конца  процесс
перехода вещества в новое качество, процесс перестройки внутренних связей.
Поэтому процесс  бурно  пошел  обратно,  возвращая  энергию  -  не  только
затраченную вами, но и высвобожденную энергию поверхности.
   - Энергия поверхности? Значит, мы...
   -  Да,  Борис  Иванович.  То,  что  вы  назвали  взрывом,  было  именно
высвобождением энергии поверхности.  Помните,  зимой  я  говорил  о  новом
источнике энергии? Так вот: вы его получили.
   За окном шелестел летний дождь.  Привалов  крепко  потер  лоб  ладонью.
Нелегко было сразу "переварить" сжатый вывод ученого. "Как свободно  парит
его мысль!" - подумал он с уважением.
   Багбанлы постучал по графику ногтем:
   - Этот отрезок кривой надо превратить в точку.
   - Верно, Бахтияр Халилович. Сократить процесс во времени  -  для  этого
потребуется независимый и достаточно мощный источник энергии.
   - Какой? - спросил Привалов.
   - Пока не знаю. Электронно-счетная  машина  проработает  данные  вашего
опыта и уточнит энергетический режим.
   Григорий Маркович подошел к окну, распахнул его.  В  комнату  вместе  с
шорохом дождя вошел запах мокрых трав, смолистый лесной аромат.
   - Так или иначе, - негромко сказал он,  глядя  в  окно,  -  мы  познаем
свойства  превращенного   вещества.   Мы   научимся   управлять   энергией
поверхности.


   Вечером того же дня Григорий Маркович позвонил  в  гостиницу  и  вызвал
Багбанлы.
   - Какие у вас планы на вечер, Бахтияр Халилович?
   - Кроме телевизора, никаких.
   - Тогда берите Бориса Ивановича и выходите, я вас встречу. Мы пойдем  к
Ли Вэй-сэну. Наш китайский коллега сегодня возвратился из отпуска и привез
какую-то интересную вещь. Он приглашает нас на чашку чая.
   Ли Вэй-сэн приветливо встретил гостей в палисаднике маленького коттеджа
и провел их в скромно  обставленную  гостиную.  Подвижной,  сухонький,  он
захлопотал, поставил на стол вишневое варенье, принялся заваривать чай.
   - Настоящий китайский чай, - проговорил Григорий Маркович. - Не  каждый
день бывает...
   Он с наслаждением потягивал чай из маленькой тонкой чашечки. Южане тоже
похвалили нежно-розовый напиток.
   - Нет, - сказал Ли Вэй-сэн, морща лицо в улыбке. - Вижу по вашим лицам,
что чай вам не по вкусу.
   - Почему же, - вежливо ответил Багбанлы. - Чай хорош. Но у нас  на  юге
заваривают его по-другому.
   - О варвары! - смеясь, сказал Ли  Вэй-сэн.  -  Грубый  кирпично-красный
настой, который щиплет  язык,  вы  предполагаете...  Нет,  пред-по-читаете
легким, ароматным ощущениям. Я извиняю вас только потому, что мы пьем  чай
на одну тысячу с половиной лет больше, чем вы.
   - Изумительный чан, -  сказал  Григорий  Маркович.  -  Налейте-ка  еще,
дружище Ли.
   - А в Москве и вовсе не умеют заваривать чай,  -  вставил  Привалов.  -
Пьют подкрашенную водичку.
   - Жареную воду, - кивнул Багбанлы.  -  Впрочем,  de  gustibus  non  est
disputandum [о вкусах не спорят (лат.)].
   - Вот именно, -  подтвердил  китаец.  -  А  теперь,  товарищи,  я  хочу
познакомить вас с  одной  историей.  У  себя  на  родине  я  нашел  старую
сказочку, которая... Впрочем, выводы я предоставляю сделать вам самим.
   Он раскрыл папку. Гости принялись  разглядывать  листочки  фотокопий  с
рукописи, вышитой иероглифами на шелку.
   - Итак, слушайте, - сказал Ли Вэй-сэн.
   И, заглядывая в листки фотокопий, он начал рассказывать.


   СКАЗАНИЕ О ЛЮ ЦИН-ЧЖЕНЕ - ИСКАТЕЛЕ ПОЛНОГО ПОЗНАНИЯ

   Лю Цин-чжен посвятил свою жизнь исканию Истины и  Познания.  Он  познал
все учения и все элементы природы: металл, дерево, огонь, воду и землю. Он
знал, что наша Земля - огромная плоскость, в середине которой  возвышается
гора Сумеру, окруженная четырьмя материками. Он знал, что  существуют  три
мира: Пожеланий, Цвета и Бесцветия.
   По ночам  он  часто  смотрел  на  Луну.  В  ясные  ночи  он  видел  там
нефритового зайца, который толчет в ступе снадобье; Лю Цин-чжен знал,  что
человек, отведав этого снадобья, может стать бессмертным. Но  далека  была
Луна, а еще дальше - мудрость Полного Познания.
   Лю  Цин-чжен  часто  перечитывал  буддийские  тайные   книги,   некогда
вывезенные  Сюань-цзаном  из  Индии.  Но  не  всю  мудрость  Будды   вывез
Сюань-цзан...
   Там, на западе, в далекой Индии, за высокими горами, стоит таинственный
храм Раскатов Грома, где обитает Будда-Татагата и хранятся книги  о  небе,
трактаты о Земле и сутры о злых демонах; одна только книга "Обо всем,  еще
небывалом" состояла, по слухам, из 1110 тетрадей. Воистину лишь там  можно
познать все. Ведь Лю Цин-чжен знал многое. Он знал  Способ  Ковша  Большой
Медведицы, дающий тридцать шесть  превращений,  и  Способ  Звезды  Земного
Исхода, таящий семьдесят два превращения. Но, зная все это, Лю Цин-чжен не
мог совершить даже простое превращение - в облако или  в  сосуд  с  водой.
Видно, не хватало последнего звена знаний.
   И Лю Цин-чжен пошел на запад, в Индию, пешком - ибо это  угодно  богам.
Тысячи  ли  [ли  -  0,644  километра]  прошел  он,  питаясь  подаянием   и
довольствуясь тем, от чего отказывались другие. Он изведал  жажду  песков,
страх лесов  и  голод  бесплодных  равнин.  Он  перешел  высокие  горы  из
шершавого камня, о которые в бурные ночи  злые  духи  точили  свои  медные
мечи. И наконец, пройдя восемь последних перевалов  и  девять  ущелий,  он
вошел в Индию, в год Металла и Тигра. А вышел он из  родного  монастыря  в
год Земли и Мыши - два долгих года был он в пути.
   Лю Цин-чжен нашел храм Воплощения с особыми местами для самосозерцания.
Ему поведали, что в горах живет некий ученый индус. Соблюдая умеренность в
пище, воздержание в речах и отказ от деятельности тела, он  углубляется  в
себя, достигая третьей степени святости - Бодисатвы.
   И Лю Цин-чжен отправился в страшные горы. Их  вершины  вздымались  выше
неба, которое, как известно, отстоит от земли только на девять ли. Он  шел
по вечным  снегам,  над  глубокими  пропастями.  По  ночам  его  старались
напугать злые духи гор в образе волосатых людей со  ступнями,  вывернутыми
назад.
   Наконец Лю Цин-чжен разыскал пещеру, где индийским мудрец углублялся  в
себя, отрешаясь от кажущегося нам мира.
   И мудрец не отверг Лю Цин-чжена. Он рассказал  ему  об  учении  Санкхья
Карика,  о  восьми  гранях  неизвестности,  восьми  гранях  заблуждения  и
восемнадцати гранях совершенной тьмы. Он обучил  его  Четырем  Дыханиям  и
всему, что дает человеку власть над телом, - тому,  что  составляет  науку
"хатха-йога". И обучил его  науке  власти  духа  над  окружающим  -  науке
"раджа-йога".
   Лю Цин-чжен жил в пещере, неподалеку от индийского  мудреца,  не  мешая
ему, не видя его телесно, но общаясь на расстоянии силой духа. Он научился
отрешаться от земного. Безразличны ему были смены времен  года,  ненастье,
ветер и снег.
   Но однажды небо потемнело, потоки горячего  воздуха  полились  вниз  по
склонам гор, гоня  перед  собой  потоки  мгновенно  растаявшего  снега,  и
страшный жар опалил Лю Цин-чжена, и ощутил он трепет вздрогнувших  гор.  И
увидел он, как с неба спустился один из Пяти Зверей - зверь Единорог.
   Был зверь в длину более трехсот чи  [чи  -  0,373  метра]  и  не  менее
восьмидесяти в обхвате. Тело его было  покрыто  золотистой  чешуей.  Зверь
лежал без движения. Потом он вздохнул, и шипение воздуха  из  ноздрей  его
было столь громким и ужасным, что Лю Цин-чжен,  не  выдержав  одиночества,
пробрался к учителю - индусу. Замирая от страха, смотрели они на знамение,
ниспосланное небом, и непрерывно взывали к Будде святыми словами: "Ом мани
падмэ хум".
   А потом пасть чудовища разверзлась и выпустила человека.  Хотя  был  он
ростом более семи чи и тело его было лишено  одежд  и  покрыто  прозрачным
сосудом, а кожа красна, как медь, - он был существом двуногим,  с  девятью
отверстиями, значит - человеком.
   Краснокожий человек шел, осматриваясь по сторонам. И нес  он  оружие  -
трезубое копье - и вонзал его в  скалы,  не  оставляя  на  них  знаков.  И
вернулся в пасть зверя, а потом снова вышел, и с ним - шесть ему подобных.
Они ходили меж скал и вонзали в скалы трезубцы,  а  из  трезубцев  ударяли
зеленые молнии, и зелеными молниями краснокожие люди дробили скалы.
   Лю Цин-чжен и индийский мудрец содрогались от страха, но боги  избавили
их от ударов молний. А когда много скал  было  избито  молниями  в  мелкий
щебень, краснокожие люди вынесли из пасти зверя свиток, развернули  его  и
превратили в дорожку, которая бежала сама собой,  оставаясь  на  месте.  И
хотели они кормить зверя битым камнем, но камень не давался им  в  руки  и
падал сквозь ладони, как вода сквозь решето. Тогда принесли они золотые  и
серебряные прутья и сделали из них клетку и поставили над кучей  щебня.  И
вытянули из тела зверя красные жилы и привязали их к клетке. И услышали Лю
Цин-чжен и его учитель долгий вопль дивного зверя и видели  сияние  вокруг
клетки, и ноздри их обоняли свежесть небесной  грозы.  Битый  камень  стал
послушен рукам краснокожих людей, и бросали они его на бегущую дорожку,  и
камни неслись в пасть зверя, и глотал зверь камни. А потом скрылись люди в
звериной пасти и унесли все прутья от клетки, и  страшно  рычал  зверь  от
удовольствия, переваривая камни. А потом отрыгнул зверь остатки  съеденных
камней, и были они черные и обожженные утробой его, и зеленый дым  шел  от
них. И с камнями изверг  зверь  железные  короны,  похожие  на  цветки  со
многими лепестками, и захлопнулась пасть его. И зверь  поднялся  на  хвост
свой, извергая огонь, взлетел вверх и, опираясь на огонь, долго стоял  над
горой.
   Лю Цин-чжен и учитель его пали на землю,  ибо  воздух  стал  горячим  и
тяжелым и палил их и угнетал. А когда они осмелились поднять глаза,  зверя
не было, лишь на дне ущелья лежали горелые камни - остатки его пищи.
   Долго сидели Лю Цин-чжен и индус, его учитель, и  молча  углублялись  в
себя, дабы познать происшедшее.
   И встал индус и хотел взять  руками  остатки  пищи  небесного  зверя  и
железные цветки, но пальцы его проходили сквозь них, и не держались они  в
руках его.
   И еще три дня углублялись они в себя. А  наутро  четвертого  дня  индус
сказал:
   - Неправы мы, считая окружающее за Майю, за кажущееся. Нет Майи, а есть
вещи - зримые или слышимые, или иные, но все - вещи. Взгляни на эти камни.
Были они ощутимы и зримы для нас, а для небесных пришельцев были зримы, но
не ощутимы. Но они имели знание, Знанием изменили  они  сущность  камня  и
ощутили его. Горе мне! Сколько лет потерял я на поиски познания! Не там  я
его искал! Человек властен над вещами. Он плавит руду и получает  металлы,
он рубит деревья и варит смолы. Нет Майи, есть вещи и власть человека  над
ними.
   И ушел. А Лю Цин-чжен был тверд духом. Он записал виденное и, освободив
ум свой, углубился в себя и вернулся к созерцанию. Вновь он обрел покой, и
вновь покой был нарушен: учитель его вернулся в ущелье.
   Был он богато наряжен и явился  со  многими  слугами.  Слуги  поставили
богатый шатер и осквернили воздух запахом пищи, а бывший учитель  прельщал
Лю Цинчжена, совращая его с пути. И Лю Цин-чжен,  чтобы  не  слышать  его,
читал на память сутру Прагна Парамита о небытии Явлений, Форм и Вещей.
   Индус опечалился и оставил Лю  Цин-чжена.  Слуги  поставили  перед  ним
черный  круг  с  золотыми  пластинками  и  долго   вращали   его   подобно
молитвенному колесу, и сыпались искры с круга, и далеко  пахло  свежестью.
И, подражая  посланцам  небес,  индус  ставил  над  камнями  и  железом  -
остатками пищи небесного зверя - золотую клетку  и  повторял  дела  их,  и
стали камни ему послушными, и он брал их руками.
   - Лю Цин-чжен, - воззвал он. - Некий знатный человек дал  мне  слуг,  и
пищу, и утварь, и буду я жить в доме его и искать Власть  над  Вещами.  Ты
следовал мне ранее, последуй же и сейчас.
   Но Лю Цин-чжен не слушал святотатца. Знал он, что индус, и слуги его, и
горы, все - Майя, мир призрачный.
   И индус ушел со слугами, унося камни и железо небесных пришельцев. А Лю
Цин-чжен долго еще оставался в горах, а потом спустился в долину,  в  храм
Воплощения. И, обретя святость, вернулся  на  родину,  чтобы  учить  людей
кротости и смирению, ибо мир чувствований - лишь Майя, кажущееся, небытие.
   А тот индус, как было слышно, войдя в дела земных владык, познал  нечто
тайное и потому был умерщвлен. И дух его  получил  дурное  перевоплощение,
уйдя вниз по Лестнице Совершенствования. И так будет  со  всяким,  кто  не
поймет, что чудеса и знамения неба нельзя истолковывать как  вещественное,
что такое  толкование  оскорбляет  богов,  ибо  мир  вещей  -  лишь  Майя,
кажущееся.


   Ли Вэй-сэн умолк. Он аккуратно сложил фотокопии  в  папку,  затем  снял
свои восьмиугольные очки и протер их платком.
   За окном медленно угасали последние отблески заката. Где-то в  сосновом
лесу крикнула птица. Наплывала синяя тишина подмосковного вечера.
   Странное очарование сказки овладело гостями Ли Вэй-сэна. Первым нарушил
молчание Багбанлы. Он встал, прошелся по комнате.
   - Индус из сказочки, - сказал он, -  смахивает  на  ученого  старца  из
матвеевских писаний. К какому времени относится ваша сказка?
   - Не раньше шестого века по европейскому  летосчислению.  Герой  сказки
читал книги, вывезенные Сюань-цзаном из Индии, а Сюань-цзан жил  в  шестом
веке.
   - Позвольте, в сказке упомянут год.
   - Да, Лю Цин-чжен пришел в Индию в год Металла и Тигра.
   - Что это значит?
   - По старой системе это  двадцать  седьмой  год  цикла,  а  в  цикле  -
шестьдесят лет. Первый год цикла - год Дерева и Мыши.
   - А если перевести на нашу систему?
   - Пожалуйста, - сказал китаец. - В  цикле,  в  котором  мы  живем,  год
Металла и Тигра был в 1951 году. Теперь возьмем интервал в шестьдесят лет.
Годы Металла и Тигра  приходятся,  следовательно,  на  1891,  1831,  1771,
1711...
   - Тысяча семьсот одиннадцатый? -  прервал  его  Привалов.  -  Этот  год
вполне вяжется с рукописью Матвеева. Сказочный Лю Цин-чжен мог встретиться
с ученым  индусом,  который  несколько  лет  спустя  сделал  нож  Матвеева
проницаемым.
   Ли Вэй-сэн улыбнулся:
   - Может быть, может быть...
   - А что?  -  сказал  Привалов  мечтательно.  -  Представьте  себе,  что
где-нибудь в Гималаях совершил вынужденную посадку космический корабль  из
далеких  миров.  Из  мира,  где  связи  вещества  носят  другой  характер.
Космонавтам  понадобилось,  скажем,  пополнить  запас  ядерного  горючего.
Земные горные породы оказались для них достаточно активными. Они  наломали
камня электроискровым способом...
   - По методу Лазаренко? [Б.Р. и Н.И.Лазаренко - создатели  промышленного
метода электроискровой обработки] - ехидно спросил Багбанлы.
   - По методу _своего_ Лазаренко...  Но  земные  предметы  были  для  них
проницаемыми. Тогда они собрали какую-то  установку  и  изменили  свойства
камня - сделали его непроницаемым для  себя,  -  значит,  проницаемым  для
земных людей, - и  по  ленточному  конвейеру  погрузили  его  на  корабль.
Потом... Потом они подремонтировались, заменили какие-нибудь  шестерни,  а
негодные выбросили - это и были "железные цветы" - и улетели, так сказать,
к месту назначения.
   - Тебе бы  научно-фантастические  романы  писать,  Борис,  -  засмеялся
Багбанлы.
   Григорий Маркович  помалкивал.  Он  рисовал  в  блокнотике  причудливую
голову бородатого старика с орлиным носом. Казалось,  ученый  был  всецело
поглощен рисованием. Вдруг он поднял голову и посмотрел на Багбанлы.
   - А почему бы и нет, Бахтияр Халилович? - сказал он. - Все возможно  на
этом свете. Самая дерзкая фантастика не может сегодня удивить науку.
   - Не спорю. Но космический корабль в Гималаях...
   - Индус случайно  оказался  в  горах,  -  спокойно  продолжал  Григорий
Маркович. - Он наблюдал за пришельцами из космоса. Вероятно, он  и  раньше
занимался  физикой.  Перестроенное  вещество  камней   он,   быть   может,
использовал как источник для переноса их свойств на другие предметы.
   - Для переноса свойств? - Привалов вскочил со стула. -  Какая  странная
мысль!
   - Отнюдь, - возразил ученый. - Если бы у нас был предмет из вещества  с
измененными связями, ну хотя бы этот легендарный матвеевский  нож,  мы  бы
прежде всего стали искать способ передачи его свойств.
   - Значит, мы идем неверным путем? - Привалов был взволнован. -  Значит,
"сукрутина в две четверти", описанная Матвеевым, была не кольцом  Мебиуса,
а чем-то иным?
   - Мы идем верным путем, Борис Иванович. Что до "сукрутины", то  кто  ее
знает?.. Просто какая-то деталь установки.  Важно,  что  самое  это  слово
навело вашего Потапкина на превосходную мысль. Впрочем, - добавил  ученый,
помолчав немного, - все это не более как предположения. Могло  и  не  быть
космического корабля, который  так  не  нравится  нашему  другу  Багбанлы.
Сказочка, привезенная нашим другом Ли, быть может,  просто  плод  богатого
воображения. Одно несомненно: в Индия начала восемнадцатого  века  работал
безвестный великий ученый. Он намного обогнал свое  время,  и  судьба  его
была трагичной.
   В наступившей тишине раздался голос Ли Вэй-сэна:
   -  Правильно,  коллега!  В  глубинах  истории  таится  много   подобных
трагедий. Я со  скорбью  думаю  о  мудрецах  моей  страны,  чьих  имен  не
сохранила история. Я с гневом думаю о том, сколько сил предоставило...  то
есть положило человечество на выдумывание религий, на  поиски  того,  чего
нет. Врата Полного Познания! Воистину мы должны  работать  как  одержимые,
чтобы распахнуть их.
   Китаец подошел к двери, щелкнул выключателем. Яркий  белый  свет  залил
комнату.
   Борис Иванович думал о Лю Цин-чжене и индийском мудреце. Его мысленному
взору предстали грозные  отроги  Гималаев.  Измученные  люди  приносили  с
горных вершин какие-то смолы... О  них  упоминал  Матвеев,  и  это  навело
Колтухова на мысль  о  мощно  заряженных  электретах.  "Недооценивают  еще
электреты", - всплыл в памяти скрипучий голос Павла Степановича...


   Он  вслушался  в  беседу  ученых.  Ли  Вэй-сэн  рассказывал  что-то  из
китайской истории. Воспользовавшись первой паузой, Привалов сказал:
   - Товарищи, а что, если "заткнуть" энергетический провал электретами?
   - Электретами? - Григорий Маркович удивленно посмотрел на  него.  -  Но
это очень слабенький, хотя и неиссякаемый источник.
   - Слабенький? А вот послушайте! - И Привалов рассказал  об  эпизоде  из
матвеевской рукописи и о предположении  Колтухова,  что  люди  Лал  Чандра
заряжали смолу космическими лучами.
   - Да, припоминаю этот эпизод, - заметил академик, - но, признаться,  не
приходило в голову... Ну-ну, продолжайте.
   Борис Иванович воодушевился и подробно рассказал об опытах Колтухова  с
электретными покрытиями для труб.
   Китаец быстро покрывал блокнот строчками иероглифов.
   - Это мысль, - сказал Багбанлы, когда Борис Иванович умолк.  -  Клянусь
аллахом,  неплохая  мысль!  Академия  располагает  самым  мощным  в   мире
электростатическим  генератором.  Давайте  зарядим  от   него   смолу   по
колтуховскому рецепту.
   - Мощная,  неиссякаемая  батарея  электретов,  -  задумчиво  проговорил
Григорий Маркович. - Хорошо, попробуем. В крайнем  случае  мы  свяжемся  с
нашей  высокогорной  станцией  на  Памире,  которая  изучает   космическое
излучение... - Он помолчал немного. - Частотный  режим  нам  ясен.  Теперь
займемся  энергетическим.  Вот  что  мы  сделаем.  Построим  вашу   модель
беструбного нефтепровода, Бахтияр Халилович, только без стеклянных трубок,
а в небольшом бассейне.
   - Как у Лал Чандра? - спросил Привалов.
   - Примерно. Только без театральных эффектов  вроде  горящей  воды.  Лал
Чандр,  очевидно,  разлагал  воду  в  бассейне  электролизом  и   поджигал
выделяющийся водород искрой. Нам это ни  к  чему.  А  вот  прокачка  масла
сквозь воду - ею мы и займемся. Мы оборудуем в бассейне кольца  Мебиуса  -
приемное и передающее. Поставим установку энергетического  луча.