел из ванной. С полицией или с кем бы то ни было
лучше всего общаться так же, как и она - экспромтом.
  В коридоре никого не было. Казалось, что никого нет и во всей квартире -
тишина стояла полная, спокойная, абсолютная. За приоткрытой дверью
напротив еле светилась тусклая лампа - когда Грег вошел, эта комната тоже
показалась ему пустой. Он обвел взглядом бесконечные ряды книг от потолка
до пола, потом повернулся - и увидел хозяина.
  Старый человек сидел в кресле, уронив безжизненно-расслабленные руки на
колени, опустив голову и веки. Грег нерешительно остановился посреди
комнаты: заговорить с ним?.. а может, он спит? Старик сидел совершенно
неподвижно, и Грег даже вздрогнул, услышав неожиданный ровно-бесстрастный
голос:
  - Вот приблизительно так все и кончается. Садитесь, молодой человек.
  Сам он не пошевелился, даже глаза за стеклами очков казались закрытыми.
Грег неловко придвинул к столику табурет и сел, чуть не задев локтем
неустойчивую стопку книг на краешке клетчатого пледа. Пора было как-то
объясняться.
  - Меня зовут Грегори, - сбивчиво начал он. - Все это так глупо... вы,
наверное, думаете, что я какой-нибудь грабитель или... Но, честное слово...
  - Ричард Странтон, профессор.
  Грег осекся. Этот человек совсем не интересовался целью и причинами,
руководившими незнакомцем, который ворвался в его дом. Ему назвали имя -
он назвал свое. Все.
  - Простите меня, профессор, - все-таки продолжил Грег. - Честное слово, у
меня не было другого выхода. Меня хотят убить, я не знаю, кто, не знаю,
почему, - то есть, догадываюсь, конечно, но не понимаю. Только не
беспокойтесь, я сейчас уйду - он привстал, зацепив уголок пледа, и книги
рухнули-таки на пол с грохотом, непомерным для этой тихой комнаты.
Пробормотав извинения, Грег стремительно опустился на колени - и услышал
сверху все такой же бесцветный и ровный голос профессора:
  - Можете остаться. Останьтесь. Так будет лучше.
  Грег поднял голову из-под круглого столика и впервые встретился с
хозяином глазами. Совсем маленькие за толстыми стеклами, полуприкрытые
сморщенными веками, усталые и пустые. Грег медленно поднялся на ноги, не
отрывая взгляда от этих глаз, и вдруг сказал, даже не успев ничего
подумать в этом направлении:
  - Профессор, если вам что-то нужно... что-то не так, я же вижу... я бы
хотел вам помочь...
  И Ричард Странтон улыбнулся.
  - От меня ушла женщина, - не снимая с лица улыбки, медленно выговорил он.
- В другое пространственное измерение. Боюсь, вы мне не поможете, молодой
человек.
  Грег почувствовал, что нелепо, мальчишески краснеет - но профессор не
смотрел на него. Профессор заговорил, и лицо его стало чуть-чуть живым,
словно фильм, пущенный со стоп-кадра.
  - Машина. Это, наверное, будет вам интересно - в отличие от всего
остального. Садитесь, молодой человек. Я изобрел, разработал ее в вашем,
наверное, возрасте, - сколько вам лет? Двадцать четыре, двадцать пять? -
нет, я, конечно, был постарше. Машина исп