- Мне принадлежит только идея использования поверхности Мебиуса...
   - Как вы к ней пришли?
   - Меня навела  на  мысль  рукопись  Матвеева.  Если  помните,  Григорий
Маркович, он там описывает какую-то "сукрутину"...
   - "Сукрутина в две четверти".  Помню,  -  говорит  ученый.  -  Мы  тоже
заинтересовались этим местом... Как ваше имя-отчество?
   - Николай Сергеевич.
   - Молодцом, Николай Сергеевич! Превосходная идея.
   Николай польщен. На лице его сама собой появляется  неприлично  широкая
улыбка - от уха до уха. С трудом согнав ее, он говорит торопливо:
   - Схему установки нам помогли разработать специалисты по автоматике  на
основе предложения инженера Костюкова.  Он  же  пел.  Понимаете,  Григорий
Маркович,   эта   песенка...   то   есть   получилось    такое    стечение
обстоятельств...
   - Не смущайтесь. - Ученый дружелюбно смотрит  на  Николая.  -  В  вашем
возрасте и  я  певал  "Сербияночку".  А  про  стечение  обстоятельств  нам
известно. Вы поступили правильно: пока проблема не решена, лучше, чтобы  о
ней поменьше говорили. Во избежание нелепых толкований. Помните  статью  о
"чуде в  Бабьегородском  переулке"?  Неправильно  истолковали  коэффициент
полезного  действия  и  расписали  в  газете,  что,  дескать,  на   заводе
кондиционеров создана установка с  КПД  больше  ста  процентов...  Ваша-то
установка не в переулке ли была? - спрашивает он вдруг.
   - В переулке, - немного растерянно  отвечает  Николай.  -  В  Бондарном
переулке...
   - Вот видите. - Григорий Маркович негромко смеется. - Чудо в  Бондарном
переулке.
   В   комнату   входят   трое:   китаец   неопределенного   возраста,   в
восьмиугольных очках, молодой - чуть постарше Николая - невысокий крепыш в
спортивной куртке и румяная девушка в сером костюме. Пожимая руку крепышу,
Николай замечает у него на лацкане куртки значок яхтсмена-перворазрядника.
Крепыш тоже видит такой же значок в петлице Николая.  Они  улыбаются  друг
другу. Николай пугается, как бы в  его  улыбке  не  проскользнуло  чувство
превосходства,  свойственное  морякам  соленой   воды   при   встречах   с
пресноводными коллегами,  и  гонит  ее  с  лица.  Что-то  у  него  сегодня
неблагополучно а улыбками.
   Николай рассказывает об опыте в  Бондарном  переулке.  Все  внимательно
слушают. Китаец записывает в блокноте.
   -  Таким  образом,  -  заключает  Николай,  -  мы  вовсе  не  думали  о
проницаемости. Мы хотели усилить поверхностное натяжение ртути, и только.
   -  Картина  представляется  яснее,  -  говорит  академик.  -  А  теперь
послушаем Василия Федоровича.
   Крепыш в спортивной куртке  раскладывает  на  столе  несколько  схем  и
фотографий. Следует короткое сообщение. Они построили установку, полностью
дублирующую опыт в  Бондарном  переулке.  Конечно,  она  снабжена  точными
записывающими приборами. Камертонный прерыватель заменен более совершенным
устройством. Вот принципиальная схема...
   Затем Григорий Маркович приглашает инженеров осмотреть установку. Она в
другом здании, так что приходится одеться и выйти.
   Снова похрустывает под ногами снег, морозный день искрится и щедро льет
смолистый хвойный дух.
   Григорий Маркович  с  Приваловым  и  китайцем  идут  впереди.  Молодежь
немного приотстала. Николай узнает от своих спутников, что китаец - доктор
наук, специалист по поверхности раздела жидкостей, а зовут его Ли Вэй сэн.
И что  Василий  Федорович  недавно  защитил  кандидатскую  диссертацию  об
электростатических явлениях, возникающих в клеевых пленках при схватывании
клея. Румяную девушку зовут Лида  Иванова,  можно  без  отчества,  она  не
физик, а инженер из управления по строительству трубопроводов, а здесь она
находится для координации вопросов новой  техники;  ей  нравится  Ефремов,
хотя лично она "Туманность Андромеды" написала бы иначе.
   Кроме того, Николай успевает обменяться с Василием Федоровичем мнениями
о способах складывания спинакера  и  договориться  на  воскресенье  вместе
поехать в Химки, чтобы Николай попробовал свои силы на парусном буере.
   Они входят в небольшое одноэтажное здание.  Вот  и  установка.  Николай
смотрит во все глаза. Да, это  тебе  не  Бондарный  переулок,  думает  он.
Впрочем... Впрочем, в принципе никакой разницы. И здесь, как  в  переулке,
возвышается кольцо Мебиуса.
   Внутри кольца укреплены две  штанги,  прижатые  друг  к  другу  мощными
электромагнитами. Когда режим  установки  создаст  условия  проницаемости,
штанги проникнут друг в друга. Но пока режим не найден.  Стрелки  приборов
стоят на нулях.
   В  том,  первом  здании,  в   звуконепроницаемой   комнате   магнитофон
воспроизводит   злосчастную   "Сербияночку".    Звук    преобразуется    в
электрические колебания, которые записываются на  ферромагнитную  ленту  в
виде,  пригодном  для  обработки  на  электронно-счетной  машине.   Цифры,
обозначающие частоты, переводятся в  двоичную  цифровую  систему,  имеющую
только два знака: ноль и единицу.
   Число, которое в обычной десятичной системе изображается знаком "2",  в
двоичной системе пишется, как "10",  тройка  -  "11",  четверка  -  "100",
пятерка - "101", и так далее. Для людей  эта  система  слишком  громоздка:
число "16", которое  мы  обозначаем  двумя  знаками,  в  двоичной  системе
пишется пятью: "10000". Но для электронной машины это очень удобно. Все ее
действия основаны на комбинациях: есть  импульс  -  значит,  единица;  нет
импульса - ноль. Когда задача выражена такими цифрами, машина  справляется
с ней мгновенно.
   Институтская электронно-счетная машина имела такую задачу. Она  "знала"
все параметры схемы, где была только одна неизвестная  величина.  Если  бы
Валерик не опрокинул камертонный прерыватель, грузики остались бы в том же
случайном положении, когда получилась проницаемость. А теперь  приходилось
пропускать установку через все частоты,  встречающиеся  в  Юриной  музыке.
Электронная машина непрерывно  составляла  и  решала  ряды  уравнений;  их
результаты в виде электрических  команд  последовательно  передавались  на
установку.
   - Человеческой жизни не хватило бы, чтобы перебрать все  комбинации,  -
говорит Григорий Маркович. - У  вас  получилось  случайное  совпадение,  а
повторение  случайности  -  дело  практически  немыслимое.  Будь  это  лет
двадцать назад, пришлось бы просто махнуть рукой.
   - Григорий Маркович, разрешите узнать, - осторожно спрашивает Привалов,
- у вас уже сложилось мнение относительно... э-э... причин проницаемости?
   - Об этом, Борис Иванович, говорить еще рано.  Но,  полагаю,  наш  друг
Багбанлы в принципе совершенно прав: все  дело  в  перестройке  внутренних
связей вещества. При перестроенных связях проникновение идет по межатомным
и межмолекулярным пустотам, которые огромны сравнительно  с  элементарными
частицами.
   -  А  если  орбиты  внешних  электронов  пересекутся  при  встрече?   -
спрашивает Николай.
   Академик улыбается:
   - Жолио-Кюри  как-то  сказал,  что,  говоря  о  структуре  атома,  надо
отказаться от образных представлений. Человеческому воображению это не пол
силу. Только математика может дать представление о  действительности.  Но,
если попробовать  выразить  словами,  никаких  круговых  орбит  нет.  Есть
амплитуды колебаний электронов.
   - Еще вопрос, -  говорит  Привалов,  -  какова,  по-вашему,  физическая
природа поля кольца Мебиуса?
   Ученый шутливо поднимает вверх обе руки.
   А Ли Вэй-сэн, показав в улыбке крупные  зубы  и  тщательно  выговаривая
слова, замечает:
   - Товарищи с юга нетерпеливы. Товарищи с юга  не  хотят  подождать  два
года или один год.
   - Пока что могу сказать вам только одно. -  Григорий  Маркович,  слегка
сутулясь, подходит к  Привалову  и  выставляет  вперед  длинный  и  тонкий
указательный палец. - В обычном кольце токи высокой  частоты,  текущие  по
наружной  и  внутренней  поверхностям,  проходят  разный  путь.  В  кольце
Мебиуса, имеющем одну поверхность, токи текут не обычным путем. Происходят
какие-то особые явления. Разумеется, в определенной частотной  обстановке.
Ну-с, пойдем дальше. - Он ведет гостей в другое помещение.  -  Поверхность
Мебиуса в высокочастотном контуре -  на  редкость  счастливая  догадка,  -
говорит  он,  идя  по  широкому  коридору.  -   Она   открывает   отличные
перспективы, о которых вы, быть может, и не  подозреваете.  Но,  поскольку
выдвинута конкретная задача - подводный нефтепровод, - мы решили на первом
этапе привязать работу именно к этой задаче. Собственно, задач у нас  две.
Усиленное поверхностное натяжение должно придать нефтяной струе  локальную
форму - это раз. Сопротивление ее движению требуется  свести  до  минимума
и-ли вовсе снять за счет проницаемости - это два. Правильно?
   - Совершенно верно, - подтверждает Привалов.
   - Ну-с, вторая задача - дело еще  далекое,  а  вот  первая...  Впрочем,
смотрите сами.
   Он распахивает дверь.
   Посреди комнаты - круглый бетонный бассейн диаметром в три с  половиной
метра, облицованный белым кафелем. Стенки бассейна - почти в  человеческий
рост. Его опоясывает желтой металлической  лентой  большое  горизонтальное
кольцо, укрепленное на ребристых изоляторах.
   - Кольцо Мебиуса? - нерешительно спрашивает Николай, разглядывая желтую
ленту. - Ну да, вот перекрутка... Вот это колечко!
   Вслед за Григорием Марковичем они поднимаются  на  площадку  вровень  с
верхним краем бассейна. Отсюда видно: чаша  бассейна  залита  до  половины
густой черной жидкостью с зеленоватым отливом.
   - Масло, - коротко бросает академик. - Десять тонн. А теперь смотрите.
   Он нажимает кнопку на пульте.
   Поверхность масла вспучивается  в  середине,  растет...  Края  начинают
отходить от стенок бассейна,  обнажая  дно...  Все  быстрее  и  быстрее...
Какая-то могучая сила стягивает черную жидкость в трехметровый  шар  почти
правильной формы. Поверхность его  становится  глянцевитой,  переливчатой,
радужной, и в ней отражаются фигуры на площадке - уродливо искаженные, как
в "комнате смеха".
   Но, конечно, никому и в голову не приходит смеяться.
   - О-о! - вырывается у Привалова.
   Николай изумленными, счастливыми глазами смотрит на черный шар, лежащий
в бассейне.
   -  Попробуйте  проколоть!  -  Григорий  Маркович  протягивает   Николаю
эбонитовый стержень с острым наконечником.
   Николай  берет  стержень  и  упирает  острие  в  шар.  Поверхность   не
поддается. Он  давит  изо  всех  сил.  Он  чувствует  -  поверхность  шара
пружинит. Она лишь слегка прогибается под острием,  но  не  прокалывается,
нет!
   - Не прокалывается! - кричит он.
   Академик  тихо  смеется.  Смеется  Лида  Иванова,  усмехается   Василий
Федорович. Ли Вэй-сэн обнажает крупные белые зубы.
   Галерея  в  Бондарном  переулке...  Пульсирующая  капля  ртути...   Все
отодвинулось,  заслонилось  огромным  черным  шаром.  Так  вот  ты  какое,
поверхностное натяжение!
   - Частота... На какой ч-частоте? - Николай заикается от волнения.
   - Все расскажем. Эта сила пока недостаточна. Она еще не может  заменить
десятимиллиметровую стенку стальной трубы.
   Академик выключает ток -  и  шар  сразу  опадает.  Растекается  в  чаше
бассейна. Черная маслянистая поверхность тяжело колыхнулась концентричными
волнами, отраженными от стенок, и застыла.
   - Сто тонн, - говорит Привалов. - На погонный метр  шестнадцатидюймовой
трубы при внутреннем  давлении  в  восемь  атмосфер  действует  сто  тонн.
Неужели это...
   - ...будет, - кивает академик. - Кольцо Мебиуса даст нам и  такое  поле
усиления. Вы, -  он  наставляет  указательный  палец  на  Николая,  -  шли
правильным путем, мы добавили к вашей схеме совсем немногое.
   - Товарищи с юга и-зо-бре-тательны. - Ли Вэй-сэн  отчетливо  произносит
каждый слог. - Увеличение поверхностных сил - крупное открытие. До сих пор
мы умели обращаться с жидкостями, только заключая их в  сосуды.  Теперь...
Теперь мы будем уметь больше.
   - Верно, товарищ Ли,  -  говорит  Григорий  Маркович.  -  "Будем  уметь
больше" - сказано хорошо.  Кольцо  Мебиуса  дает  именно  поле  увеличения
поверхностных сил. Но - и это закономерный в физике обратимый процесс - на
каком-то  узком  режиме,  который  нам  еще  неизвестен,  оно  дало  прямо
противоположный  эффект:  ослабление,  раскрытие  связей.  Строго  говоря,
случай с пальцем вашего лаборанта, проницаемость, - явление побочное.
   - Паразитное, - вставляет, улыбаясь, Василий Федорович.
   - Именно.
   Все смеются.
   - Кстати, товарищи, - академик переводит взгляд с Николая на Привалова,
- вы представляете себе масштаб этого "паразитного" явления?
   Николай молчит. Он давно уже  дал  себе  слово  не  заноситься.  Только
трубопровод - больше ничего...
   - Всего, конечно, себе не представишь, -  говорит  Привалов.  -  Но  мы
думаем...  Переворот  в  холодной  обработке  металлов   -   резание   без
сопротивления...
   Академик кивает.
   -  Строительство  шахт  и   проходка   нефтяных   скважин   проницающим
инструментом, - продолжает Привалов,  воодушевляясь.  -  Я  даже  думал...
Только  не  смейтесь...  Думал  о  метеоритной  защите   для   космических
кораблей...
   - Может быть, может  быть,  -  медленно,  раздумчиво  говорит  Григорий
Маркович.  -  Но  каждый   случай   практического   применения   потребует
специальных решений. Нелегких  решений...  Поверхность  вещества  обладает
энергией, и, кажется, она будет у нас в руках...
   - Новый вид энергии?! - Привалов запускает руку в шевелюру.
   - Новый источник, - поправляет академик. - Более близкий  и  доступный,
чем ядерная энергия.
   С минуту все молчат.
   - Ну-с, давайте спустимся с небес на землю.
   Один за другим они спускаются с  площадки.  Коридор.  Вестибюль.  Снова
хрустит под ногами снег.
   Теперь в кабинете академика они обсуждают программу дальнейших работ.
   - Перестроенное вещество... - говорит Григорий Маркович. - Подержать бы
его в руках... Когда еще наша установка выдаст первый образец... Жаль, что
эффект с пальцем вашего лаборанта оказался нестойким. Вот если  бы  к  нам
попал каким-нибудь чудом нож Матвеева. Если,  конечно,  он  существовал  в
природе...
   - А может быть, нож и сейчас где-нибудь  валяется?  -  несмело  говорит
Лида Иванова. - Ведь Матвеев привез его в Россию.
   Нож где-нибудь валяется?..
   В памяти Николая живо  встает  летний  день,  залитый  жарким  солнцем.
Парусные гонки. Моторка Опрятина, и Вова у  борта  моторки.  Он,  Николай,
подплывает к ним и слышит, как Вова говорит: "Мне, кроме ножа,  ничего  не
нужно". Что-то в  этом  роде.  У  Вовы  акваланг.  У  Опрятина  в  моторке
поисковый прибор. Они ищут в  том  месте,  где  упала  за  борт  Маргарита
Павловна. Перед этим  Опрятин  приходил  к  ним  в  институт  -  выведывал
координаты места падения. И спрашивал... Да, спрашивал, не было ли в руках
у женщины металлического предмета... Нож! Матвеевский нож -  вот  что  они
искали! Ведь если ящичек с матвеевской  рукописью  был  выброшен  из  Дома
Маргариты Павловны - в этом Николай не сомневался, - то у нее же мог  быть
и матвеевский нож... Ну конечно, он мог быть в другом ящичке!..
   Николай припоминает эскизы на последнем листе  рукописи.  "Источник"  -
так назывался ящичек, в  котором  они  нашли  рукопись.  Потом  был  эскиз
другого ящичка, под названием "Доказательство". Доказательство!  Что,  как
не этот нож, могло служить лучшим доказательством!..
   И еще: Юрка видел у Опрятина в  лаборатории  ламповый  генератор.  Юрка
уверял, что не для поднятия уровня моря Бенедиктов  и  Опрятин  возятся  с
высокой частотой...
   Наконец-то  он,  Николай,  связал  разрозненные  впечатления  в  единую
картину. Есть матвеевский нож! О нем знает Маргарита  Павловна,  его  ищут
Опрятин и Вова. Или - уже нашли?..
   Ему хочется немедленно рассказать о своей  догадке,  но  он  сдерживает
себя. Здесь не место. Потом.
   Он прислушивается к разговору старших.
   - ...Если Матвеев мог держать нож за  рукоятку,  значит,  она  была  из
обычного вещества, - говорит Григорий  Маркович.  -  В  ноже  существовала
какая-то переходная зона...
   "Дать телеграмму Юрке? - думает Николай.  -  Пусть  попробует  выведать
что-нибудь у Вовы или у  его  жены  Надо  достать  этот  нож.  Обязательно
достать нож..."
   Снова он заставляет себя прислушаться к разговору.
   Теперь говорит Ли Вэй-сэн:
   -  Связи  в  веществе  непостоянны.   Они   находятся   в   непрерывном
изменении...
   "Как же мы с Юркой раньше не догадались? - думает Николай. - А тут  она
сказала, что нож где-то валяется, - и меня осенило..."
   - Возможно, нам понадобится практическая  помощь  вашего  института,  -
говорит академик. - Как отнесется к этому ваше руководство?
   - Не знаю, Григорий Маркович, - честно признается Привалов. -  Пока  мы
проектируем Транскаспийский из обыкновенных труб. Срок есть срок,  задание
есть задание, а идея беструбного нефтепровода - не более чем идея.
   - Вам поможет управление по  трубопроводам,  а  точнее  -  сия  девица,
представляющая управление. Несмотря на свою привлекательную внешность, она
настоящее дитя джунглей. В канцеляриях ей ведомы все шорохи и тропы.
   - Григорий Маркович! - восклицает, смеясь, Лида Иванова.
   Инженеры  прощаются.  Привалов   со   вздохом   водружает   на   голову
генеральскую папаху и вместе с Николаем покидает Институт поверхности.
   - Борис Иванович, - взволнованно  говорит  Николай,  -  девушка  права:
матвеевский нож существует!
   А приехав  в  Москву,  он  первым  делом  бросается  на  почту  и  дает
фототелеграмму Юре:
   "Уверен, что О. и В. искали матвеевский  нож.  Срочно  наведи  справки.
Попробуй выведать у Вовиной жены. Николай".



9. НИКОЛАЙ ПОЛУЧАЕТ ПИСЬМО ОТ СТАРОГО ДРУГА
И ВСТРЕЧАЕТ СТАРУЮ ЗНАКОМУЮ

                     Но она так изменилась, так похорошела... Я смотрел на
                  нее и с  ужасом  чувствовал,  что  опять  превращаюсь  в
                  неотесанного деревенского мальчика.
                                              Ч.Диккенс, "Большие надежды"

   Люди,  командированные  в  Москву,  давно   уже   привлекают   внимание
юмористов. С их легкой  руки  в  литературе  выработался  стандартный  тип
командированного.
   Это несчастный мученик. Шофер такси везет  его  с  вокзала  в  соседнюю
гостиницу вокруг всей Москвы. В гостинице ему не дают  номера.  Начальство
его не принимает. Иногда его даже обворовывают.
   Все это не так. Обмануть командированного шофер не  может,  потому  что
командированный, как правило, хорошо знает Москву. Несколько раз в день он
пересекает огромный город из конца в конец. Из  "Гипронефтемаша",  что  на
Шаболовке, он спешит в Химки, в ЦНИИМОД, оттуда - за Крестьянскую заставу,
в институт, а попутно успевает забежать на один-два завода и,  конечно,  в
свое главное управление. Каждый вечер он,  сидя  в  гостинице,  составляет
график завтрашней беготни, с учетом приемных дней и часов.
   Несмотря на такую загрузку, он бывает в театрах и музеях чаще  среднего
москвича.
   Подобно жителю Чукотки,  безошибочно  находящему  Дорогу  в  бескрайней
снежной пустыне, командированный знает все  ходы  и  переходы  в  огромных
служебных зданиях. Он ловко обходит референтов  и  секретарш,  оберегающих
звуконепроницаемые двери. Он хорошо знает номера телефонов, по которым  не
отвечают, и другие номера, безошибочные.


   Почти не выбиваясь из собственного графика, Привалов носился  вместе  с
Николаем  по  институтам  и  лабораториям.  Вежливо,  но   настойчиво   он
преодолевал секретарские заграждения у дверей нужных  кабинетов.  Инженеры
оформляли договоры со смежными организациями,  писали  докладные  записки,
готовили проекты приказов, вели междугородние разговоры...
   Николая увлекла эта напряженная жизнь. Ведущие институты раскрыли перед
ним  многосложность  современной  науки.  Он  жадно  набрасывался  на  все
незнакомое,  исписывал  и  покрывал  эскизами  блокноты,   ворошил   груды
информационны