пузырьки.
   - Опять грифон! - воскликнул Юра.
   - А вот его сухопутный брат, - добавил Николай.
   Действительно, на берегу, в десяти метрах от  воды,  что-то  бурлило  и
фыркало. Вершина небольшого бугра была покрыта теплой, полужидкой  грязью,
медленно сползавшей вниз. Временами на вершине бугра возникал  и  с  шумом
лопался грязевой пузырь.
   Николай поднялся к кратеру,  скинул  рубашку  и  наложил  в  нее  серой
плотной глины.
   - Зачем, Николай Сергеевич? - спросил Валерка.
   - Печку сложим.
   - Ты испортишь рубашку, - сказала Рита.
   - Наоборот. У этой глины хорошие моющие свойства.
   - Никогда бы не подумала...
   Южный  берег  оказался   крутым,   обрывистым,   окаймленным   узенькой
прибрежной полосой. Мелкая галька, валуны. Песка здесь совсем не было.
   - Хорошее место - с моря подходить, - заметил Николай, когда они  вышли
к маленькой бухточке. - Смотрите, глубина прямо от берега,  можно  подойти
вплотную.
   - Да сюда и подходят, - подтвердил  Валерка,  показывая  на  забитую  в
береговую гальку причальную трубу.
   Молодые  инженеры  осмотрели  трубу  и   обнаружили   на   ней   клеймо
Южнотрубного завода и ряд понятных им цифр: размер,  номер  плавки,  марку
стали и год выпуска.
   - Прошлого года! - воскликнул Юра.
   - Значит, здесь бывают геологи. - Николай посмотрел на  Риту.  -  Я  же
говорил, что долго не засидимся.
   - Но плот все равно будем строить? - спросил Валерка.
   - Будем. На всякий случай.
   Обход  острова  не  занял  много  времени:  длина  береговой  линии  не
превышала трех километров.
   - Теперь, товарищи, за работу, - сказал Николай, когда экипаж "Меконга"
вернулся в лагерь. - Валерка, забрасывай  спиннинг.  Пошли,  Юрка,  бревна
таскать.
   С помощью женской  половины  экипажа  Юра  и  Николай  скатили  бревна,
найденные на северном берегу, в воду, связали их веревками и отбуксировали
к лагерю. Попутно Николай прихватил короткий обрубок бревна,  полусгнивший
и покрытый толстым налетом соли.
   - Зачем тебе эта гниль? - спросила Валя.
   - Потом узнаешь.
   Наскоро выкупавшись,  парни  сложили  из  обломков  песчаника  печку  и
обмазали ее вулканической глиной.
   - Оно конечно, костер романтичнее, - говори!  Юра,  -  но  КПД  у  него
поганый, и дров много жрет. В конце концов, мы не первобытные люди...
   Пришел Валерка со  свежим  уловом.  За  ним  бежал  Рекс,  с  интересом
обнюхивая рыбьи хвосты, волочившиеся по гальке.
   Пока варилась уха, Юра скрутил фитилек из расщипанной веревки, сунул  в
пустую консервную  банку  и  налил  подсолнечного  масла.  Поднес  горящую
головешку - фитилек слабо вспыхнул.
   - На случай пасмурной погоды, - объяснил Юра. - Пусть горит, чтоб дрова
зря не жечь.
   - Масло тоже надо экономить, - заметила Валя.
   - Коптилка много не  съест.  А  вы,  между  прочим,  знаете,  товарищи,
историю подсолнечного масла?
   - Расскажите, Юрий Тимофеевич, - попросил Валерка.
   Юра развалился на песке и начал со вкусом:
   - Родина подсолнуха -  древнее  Перу.  Перуанцы  называли  его  цветком
солнца...
   - Неужели инки лузгали семечки? - засмеялась Валя.
   -  Наоборот.  Они  поклонялись  божественному  цветку,  который  всегда
смотрит солнцу в глаза. Потом Перу завоевали испанцы. Вместе с  золотишком
они вывезли в Европу и золотой цветок. В Россию подсолнух ввез Петр Первый
из Голландии. Его  сажали  в  садах  для  красоты.  Позднее  люди  открыли
свойство жареных подсолнечных  семян  -  способствовать  тихому  душевному
разговору... - Юра воодушевился:  -  Это  дивное  лакомство  стало  лучшим
украшением летних вечеров. А в 1835 году воронежский  крестьянин  Бочкарев
первым начал давить из подсолнечных семян масло.  Прекрасное,  золотистое,
как  солнце,  масло,  нужное  и  для  пищи  и  для  приготовления  мыла  и
красителей...
   - Откуда ты знаешь все это? - удивленно спросила Валя.
   - Я хожу по жизни с открытыми глазами, - гордо ответил Юра и повернулся
с живота на спину.
   Он не пожелал признаться,  что  еще  недавно,  занимаясь  пластмассами,
прочитал под нажимом Колтухова несколько  книг  о  естественных  смолах  и
маслах.
   Между тем Николай поджег гнилую деревяшку и, когда она сгорела,  собрал
золу в консервную банку.  Попробовал  на  вкус,  удовлетворенно  кивнул  и
высыпал щепотку золы в кастрюлю с поспевающей ухой.
   - Что ты сделал? - в ужасе закричала Валя. - Сумасшедший!
   - А ты попробуй. - Николай протянул ей банку.
   - Стану я всякую гадость пробовать!
   Рита сунула палец в банку, лизнула, изумленно сказала:
   - Соль!
   - Опять же Миклухо-Маклай помог, - серьезно сказал Николай. - Он писал,
что на Новой Гвинее едят золу дерева, долго пролежавшего в морской воде.
   - Я читала Маклая, но совершенно не помню этого. - Рита  засмеялась.  -
Да, с вами не пропадешь...
   После обода вскипятили  воду,  и  каждый  получил  свою  порцию.  Рексу
налили, как обычно, в банку воды из анкерка.  Но  пес  не  стал  пить.  Он
растянулся в тени палатки и вывалил язык на передние лапы.
   Юра и Николай переглянулись.
   - Что с ним случилось, Колька? С утра пес не пил...
   - А вдруг он взбесится? - забеспокоилась Валя. - Что тогда?
   Николай повернулся к Рите:
   - Может, посмотришь его? Ты же биолог.
   Рита  подозвала  Рекса,  взяла  его  голову  обеими  руками,  тщательно
осмотрела глаза и нос, раскрыла ему пасть.
   - Более здорового пса я не видела. - Она ткнула Рекса носом в банку.  -
Пей, собачка. Ну пожалуйста.
   Но Рекс осторожно высвободился и убежал.
   - Не нравится мне это, -  сказал  Юра.  -  Где  он  там  бегает?  Пойду
посмотрю.
   Он направился в глубь острова. Остальные робинзоны последовали за  ним.
Поднялись на возвышенность и увидели еще один грифон. У его подножия росла
бурая скучная трава. Поблизости, между невысокими  параллельными  увалами,
стояли лужи воды. А между ними бродил Рекс.
   - Вот оно что! В бочонке вода несвежая, а он, видно,  еще  утром  нашел
источник. Ну-ка... - Юра горстью зачерпнул из лужи немного воды.
   Валя подскочила к нему:
   - Не смей пить!
   - Это чистая вода, Валентина. Она вместе с глиной выходит из грифона  и
фильтруется через гальку. О мудрейший из псов! О почтеннейший! Дан  пожать
твою честную лапу!
   Рекс с достоинством протянул лапу.
   - Хороши робинзоны! - продолжал Юра. - Обошли берег, а середину острова
не осмотрели. Хорошо, хоть Рекс за нас думает.
   Робинзоны обогнули грифон и вышли к увалу, за которым синела  та  самая
бухточка с причальной трубой. И  тут  они  увидели  железобетонный  купол,
выступающий из  серой  глины.  Рядом  торчал  бетонный  вывод  вентиляции,
забранный железной решеткой. По другую сторону купола  из  земли  выходила
труба, покрытая окалиной.
   Николай потрогал ее шершавую поверхность, сказал:
   - Очень похоже на выхлопную трубу двигателя.
   В склоне бугра было  углубление,  которое  вело  к  массивной  стальной
двери. На двери висел большой замок, завернутый в промасленную  тряпку.  В
ушках засова болталась свинцовая пломба.
   - Дело серьезное,  -  сказал  Юра,  осмотрев  пломбу.  -  Что  все  это
означает, хотел бы я знать...
   -  Посмотрите  на  Рекса!  -  воскликнула  Рита.  -  Почему  он   такой
беспокойный?
   Пес кружил возле  двери,  обнюхивая  песок,  и  тихонько  рычал.  Потом
отбежал в сторону, стал разгребать лапами гальку.
   - Это сооружение похоже на дот, - задумчиво сказал Николай. - Может, во
время войны здесь была зенитная установка. А теперь дот  приспособили  для
чего-то другого... Склад, что ли...
   - Идите сюда! - крикнул сверху Валерка. - Здесь локатор!
   Действительно, метрах в двадцати от купола высовывалась  из  небольшого
углубления решетчатая металлоконструкция - шаровой сегмент  со  срезанными
краями. Решетка держалась на телескопической тумбе; видимо, ее можно  было
изнутри поднимать вверх.
   - Не похоже на локатор, - сказал Николай, потрогав решетку.  -  Она  не
вращается. Ее можно только выдвигать и опускать.
   - Пойдемте-ка, братцы, отсюда, - сказал Юра. - Здесь что-то  секретное.
Не нашего ума дело.
   - Почему собака все время рычит?  Рекс,  ко  мне!  -  позвала  Рита.  -
Успокойся. Пойдем домой, собачка.
   Вернулись в лагерь. До вечера парни обсуждали, как лучше строить  плот,
спорили, чертили щепками на песке.
   После ужина  зажгли  сигнальный  костер,  расселись  кружком.  Это  уже
начинало входить в обычай - вечерняя беседа  у  костра.  Валерка  притащил
брезентовое ведро с морской водой для мытья  того,  что  женщины  называли
"наша посуда". На плече он  нес  подобранный  на  берегу  обломок  старого
весла.
   - Что за лопату несешь на блестящем плече, чужеземец?  -  спросил  Юра,
придерживаясь декламационной школы Сурена Кочаряна.
   - Это не лопата, а весло, - ответил Валерик несколько удивленно.
   - Вернемся в город - дам тебе Гомера почитать, - сказал Юра. -  Старика
надо знать.
   - Подумаешь, запомнил одну строчку из "Одиссеи" и бахвалится! - сказала
Валя, ополаскивая кастрюлю.
   - Ах, одну строчку? - У Юры в глазах  появился  охотничий  блеск.  -  А
можно, товарищ филолог, задать вам один маленький вопросик на классическую
тему?
   - Хоть двадцать один.
   Юра подмигнул Николаю и сказал медленно и немного в нос:
   - Тогда,  будь  добра,  скажи  мне,  как  в  "Одиссее"  освещен  вопрос
термической обработки инструментальной стали.
   - Вот еще! - Валя озадаченно посмотрела  на  Юру.  -  У  Гомера  ничего
подобного нет.
   - Ах, нету? - Юра был страшно доволен. - А ты  вспомни  то  место,  где
Одиссей вонзает горящий кол в глаз  циклопа  Полифема.  -  И  он  прочитал
нараспев:

   Так расторопный ковач, изготовив топор иль секиру,
   В воду металл, на огне раскаливши его, чтоб двойную
   Крепость имел, погружает, и звонко шипит он в холодной
   Влаге - так глаз зашипел, острием раскаленным пронзенный...

   Несколько мгновений длилось молчание. Валя  сердито  вытирала  кастрюлю
обрывком Юриной рваной рубахи.
   - Еще можно спросить? - ласково осведомился Юра.
   - Спрашивай.
   - Подожди, Юрка, теперь моя очередь, - сказал Николай.  -  Ты  "Мертвые
души" хорошо помнишь, Валентина?
   - Конечно. - На сей раз Валин голос прозвучал менее уверенно.
   - Тогда ответь: что  говорит  Гоголь  о  способах  защиты  строительных
сооружений от коррозии?
   - Я недавно перечитывала "Мертвые души", но ничего подобного не  помню,
- сказала Рита улыбаясь.
   - Эти черти  такое  выкапывают...  -  отозвалась  Валя,  морща  лоб  от
напряжения.
   - Во втором  томе,  -  уточнил  Николай.  -  Чичиков  едет  к  генералу
Бетрищеву. Ну?
   - Ничего там нет о коррозии.
   - Есть. Помнишь, Гоголь описывает резной  фронтон  генеральского  дома,
опиравшийся на сколько-то коринфских колонн? И дальше - дословно: "Повсюду
несло масляной краской, все обновляющей и ничему не  дающей  состариться".
Вот тебе и защита от коррозии.
   - Ну, так ставить вопрос нельзя, - заявила Валя.
   - Почему нельзя? - возразил Николай.  -  Просто  мы  по-разному  читаем
книги. Ты следишь за психологией и прочими душевными переживаниями,  а  мы
читаем по-инженерному, на детали обращаем внимание.
   - А ну-ка, еще вопросик! - Юра развеселился. - Уж "Евгения-то  Онегина"
все знают, верно? Я спрашиваю: что сказал  Пушкин  о  текущем  ремонте  на
транспорте? И  что  он  считает  причиной  выхода  из  строя  транспортных
средств?
   Валя опять задумалась. Она шевелила губами, перебирая в уме  пушкинские
строки. Юра был в восторге. Он собрал в ладонь  загривок  Рекса  вместе  с
ушами и трепал его, приговаривая:
   - Не знаешь классиков, собачье мясо! Я тебя!
   Рекс жмурился от удовольствия.
   - Пушкин про транспорт не писал, - несмело сказал Валерка. - У него про
любовь...
   - Пушкин про все писал, - отрезал Юра. - Ну, хватит вам томиться. Читаю
это место:

   ...Меж тем, как сельские циклопы
   Перед медлительным огнем
   Российским чинят молотком
   Изделье легкое Европы,
   Благословляя колеи
   И рвы отеческой земли.

   Валерка засмеялся:
   - Три: ноль в пользу "НИИтранснефти"!
   - Юрик, -  сказала  Валя  неожиданно  задушевным  голосом.  -  Напомни,
пожалуйста, как написано в "Онегине": "Любви все возрасты  покорны",  -  а
дальше?

   Ее порывы благотворны
   И юноше в расцвете лет... -

   не задумываясь, продолжил Юра и вдруг осекся.
   - Ага, попался! - радостно закричала Валя. - Это  в  опере  поют,  а  у
Пушкина совсем другое:

   Любви все возрасты покорны,
   Но юным девственным сердцам
   Ее порывы благотворны,
   Как бури вешние полям!

   - Да знаю я, - оправдывался Юра. - Просто машинально  сказал.  С  языка
сорвалось...
   - Проиграл, Юрочка, проиграл! - Рита захлопала в  ладоши.  -  И  нечего
оправдываться.
   - Попался, всезнайка хвастливый! - вторила ей Валя.
   Литературная викторина продолжалась почти до полуночи.  Было  весело  и
интересно спорить и вспоминать  прочитанные  книжки,  сидя  у  сигнального
костра на необитаемом острове, и смотреть, как костер выстреливает золотые
искры в огромное черное небо, а небо роняет в ответ падающие звезды...
   Рекс тоже сидел у костра. Собачья этика не позволяла ему  спать,  когда
люди сидят и оживленно беседуют. А спать  чертовски  хотелось.  Иногда  он
ронял голову на грудь, но тут же рывком подымал ее, зевал  и  потягивался,
изо всех сил тараща закрывающиеся глаза.
   Наконец люди утихомирились и пошли в палатку спать.  Рекс  еще  слышал,
как Николай негромко сказал Юре:
   - А островок у нас заковыристый...



6. ПОЯВЛЕНИЕ НЕЖДАННЫХ ПРИШЕЛЬЦЕВ КЛАДЕТ КОНЕЦ РОБИНЗОНАДЕ

                   В конце концов я решил подстеречь  дикарей,  когда  они
                высадятся на остров, предоставив остальное  случаю  и  тем
                соображениям, какие будут подсказаны обстоятельствами.
                    Д.Дефо, "Приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка"

   Прошла неделя. Безоблачно было небо над островом  Ипатия  и  -  увы!  -
пустынно море вокруг. Ни дымка, ни паруса в синем  пространстве.  Коммодор
Потапкин не расставался с биноклем - он висел у  него  на  шее  или  лежал
рядом на песке, когда коммодор работал  на  постройке  плота.  То  и  дело
Николай поднимался на увал, оглядывал в бинокль горизонт.
   По ночам несли вахту у сигнального костра.
   Было  похоже,  что  там,  на  Большой  земле,  люди  начисто  забыли  о
существовании архипелага...
   Между тем жизнь на острове шла  своим  чередом.  Был  уже  основательно
налажен робинзоновский быт.
   Утро начиналось с  зарядки.  Валерка  наскоро  повторял  упражнения  из
"Гимнастики по радио". Валя занималась по женскому календарю, Николай - по
системе Анохина, а Юра был верен системе "хатха-йога". К общему удивлению,
оказалось, что Рита тоже сторонница индийской гимнастики. Правда,  Юре  до
нее было далеко: гибкое тело Риты вытягивалось и сгибалось  так,  будто  у
нее не было костей. Проделав сложный комплекс упражнений, она ложилась  на
песок и полностью расслабляла мышцы - это была "савасана", "поза  мертвого
тела".
   - Где ты научилась индийской гимнастике? - спросил Юра,  когда  Рита  в
первый раз проделала свои упражнения.
   - Меня с детства приучил к ней отец, -  отвечала  она.  -  По-моему,  в
нашей семье это повелось с Федора Матвеева, моего далекого предка. Ведь он
был женат на индуске.
   - Вспомнил! - закричал Юра. - Ты  еще  в  детстве  всех  нас  во  дворе
удивляла: втягивала живот до самого позвоночника, помнишь?  Правда,  тогда
мы не знали, что это называется "хатха-йога".
   - Название я сама только недавно узнала, когда про йогу стали писать  в
журналах.
   - А "раджа-йогой" ты, случайно, не занималась? - спросил Николай.
   - Это же мистика. - Рита пожала плечами.
   - А я знал одного балбеса, - продолжал Николай  серьезнейшим  тоном,  -
"раджа-йога" была его любимейшим занятием. Он достиг  бы  в  ней  высокого
совершенства, если бы его не соблазнили куском колбасы.
   - Ладно, ладно, - проворчал Юра.
   - Так это был ты, Юрочка? - Рита засмеялась. - Зачем тебе  понадобилась
"раджа-йога"?
   Юра ухмыльнулся, махнул длинной рукой:
   - Пройденный этап...
   - И тебя отвадили от нее  колбасой?  -  Рита  смеялась  от  души.  -  Я
вспомнила записки Гумбольдта.  Ты  не  читал  их?  Прочти  обязательно.  В
Астрахани, на индийском  торговом  дворе,  он  видел  факира.  Этот  факир
несколько лет  неподвижно  сидел  на  месте,  но  охотно  принимал  в  дар
нюхательный табак.
   Валерка захохотал. Юра сердито показал ему  палец.  Смешливый  лаборант
залился еще пуще.
   - Табак! - вздохнул Николай.
   После утренней ухи  и  кипятка  с  сухарями  робинзоны  принимались  за
работу.
   Сооружение  плота  из-за   разнокалиберности   бревен   и   неопытности
строителей подвигалось не очень-то быстро. После долгих  трудов  и  споров
удалось подобрать бревна и накрепко связать их по  всем  правилам:  кольцо
троса охватывало два смежных бревна, огибалось через поперечную ронжину  и
закреплялось деревянным клином, вбитым между ронжиной  и  бревнами.  Много
возни было с выдвижными килями, сделанными из обломков досок.
   Мачтой плота служил яхтенный гик,  укрепленный  веревочными  вантами  и
штагом. В кормовой части сделали рулевое весло из двух  длинных  шестов  и
сиденья стула - и то и другое было найдено в числе прочих даров моря.
   С утра до вечера с отмели, на которой покачивался плот, неслись тюканье
топора, визг ножовки и удалые песни.
   Валерка, по просьбе женщин, стал обучать  их  технике  спиннинга.  Рита
быстро овладела этим несложным искусством.
   - Все хочу спросить вас,  Валерик,  -  сказала  она  однажды,  забросив
спиннинг с прибрежной скалы. - Еще перед отплытием, помните, Коля  сказал,
что я должна была вас узнать. А я никак  не  могу  вспомнить,  где  я  вас
видела раньше?
   Валерка залился краской.
   - Не дергайте! - буркнул он. - Рыбу напугаете... - И  вдруг  решительно
добавил: - Вы  на  бульваре  сидели.  Прошлым  летом...  А  мы  подсели...
Приставали, в общем...
   Рита изумленно посмотрела на него:
   - А!.. Это были вы? - Она тихонько засмеялась. - Ну, что было, то было.
Забудем.
   Она вспомнила тот давний вечер - и погрустнела, задумалась.
   Когда дело дошло до оснастки плота, Юра стал  обучать  женщин,  как  он
выражался, благородному боцманскому делу.  Они  довольно  легко  выучились
делать сплесни и огоны [сплесень - соединение  концов  веревки  без  узла;
огон - плетеная проушина: петля на конце веревки]. Валя  удивилась,  когда
Юра показал ей, как вязать рифовый узел:
   - Так просто? Я думала, что морские узлы такие, что трудно  завязать  и
невозможно развязать.
   - Наоборот! Они рождены тяжелой морской практикой  парусного  флота,  -
сказал Юра. - Морской узел рассчитан на  то,  что  его  вяжет  или  отдает
человек, висящий на огромной высоте  под  ветром  и  снегом,  в  кромешной
темноте. Иногда у него к тому же свободна только одна рука.
   - Завтра, ребята, садимся за шитье,  -  сказал  Николай.  -  Для  плота
придется перешить паруса.
   - Что ж, шитье - это наше, женское дело, - заметила Рита.
   Юра посмотрел на нее, прищурив глаза:
   - А знаешь, как боцман Мехти говорит, когда  кто-нибудь  плохо  наложит
латку на парус?
   - Откуда мне знать?
   - Он говорит... Только не обижайся. "Эх, ты! - говорит он. - Баба и  та
шить умеет!"
   Рыба  ловилась  хорошо.  На  всякий  случай  ее  заготавливали   впрок,
развешивая на веревках. Солнце и  ветер  -  вот  все,  что  требуется  для
изготовления  этого  древнейшего  вида  консервов.  Кроме  вяленой   рыбы,
заготовили копченую. Для этого сложили из камней конуру и жгли в ней щепки
и водоросли, дающие много дыма.
   Но питаться одной рыбой...
   - Это полезно, ребята, -  говорила  Рита,  глядя,  как  Юра  отбрасывал
недоеденный кусок. - В рыбе много фосфора, а он полезен для мозга.
   - Лучшая рыба - это колбаса, - вздыхал Юра.
   Пробовали  приправлят