ь  осточертевшую  рыбную   похлебку   водорослями,
которых было  немало  на  отмелях;  некоторые  из  них  были  сравнительно
съедобны. Впрочем, решили просто ограничиться признанием этой возможности.
Зато водоросль эостера, известная под названием "морская трава", сослужила
другую службу: ее собрали, промыли, просушили на солнце - и  в  палатке  у
всех появились мягкие постели.
   От сухопутной растительности толку не было никакого. В  жесткой  траве,
что росла на склонах большого  грифона,  наши  робинзоны  нашли  множество
гнезд чаек, но яиц в гнездах не оказалось: не сезон.
   Однажды Валерка, сияя, приволок с западного берега черепаху.  Она  была
невелика, не более тридцати сантиметров в диаметре, но панцирь ее оказался
необычайно крепким. Вскрыли панцирь с  трудом,  но  уж  зато  полакомились
черепашьим супом всласть.
   Рексу тоже надоела рыбная диета.  Он  бегал  по  острову,  охотился  за
ящерицами и водяными змеями -  отчасти  из  спортивного  интереса.  Будучи
хорошо воспитанным псом, он не раз приносил в  зубах  ящерицу  и  клал  ее
перед Юрой.
   - Убери эту гадость! Скорее! - кричала Валя.
   И Рекс с недоумением и грустью смотрел, как ящерица, подхваченная  Юрой
за хвост, плюхалась в море.
   Иногда Рекс кружил возле железобетонного  купола  и  раскидывал  лапами
гальку - всегда на одном и том же месте. Николай  и  Юра  заинтересовались
странным поведением собаки. Они углубили яму, выкопанную Рексом. Почти  на
метровой глубине в глинистой почве обнаружили труп собаки.
   - Вот так штука!" - Юра присвистнул. - Ее вскрывали!
   - Необитаемый остров - и опыты на собачках, - сказал Николай.  -  Хотел
бы я знать, кто здесь экспериментирует...
   Они расширили  яму  и  убедились,  что  там  похоронено  еще  несколько
собачек. Рекс то рычал, то жалобно  скулил,  жался  к  Юриным  ногам.  Яму
засыпали и утрамбовали.
   Когда Николай, вернувшись в лагерь, рассказал о странной находке,  Рита
немного переменилась в лице.
   - Опыты на собаках? - переспросила она.
   Весь день Рита была молчалива. А вечером, оставшись вдвоем с Николаем у
сигнального костра, она сказала:
   - Больше не могу. Мне нужно в город.
   - Плот готов, - отозвался Николай. - Как только будет южный ветер...
   - А если его не будет еще неделю?
   Николай не ответил. Что он мог сказать? Дни  стояли  безветренные.  Вон
даже пламя костра какое-то ленивое, почти неподвижное...
   Ни разу за все эти дни ни  единым  словом  не  вспомнили  они  Анатолия
Петровича. Но Николай знал, что Рита думает и беспокоится  о  нем.  И  это
было так. Он держался с Ритой по-товарищески,  даже  суховато  немного,  и
полагал, что ему удается скрыть от нее свое безнадежное  чувство.  Но  это
было не так. Его отношение давно уже не составляло секрета для  Риты.  Она
сознавала, что привыкла к нему. Подсознательно она начинала  беспокоиться,
когда он в маске и  ластах,  бывало,  надолго  уходил  под  воду.  Лежа  в
палатке, на "женской половине", она, закрыв глаза, представляла себе,  как
Николай в эту минуту стоит на гребне увала, длинный, коричневый от загара,
давно не бритый, и медленно оглядывает в бинокль  пустынный  горизонт.  Ей
было спокойно, когда  он  рядом  сосредоточенно  возился  со  снастью  или
обтесывал бревно. Спокойно - и в то же время тревожно.
   В красном свете костра лицо Николая  казалось  замкнутым,  отчужденным.
Рита тоскливо огляделась. Ночь, привычный шорох слабого прибоя...
   - Он тоже ставил опыты на собаках, - тихо сказала она.
   - Тоже?.. - Николай взглянул на Риту и быстро  отвел  взгляд.  Странная
мысль мелькнула у него. А что, если...
   Рита тоже думала об этом "если".  Анатолий  Петрович  часто  и  надолго
уезжал в какую-то секретную лабораторию, но никогда он не говорил, где она
находится...
   Николай сказал, глядя в костер:
   - Рита, ты взяла с меня слово, и я молчу. Но это неправильно! Нужно обо
всем рассказать. Привлечь их обоих к нашей совместной работе. Или хотя  бы
одного Анатолия Петровича...
   Она долго не отвечала.
   - Должно быть, он сам это сделает, - сказала она наконец. - Я больше не
могу здесь сидеть. Ты обещал что-нибудь придумать - так придумай же!
   Николай хотел сказать, что южного  ветра  он  не  может  придумать,  но
промолчал.
   Южный ветер! Все ждали  его  с  нетерпением.  Теперь,  когда  плот  был
готов... В городе, наверное, уже беспокоятся о них. Валя с ужасом думала о
переживаниях матери. Парни гадали, вернулся ли уже из Москвы Привалов и  с
какими новостями. Строили планы будущих опытов. Николай,  развалившись  на
песке, снова и снова рассказывал об Институте  поверхности,  о  московском
академике...
   - Новый источник энергии! Представляешь, Юрка? Любую поверхность  можно
будет заставить отдать энергию.
   - Даже этот камень?
   - Ага.
   - Это еще не скоро, - говорил Юра задумчиво. - А вот нефть сквозь  воду
скоро погоним... Надоело торчать здесь...
   Николай не ответил. Ему тоже хотелось  быстрее  вернуться  в  город,  к
работе, но... Это значило, что опять он месяцами не будет видеть  Риту.  А
может,  оно  и  к  лучшему,  что  не  будет  видеть...  Да,  надо   скорее
возвращаться. Где же ты, южный ветер?..
   Робинзонада затягивалась.
   Каждое утро из-за моря вставало равнодушное солнце и превращало  остров
Ипатия в раскаленную жаровню. По галечному пляжу можно было ходить, только
приплясывая. Чуть ли не весь день экипаж "Меконга" плескался в воде.
   А ветра все не было - ни южного, ни какого другого.
   На исходе одиннадцатого дня, после ужина,  когда  жара  немного  спала,
Валя оглядела парней и расхохоталась.
   - Какие вы небритые, чумазые, прямо  пещерные  люди!  -  Она  потрогала
пальцем мягкую рыжеватую бородку Юры.
   Юра мотнул головой и щелкнул зубами. Валя отдернула палец.
   - Ты совсем одичал! - воскликнула она.
   - Мы, Валечка, выглядим не лучше, - заметила  Рита,  взглянув  на  свои
руки в ссадинах и царапинах, на обломанные ногти.
   - Да. - Валя пригорюнилась. -  Ах,  хорошо  бы  вымыть  голову  горячей
пресной водой! И чуть-чуть надушиться...
   - А знаешь что? Давай завтра прогоним ребят, согреем воду и помоемся.
   - Рита, ты гений! - вскричала Ведя. - Так мы и сделаем. Закатим мытье и
грандиозную стирку.
   И настал двенадцатый день. День, в который на острове Ипатия  произошли
важные события.


   Валерка только что сфотографировал Юру в эффектной позе  -  в  маске  и
ластах, с пружинным ружьем наперевес.  Затем  Юра  сбросил  доспехи,  взял
фотоаппарат и посмотрел на счетчик кадров.
   - Последние полпленки остались, - сказал он озабоченно. - Побережем для
отплытия с острова.
   Утром, после завтрака, парни натаскали  к  очагу  водорослей  и  нажгли
целую кучу золы.  Они  принесли  пресной  воды  грифонного  происхождения,
наполнив всю посуду. Затем мужская часть экипажа была изгнана  из  лагеря.
Рита и Валя принялись за  мытье  и  стирку,  используя  вместо  мыла  золу
водорослей и вулканическую глину.
   А парни купались на южной оконечности острова,  ныряли,  упражнялись  в
подводной стрельбе.
   Последним  вылез  из  воды  Николай.  Все  трое  разлеглись  на  берегу
бухточки. Рекс погнался за ящерицей вверх по склону увала.
   - Я заплыл за тот мысок, - сказал Николай, - там вода в глубине здорово
бурлит. Сильное газовыделение.
   - Живем на вулкане, - проговорил Юра. Он лежал на  спине,  закрыв  лицо
выгоревшей красной косынкой. - Ох, и печет сегодня зверски! - добавил  он.
- Не к перемене ли погоды?
   Они лежали, разморенные жарой и долгим купаньем. Вдруг в мертвой тишине
полудня до слуха донесся слабый оборвавшийся звук.
   - Что это? - Николай сел, прислушался. - Вроде мотор стучит.
   Через минуту звук снова повторился - и снова умолк.
   Николай прихватил бинокль  и  вскарабкался  на  гребень  увала.  Юра  и
Валерка последовали за ним.
   С запада к острову шла лодка. Она была еще далеко. В  светло-фиолетовом
поле линз рисовались три фигуры. Одна  из  них  равномерно  наклонялась  и
откидывалась назад.
   - Не пойму: вроде бы, моторная  лодка,  а  идут  на  веслах,  -  сказал
Николай.
   - Дай-ка. - Юра забрал у него бинокль. - Сюда идут... Провалиться  мне,
если это не дядя Вова сидит на веслах! - пробормотал он.
   Николай выхватил у него бинокль.
   Да, это  был  Вова.  Он  сидел  спиной  к  наблюдателям,  но  раза  два
оглянулся, и Николай узнал его. Сильными  гребками  Вова  гнал  моторку  к
острову. Теперь Николай разглядел и двух других пассажиров. В корме  сидел
Опрятин. На нем была тенниска салатного цвета и соломенная шляпа.  Третий,
грузный, лохматый, сгорбился на носу лодки. Николай  видел  только  спину,
обтянутую белой рубашкой, но узнал его сразу: это был Бенедиктов.
   Николай молча передал бинокль Юре.
   - Понятно? - спросил он.
   - Вот кто орудует здесь! - проворчал Юра. - Ничего не скажешь,  хорошее
местечко нашли для своих опытов... Объявимся?
   Николай ответил не сразу. "Дать знать Рите?" - подумал он.  Из  лагеря,
расположенного в ложбине на  северо-восточном  берегу,  женщины  не  могли
видеть шлюпку, приближающуюся с запада. Пожалуй,  не  следует  торопиться.
Лучше понаблюдать немного. А уж потом...
   - Подождем, - сказал он. - Посмотрим, что они будут делать.
   Юра кивнул.
   - Верно. Неспроста они здесь  уединились.  Пошли,  ребята,  на  большой
грифон, там трава высокая и видно хорошо...
   Кликнули  Рекса  и  залегли  на  склоне  грифона.  Солнце  жгло  спину,
царапалась жесткая, колючая трава, но зато позиция для наблюдения  была  -
лучше не найдешь. Маленькая бухта лежала внизу как на ладони.
   Лодка вошла в бухточку. Рекс вдруг напрягся, задвигал  ноздрями,  глухо
зарычал.
   - Молчать! - зашипел Юра. - Лежать смирно!
   Между тем лодка подошла к приглубому берегу, Вова выпрыгнул и  закрепил
носовой фалинь за кольцо на причальной трубе.
   Опрятин и Бенедиктов сошли на берег. Бенедиктов сразу  полез  на  увал,
тяжело дыша и часто останавливаясь. Опрятин немного поговорил с Вовой.
   - Хорошо еще, что возле острова скис, - донесся грубый Вовин  голос.  -
Придется зажигание разобрать...
   Опрятин  что-то  ответил   и   двинулся   вслед   за   Бенедиктовым   к
железобетонному куполу. Вот они скрылись из виду - спустились в углубление
перед  дверью  дота.  Лязгнул  засов,  заскрипела  и  тяжело  захлопнулась
массивная дверь.
   Вова закрепил кормовой конец за большой камень и плотно прижал лодку  к
берегу. Затем вывалил из нее стальную бочку и покатил вверх по откосу. Его
обнаженная спина блестела от пота,  вздулись  бугры  мышц  на  плечах,  на
мощных татуированных лапах.
   - Вот машина! - прошептал Юра не без восхищения.
   Неподалеку от входа в дот Вова расшвырял гальку, поискал что-то,  потом
вывернул из бочки  пробку  и  начал  сливать  остро  пахнущую  жидкость  -
казалось, прямо на землю.
   - Соляр, - шепнул Юра, потянув носом. - Подземный бак у них...
   Вылив соляр, Вова пхнул бочку ногой, и она, грохоча, покатилась с увала
вниз, на узенькую полоску пляжа.  Он  спустился  и  закатил  пустую  бочку
обратно на лодку. Затем он занялся мотором, вынес на  пляж  распределитель
зажигания и положил на расстеленный брезент.
   Некоторое время робинзоны наблюдали, как Вова возился  с  мотором.  При
этом он напевал, отчаянно фальшивя:

   Как у нас в садочке, как у нас в садочке
   Роза расцвела...

   Томительно текло время. У робинзонов  затекли  руки  и  ноги.  Хотелось
пить.
   С пляжа неслось:

   Красную розочку, красную розочку
   Я тебе дарю...

   - Мне надоел концерт, - тихо сказал Юра. - Хватит в кошки-мышки играть.
Давайте объявляться, братцы.
   - Подожди, - упрямо сказал Николай.
   - Тогда перейдем в тень. Я сварился совсем.
   - Вон туда, - поддержал Валерка,  указав  на  скупую  полоску  тени  от
бугорка позади дота.
   Николай приподнялся на локтях, измерил взглядом  расстояние.  Посмотрел
на Вову - тот сидел к ним спиной.
   - Ладно, побежали...
   Пригнувшись, они бесшумно обогнули грифон и перебежали в тень,  к  тому
месту, где торчал бетонный вывел вентиляционной шахты. Здесь было  не  так
жарко. Из темного,  забранного  решеткой  окошка  шахты  тянуло  прохладой
подземелья. Слышались неясные шорохи.
   Вдруг донесся голос Бенедиктова, да так отчетливо, что парни вздрогнули
и невольно пригнули головы.
   - Обойдетесь без меня, - вот что сказал Анатолий Петрович. - А я  знаю,
что надо делать.
   - К Багбанлы пойдете? К Привалову? - Голос Опрятина звучал глуше.
   Николай и Юра еле различили его. Они придвинулись к решетке, обратились
в слух...
   - Да, пойду. Передам им все материалы, вместе будем работать.
   Спокойный голос Опрятина:
   - Вы не вправе этого делать без моего согласия.
   - А вы  вправе  использовать  служебную  лабораторию  и  заказывать  на
государственные средства дорогое оборудование для посторонних целей?
   Небольшая пауза.
   - Вот как ставите вопрос, - сказал Опрятин. - Очень мило. Почему же  вы
считали возможным работать здесь? Где была раньше ваша щепетильность?
   Бенедиктов что-то проворчал, закашлялся.
   - И потом учтите, - продолжал Опрятин.  -  Важен  результат.  Никто  не
поставит нам это в вину, когда  мы  заявим  о  крупном  научном  открытии.
Победителей не судят.
   - Пока заявлять не о чем. Открытия нет.
   - Открытие есть. Проницаемость в наших руках.
   - Да, как граната в руках ребенка. Стабильности нет,  сути  явления  не
познали...
   - Еще месяц, два, и мы добьемся стабильности эффекта.
   - Самообман! - рявкнул Бенедиктов.
   Рекс тихонько рявкнул в ответ и получил тумак от  Николая.  К  счастью,
там, внизу, ничего не услышали.
   - Мы зашли в тупик, - говорил Бенедиктов. -  Топчемся  на  месте.  Надо
вылезать из этого проклятого погреба и писать  в  академию.  Давно  я  это
понял, только упрямился...
   - Не имеете права, - жестко сказал Опрятин. - Мы работали вдвоем.
   - Хорошо. Я умолчу о вашей схеме, можете ею  подавиться.  Но  мысль  об
"установке заражения" принадлежит мне. Я заберу нож и подготовлю сообщение
о своей работе...
   Юра сделал большие глаза и ткнул Николая локтем. Нож!..
   - Вы забываете, Анатолий  Петрович,  что  нож  достал  я,  -  сдержанно
заметил Опрятин.
   - Она отдала вам нож не ради ваших прекрасных глаз, а  ради  меня...  И
вообще, если б я ее раньше послушался... Э, да что говорить!.. Послушайте,
чего вы упираетесь? -  продолжал  он,  помолчав.  -  Работу  мы,  конечно,
проделали огромнейшую. Идемте и честно скажем: вот это сделали, а  это  не
можем, давайте теперь навалимся сообща...  Почестей  и  славы  от  вас  не
убудет...
   - Довольно! - прервал его Опрятин.  -  Надоело  нянчиться  с  вами.  Вы
жалкий наркоман!
   - Мерзавец! - закричал Бенедиктов.  -  Не  вы  ли  снабжали  меня  этой
отравой? Вам было выгодно... чтоб держать меня в  руках...  Но  Бенедиктов
еще не конченный человек! Я лягу в клинику и... И подите к чертям.  Можете
прихватить с собой ваш "ключ тайны"!
   - Ступайте наверх! Мы возвращаемся в город.
   - Ну нет! Мне нужно завершить  последний  опыт.  Сейчас  спущусь  вниз,
отдохну немножко в прохладе, а потом...
   - Я отстраняю вас от работы.
   - Вы - меня? - Бенедиктов невесело  засмеялся.  -  Не  валяйте  дурака.
Уходите, а завтра пришлите за мной катер...
   - Я пришлю приказ о вашем увольнении.
   Голоса смолкли. Видимо, оба ученых перешли в другое помещение.
   - Ты слышал? Ты слышал? - жарко зашептал Юра. - У них матвеевский нож и
"ключ тайны"... Мы не ошиблись: это они стащили из музея "ключ тайны"...
   - Молчи!
   Некоторое время они выжидали, прислушивались.
   - Колька, нужно вмешаться! Здесь уголовщиной пахнет.
   - Пока что пахнет озоном...
   - Озоном? - Юра  принюхался.  Из  шахты  потянуло  свежим  предгрозовым
запахом. - Высокое напряжение... - пробормотал он.
   По ту сторону дота заскрипела и хлопнула дверь.
   Николай, пригнувшись, побежал к  грифону,  Юра  и  Валерка  -  за  ним.
Ползком добрались до своего прежнего укрытия.
   Они увидели, как Опрятин с черным чемоданчиком в руке спустился с увала
на пляж и подошел к Вове.
   - Чего вдруг? - донесся снизу Вовин голос. - На три дня приехали ведь.
   Опрятин что-то тихо ответил.
   - А он остается? - спросил Вова.
   - Да.
   - Ну, обождите немного. Сейчас мотор соберу.
   - Поживее!
   Опрятин принялся нервно расхаживать по пляжу.
   - Что будем делать, Колька? - прошептал Юра. - Ждать, пока они вернутся
за Бенедиктовым?
   - А черт их знает, когда они вернутся. Ждать нельзя.
   - Тогда - делать нечего - пошли к ним. Пусть  хотя  бы  одного  из  нас
подбросят в город.
   - Не хочу, чтоб Опрятин узнал, что мы здесь.
   - И я не хочу, а что поделаешь?
   -  Раздует  еще,  будто  мы  шпионим  за  ним.  Лаборатория-то  у  него
секретная.
   - Слышал? Он ее не по назначению использует...
   - В том-то и штука, - сказал Николай. - Он переполошится, если нас  тут
увидит, и Бенедиктову какую-нибудь пакость устроит...
   - Знаешь что? Пусть  Валерка  спустится,  скажет,  что  потерпел  здесь
крушение. Валерку ведь Опрятин не знает...
   - Нет. Мы сделаем по-другому. Он ничего не узнает.
   Юра посмотрел на друга, недоуменно помигал.
   - Валерка, не в службу, а в дружбу, сбегай  в  лагерь,  возьми  баллоны
акваланга, - сказал Николай. - И  подсолнечное  масло  захвати.  Мы  будем
ждать вон там.
   - Ты что задумал? - сказал Юра. - Ты хочешь...
   - Да, - кивнул Николай. - Прицеплюсь к моторке под водой и...
   - Не сходи с ума!
   - Беги, Валерка, быстрее! Только женщинам ни слова. Ни слова, понятно?
   - Есть! - пробормотал юнга немного растерянно.
   Он юркнул за склон грифона и, спустившись к восточному берегу,  побежал
к лагерю.
   - Не будь идиотом, - зашипел Юра. - До города пятьдесят миль!
   - Знаю. Воздух в баллонах почти не израсходован. Я привяжусь под  носом
моторки, буду дышать через шноркель.
   - Ты замерзнешь на полдороге.
   - Маслом натрусь.
   - Все равно не пущу! - Юра приподнялся на локтях. - Пойду  к  Опрятину.
Черт с ним...
   Николай с силой надавил на его плечо:
   - Слушай, старик, все будет в порядке, за  меня  не  беспокойся.  Когда
уплывем, ты пойди к Бенедиктову, поговори с ним. И  Рита...  пусть  с  ним
встретится. А я сегодня же вечером пришлю за вами яхтклубовский  катер.  В
крайнем случае, завтра утром. Все.
   Спорить было бесполезно: Юра хорошо знал упрямство друга.
   Они переползли на противоположный склон большого грифона - здесь  текли
теплые грязевые ручьи - и спустились к пляжу восточного берега.
   Прибежал Валерка.
   - Ничего не спрашивали? - сказал  Николай,  забирая  у  него  спаренные
баллоны.
   - Валя спросила, зачем масло понадобилось.
   - А ты что?
   - Сказал - потом объясню. Они стирают там...
   Николай налил из бутылки на ладонь янтарной жидкости и начал втирать ее
в кожу. Тело его  стало  блестящим  и  скользким.  Посмотрел  на  манометр
акваланга: сто сорок  атмосфер,  почти  полный  запас.  Затем  он  закинул
баллоны за спину, Юра помог ему застегнуть  ремни  и  пояс  со  свинцовыми
грузами.
   - Ну... - Николай стиснул Юрину ладонь, потом пожал руку Валерке. -  До
встречи, ребята.
   - Смотри, Колька...
   Только это и смог сказать Юра.  Вид  у  него  был  несчастный.  Николай
хлопнул его по спине, улыбнулся.
   Он смочил в воде маску и взял в зубы загубник, от которого к  легочному
автомату шли два гофрированных шланга, а  вверх  отходила  трубка-шноркель
для обычного дыхания. Натянул маску, закрывшую нос и глаза. Затем, укрепив
на поясе кусок веревки, он, неуклюже переступая ластами, вошел в воду.
   Когда вода дошла до подбородка, Николай переключил дыхание на  баллоны,
нырнул и поплыл над самым дном, усеянным мелкими ракушками.
   Он  обогнул  обрывистый  берег  мыска  и  оказался  в  южной  бухточке.
Медленно, экономно расходуя воздух, он плыл вдоль берега, пока  не  увидел
над собой темное,  обросшее  зеленью  дно  моторки