Стойкость  Валенсуэлы"  -  это  верняк,  -
сообщила мне Кэнфорт Магнолия, когда я везла ее на свидание  на  "Скорпион
Лэмент".
   - Честно говоря, я не знаю, мадам, - сказала я уже в двадцатый  раз  за
эту смену.
   Я знала, где деньги - верняк. В моем кармане. И там они и останутся. Но
я помнила "Стойкость".
   - Это ведь тот корабль, который наделал столько шуму тогда, в  Селюции?
Тот, с "Навахо Шерненковыми" на фюзеляже Митчума?
   - Силы  небесные,  понятия  не  имею,  -  сказала  леди  Магнолия.  Она
посмотрела на меня как-то косо. - Я думаю, это люди вроде вас знают  такие
вещи.
   - Да, это тот самый,  -  сказала  я.  Мы  быстро  нагоняли  громыхающий
беллерофон, полный блестящих упакованных бульдозеров.  "Люди  вроде  вас",
самодовольно подумала я. Сама  того  не  зная,  леди  Кэнфорт  только  что
сделала мне комплимент. Я дотронулась до боковых приборов, чтобы  штопором
проскочить сквозь строй беллерофона, и исподтишка  посмотрела  на  миледи.
Она держалась стойко.
   Единственное, что интересовало меня в "Первом побеге" -  это  Скипфест.
Все в караване, даже шоферини, были на каких-нибудь  вечеринках.  Все,  за
исключением тех, кто был на  больших  грузовых  кораблях  и  все  еще  был
поглощен тем, чтобы уговорить Привод выиграть еще пару минут у  ближайшего
соперника. Сначала, правда, это было скучно, потому  что  мне  приходилось
возить Мандебр по всему каравану,  чтобы  они  могли  показаться  на  всех
нужных сборищах, подчеркнуто  обойдя  нежелательные,  и  внести  некоторое
оживление, неожиданно объявившись на парочке вечеров, где их не  ждали.  И
все время поступали новости: - "Дулут"  -  двенадцать  к  одному!  Скажите
Хунсен Тредголд, что "Бегемот" вылетел!
   По счастью, Мандебры не могли совершать облеты всю  ночь,  поскольку  в
восьми нам надо было быть на "Октябрьском Вороне", как раз к театру масок.
Мелисса не могла опоздать в театр масок. Все, кто хоть что-нибудь из  себя
представлял, уходили с других вечеров только, чтобы сказать, что они  были
в театре масок Сансау. Даже если они не планировали этого, они  быстренько
передумали, когда узнали, что идут Мандебры.
   Мы все были  в  костюмах.  Мелисса  нарядилась  павлином,  она  была  в
бирюзовом платье, и два пажа несли ее шлейф. Стрэчен Алексис  был  кем-то,
кого они называли "гусаром":  в  красном  мундире  с  кучей  украшений,  в
огромной шляпе и больших блестящих черных сапогах со шпорами.  Он  сказал,
что это что-то вроде солдата, но его обмундирование было таким, что в  нем
вряд ли захотелось бы пойти в бой. Там была и леди Кэнфорт,  на  ней  тоже
были сапоги выше колена, черный корсет и черный воротник с  хромированными
шипами. Я взяла с собой Трикарико, он был в костюме  Пьеро.  Мы  потратили
кучу времени, чтобы его загримировать: одну щеку - белым, другую -  черным
с большой драгоценной слезой на черной стороне.  Все  были  в  масках,  но
везде, куда бы мы ни пошли, Мандебр узнавали тут же.
   Я была в костюме Питера Пэна. Это был мальчик, который так  и  не  стал
взрослым. Из истории, которую часто рассказывал нам мой отец. На мне  была
туника, будто бы сделанная из листьев, и пара крошечных  бронзовых  рожек,
торчавших из моих волос.
   Трикарико  считал,  что  я  выгляжу  потрясающе  сексуально  в  костюме
мальчика. Он стоял, обняв меня одной рукой, пока я вела нас  сквозь  толпу
маленьких кораблей, уже собравшихся толпой вокруг "Октябрьского Ворона".
   "Ворон" был огромным. По тоннажу  в  три  раза  больше  "Блистательного
Трогона",  хотя  "Трогон"  выглядел  гораздо  более   элегантно,   с   его
украшенными драгоценностями крыльями, полубаком в форме гребня и  экипажем
с  косичками.  Когда  я  подвела  шаттл  к  борту,  мы   показались   себе
совершенными карликами по сравнению с иллюминаторами, находившимися в тени
похожего на гору мостика, Я провела нас через  толпу  к  парадному  входу,
чтобы Мандебры могли торжественно появиться на празднике, а потом  я  была
свободна. Раз в жизни Мелисса соблаговолила дать  согласие  на  то,  чтобы
домой ее вез робот.
   Мы прибыли как раз вовремя. Театр масок начинался. Конечно,  он  должен
был изображать историю Большого Скачка. Сначала  появились  трое  людей  и
исполнили странный танец, изображая Солнце, Землю и Луну. Все заахали. Что
касается меня, то мне пока  все  это  казалось  нудным,  но  я  продолжала
смотреть, потому что следующий номер должен был изображать Малый Скачок, а
это была моя любимая тема. Сам  Аларик  Сансау  в  костюме  капеллийца,  с
головой, которой придали форму  большого  лысого  купола,  и  двое  людей,
изображавших звездоплавателей в смешных допотопных скафандрах. С  моделями
в музее на Спокойствии их и сравнивать было нельзя. А закончили они танцем
системы,  Солнца  и  всех  планет,  и  человек  шесть  детишек  изображали
астероиды, они танцевали вокруг Аларика Сансау  и  менялись  местами.  Все
аплодировали и говорили, как это замечательно.
   Мне уже давно стало скучно и вместо представления я стала рассматривать
людей. Все были  в  каких-нибудь  нарядах,  большинство  -  по-прежнему  в
масках. Парочка людей нарядились в знаменитых эладельди.  В  любую  минуту
ожидали кое-кого из фрасков, но они так и не явились.
   Я  была  разочарована.  Все  было  гораздо  более  официальным,  чем  я
предполагала, но, с другой стороны, это ведь были сливки каравана.
   - Не волнуйся, - сказал Трикарико, - потом станет повеселее.
   Когда театр масок окончился,  все  стали  танцевать,  пить,  выискивать
знакомые лица под масками и спорить насчет  них.  Везде,  куда  ни  глянь,
деньги переходили из рук в руки. Я подумала, что проигравшие просто платят
за "Первый Побег", но, как выяснилось, теперь пари заключались на то,  кто
выйдет ближе всех к Энцеладу в конце прыжка. Трикарико ввязался в  спор  с
какими-то людьми из команды "Фразье Рублева", и я  потихоньку  улизнула  и
смешалась с толпой. Я нашла даже  с  кем  поговорить.  Я  нашла  еще  одну
лунянку, костлявую женщину в костюме Модулятора Пандита, она вела шутливый
спор со стариком в серебристом костюме с неровно наложенным по всему  лицу
гримом. Было видно,  что  он  с  трудом  сохраняет  вежливость,  терпеливо
выслушивая ее. Над его плечом парил блуждающий огонек.
   - Раз уж на то пошло, дорогой Бальтазар, я могла бы  поставить  вас  на
место насчет скафандров, - лукаво говорила лунянка. - Я видела настоящий.
   - БАЛЬТАЗАР. БАЛЬТАЗАР ПЛАМ.
   - Элис!
   - ПРИВЕТ, КАПИТАН.
   - Элис, с тобой все в порядке?
   - :Т$/и
   - Элис!
   Элис, не уходи опять?
   Элис, Элис, ты меня слышишь?
   Поговори со мной!
   Хорошо, Элис, я продолжаю.
   Да, это был Бальтазар Плам. Он был Луной в театре масок. Я  знала,  что
он из Сансау, один из директоров династии, но потершись около  Мандебр,  я
стала - как ты это  назвала?  Пресыщенной.  Я  пресытилась  разговорами  с
великими мира сего. Как бы то ни было,  это  был  маскарад.  И  я  к  тому
времени уже напилась. Я влезла в разговор,  когда  услышала,  как  лунянка
сказала ему:
   - Я не должна быть такой критичной. Уверена, что ваш блуждающий  огонек
все записывает.
   Она погладила его под подбородком, они это любят. Было видно, что, пока
она его гладила, огонек засветился ярче. Он тихонько замурлыкал.
   - Это у меня должен быть блуждающий огонек, - сказала я.
   Плам посмотрел на меня, его огромные брови изогнулись дугой, растягивая
грим. Глаза у него были добрыми. Он сказал:
   - А ты кто такая, дорогая моя?
   - Питер Пэн, - ответила я.
   Они никогда не слышали о Питере Пэне, так что я рассказала им все,  что
помнила: как я жила на острове, в норе под деревом, сражалась с пиратами и
краснокожими каждый день и не собиралась становиться взрослой. Я заметила,
что улыбка лунянки становится все более и более  напряженной,  она  словно
говорила: "Кто эта идиотка, которая рассказывает сказки  Бальтазару?",  но
меня уже понесло, я потеряла голову.
   - У меня есть подружка-фея по имени Тинкербелл,  -  сказала  я,  -  она
обычно повсюду следует за мной. Как ваш блуждающий огонек.
   - Я думаю, она вполне сойдет за фею, -  сказал  Бальтазар.  И  приложил
тупой квадратный палец к  плечу.  -  Иди  сюда,  Огонек,  -  позвал  он  и
осторожно поднес к нему  палец.  Огонек  с  тихим  жужжанием  следовал  за
пальцем, паря над суставом.
   - Она прелестна! - сказала лунянка. На самом деле  она  вовсе  не  была
прелестной.  У  нее  была  плоская  мордочка  с  носом-пуговкой,   широкой
расщелиной для рта и торчавшими  из  него  крошечными  клыками,  она  была
похожа на крошечного детеныша какой-то рептилии, только кожа  у  нее  была
розовая, как у младенца-человека. И  глаза  у  нее  косили,  так  что  она
казался злобной или сумасшедшей. Она сидела  сгорбившись,  выставив  перед
собой рудиментарные лапки, а  задняя  часть  ее  была  обрамлена  каким-то
скользким с виду оборудованием.
   - У нее есть имя? - спросила женщина.
   - Я зову ее просто "Огонек", - сказал Плам, - лучше не подавать ей идей
о том, что у нее может быть своя личность, -  с  насмешливой  серьезностью
заключил он. - Вот, -  обратился  он  ко  мне,  вытянув  палец,  -  хочешь
подержать ее?
   - Нет, спасибо, - ответила я. Я знала,  что  произойдет.  -  Тинкербелл
может обидеться.
   - О, можно мне? - вмешалась лунянка. - Она так очаровательна!
   И  она  вытянула  руку,  словно  блуждающий  огонек  собирался  на  нее
вспрыгнуть.
   А потом она завизжала.
   Разговоры вокруг смолкли, и все стали смотреть на нее.
   У нее волосы встали дыбом, глаза  почти  выскакивали  из  орбит  сквозь
маску. Ее губы яростно шевелились, но из них не вылетало ни звука.
   Я протянула руку и схватила ее за запястье, опустив ее руку вниз, чтобы
прервать контакт. Индукция тут же прекратилась, конечно, но  она  получила
сильный шок. Плам ухмылялся, ему вовсе не было стыдно,  и,  боюсь,  что  я
улыбалась тоже.
   Женщина вырвала у меня запястье.
   - С вами все в порядке? - спросила я. Она  сверкала  на  меня  глазами,
словно это я ее ударила током. Она не смела  взглянуть  на  Плама,  просто
стояла и массировала пульсирующую руку, пока человек шесть прислужников  в
ливреях Тлака  не  пробились  сквозь  толпу  и  не  выручили  ее,  издавая
успокаивающие звуки, пока вели ее прочь.
   У Плама был совершенно  невинный  вид,  он  приглашающим  жестом  гонял
огонек взад-вперед по своему предплечью. Я засмеялась.  Он  только  поднял
свои удивительные брови:
   - Невыносимая женщина, - сказал он.
   - Вы и со мной собирались проделать то же самое! - запротестовала я.
   - А, может, ты тоже невыносима, - ответил он.
   - Наверное, да, - сказала я. - Так оно и бывает, когда  ты  никогда  не
взрослеешь.
   Я разговаривала с Бальтазаром Пламом довольно долго, вернее,  не  я,  а
Питер Пэн. Я не хотела ему ничего про себя рассказывать, но  напридумывала
целую кучу вещей про Питера, как он присоединился к каравану,  потому  что
это большое приключение, а что Питер любит больше всего, - так это летать.
Потом Плам стал говорить о старом корабле, который, как он сказал,  просто
валяется в его поместье где-то на Земле,  в  Калифорнии.  Через  минуту  я
поняла: он хочет сказать, что если я уйду с маскарада вместе с  ним,  мне,
может быть, удастся уговорить его с этим кораблем расстаться.
   Тогда я его отшила. Честно говоря, после того,  что  он  сделал  с  той
бедной женщиной, я была не  склонна  ему  доверять.  Я  не  верила  в  его
предложение, не верила, что может быть вообще  какое  то  предложение  без
подводных камней. По-видимому,  корабль  был  просто  комком  ржавчины.  Я
чувствовала себя чуть-чуть оскорбленной. Мы так хорошо общались, а тут  он
собрался играть в игры. А я не люблю играть в игры других людей.  В  любом
случае, он мне не нравился. Ну, не настолько.
   На вид причин хватает, правда?
   Была и еще одна. Трикарико нашел меня и болтался рядом в ожидании, и  я
вдруг решила отвезти его назад на "Трогон", в свою каюту, и сорвать с него
одежду. Пока мы этим занимались, остальной экипаж в беспорядке вернулся на
борт, и зазвучали гонги. Мы едва успели одеться и занять свои  посты,  как
все огни засверкали, и мы  отправились  в  сверхпространство.  Мой  первый
большой прыжок.
   Это была жуткая скука. Мне  пришлось  вернуться  и  снова  работать  на
складах, потому что полетов не было совсем.



52

   Ветровое  стекло  "Элис  Лиддел"  заполнилось  зеленым  светом,   потом
потемнело, словно перед ним возникло какое-то препятствие.
   Обесточенный "Кобольд" затаскивали  вверх,  в  гнусное,  вонючее  брюхо
"Уродливой  Истины".  Все  внешние  огни  были  затемнены,  внутренние   -
отключены. Мертвенные парализующие сети протянулись  и  обвили  Элис.  Все
было кончено.
   Магнитные кошки со стуком замкнулись, тряся Элис  так,  словно  капитан
Пеппер намеревался разорвать ее на части. Швы,  которые  Табита  и  роботы
методично заваривали, лопнули  и  разошлись  снова,  как  бумага.  Взрывом
застойного воздуха, в котором стоял запах пота  и  вспышкой  тошнотворного
флюоресцирующего света распахнуло два передних шлюза, и с обеих сторон  на
борт поднялись две громадные фигуры.
   Табита была наверху, в кабине  пилота,  нагнувшись  и  рукой  шаря  под
сеткой. Саскии нигде не было видно.
   Вытаскивая свою сумку из кучи сваленных вещей, Табита зацепила ремешком
замок белого фарфорового ящика. Замок подался, и крышка  ящика  со  стуком
отскочила.
   Мигая и потеряв ориентацию, Тэл спиной взмыл вверх, растопырив  зеленые
крылья.
   Изумленные этим неожиданным видением, захватчики схватились за оружие.
   В этот момент Тэл увидел их в проходе, увидел оружие и распознал в  них
врагов. С оглушительным воплем торжества он взлетел в воздух.
   - Брииитва пеммикан!
   Он ринулся прямо  на  ближайшего  из  врагов,  широко  раскрыв  клюв  и
растопырив когти, готовый к битве.
   Его целью была огромная одноглазая женщина-трант с грубой  повязкой  на
втором глазу. Ее воротник был красным и далеко выдавался  из  разорванного
ворота засаленной ветровки. Через прорехи в  ткани,  сделанные  для  того,
чтобы подчеркнуть ее  мускулы,  проглядывали  старые  рубашки.  Ее  джинсы
полосами свисали вдоль длинных бедер; шелковистый мех в  этих  местах  был
покрыт пятнами масла и сажи. Из ее свободных веревочных  сандалий  торчали
жесткие желтые когти.  Она  одним  прыжком  взлетела  по  трапу,  держа  в
огромных, покрытых шрамами ручищах обрез.  Кабина  наполнилась  обезьяньей
вонью.
   Когда Тэл пронзительно закричал и полетел вслед за ней, трантша, рыча и
расправив уши, покачнулась, почему-то не готовая к тому,  чтобы  стрелять.
Потом,  увидев  истинные  размеры  нападавшего,  она  коротко   хохотнула,
приподняла верхнюю губу и подняла огромное ружье, словно оно было весом не
больше спички.
   - Тэл! - закричала  Саския,  выглядывая  сверху,  с  потолка,  где  она
пряталась среди мертвых мониторов. - Осторожнее!
   - Берегись перьев, - рявкнула трант  своему  напарнику,  стучавшему  по
трапу стальными ногами.
   Тэл ринулся вниз, нацелившись на единственный желтый глаз трантши.
   Львиная голова завращалась,  клыки  свирепо  защелкали  в  воздухе,  но
внеземная птица увернулась,  в  последнюю  минуту  скользнув  вбок,  чтобы
укусить пиратку за ухо.
   С гортанной бранью трантша повернулась, вскинула обрез и выстрелила.
   Тэл взорвался в шаре фиолетового пламени.
   Женщины пронзительно вскрикнули.
   Трантша захохотала, а ее помощник протянул руку вверх, согнул ее и, как
крюком, зацепил Саскию.
   В воздухе стоял  ужасающий  запах  горелого  жира  и  перьев.  Лохмотья
почерневшего оперения опускались на палубу.
   Табита с криком повернулась ко  второму  захватчику,  пытаясь  схватить
Саскию. Но захватчик без всяких усилий  отобрал  ее,  подхватив  подмышку.
Табита барабанила кулаками по его боку, но без всякого результата.
   Это был  большой  черный  робот:  преобразованная  конструкция  высокой
гравитации, догадалась Табита. Он шел прямо, как человек,  зажимы  на  его
ногах разрывали сети и царапали палубу. Его четыре руки напоминали толстые
стальные шланги, торчавшие из соединений на хромированной скобе. Его грудь
была  похожа  на  бочку,  конусообразно  спускавшуюся  до   универсального
сочленения его бедер. Голова была низким куполом из черного стекла. Внутри
Табита различала слабо мерцавшие крошечные разряды.
   Она порылась у себя в сумке в поисках чего-нибудь, любой вещи,  которую
можно было бы использовать как оружие. Там ничего не оказалось. А потом, в
куче мусора, разбросанного по полу, она краем глаза заметила  свой  верный
гаечный ключ. Табита нырнула за ним, еле увернувшись от бросившейся на нее
трантши.
   Табита схватила  ключ  и  с  силой  замахнулась  им,  заставив  трантшу
попятиться к пульту, потом развернулась и бросилась на робота.
   Раздался внезапный хлопок, и появилось облачко зеленого дыма.  Скафандр
Саскии повис в цепком захвате под мышкой робота. Саскии в  нем  больше  не
было. Каким-то  образом  она  снова  оказалась  на  потолке,  повиснув  на
разбитом мониторе и лягая трантшу в лицо.
   Табита издала вопль и снова бросилась на  робота.  Ее  ключ  со  звоном
ударился в неподвижную грудь, и ее руку ударило электрошоком.
   - У-у-у!
   Непроизвольно выронив ключ, Табита зажала пульсирующую от боли руку под
левой рукой, крепко прижимая ее,  пытаясь  увернуться  от  робота.  Но  он
протянул одну из руку ей за спину, и Табита ударилась о  нее  спиной.  Это
тоже было больно.
   Рука безошибочно нашла ее талию и обвилась вокруг.  Крючковатый  кончик
другой руки крепко стиснул левое запястье Табиты.
   В скрежете механизмов Табита оторвалась от пола и повисла в воздухе.
   Из  этого  унизительного  положения   она   наблюдала   за   последними
мгновениями обороны "Элис Лиддел".
   Трантша схватила Саскию  за  ногу  и  стащила  с  потолка.  Теперь  она
прижимала ее к своей груди, зажав ее горло рыжеватым предплечьем.
   Саския задыхалась и кричала  от  боли,  бесполезно  вцепившись  в  руку
трантши, запустив ногти в мех.
   Трантша довольно зарычала. Потом стукнула Саскию по голове, и та  сразу
же прекратила свои фокусы.
   Пираты вытащили пленниц через покореженный шлюз левого борта и  понесли
их в недра "Уродливой Истины".
   Они вышли в закопченный отсек  корабля.  Стены  были  исписаны  грубыми
рисунками и граффити, пол был весь в выемках и исцарапан. Лужицы  радужной
слизи  отмечали  места  утечки  из  лабиринта  труб  наверху.  Здесь  была
гравитация. Здесь был воздух, и он был отвратительный.
   Изогнувшись в объятиях робота, Табита повернула  голову  и  в  отчаянии
бросила последний взгляд на свой верный старый корабль.
   "Элис Лиддел" казалась такой несчастной, какой  никогда  не  была.  Она
лежала в прострации на обломках своих  шасси.  Она  заполняла  отсек,  как
выброшенный на берег металлический кит, в ее иллюминаторах не было  света,
в ней не было жизни совсем. К царапинам и ссадинам, полученным на  Венере,
добавились раны и разрывы, нанесенные грубым обращением с  ней  пиратского
брига. В ядовитом воздухе планеты джунглей погиб  весь  ее  гордый  медный
орнамент. Ее ветровое стекло было безглазой ямой, крыша была голой.
   На крыше что-то зашевелилось.
   Робот тащил Табиту прочь, к двери, по ходу чуть не переломив ее надвое.
Трант волокла за собой потерявшую сознание Саскию.
   Именно трантшу и атаковал фраск.
   Трантша жутко взвыла, и ее вопль зазвенел в металлических стенах. Фраск
был у нее на спине, разрывая одежду, вырывая мех.
   Саския качнулась вперед и упала на  пол,  но  трантша  ухватила  ее  за
волосы. Она держалась  за  Саскию  и  одновременного  колотила  по  когтям
фраска,  вонзившимся  ей  в  плечо.  Она  казалась  переросшим  и  слишком
разряженным леопардом, старающимся стряхнуть с себя  колючий  куст,  но  у
куста было много рук и ног, и они цепко обвились вокруг нее. Ее крики боли
и ярости эхом отдавались