вали  камень  Персианин,
то увидели огненный столб.
   Сомнений больше не было: горел остров Ипатия.
   Мехти молча смотрел на гигантский факел, рвущийся из моря.
   - Твои ребята были здесь? - прокричал ему в ухо капитан-лейтенант.
   Боцман не ответил. Его лицо, освещенное пожаром, окаменело.
   Катер на малом ходу подошел с  наветренной  стороны  к  тому,  что  еще
недавно было островом. У подножия газового факела  бурлила  и  бесновалась
вода.
   - Ушел Ипатий под воду, - хмуро сказал кто-то.
   - Надо тушить, - отозвался один из нефтяников, закрывая лицо  рукой  от
жара. - Если усилится ветер, может донести огонь до буровых на Черепашьем.
А там газ...
   Катер пошел вокруг остатков острова. Валило с борта  на  борт:  процесс
изменения дна еще не закончился, море было неспокойное.
   - Дай бинокль, - сказал Мехти капитан-лейтенанту.
   Он навел бинокль на отмель и увидел черный остов  яхты.  По  обгоревшим
доскам еще пробегали языки пламени. Мехти опустил бинокль. Лицо  его  было
неподвижным. Только крупные капли пота катились по жестким щекам.
   Через час подошел вызванный по радио отряд пожарных катеров - маленькие
верткие суденышки с высокими надстройками. Там на поворотных турелях  были
установлены крупные брандспойты с прицельными устройствами. Они напоминали
корабельные пушки.
   Катера окружили огненный столб. Мощные струи воды вырвались из  стволов
брандспойтов и скрестились у основания факела, как мечи титанов.
   Битва с огнем началась...
   В праздничные вечера морские  пожарники  нередко  выходят  на  середину
бухты. Высокие фонтаны воды бьют в небо, струи сверкают и  переливаются  в
свете  цветных  прожекторов.  Толпы  горожан  собираются   на   Приморском
бульваре, чтобы полюбоваться зрелищем изумительной красоты.
   Но здесь было пустынное море. Ревел фонтан горящего газа, рычали мощные
двигатели, шипели и обволакивались паром водяные струи, и багровые отсветы
причудливо играли на облаках пара и дыма.
   Огонь яростно сопротивлялся воде. Он то отступал, колеблясь,  то  вдруг
набрасывался на суда. Лопалась и свертывалась в трубки  краска  на  бортах
катеров,  дьявольский  жар  опалял  моряков,  одетых   в   асбест.   Катер
"Саламандра" вдруг охватило пламя. Заглохли дизеля, лишенные кислорода. Но
отчаянные  машинисты  не  растерялись:  переключили  воздухоприемники   на
кислородные баллоны, вырвались из огня. Соседний катер, "Полундра", снизив
давление насосов, окатил "Саламандру" потоком  пенной  воды,  сбил  огонь.
Окутанная паром "Саламандра" снова бросилась в битву.
   Катера плясали на волнах, их швыряло из стороны в сторону, но стволовые
- по  большей  части  бывшие  морские  артиллеристы  -  не  отрывались  от
штурвалов наводки и скрещивали струи на основании факела,  чтобы  оторвать
пламя от поверхности моря.
   Ночь или уже день? Не понять...
   Но вот клинки водяных  мечей  срезали  под  корень  огненный  столб.  В
последний раз пламя взметнулось к небу - и потухло.
   И сразу - темно. Нет, не темно: уже занимается рассвет.  Неужели  целая
ночь прошла?..
   Еще ревел потухший фонтан, но рев  ослабевал  с  каждой  минутой.  Море
успокоилось, стало гладким.  Только  в  месте  выхода  газовых  струй  еще
бурлила, вода.
   Боцман Мехти попросил капитан-лейтенанта  подойти  как  можно  ближе  к
отмели. Он долго разглядывал черный остов яхты.
   Капитан-лейтенант тронул его  за  плечо.  Мехти  молча  отдал  бинокль.
Медленно спустился в каюту, лег  на  маленький  диванчик,  повернувшись  к
стене.
   Взревели моторы. Катер пошел прочь от острова Ипатия,  которого  больше
не существовало.



9. ЮРА, ПОДОБНО АЛЕКСАНДРУ МАКЕДОНСКОМУ, РАЗРУБАЕТ
ВЕРЕВКУ, ЧТОБЫ ВЫЙТИ ИЗ ЗАТРУДНИТЕЛЬНОГО ПОЛОЖЕНИЯ

               Хочешь послушать, как дрались в старину на морях?
               Хочешь узнать, кто выиграл сражение при свете луны и звезд?
                                               Уолт Уитмен, "Песня о себе"

   Юра лежал на шершавых бревнах, закинув руки за голову и глядя в  ночное
небо. Над обвисшим парусом медленно плыл желтый и словно бы надутый ветром
парус луны. Легкие дымчатые облачка то и дело наползали на полумесяц. Там,
в вышине, ходил ветерок. Но внизу, над морем, было тихо.
   Третья ночь на плоту...
   Не забыть ту ночь, когда огненный столб встал над Ипатием. Он, Юра, изо
всех сил наваливался на рулевое весло,  чтобы  быстрее  отогнать  плот  от
острова. Ветер гнал их на юг, вдоль восточного берега Ипатия.  Нестерпимый
жар опалял лица и кожу. Валерка схватил брезентовое ведро  и,  беспрерывно
черпая воду, окатывал  всех.  Один  раз  плот  чуть  не  занялся:  огоньки
пробежали по доскам, зашипела кора бревен.
   - Парус! - заорал Юра. - Обливай парус!
   Если бы сгорел парус - тогда конец. Тогда - прыгай в воду. А  долго  ли
продержишься?.. Валерка ведро за ведром выплескивал на парус. Молодец,  не
растерялся. Женщины помогали ему - зачерпывали воду котелком и  кастрюлей.
Дымились бревна. Юра повис на рулевом весле, пытаясь хоть  немного  отжать
плот к востоку.
   И  вот  пылающий  остров  остался  за  кормой.  Они  плыли  в  ночь,  в
неизвестность. Сидя и лежа на бревнах, долго смотрели туда, на север,  где
вполнеба размахнулось зарево.
   На рассвете зарево потухло. Плот уже был далеко от острова.  В  девятом
часу утра парус заполоскал и обвис.  Плот  неуклюже  развернулся  боком  и
медленно поплыл по течению. Без ветра управлять им было невозможно.
   Томительные, жаркие, безветренные дни...
   Еды было достаточно. Хуже было с водой. Поспешное бегство  помешало  им
наполнить анкерок, и там осталось на дне совсем  немного.  Теплую  затхлую
воду  разбавляли  морской.  Она  почти  не  утоляла  жажду.   К   счастью,
сохранилась  ионообменная  смола.  Вчера  обработали  ею  морскую  воду  -
получилась относительно пресная, но противная на вкус вода. А когда и  она
кончится?..
   - Перейдем на методы Бомбара, - сказал Юра. - Сырую рыбу будем кушать.
   Валя сделала брезгливую гримасу.
   А Валерка вспомнил зимний дрейф четверки наших солдат в Тихом океане.
   - Ребята семь недель выдержали! - сказал он.  -  И  в  каких  условиях:
шторм, холод... Нет, нам все ж таки полегче. Каспий - не Тихий океан.
   "А если  налетит  шторм?  -  подумал  Юра.  -  На  Тихом  океане  ходят
волны-горы  длиной  метров  в  четыреста,  их  крутизна  не  грозит  плоту
опрокидыванием. Другое дело - каспийская волна,  короткая,  крутая,  злая.
Еще неизвестно, где опасней..."
   Но вслух он этого не сказал.
   Однажды далеко в стороне прошел вертолет. Прошел и скрылся, не  заметив
плота.
   - Нас, конечно, ищут, - говорил Юра. - Колька всех там на ноги поднял.
   Он водил пальцем по  истрепанной  карте.  Свое  место  он  знал  только
приблизительно: по  компасу  определял  направление  дрейфа,  но  скорость
движения даже на глаз не мог прикинуть, потому что плот двигался вместе  с
течением и был неподвижен относительно воды.
   - Нас несет к иранскому берегу. Вот сюда, наверное, в район  Шахсевара,
- говорил Юра, тыча пальцем в самый низ карты.
   - И что тогда? - спросила Валя.
   - Ты же знаешь фарсидский язык?
   - Чуть-чуть понимаю, но разговаривать не могу.
   - Ничего,  столкуемся.  Английский  немного  знаем.  Свяжемся  с  нашим
посольством...
   Но Юра знал и другое: течение следует вдоль  береговой  липни  и  может
скоро повернуть к пустынному восточному берегу...
   Этого он тоже не сказал вслух.
   И вот - третья ночь на плоту...
   Валя откинула одеяло, села рядом с Юрой.
   - Не спится. - Она тихонько вздохнула.  -  Страшно  подумать,  как  там
мама...
   Он взял ее руку, погладил. Валя заглянула ему в лицо.
   - Усатый, бородатый... Озабоченный... - Она  прижалась  к  нему  теплым
плечом. - О чем ты думаешь?
   - О нас с тобой, - сказал он. - И о Кольке.
   - Скучно тебе без него?
   - Непривычно.
   - Скажи мне что-нибудь...
   - Ты и так знаешь.
   - Нет, скажи.
   - Ты - хорошая, - шепнул он ей в ухо.
   Валя закрыла глаза. Лицо  ее,  слабо  освещенное  лунным  светом,  было
усталое и счастливое.  Они  долго  сидели,  прижавшись  друг  к  другу,  и
молчали. Плот медленно несло в неизвестность.
   Валя задремала. Юра прикрыл ее одеялом. Он посидел еще  немного,  потом
разбудил Валерку.
   - Твоя вахта, - сказал он, передавая ему часы. - В пять разбуди меня.
   - Зачем?
   - Кажется, на рассвете должен пролететь спутник. Хочу посмотреть.
   - Ладно, - сказал Валерка.
   Он потрогал обвисший  парус,  прошел  в  носовую  часть  плота  и  сел,
обхватив руками колени. Мучительно хотелось  пить.  Но  пить  можно  будет
только в семь утра - три глотка противной теплой воды...
   Рита слышала, как Юра попросил  Валерку  разбудить  его.  Она  невольно
улыбнулась: такая обстановка, такая опасность, а он беспокоится, как бы не
проспать пролет спутника.  Великовозрастный  мальчишка...  Впрочем,  такое
мальчишество от возраста не зависит. Юру, должно быть, и  в  пятьдесят  не
покинет вот этот неистребимый интерес к жизни.
   Вот он спит на голых бревнах, посреди капризного,  переменчивого  моря.
Что  ему  снится?  Спутник?   Трубопровод?   Ремонт   яхты?   Межпланетные
путешествия?..
   И Николай такой же. Посерьезнее немного, но,  в  сущности...  Зачем  он
предпринял этот рискованный, безрассудный заплыв? Добрался  ли?..  Что  он
делает сейчас? Мечется, наверное, по морю со спасательной партией...
   Как там Анатолий? Нелепо разминулись они на острове... Слава  богу,  он
развязался с Опрятиным. Лаборатория их погибла.  Тем  лучше!  Теперь  она,
Рита, возьмется за его лечение.  Он  тоже  беспокоится  там,  дома...  Ох,
скорей бы уж добраться домой...
   Рита отбросила одеяло, села. О, какой туман наплывает!
   Ей в плечо ткнулось что-то влажное и холодное.  Это  проснувшийся  Рекс
приветствовал ее, тронув носом. Она потрепала собаку за уши. Но Рекс вдруг
решительно высвободился, отошел, насторожился. Ноздри его раздувались.
   - Валерик, посмотри на собаку, - тихо сказала Рита.
   Туман наполз и поглотил плот. Ничего не  видать.  Но  в  собачьем  носу
помещалась чувствительная приемная станция, и в радиусе этой станции  было
нечто заслуживающее внимания. Рекс стоял в напряженной позе и внюхивался в
туман.
   Валерка тронул Юру за плечо.
   - Что случилось? - Юра вскочил на ноги.
   Валя тоже проснулась. Валерка молча кивнул на пса.
   - Да, что-то есть, - сказал Юра. - Он чует. Может, нас несет к  берегу?
Тогда надо ждать, пока рассеется туман. А если судно - надо поднимать шум.
Впрочем, сейчас...
   И не успела Валя ахнуть, как он прыгнул с плота в воду. Через минуту он
вынырнул и, отфыркиваясь, взобрался на плот.
   - Это не судно, - сказал он, сгоняя ладонями воду с  тела.  -  В  такую
тихую погоду я бы услышал шум винтов.
   - Обязательно для этого надо было прыгать? Сумасшедший! - сказала Валя.
   - Обязательно. В воде звук  распространяется  впятеро  быстрее,  чем  в
воздухе.
   Рекс тихонько рычал, стоя на краю плота.
   - Почему ты не умеешь говорить, старина? - Юра положил ладонь на голову
собаки.
   Вдруг раздались какие-то металлические звуки,  приглушенные  туманом  и
расстоянием. Нет, это был не колокол, обязательный для судна, стоящего  на
якоре в тумане. Звуки падали в туман неравномерно -  они  были  похожи  на
звяканье металла о металл. Кто-то хрипло откашлялся... Отчетливый возглас:
   - Загер мард!
   - Иранская речь, - негромко сказала Валя. - Загер мард - это,  кажется,
яд змеиный. В общем, ругательство...
   Тот же голос, злобный  и  высокий,  произнес  длинную  фразу.  В  ответ
послышался другой голос - хриплый, виноватый.
   - Переругиваются, что ли? - сказал Валерка.
   - Погоди! - Валя напряженно вслушивалась в чужую речь.  -  "Лживый  сын
собаки, ты говорил, что понимаешь мотор",  -  перевела  она.  -  А  второй
отвечает: "Я не виноват, хозяин... Это  наделал  поганый  иноземец,  когда
чинил его..." Что-то еще - не поняла...
   Иранское судно, болтающееся в море с испорченным двигателем!
   - Давайте крикнем, ребята, - сказал Юра, - "Эй, на судне!" Три-четыре!
   - Эй, на судне! - прокатилось над морем.
   Металлический стук и перебранка сразу смолкли.
   - На судне!
   Томительная пауза, потом - негромкий гортанный окрик.
   - Они стоят без хода, - сказал  Юра.  -  Кажется,  недалеко.  Попробуем
подгрести к ним.
   Гребли чем попало: досками, стланями. Гребли на  звук,  стоя  по  краям
плота на одном колене, как на каноэ.  Через  четверть  часа  в  клубящемся
тумане смутно проступил низкий борт судна, стоящего без огней.  Человек  в
мягкой шляпе перегнулся  через  фальшборт,  пытаясь  разглядеть  людей  на
плоту.
   - Скажи ему: "Потерпели крушение, просим помощи", - шепнул Юра Вале.
   Она, запинаясь, произнесла несколько слов.  Получилось  нечто  довольно
бессвязное, но, кажется, человек в шляпе понял. Он немного помедлил, потом
кивнул и сделал рукой жест: поднимайтесь, мол.
   Плот приткнулся к борту.
   Валерка ступил на привальный  брус  судна  и,  легко  перемахнув  через
фальшборт, помог  женщинам  взобраться  на  палубу.  Юра  быстро  завернул
немногочисленное имущество в одеяла, обвязал сверток  веревкой  и  передал
его Валерке.
   Человек в мягкой шляпе исчез куда-то.  Юра  высадил  Рекса  на  палубу,
взобрался сам и живо  осмотрелся.  Затем  он  сунул  сверток  с  вещами  в
закоулок за носовым трапом и велел Рексу сидеть там.
   Иранец вернулся с  фонарем.  Он  приоткрыл  заслонку  и  бегло  оглядел
пришельцев. Валя  и  Рита  были  одеты  кое-как:  одна  в  рваном  красном
сарафане, вторая - в одеяле, накинутом на  плечи,  но  обе  автоматическим
жестом поправили волосы. Парни были в купальных трусах.
   Лязгнула заслонка, луч света  погас.  Иранец  спросил  высоким,  резким
голосом:
   - Урус, совет?
   - Да, - ответил Юра. - Советские.
   Он вглядывался сквозь пелену  тумана  в  лицо  иранца.  Темная  широкая
полоска бровей, мелкие, но правильные черты, лицо смуглое,  симпатичное  и
даже красивое.
   Юра ткнул себя пальцем в грудь, сказал:
   - Юра.
   Иранец повторил Юрин жест и представился:
   - Фармаз.
   - Куда идете? - спросил Юра. - Пехлеви, Шахсевар, Бендер-Гязь?
   - Бендер-Гязь. - Иранец быстро закивал. И добавил еще что-то.
   - Он  говорит,  что  они  рыбаки,  -  перевела  Валя.  -  У  них  мотор
испортился, и ветра нет.
   Фармаз внимательно посмотрел на Валю и улыбнулся ей.
   - Спроси, не могут ли они подбросить нас в Астару, - сказал Юра.
   - Астара? - переспросил  Фармаз  и  опять  закивал.  Потом  показал  на
обвисший парус, развел руками: - Мотор, мэшин  мифахман?  [мотор,  машину,
понимаете? (иранск.)] - сказал он и покрутил пальцем в воздухе. - Вр-ррр!
   Юра утвердительно кивнул. Фармаз  дружелюбно  похлопал  его  по  голому
плечу и сделал жест в сторону кормы, приглашая следовать за собой.
   - Подожди, приятель. - Юра тронул его за  локоть.  -  Дай  нам  сначала
напиться. Воды, понимаешь? - Он сложил ладонь горстью, поднес  к  губам  и
втянул воздух.
   Фармаз понял. Он подошел к носовому люку и властно крикнул вниз:
   - Аб бэдэхид! [подай воду! (иранск.)]
   Из люка высунулась чья-то всклокоченная голова. Затем появилась рука  с
жестяным бидоном.
   Юра передал бидон женщинам, потом Валерке.  Напился  сам,  вытер  губы,
крякнул:
   - Вот теперь  веселее  стало!  Ну,  показывай  мотор,  приятель.  -  Он
повторил жест Фармаза: - Врр!
   Но тот снова посмотрел на Валю и что-то сказал.
   - Он спрашивает: не хотят ли женщины отдохнуть, - проговорила Валя.
   - Отдохнуть? - Юра замялся в нерешительности.
   - Я не хочу отдыхать, - тихо сказала Рита.
   - Почему? - возразила Валя. - Я страшно устала.
   - Ладно, - решил Юра. - Посмотрим, что за каюта у него.
   Они спустились вслед за Фармазом по крутому трапу в  носовой  кубрик  с
тремя двухэтажными  койками  и  подвесным  столиком,  над  которым  горела
тусклая масляная лампа. На  койках  лежало  двое.  Воздух  в  кубрике  был
спертый, насыщенный сладковатым запахом.
   Фармаз отворил дверцу в  глубине  кубрика,  пропустил  гостей  и  зажег
карбидный фонарь.
   Это была крохотная треугольная каютка в самом носу судна.  Над  головой
проходил степс [место крепления основания мачты  или  бушприта]  бушприта,
прикрепленный  скобами  к  бимсу  [бимс  -   поперечная   балка].   Койка,
застеленная красным одеялом, столик, стенной шкаф. На столе стоял кальян с
длинной  трубкой  и  медным  горлышком,  инкрустированным  мелким  голубым
бисером.
   Здесь было почище, но пахло тем же сладковатым запахом.
   Фармаз достал из шкафа глубокую миску с холодным пловом и  поставил  ее
на стол. Приветливо улыбнулся женщинам, указал на медную задвижку на двери
и несколько раз щелкнул ею.
   - Может, Рекса привести? - тихо сказала Рита Юре.
   - Пусть сидит наверху. Вы запритесь  и  отдыхайте.  А  мы,  как  только
закончим возню с мотором, постучим к вам.
   Мужчины поднялись наверх и пошли на корму.
   Судно было небольшое. За носовым  люком  -  трюм,  наполовину  закрытый
лючинами и брезентом. Дальше - кормовой люк,  ведущий  в  моторный  отсек.
Надстроек на палубе не было. Мачта с неубранным парусом, свернутые сети  с
грузами и поплавками, ручная лебедка - вот и  все,  что  смог  рассмотреть
Юра, сделав два десятка шагов от носового люка к моторному.
   Пахло рыбой. На корме, возле  румпель-талей,  неподвижно  стоял  рослый
человек. Рулевой, должно быть.
   "Судно стоит без огней, туманных сигналов не полает, - подумал  Юра.  -
Впрочем,  чего  ж  требовать  от  иранской  рыбачьей  шхуны...  Может,  не
следовало оставлять женщин  одних?  Пожалуй,  надо  было  Валерку  с  ними
оставить... Нет, главное - запустить мотор, вдвоем быстрее управимся.  Все
правильно. Этот Фармаз, видно, хозяин судна. Вроде, симпатичный малый..."
   Вслед за Фармазом они  спустились  в  кормовой  отсек.  В  белом  свете
карбидного фонаря, висевшего на переборке, они увидели  старый  двигатель,
укрепленный на дубовых брусьях. Перед ним сидел  на  корточках  человек  в
замасленной рубашке из американского ситца. Чего только не было изображено
на рубашке! Танцующие пары, бутылки, обезьяны, пистолеты...
   Валерка усмехнулся, сказал Юре:
   - Вот это рубашечка! Наши чуваки подохли бы от зависти.
   - А ты на шапку погляди!
   На голове моториста красовалась облезлая  баранья  папаха,  не  слишком
гармонировавшая с пестрой рубахой. Моторист оглянулся  и  медленно  встал.
Лицо у него было желтое, нездоровое, с тусклыми стекляшками  глаз.  Он  не
выразил ни малейшего удивления при виде двух полуголых незнакомцев.  Молча
отошел и прислонился к закопченной переборке.
   - Посмотрим, что мог натворить  такой  механик,  -  проговорил  Юра.  -
Придвинь-ка, Валерка, ящик с инструментом. И давай понимать, в чем дело...
Та-ак. Крышку он, по-моему, снимал  зря.  Вот  что:  начнем  с  того,  что
поставим все на место.
   Фармаз стоял рядом, внимательно наблюдал за работой.
   - Стоит над душой! - проворчал Юра и мельком взглянул на иранца.
   В прищуренных глазах  Фармаза  почудилось  что-то  жесткое  и  злобное.
Впрочем, Фармаз тут же улыбнулся Юре.
   Механик в бараньей шапке закурил  сигарету.  В  отсеке  распространился
горьковатый полынный запах. Фармаз бросил механику несколько резких  слов.
Тот пробормотал что-то хриплое и маловразумительное.
   - Загер мард! - сквозь зубы произнес Фармаз.
   Механик нехотя притушил сигарету о переборку.
   "Анашу [анаша  -  одно  из  названий  гашиша,  наркотика  из  индийской
конопли] курил, - подумал Юра. - И морда у него анашиста".
   Конечно, дело было в зажигании. Но этот горе-механик все испортил  тем,
что переставил шестерни ротора и распределителя. Теперь приходилось заново
подбирать угол размыкания прерывателя. Уже несколько раз Валерка  вставлял
ломик в дыру на  ободе  маховика,  дергал,  но  безуспешно:  двигатель  не
запускался.
   - На этом моторе еще Ноев ковчег ходил!