елезных ворот дома Лал Чандра потянулся  длинный  караван.  Впереди
шли восемь слонов, груженных деревянными и металлическими частями водяного
колеса и большой машины молний.
   Накануне, когда слоны впервые  появились  во  дворе,  пришлось  изрядно
поломать голову: как их вьючить.
   Федор таких чудных зверей, конечно, никогда еще  не  видывал.  Из  книг
знал, что слон ростом выше  самого  высокого  дерева.  Увидев  же  воочию,
разозлился на сочинителей сих непотребных  книг:  слоны  оказались  ростом
всего-то в неполные две сажени.
   Прибывшие со слонами опытные погонщики-карнаки растолковали Федору, что
хоботом слон может поднять и перенести более трехсот пудов, но для дальних
перевозок, когда грузы приходится подвешивать  по  бокам,  нельзя  вьючить
больше сорока пудов. Зато с таким грузом слон проходит полтораста верст за
день.
   Вьючили долго. Потом карнаки взгромоздились слонам на шею, вернее -  на
то место, где голова переходит в туловище. В руках  у  них  были  железные
анки - короткие копья, - это вместо кнутов.
   Слоны двинулись неожиданно легкой рысцой и  быстро  скрылись  в  облаке
пыли. За ними ехало несколько пароконных повозок с мастеровыми: им  нельзя
было отставать от слонов, чтобы сразу разгрузить их на месте.  В  передней
повозке ехал Федор с Джогиндаром Сингхом и Бхарати. А сзади, отставая  все
больше, тряслись неторопливо повозки, запряженные  широкорогими  быками  -
гаялами.
   На быках везли те материалы, что не к спеху: медлительные гаялы  должны
были достичь храма лишь на третьи сутки, в то время как  слонам  и  конным
повозкам потребно было не более двадцати часов.
   Вброд переправлялись через многие полувысохшие реки и  речушки.  Слоны,
не  любители  солнцепека,  каждый  раз,  забираясь  в  воду,  отдыхали   и
освежались на свой, слоновый манер: набирали полный хобот воды и  поливали
себе голову и спину.
   Федор, забыв о своем первоначальном разочаровании,  любовался  могучими
животными.
   - Ну и скотина же! Умная да работящая...
   - А у вас совсем нет слонов? - спросила Бхарати.
   - У нас нет. - Федор подавил невольный вздох. - Да и господь с ними, со
слонами, и без них проживем. Только бы домой попасть...
   Джогиндар Сингх покосился на погрустневшего Федора и спросил:
   - Есть ли там у тебя родные?
   - Как не быть. Есть и батюшка с матушкой, и сестра...
   - А жена, дети?
   Федор усмехнулся:
   -  Житье  наше  военное,  все   времени   недоставало   своим   гнездом
обзавестись.
   - Отец, чужестранец утомлен дорогой, а ты засыпаешь  его  вопросами,  -
тихо сказала Бхарати.
   Она  сидела,  отвернувшись  от  Федора.  Он  протянул  руку,  осторожно
коснулся ладонью плеча девушки. Плавным движением она отстранилась.
   Повозку  тряхнуло,  колеса  застучали  по  камням:  переезжали   сильно
обмелевшее русло одного из  бесчисленных  притоков  Рави.  На  том  берегу
остановились, выпрягли коней,  расположились  на  отдых  в  тени  большого
дерева. Неподалеку, ниже по течению, слоны нашли место поглубже:  стоя  по
брюхо в воде, усердно поливали друг другу спину.
   Плотник развел костер. Бхарати взялась за дорожную  стряпню.  Было  еще
светло, огонь костра казался бледным.
   Федор взял сухую ветку, принялся обстругивать  ее  своим  ножом.  Вдруг
старик сказал, понизив голос:
   - Если ты смел, то можешь бежать отсюда.
   - Бежать?!
   Сингх сильно сжал Федору руку повыше локтя:
   - Говори тихо, здесь много чужих  ушей...  Слушай.  Речка,  на  которой
стоит храм Кали, впадает в Инд. Если спуститься по Инду на  лодке,  то  за
десять дней ты доберешься до моря.
   - До моря? - прошептал Федор.
   За годы плена он составил себе представление о местности между Индом  и
Сатледжем, но очень смутно  представлял  себе  ее  положение  относительно
морского побережья.
   - Незадолго до впадения в море Инд делится на много ветвей, - продолжал
Сингх. - Если ты поплывешь крайней северной  ветвью,  то  выйдешь  в  море
возле деревни Карачи...
   Карачи! Федор живо вспомнил карту, которую  изучал  еще  перед  походом
вместе с Кожиным. Да, да, на  той  карте  значился  Карачи.  Да  и  раньше
слыхивал Федор об этом поселении, излюбленном персидскими купцами.  Теперь
Федор сразу представил себе, где находится.
   - Заходят ли туда корабли из европейских земель? - спросил Федор.
   - Не знаю. -  Старый  плотник  помолчал,  задумавшись.  -  Но  если  ты
говоришь о воинах,  пришедших  с  далекого  запада,  то  тогда  тебе  надо
держаться  южных  ветвей  Инда,  а  потом  плыть  морем  вдоль  берега  на
юго-восток. Там есть остров Диу. Его давно захватили португезы и построили
там крепость. Знаешь ли ты португезов?
   - Подожди, старик... - Федор крепко потер ладонью лоб.
   Он был взволнован.  Он  мучительно  старался  припомнить  португальские
карты, виденные еще во  Франции,  при  обучении  морскому  хождению.  Диу.
Диу...
   - Но Диу - это где-то очень далеко на юге. Миль полтыщи от Карачи...
   - Не знаю, как измерить этот путь, - ответил Сингх, - но он не длиннее,
чем путь по Инду. Смотри. - Он взял из рук Федора веточку и  стал  чертить
на земле, показывая, как надо плыть вдоль берега.
   Федор вскочил, заходил возле костра.
   Море! Он словно бы  услышал  посвист  штормового  ветра,  увидел  синюю
ширь... Море! Через него лежал единственный путь на родину.
   Вдруг он опомнился. Сел, снова принялся  обстругивать  веточку.  Сказал
потускневшим голосом:
   - Спасибо тебе за добрый совет. Да ведь в ореховой скорлупе-то по  морю
не поплывешь...
   - Слушай! - Сингх придвинулся к нему и зашептал: - Дай мне рисунок, и я
построю для тебя какую хочешь лодку. У храма Кали будет много работы, и  я
обману людей Лал Чандра  -  они  ничего  не  узнают.  -  Помолчав,  старик
добавил: - Но, прежде чем бежать, ты должен рассказать нам все, что знаешь
о чудесах, которые готовит Лал Чандр...
   Вскоре караван снова тронулся в путь.  Джогиндар  Сингх  уснул  на  дне
повозки. Федор сидел на козлах и задумчиво смотрел на белую в  свете  луны
дорогу, по которой ходкой рысью бежали отдохнувшие лошади.
   Все одно и то же рисовалось его воображению: крепко запалубленный бот с
низким парусным вооружением. Непременно  надо  сделать  выдвижной  киль  -
шверт, вроде тех, что на туркменских фелюгах.  Тогда  никаким  шквалом  не
опрокинет... Господи, неужели близко избавление!..
   Вдруг он услышал тихий плач.  Обернулся,  посмотрел  в  темную  глубину
повозки, крытой холщовым навесом. Бхарати!  Федору  стало  стыдно:  нечего
сказать, хорош, возликовал, как малое дитя, и обо всем позабыл...
   Он гладил в темноте ее волосы и плечи, жарко шептал:
   - Хорошая моя, да разве я без тебя куда пойду? Ты не бойся,  ваши  моря
теплые, а я мореходец изрядный, сберегу тебя.  А  доберемся  до  России  -
хорошо заживем...
   Девушка всхлипнула, подняла заплаканное лицо.
   - А как я оставлю отца? - прошептала она.
   - Мы и его возьмем! Вот дай час, расскажем ему все, он поймет...
   - Нет. - Бхарати грустно покачала головой. - Он никуда не уедет. Он  не
покинет свой народ. А я его не покину...
   Федор подавленно молчал.
   - Послушай, - сказала девушка. - А если наши победят, если сикхи  будут
сами править Пенджабом? Ведь тогда ты сможешь остаться с нами?
   Что мог он ей ответить? Что не  пристало  ему,  дворянину,  бунтовщикам
помогать?.. Вспомнился раб, задушенный шнуром... Разве не доброе  дело  он
сделает, если поможет сикхам одолеть злодея Лал Чандра? Ох, и  трудная  же
судьбина выпала тебе, Федор Матвеев!..
   На рассвете караван остановился у храма, и Федор  спрыгнул  с  повозки.
Голова его была пустой от бессонья, а мысли - путаные и несвязные.


   От зари до зари обливались потом рабы Лал Чандра  и  мастера-сикхи  под
безжалостным солнцем. На пересохшей речке, чуть  выше  водопада,  забивали
сваи под  плотину,  рубили  скалистый  берег,  чтобы  вода,  перехваченная
плотиной, могла пройти к желобу. В ложбине,  что  вела  к  храму,  ставили
толстые бревна - опоры под желоб. Делали сруб для водяного колеса.
   Федор был так занят с утра до ночи, что почти не  видел  Бхарати,  а  с
Сингхом, кроме как о плотине на желобе, ни о  чем  говорить  не  мог:  все
время крутились рядом надсмотрщики "Пал Чандра.
   Однажды вечером Лал Чандр спросил Федора:
   - Если мы на несколько дней уедем в мой  дом,  справится  ли  без  тебя
Джогиндар Сингх?
   - Управится.
   - Тогда с утра расскажи ему все, что надо.  Дай  ему,  как  любишь,  на
каждый день урок - что должны сделать его люди. Готовься -  завтра,  когда
жара спадет, мы тронемся в путь.
   Утром Федор передал Сингху несколько эскизов и начал объяснять,  что  к
чему.
   Они расположились на  мостках,  уложенных  на  свайные  опоры  будущего
желоба. Рядом никого не было.
   Перебирая эскизы, Федор хотел порвать один из них, но  плотник  взял  у
него скомканный листок и расправил его на колене.
   Это был эскиз, сделанный в одну из тоскливых бессонных ночей:  палубный
бот с выдвижным килем.
   - Ни к чему это, - угрюмо сказал Федор. - Не нужна  мне  лодка.  Потому
что я люблю твою дочь. А она не может покинуть тебя в такое время...
   Джогиндар Сингх закрыл глаза и долго молчал.
   - Мы сделаем все, чтобы спасти тебя до праздника, - сказал он  наконец.
- Но может случиться всякое...


   Многое изменилось в доме Лал Чандра. Всюду слонялись  незнакомые  люди,
переговаривались на неведомых наречиях. Это были  бродячие  факиры  -  они
готовились к празднеству обновления храма,  упражнялись:  показывали  друг
другу всякие чудеса. Федора не стеснялись, и  он  видел,  что  все  это  -
ловкие фокусы.
   Однажды под утро к Чандру прошли  трое  с  тяжелыми  узлами.  Были  они
оборванные, исхудалые, обросшие волосами,  темные  тела  -  в  ссадинах  и
кровоподтеках.
   Рам Дас потом разузнал, что они вернулись с Гималайских гор. Лал  Чандр
посылал их во время счастливого расположения звезд разложить на высочайших
снежных вершинах  большие  лепешки  из  драгоценных,  редких  смол,  чтобы
приблизить смолу к  звездам.  И  посланцы,  страдая  от  морозов,  питаясь
скудными запасами, ждали в горах, трепеща от страха перед горными духами и
опасаясь ужасных снежных людей, у которых шерсть выше пояса растет кверху,
а ниже пояса - книзу,  а  ступни  выворочены  задом  наперед.  Из  семерых
посланцев четверо погибли в пути - в трещинах ледников и пропастях. Больше
Рам Дас ничего не узнал. Сказал только, что троих  вернувшихся  со  смолой
больше никто не увидит...
   А вскоре в доме появился рослый, осанистый брахман в белом.  Лал  Чандр
обращался с ним  очень  почтительно,  а  в  день  появления  под  каким-то
предлогом услал Федора из дому до самого вечера.
   Федор заметил, что глаза знатного брахмана обычно были полузакрыты, но,
когда он на мгновение приоткрывал их,  они  поражали  какой-то  непонятной
силой.
   Однажды эти глаза остановились на Федоре.
   В тот день он по  приказанию  Лал  Чандра  протягивал  медные  жгуты  -
канаты, обернутые просмоленным  шелком,  -  от  машины  молний  в  сад,  к
бассейну, на краю  которого  еще  недавно  Федор  и  Бхарати  сиживали  по
вечерам.
   Канаты надо было подпирать подставками из сухого, пропитанного  смолами
дерева: Лал Чандр велел, чтобы канаты нигде не ложились на землю.
   По обе стороны бассейна возвышались стойки из  такого  же  пропитанного
маслом дерева; со стоек в воду опускались медные штанги, к их концам  были
приделаны медные, гладко отполированные вогнутые зеркала,  обращенные  под
водой друг к другу.
   Федор, взобравшись на одну из стоек, прилаживал канат к медному хомуту,
укрепленному в верхней части штанги.
   Вдруг он почувствовал на себе чей-то упорный взгляд. Оглянулся и увидел
знатного гостя Лал Чандра. Брахман, скрестив руки, стоял у края бассейна и
смотрел на Федора тяжелым, недобрым взглядом. Федору стало не по себе.  Он
неловко повернулся, стойка под ним зашаталась, и он,  потеряв  равновесие,
плюхнулся в бассейн.
   Вынырнув, он увидел, что брахман  все  смотрит  на  него  -  смотрит  с
холодным презрением.
   Зло разобрало Федора. Вот колдуны проклятые, навязались на его  голову!
Двумя взмахами он подплыл  к  краю  бассейна,  вылез  и,  решительно  сжав
кулаки, пошел прямо на брахмана. Тот не  шевельнулся.  Только  черные  его
глаза сузились, стали колючими.
   От этого неподвижного взгляда Федор  почувствовал  странную  тяжесть  в
переносье.  Тело  вдруг   расслабилось,   ноги   одеревенели,   отказались
повиноваться. Не было сил отвести взгляд...
   Но внезапно гаснущее сознание пронзила мысль: "Одурманили  тебя,  Федя!
Теперь, как куренку, шею свернут!.."
   Сделав над собой нечеловеческое усилие, Федор  резко  тряхнул  головой.
Забытье, длившееся несколько  секунд,  исчезло,  дурман  улетучился,  тело
снова налилось силой.
   Брахман повернулся, быстро зашагал прочь.
   Федор понял, что одержал важную победу: значит, он может сопротивляться
колдовским взглядам, о которых уже не раз слышал!
   Федор по-мальчишески, в два пальца, свистнул вслед брахману и  во  весь
голос затянул озорную  песню,  сложенную  кем-то  из  питомцев  Навигацкой
школы:

   Навигацкие ребята - питухи
   Собиралися у Яузы-реки,
   Во кружале, во царевом кабаке,
   Они денежки зажали в кулаке.

   Они денежки складали на пропой -
   Два алтына да деньгу с полуденьгой.
   Целовальник - он не хочет им служить,
   Не хватает полденьги доложить!

   Из дому вышел Лал Чандр и направился к бассейну. Федор  нарочно  сделал
паузу, а когда Лал Чандр подошел, пропел ему прямо в лицо:

   Не напоишь - мы разбоем разобьем,
   Что не выпьем - по двору разольем,
   А напоишь - завтра книги продадим,
   Продадим да тебе деньги отдадим!

   - Ты поешь песню? - спросил озадаченный Лал Чандр.
   - Я и сплясать могу, - весело отозвался Федор. - Не хочешь ли  компанию
составить, господин Чандр?
   Лал Чандр пробормотал что-то, а потом сердито сказал:
   - Идем проверим, все ли готово к пробе.
   Возле  бассейна  башней  возвышалась  огромная  бочка,  склепанная   из
листовой меди, диаметром в две сажени, высотой - в добрых пять.
   Федор делал эскизы этой башни совсем недавно, в храме Кали,  и  был  по
приезде немало удивлен, увидев ее уже готовой. Два  дня  подряд  люди  Лал
Чандра носили по мосткам воду  из  бассейна;  больше  десяти  тысяч  ведер
пришлось влить в ее медную  утробу.  А  потом  Лал  Чандр,  поднявшись  на
мостки, самолично всыпал в воду несколько мешков каких-то своих снадобий.
   С мостика свисала в  воду  толстая  медная  цепь.  Сама  бочка  и  цепь
соединялись с хомутами у  бассейна  такими  же  медными,  обвитыми  шелком
канатами.
   В стороне стояло малое подобие бочки - медный сосуд. От  него  отходили
две проволоки: одна тянулась вокруг бассейна к противоположной,  опущенной
в воду штанге, другая, короткая, лежала на  краю  бассейна,  возле  второй
штанги; под ее обнаженный конец была подложена пропитанная маслом дощечка.
   Федор знал, что сила, исходящая из  машины  молний,  свободно  идет  по
металлу куда угодно, а шелк и дерево, пропитанные  маслом,  не  пропускают
ее. Масло было на простое: добывали его  из  какого-то  редкого  растения.
Дерево, пропитанное им, вскоре начинало блестеть, как лакированное.
   И еще знал Федор: сила эта охотнее всего тянулась в землю, и  от  земли
особо надо было отделять все металлические части.
   Лал Чандр вместе с Федором внимательно осмотрел все  соединения.  Потом
сказал обычным ласковым тоном:
   - Ударь в гонг, чтобы привели машину в действие.
   К бассейну подошел важный брахман. На Федора он и не взглянул, будто  и
не испытывал его колдовским взглядом. Лал Чандр почтительно  объяснял  ему
что-то на непонятном Федору языке, и оба они не сводили глаз с поверхности
воды в бассейне.
   Вода была неспокойна. У одной из штанг она пузырилась и кипела  ключом,
будто ее подогревали невидимым пламенем.  У  другой  штанги  вода  бурлила
гораздо слабее, но там поднимался легкий, странно пахнущий дымок.
   Лал Чандр взял свободный конец проволоки, отходивший от малого  сосуда,
и, стараясь держаться подальше, поднес его к той штанге, у которой бурлила
вода...
   Треск, яркая вспышка молнии - и  из  воды  вымахнул  огромный  огненный
столб.
   Федор отскочил в сторону. Ошалело смотрел на  яркое  пламя.  Вот  огонь
стал ниже, но не потух. Рассказал бы кто Федору, что вода горит,  -  ни  в
жизнь не поверил бы. А теперь...
   - Разорви путь тайной силы, - бросил ему Лал Чандр.
   Один из канатов проходил через деревянный  станок  особого  устройства:
медный брусок одним концом укреплялся в  шарнире,  а  другим  опирался  на
медную плиту.
   Федор потянул за шелковый шнурок - брусок поднялся; на мгновение  между
ним и медной плитой сверкнула молния.
   Вода у штанги тотчас перестала бурлить. Пламя потухло.
   - Теперь снова открой дорогу силе, - скомандовал Лал Чандр.
   Федор отпустил шнурок, медный брусок упал на плиту. Снова запузырилась,
забурлила вода, но пламени больше не было.
   Лал Чандр взял глиняный кувшин с душистым  маслом,  осторожно  наклонил
его и вылил немного масла в воду, над зеркалом, прикрепленным к штанге.
   Мгновенно масло метнулось сквозь воду на другую сторону бассейна.  Было
видно, как оно, собравшись в шар, остановилось у противоположного зеркала.
   Тогда, позвав на помощь Федора, он вместе с ним поднял большой  кувшин,
в котором было не меньше  трех  ведер  такого  же  душистого  красноватого
масла, и сразу вылил его в воду.
   Федор отчетливо увидел:  масло  не  расплылось  по  воде,  а  ушло  под
поверхность и  длинным  жгутом  пробежало  под  водой  к  противоположному
зеркалу. Там теперь собрался порядочный масляный шар.
   Лал Чандр взял ковш на длинной ручке и зачерпнул  им  масло.  И  тайная
сила не поразила его...
   Долго сидел Федор в своей  комнате  и  думал  обо  всем,  что  довелось
сегодня увидеть.
   "Дознаться до всего, чего б ни стоило!" - решил он.



10. ФЕДОРУ НЕ СПИТСЯ. ГОЛОСА ИЗ БАШНИ. НЕИЗВЕСТНЫЙ СТАРИК
И ЕГО МУЧИТЕЛИ. "ЧУР МЕНЯ! ОБОРОТЕНЬ!" НОЖ СТАНОВИТСЯ
БЕСПЛОТНЫМ. "КАК ТОЛЬКО ТЫ КОНЧИШЬ РАБОТУ..."

                              Как бешеный подскочил с ножом к ведьме Петро
                           и уже занес было руку...
                                  Н.В.Гоголь, "Ночь накануне Ивана Купала"

   Этой ночью Федору не спалось; лежал с открытыми глазами, в голову лезли
видения прошлого.
   Надоела чужая земля, до смерти хотелось на родину.
   Шестой год шел со времени гибели отряда Бековича,  пятый  год,  как  он
трудится на Лал Чандра...
   "Должно, в воздаяние за полонное терпение, как отъявлюсь к  начальству,
отпуск  удастся  вымолить,  -  думал  он.  -  Отдохнуть  бы  на   тверской
прохладе...  Батюшка  с  матушкой,  должно,  в  поминанье  меня  записали.
Панихиды отец Пафнутий служит... Узнать  бы,  не  спасся  ли  еще  кто  из
наших... Где-то Сашка Кожин, отчаянная голова, - как в  воду  глядел,  все
наперед, аки ведун, предсказал..."
   Нечего было и думать о сне. Федор, как  был  в  набедренной  повязке  и
легкой рубашке, перешагнул подоконник  и  вышел  на  крытую  террасу,  что
тянулась по квадрату внутреннего двора. Здесь было чуть прохладнее, чем  в
горнице. Федор присел на перила и снова задумался.
   "Как же так случилось? Попались,  как  малые  дети,  -  тоже,  задумали
хивинцев обмануть! Три года у них под носом собирались, пошли  посольством
- с войском да с пушками... И как князь согласился войско  делить?  Может,
поврежден в уме был после смерти княгини с дочками... Верно, крепко  любил
Марфу Борисовну, с того и тронулся. Кто знает?.. Вот и я - как про Бхарати
подумаю - голова кругом идет..."
   Вдруг  до  Федора   донеслись   какие-то   голоса.   Он   насторожился,
прислушался. Говорили на том непонятном для него наречии, каким Лал  Чандр
объяснялся с факирами.
   Он хорошо различил знакомый  ласковый  гол