и василиска.  Они  бросили
взгляд на окруженную перками Табиту, которая отцепляла их когти,  и,  стоя
на одной ноге, пыталась стряхнуть повисшее на ее  ноге  существо.  Женщины
только бросили взгляд на разыгрывавшуюся  перед  ними  сцену  и  осторожно
обошли ее стороной, спускаясь по ступенькам.  Желтокожая  что-то  негромко
сказала своей спутнице, та засмеялась и затянулась сигаретой.
   Следом вышел высокий мужчина в матерчатой кепке, спеша догнать  женщин.
Табита слышала, как  за  ее  спиной  по  ступенькам  стучали  каблуки  его
ботинок. Она вздрогнула - длинные черные  когти  сомкнулись  на  ее  плоти
повыше локтя. У нее было такое ощущение, словно свора фокстерьеров опутала
ее колючей проволокой.
   Табита услышала, как что-то порвалось.
   Перки  были  родом  с  третьей  планеты  системы  класса  G  в   районе
Бетельгейзе, где они жили в густо населенных  "муравейниках"  под  землей:
может быть, именно по этой причине они так  быстро  освоились  в  туннелях
Изобилия. Видимо, это было  в  какой-то  мере  заложено  в  природе  диких
подземных  жителей:  подозрительность,   агрессивность,   слепой   стадный
инстинкт, в основе которого была безотчетная враждебность ко всем чужакам.
Оставив по какой бы там ни  было  причине  свой  глубинный  очаг,  ведомый
голодом, чувством долга, сексуальным инстинктом,  перк  бродил  по  черным
запутанным коридорам затерянного лабиринта, где  вокруг  него  смешивались
запахи - его собственный и  запах  его  сородичей.  Неожиданно  он  слышал
царапанье когтей, двигающееся  в  противоположном  направлении.  Кто  это:
друг, враг, родич или соперник? Позади него - его братья и  сестры,  может
быть, его отпрыск, свернувшийся, мурлыкая,  в  уютной  теплой  темноте.  В
такой момент социальной нестабильности что еще остается?  Только  обнажить
клыки и выставить когти.
   Во всяком случае, у перков, похоже, все происходит  именно  так.  Перки
ничего так не любят, как хорошую драку. Когда на их планете  пришло  время
цивилизации, они  создали  бронепоезда,  подрывные  устройства,  подземные
бомбы.  Непонятно,  зачем  Капелла  вообще  осчастливила  этих   маленьких
грызунов сверхпространственным приводом. В  любом  случае  перки  нападали
только на собственное неуловимое братство, повинуясь стремлению  рыться  и
проникать во все, что попадется.
   Табита окончательно потеряла с ними всякое терпение. Перед ней была  ее
цель, так близко, что практически она была уже там, внутри. Она  пробилась
через  весь  Скиапарелли,  чтобы  попасть  сюда.  И  она   не   собиралась
задерживаться и ввязываться в свару прямо на пороге  бара.  Но  и  желания
оставить свой жакет в руках банды безвкусно разряженных  хулиганов  у  нее
тоже не было. И девушка с криком бросилась на их вожака.
   У перков очень длинная шея. Из-за этого у них бывает очень  занятный  и
весьма комичный вид, когда они стоят очень прямо и совершенно  неподвижно,
обозревая окрестности быстрым поворотом головы на 240 градусов, похожие на
мохнатый перископ.
   Табита обеими руками схватила своего главного обидчика за шею.  Инерция
ее рывка позволила ей выпрямиться, и,  стряхивая  перков  во  все  стороны
движением плеч, она оторвала вожака от земли.
   Все  еще  могло  пройти  хорошо.  Или  плохо  -  смотря  по  тому,  как
расценивать то, что случилось в дальнейшем. Но у  Табиты  взыграла  кровь.
Она отбросила от себя задыхающееся, цепляющееся за нее когтями существо. И
швырнула его в Грэнд-канал.
   - Чи-и-и-и!
   Инстинктивно поджав конечности и подвернув длинную шею, перк  перелетел
через ступеньки, как мохнатый камень в кожаном  пиджаке.  Его  дружки,  на
мгновение застывшие от ужаса, вскочили и взревели  от  ярости.  Зрители  и
прохожие на берегу канала обернулись и уставились на них, не понимая,  что
же  это  пролетело  мимо  по  направлению  к  воде.  Грязной,  карминовой,
маслянистой воде. Но в воду оно так и не попало.
   Ибо в этот момент, прямо  под  ступеньками,  ведущими  вниз,  к  "Ленте
Мебиуса", спокойно проплывал паром с манекенами-капеллийцами.
   С нарастающим смятением, чувствуя, как покидает ее ощущение  торжества,
Табита следила, как перк пролетел в дымном воздухе и упал прямо на  голову
одной из огромных  статуй.  С  треском,  слышным  даже  сквозь  судорожный
изумленный вздох толпы, перк пробил огромную дыру в веществе, из  которого
был сделан огромный купол. Лишенный своей невидимой опоры,  состоявшей  из
тонких, как нити,  лучей  захвата,  истукан  зашатался.  Он  склонил  свою
разбитую голову на  грудь,  словно  желая  разглядеть  своего  верещавшего
противника, который теперь  повис  на  его  покореженном  плече,  отчаянно
цепляясь за него когтями. Статуя продолжала шататься. У нее отлетела  рука
и с треском упала на палубу, увлекая за собой все еще цеплявшегося за  нее
перка. Затем отлетела благожелательно улыбающаяся голова и, сопровождаемая
тошнотворным хрустом лучевого прожектора, врезалась в другую статую,  сбив
ее с палубы парома в канал. Одновременно, разваливаясь наподобие  падающей
с фундамента дымовой трубы, упало и ее тело - и  повалило  другую  статую,
вскинувшую руку, словно в  попытке  спастись,  ухватившись  за  одного  из
оставшихся стоять истуканов.
   Надежды спастись у нее не было никакой; как, впрочем, и у  Табиты.  Она
стояла, в  смятении  наблюдая  за  вызванными  ей  разрушениями,  и  вдруг
сообразила, что перки почему-то не набросились на нее в  ту  же  минуту  в
отместку за постыдное поражение их вожака. Напротив,  они  растворились  в
толпе. На плечо Табиты опустилась не рука, а лапа - но не крошечная  лапка
с черными коготками, а здоровенная лапища с шелковистым  синеватым  мехом,
торчавшим из рукава черной, как ночь, униформы.
   Это была полиция.



4

   BGK009059 LOG
   TXJ. STD
   ПЕЧАТЬ
   0f&&U&TXXXJ! finterintelin% ter&& &
   РЕЖИМ? VOX
   КОСМИЧЕСКАЯ ДАТА? 31.31.31
   ГОТОВА

   - Я больше не выдержу, Элис.
   - ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА, КАПИТАН?
   - Не хочу говорить об этом. Хотя, почему я все это делаю, Элис?  Почему
я все время попадаю в такие истории?
   - ИНФОРМАЦИЯ НЕДОСТАТОЧНА.
   - Это что, ответ?
   - НЕТ, КАПИТАН. Я ПРОСТО ХОТЕЛА СКАЗАТЬ, ЧТО ЕСЛИ ТЫ  НЕ  СКАЖЕШЬ  МНЕ,
ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА, Я НЕ МОГУ...
   РУЧНАЯ ПЕРЕЗАГРУЗКА.
   - Извини, Элис.
   - ПРИВЕТ, КАПИТАН. ЗА ЧТО ТЫ ПЕРЕДО МНОЙ ИЗВИНЯЕШЬСЯ?
   - Просто так,  Элис.  Не  волнуйся  за  меня.  У  меня  просто  поганое
настроение. Я хотела только с кем-нибудь пообщаться.
   - ТАМ, ВНУТРИ, КАЖЕТСЯ, СЕЙЧАС СЛИШКОМ МНОГО НАРОДУ.
   - Поэтому-то я и тут, снаружи.
   - ХОЧЕШЬ РАССКАЗАТЬ МНЕ ОБ ЭТОМ?
   - Нет.
   - ТОГДА РАССКАЖИ МНЕ КАКУЮ-НИБУДЬ ИСТОРИЮ.
   - Историю? Я не знаю никаких историй. Я с Луны.
   - МЫ ВЕДЬ НИКОГДА НЕ БЫЛИ НА ЛУНЕ, ПРАВДА?
   - Там скучно. Ничего не происходит. И со мной ничего не случалось, пока
я не выбралась с Луны.
   - НО ТЫ ЖЕ РОДИЛАСЬ НА ЛУНЕ.
   - Да, я родилась на Луне.
   - А КАК ЭТО БЫВАЕТ, КОГДА РОЖДАЮТСЯ?
   - Не знаю! Я не помню.
   - ЖАЛЬ.
   - Там нечего вспоминать. Луна - это яма. Тупик. Черная дыра.
   - МЫ ВЕДЬ ГОВОРИМ О СЕЛЕНЕ, ДА?
   - Да.
   - ЗНАЧИТ, ЭТО МЕТАФОРА.
   - Конечно - это проклятая метафора.
   - У ТЕБЯ ПОГАНОЕ НАСТРОЕНИЕ.
   - Ну, видишь ли, когда ты говоришь людям, что ты  с  Луны,  они  всегда
говорят: "В самом деле?" А я говорю: "Кто-то же должен быть с Луны". А они
отвечают: "Да, наверное..."
   А потом они говорят, особенно, если это земляне: "Я бывал на Луне". А я
говорю: "Там все бывали, только им не приходится там жить". И они говорят:
"Ну, да", - и вроде как улыбаются. А про себя  думают:  "Она  задирается".
Видно, что они так думают. Только я не задираюсь. Это они - всегда говорят
одно и то же.
   И еще они говорят, если они земляне, или, вернее, особенно, если они не
земляне: "Что ж, вы, наверное, много  времени  провели  на  старой  доброй
матушке-Земле". А это не так. Мы летали туда дважды, повидаться с бабушкой
и дедушкой. Мы это терпеть не могли, Энджи и я. Мы  не  любили  бабушку  и
дедушку, и нам не нравилась  их  гравитация.  Я  свалилась  с  дерева.  Мы
считали Землю ужасной и отсталой. У них даже сети не было - там, где живут
дедушка и бабушка.
   - А ТЫ ИГРАЛА В СЕТЬ С ЭНДЖИ?
   - Да, мы все это делали, хотя никто об этом не говорил. У каждого  была
своя тайная личность, так что ты мог сказать, что тебе нравится, но  никто
не знал, кто ты на самом деле. Игра с сетью поощрялась. Считалось, что она
образовательная и занимательная. Если отбросить чушь  насчет  образования,
она такой и была. Что было хорошо - это сплетни и вранье.  Энджи  выдавала
себя за капеллийскую принцессу в изгнании.
   - А НА КАПЕЛЛЕ ЕСТЬ ПРИНЦЕССЫ? Я ЭТОГО НЕ ЗНАЛА.
   - Я тоже этого не знаю, Элис. И не думаю, чтобы кто-нибудь это знал. Но
это то, что  тебе  нужно  на  Луне.  Я  хочу  сказать:  быть  капеллийской
принцессой в изгнании. А иначе все сводится к урокам  гражданского  права,
вакуумным тренировкам, тай-чи, ежемесячным  занятиям  медициной,  реестрам
уборки и техобслуживания, и никакой возможности выйти наружу.  Правда,  не
скажешь, чтобы там было куда идти.
   У меня было одно место, куда я иногда ездила, когда  Энджи  уходила  со
своими друзьями. Я брала велосипед и отправлялась из Посейдона через Озеро
Мечты. Если ты проезжаешь  через  все  Озеро  Мечты,  ты  в  конце  концов
попадаешь в Озеро Смерти. Я всегда считала, что это, в  общем,  правильно.
На расстоянии пяти минут от Посейдона уже не было и следа людей, и  вообще
ничто не указывало, что там кто-то бывал.  Просто  нудные  бурые  скалы  и
тени, черные, как небо. В тень никто не заходит. Там слишком холодно.
   Я ставила пленку и выключала радио. Радио выключать не полагалось, но я
это обычно делала, чтобы никто не слышал, как я пою под пленку.
   - ТЕПЕРЬ ТЫ НЕЧАСТО ПОЕШЬ, ДА, КАПИТАН?
   - Скажи спасибо. Вместо этого я разговариваю сама с собой.
   - ТЫ РАЗГОВАРИВАЕШЬ СО МНОЙ.
   - Это одно и то же.
   - ИНОГДА ТЫ БЫВАЕШЬ ОЧЕНЬ ГРУБОЙ. МЕНЯ НЕ УДИВЛЯЕТ, ЧТО ЭНДЖИ НЕ ХОТЕЛА
С ТОБОЙ ИГРАТЬ.
   - Да я все равно не очень-то болталась с ней вместе. Единственное,  что
мы делали вместе,  -  это  играли  в  сеть.  И  иногда  папа  брал  нас  в
Безмятежность, посмотреть на корабли.
   Именно в Безмятежности мы потеряли  Энджи  несколько  лет  спустя.  Нам
нравилось там, когда мы были детьми, хотя, оглядываясь назад, я думаю, что
это было не так уж блестяще. Годы  Пик  к  тому  времени  уже  давно  были
позади. Никто не останавливался  на  Луне,  разве  что  по  необходимости.
Звездолеты обходили нас стороной. Оставалась всякая  мелочь  -  тендеры  и
шаттлы. Без обид, Элис.
   На Луне все были помешаны на аскетизме и коллективной работе. Или,  как
мои отец и мать, у которых хватило  ума  покинуть  Землю,  но  не  хватило
связей или сметки, чтобы получить  разрешение  на  работу  на  орбитальной
станции. Обычно  мы  наблюдали,  как  они  приезжают,  -  вид  у  них  был
обалдевший и разочарованный. Нервные туристы, которые либо не  могли  себе
позволить, либо не переносили более дальних путешествий, пассажиры  нижней
палубы, пролетавшие транзитом.
   Толстые  парочки  в  выходных  нарядах,  передвигавшиеся  неловко,  как
малыши,  только  начинающие  ходить,   и   кудахтавшие   над   сувенирными
украшениями  из  лунной  пыли.   Бюрократы   с   серой   кожей   в   серых
хлопчатобумажных одеяниях. Они всегда ругались с клерками из-за расписания
и наводняли телефонные станции. Мой папа всегда говорил: "Держитесь от них
подальше". Он всегда боялся, что они будут  преследовать  его  за  налоги,
которые он  не  уплатил.  Инженеры  с  защитными  очками  поверх  головных
телефонов и роботы, парившие на каблуках. Команды  по  нетболу  из  Церкви
Звездного Пастыря - совершенные тела и сверкающие  зубы.  А  то  время  от
времени попадется кучка принудительных эмигрантов - индейцев или китайцев,
всех в одинаковых пижамах, бредущих толпой. Никаких интересных инопланетян
там не встречалось. Были  только  альтесеане,  всюду  таскавшие  за  собой
черные пластиковые сумки, перки и эладельди, похожие на больших собак,  на
которых напялили униформу.
   Когда я была маленькой девочкой, мне хотелось иметь собаку.
   - ПРАВДА, КАПИТАН? НО ВЕДЬ ОТ ЭТИХ СУЩЕСТВ - СОБАК - ТАК  МНОГО  ГРЯЗИ,
РАЗВЕ НЕТ?
   - Ты бы очень хорошо вписалась в обстановку на Луне, Элис. Единственная
собака, которую я там когда-либо  видела,  была  очень  чистенькая,  очень
маленькая, ростом всего около десяти сантиметров. Это была голограмма. Там
была еще одна - с обезьяной, засунутой в маленькую скорлупку со  срезанным
боком, чтобы  можно  было  ее  разглядеть.  Места  там  едва  хватало  для
обезьяны, ее пасть была открыта, и мне это не нравилось. Я думала, что она
кричит. Собачка тоже выглядела не особенно жизнерадостной. Она была белая,
с черными пятнами.
   - БОЮСЬ, Я НЕ ВСЕ ПОНИМАЮ В ЭТОЙ ЧАСТИ РАССКАЗА, КАПИТАН.
   - Это было в музее. В музее Большого  Скачка.  Мама  часто  брала  меня
туда, когда я была совсем маленькой.  Я  всегда  сразу  шла  к  собачке  и
обезьянке. Они помещались в самом начале вместе со  всей  этой  нудятиной,
мимо которой другие дети обычно пробегали по пути к  истребителю  фрасков.
Это  был  дисплей,  как  это  называется,  -  диорама,  рассказывавшая   о
жестокостях докапеллийских  полетов.  Потом  там  были  первые  полеты  "с
помощью" - так они их тогда величали; первые прыжки; некоторые катастрофы,
исчезнувшие корабли. Там был истребитель - он разбился, а  потом  они  его
восстановили, и  какая-то  душещипательная  чушь  насчет  того,  как  "мы"
помогли Капелле победить фрасков. А посередине был открытый в пространство
участок, просто кусок голой поверхности с окном во всю его  ширину,  и  на
табличке было написано, что это картина прибытия капеллийцев  в  солнечную
систему.
   Там была еще одна диорама, перед окном. На ней был изображен человек  с
огромной  лысой  головой,  одетый  в  простыню   и   блестящие   сандалии,
приветствующий    парочку    стоявших    с    довольно    глупым     видом
"звездоплавателей",  как  они  их  называли,   в   неуклюжих   старомодных
скафандрах. Капеллиец парил над землей, опираясь на  пустоту  и  улыбаясь.
Что-то в этом было странное: как будто там нарочно была допущена ошибка, и
ее надо было найти, или что-нибудь в этом роде.
   - КАПЕЛЛИЙЦЫ НЕ ДОПУСКАЮТ ОШИБОК, КАПИТАН.
   - Именно это и говорил мой  папа.  Он  говорил:  "Держись  подальше  от
эладельди, потому что все, что они видят, тут же доходит до  капеллийцев".
Он еще говорил, чтобы я держалась подальше от перков. Жаль, что я  его  не
послушалась.
   - А ПОЧЕМУ ТВОЙ ПАПА ИХ НЕ ЛЮБИТ?
   - О, папа на самом деле вообще не любит никаких инопланетников. Ему  не
нравился даже капеллиец в музее, тот,  на  диораме,  а  он  улыбался,  как
большой игрушечный мишка. И  вид  у  него  был  такой,  словно  он  сейчас
похлопает звездоплавателей по головке. А у тех вид был просто изумленный.
   Вообще-то папу вполне устраивало на Луне. Это всем нам было там  ужасно
скучно.
   - А ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ТВОЕЙ СЕСТРОЙ?
   - Как-то раз она была в Безмятежности и там познакомилась  с  мальчиком
из _Священной Гробницы Расширенной  невросферы_.  Он  сказал  ей,  что  ей
больше нет нужды быть воображаемой  принцессой.  Вместо  этого  она  может
стать маленькой частичкой Господа.
   Я ничего не знала о Боге, но именно тогда я поняла, что это серьезно, -
когда Энджи рассказала этому мальчику о своей тайной личности. Мама и папа
спорили с ней, но напрасно. Энджи с головой ушла во все это. Великая  Сеть
в небесах. Розетки, программы, все такое. В конце концов, на Луне она была
всего лишь проездом, как и мы все.
   Так Энджи нашла свой выход. А еще через несколько лет я нашла свой.



5

   Табита с сердитым вздохом бросилась  на  жесткую  койку.  Она  оглядела
камеру. Четыре розовых пористых стены,  бетон.  Дверь  из  цельного  листа
стали, утопленная заподлицо, замок с защитой, без ручки. Окон нет. В двери
есть решетка, и еще одна - сверху, за ней слабо мерцает линза  фотокамеры.
Грязный розовый бетонный потолок, биофлуоресцентный звонок,  неработающий.
Грязный розовый бетонный пол. Койка представляла собой  твердый  помост  у
одной из стен.  В  углу  уже  воняло  некое  подобие  химического  сортира
грязно-белого цвета. Ни для чего другого места в камере не было.
   Эладельди потащили Табиту со ступенек в какую-то аллею, приперли  ее  к
стене и обыскали. Затем, придя к заключению, что  политических  мотивов  у
нее не было и что она обычная перевозчица,  они  передали  Табиту  местным
властям, что само по себе было большим облегчением. Иногда, там, где  дело
касалось  капеллийцев,  эладельди  могли  стать   весьма   противными.   В
полицейском участке Мирабо  ее  подергают,  а  потом  перестанут  обращать
внимание. В тюрьмах же эладельди люди имели тенденцию исчезать.
   Задержавший ее полицейский был из подразделения по контролю за толпой -
полный киборг. На  его  серой  маске  мигали  показания  данных,  затемняя
вживленные ткани.
   - Джут, Табита, капитан, - произнес он нараспев, сканируя  и  записывая
ее данные своей линзой, похожей на глаз циклопа. Он был очень высок и весь
сверкал. Его длинная рука с  жужжанием  протянулась,  чтобы  взять  ее  за
локоть.
   Табита сделала  попытку  уговорить  его  дать  ей  возможность  сначала
выяснить обстановку в баре.
   - Я должна сказать  своему  нанимателю!  Он  там,  внутри.  Я  как  раз
собиралась подойти к нему, когда  эти  проклятые  червяки  подставили  мне
подножку.
   Разумеется, это было бесполезно.
   Эладельди следили за тем, как полицейский вел Табиту в конец аллеи, где
в автомобиле на воздушной подушке их дожидался его напарник. Они  посадили
девушку в середине.
   Движение было интенсивным, и они двигались медленно.  В  течение  всего
пути в центр на искаженных  лицах  полицейских  мигали  электронные  узоры
красных и синих данных, анализ, отчеты, желтые  сети,  видеоидентификация,
дополнения и уточнения по другим делам. Когда они  глушили  мотор,  Табита
могла слышать что-то шептавшие им тихие  голоса.  Друг  с  другом  они  не
разговаривали, с Табитой тоже.
   В  полицейском  участке  флегматичная  женщина-сержант   за   конторкой
пропустила идентификационную карточку Табиты через считывающее  устройство
и забрала ее. Арестовавший ее офицер стоял позади нее наподобие  статуи  с
автономным мозгом. Это была мрачная  фигура,  стоявшая  там  с  проводами,
торчавшими из носа, и белками  закатившихся  глаз,  просвечивавших  сквозь
пустую плату его лица. Электронный человек, прислуживающий поющим  голосам
с другой звезды, говорящим ему комплименты, успокаивающим его, принимающим
его услуги.
   Сержант вывалила содержимое сумки Табиты на конторку  между  ними.  Она
разложила вещи и стала их рассматривать.
   - У нас и раньше были неприятности, да, Табита? -  негромко  произнесла
она дежурную фразу.
   Табита не ответила. Пошли они ко всем чертям. Если разобраться, так все
они одинаковы. Полицейские и перки, эладельди и проклятые капеллийцы  там,
на Хароне, насколько она их  знала.  Жизнь  и  без  того  была  достаточно
тяжелой. Правила, уложения и протокол. Трайбалистская чушь. В наше время и
без всего этого было довольно трудно сводить концы с концами.
   Противодействие ничего не давало.
   Тем не менее, казалось, Табиту это не останавливало  -  она  все  время
пыталась восстать.
   Табита  положила  обе  руки  на  конторку,  наблюдая  за  сержантом   с
саркастическим восхищением.
   - Держу пари, вам нравится ваша работа, - сказала она.
   Сержант устремила на нее мягкий взгляд.
   - Вы думали подать заявление? - спросила она. - Мне бы хотелось,  чтобы
вы это сделали. Все вы. Мне бы хотелось  это  увидеть.  Это  принесет  вам
огромную пользу.
   В ее голосе звучало отвращение -  отвращение,  сдерживавшееся  ленью  и
скукой. Табита была всего лишь очередной забиякой на карнавале. Они знали