сказал  Федору  индус.  -  У  меня  мало
времени, а ехать нам не близко.
   Караван-сарайный служитель принес плов с бараниной,  вроде  узбекского,
поставил кувшин с холодным питьем. Федор с кашгарцем принялись за  еду,  а
индус встал, отошел к двери.
   - Почему он не ест? - тихо спросил Федор.
   Кашгарец предостерегающе шикнул.
   - Он брахман. Они ничего не едят с другими. И мяса не едят, и еще много
чего...
   - А кто он? - полюбопытствовал Федор.
   - Наверное, большой господин, - неопределенно ответил кашгарец. -  Знаю
- зовут его Лал Чандр. Он откуда-то из ближних мест, из Пенджаба...
   К вечеру крытая повозка  Лал  Чандра  была  уже  далеко  от  Амритсара.
Обнаженный  до  пояса  возница  погонял  коней.  Лал  Чандр  сидя  дремал,
привалившись к ковровой подушке, а Федор, лежа на дне повозки, весь ушел в
думы о далекой родине...
   Миновали Лахор, спустились берегом реки вниз по течению. Потом свернули
на запад и долго ехали пустыней, напоминавшей Приаралье. Переезжали  русла
пересохших речек;  наконец,  свернув  по  берегу  одной  из  них,  повозка
остановилась перед железными глухими воротами в высокой каменной стене.
   Ворота открылись, пропустили повозку и закрылись. Федор,  выглянув,  не
увидел у ворот ни души. Безлюдной была и длинная дорога,  что  вела  через
сад с незнакомыми деревьями. В нагретом воздухе стоял дурманный  аромат  -
должно быть, шел он от крупных, ярких цветов.
   Повозка остановилась у высокого каменного строения; всюду ниши, а в них
- изваяния странных существ.
   Лал Чандр неспешно сошел  на  землю.  За  ним  спрыгнул  Федор,  размял
затекшие ноги. Следом за Лал Чандром  прошел  узким  сводчатым  полутемным
коридором в прохладный зал. Там стояла  большая  фигура  из  полированного
камня. Такая статуя Федору и в дурном сне не мыслилась:  на  невысоком,  в
три ступени,  пьедестале  сидела,  подвернув  под  себя  ноги,  женщина  с
невиданно прекрасным лицом, слепыми глазами и загадочной, пугающей улыбкой
на губах. У нее было  шесть  рук:  две  мирно  сложены  на  коленях,  две,
согнутые в локтях, подняты вверх, и еще две - угрожающе простерты  вперед.
На ее обнаженном торсе разместились три пары грудей.
   Лал Чандр сложил ладони перед лицом и пал ниц  перед  изваянием,  замер
надолго.
   "Молится,  -  подумал  Федор.   -   Божество   какое-то.   Значит,   не
мусульманское..."
   Наконец индус поднялся, трижды поклонился богине. Потом повел Федора  в
небольшую комнату с голыми каменными  стенами,  со  сводчатым  потолком  -
чисто монастырская келья. Комната была косо освещена солнцем через окно  у
потолка. В полу  был  бассейн  с  водой,  видно  -  проточной.  В  бассейн
спускались гладкие ступени.
   - Не знаю, предписывают ли твои боги омовение, - сказал Лал Чандр. -  Я
прежде прочих дел должен очиститься. Если желаешь, можешь и  ты  совершить
омовение.
   Федор живо разделся и с  наслаждением  погрузился  в  прохладную  воду.
Начал шумно плескаться, не замечая недовольного взгляда индуса.
   После омовения Лал Чандр  провел  Федора  другим  коридором  в  большой
светлый зал. Окна выходили в сад, вместо  стекол  или  слюды  были  в  них
затейливые ставни со сквозной резьбой. И  здесь  была  статуя  Шестирукой,
только поменьше, медная, на высокой мраморной подставке.
   Вдоль стен стояли низкие столы, над столами - полки. Все было уставлено
стеклянными, глиняными и металлическими сосудами причудливых форм, весами,
песочными и водяными часами.
   В углу возвышалась печь, из кладки которой выступали  изогнутые  медные
горлышки заделанных туда сосудов.
   Одна из стен была облицована плотно пригнанными плитками  матово-серого
шифера. Она,  видимо,  служила  черной  доской,  так  как  была  испещрена
надписями на неведомом языке, рисунками и схемами.
   Но главным, что привлекло  внимание  Федора,  была  невиданная  махина,
стоявшая на возвышении посредине зала, против статуи Шестирукой.
   Литые медные стойки, изукрашенные изображениями  животных  и  растений,
поддерживали горизонтальный вал, шейки которого лежали на медных колесиках
в  полфута  диаметром.  Посредине  вала  был  насажен  огромный,  диск  из
какого-то черного материала. Его покрывали радиально  расположенные  узкие
блестящие (не золотые ли?) пластинки. На  одном  конце  вала  сидел  шкив,
охваченный круглым плетеным ремнем; оба конца ремня уходили  в  отверстия,
проделанные в полу.
   Федор стоял перед махиной,  пытаясь  понять  ее  назначение.  Нигде  не
приходилось ему видеть ничего подобного.
   Лал Чандр тронул его за плечо.
   - Мне нравится, - сказал он, - что, попав сюда, ты забыл  о  презренной
пище. Но человек слаб. Иди туда, - он показал на узкую дверь, -  там  тебя
ждет пища, к какой ты привык. Потом ты узнаешь свое назначение и не будешь
им огорчен.
   В соседней маленькой комнате на низком  столике  Федор  нашел  блюдо  с
дымящимся жареным мясом и  тушеными  овощами;  на  полу  стоял  узкогорлый
кувшин. Стула не было.
   - Придется привыкать, - со вздохом сказал Федор  и  неловко  присел  на
корточки.



6. ТОСКА И ОДИНОЧЕСТВО. - НАЗИДАТЕЛЬНЫЕ БЕСЕДЫ ЛАЛ ЧАНДРА. -
БОГИ ДОЛЖНЫ ПОКАЗАТЬ НЕПОКОРНЫМ СВОЙ ГНЕВ. - МАШИНА МОЛНИЙ. -
"КУСАЕТСЯ ТВОЯ БОГИНЯ..." - ФЕДОР БУДЕТ СТРОИТЬ ВОДЯНОЕ
КОЛЕСО. - В ЗАБРОШЕННОМ ХРАМЕ. - РАМ ДАС ПРЕДУПРЕЖДАЕТ

                         Они тщательно оберегали свои секреты,  никого  не
                      подпускали к своему делу, набрасывая на него дешевое
                      покрывало таинственности...
                                                 Кио, "Фокусы и фокусники"

   Томительно тянулись дни в доме Лал Чандра. Федор  бродил  по  пустынным
коридорам, заглядывал в прохладные комнаты - нигде ни души. Но  знал,  что
стоит ударить в гулкий бронзовый гонг - и на  пороге  вырастет  безмолвный
слуга.
   Кормили сытно. Да разве в том  радость?  Пытался  Федор  пробраться  за
ограду, посмотреть, что  за  местность  вокруг,  но  всегда  были  заперты
ворота. Не убежишь... Да и  не  покидало  Федора  скверное  ощущение,  что
кто-то неотступно следит за каждым его шагом.
   Длинными вечерами особенно грызла неизбывная тоска. Не раз  представлял
себе: что делал бы сим часом в родном  краю,  если  б  не  злая  судьбина?
Может, командовал бы корабельными канонирами в морской  баталии.  А  то  -
сидел бы с друзьями-приятелями в австерии за пуншем, за трубкой табаку, за
веселым разговором...
   За резными ставнями - чужая ночь.  Хоть  бы  собачий  брех  услышать!..
Тишина - хоть криком кричи. Хоть руки на  себя  накладывай.  Изорви  грудь
криком - не услышит Россия. Далека - за  высокими  горами,  за  опаленными
песками...
   Бешено трясет Федор решетку ставень. Прижимает мокрое от  слез  лицо  к
холодному железному узору.
   Лал Чандр навещал его почти каждый день.  Придет,  высокий,  прямой,  в
белой одежде, и заведет  туманный  разговор  о  божественном.  Федору  эти
разговоры были тошнехоньки. И у себя дома он не бог весть как усердствовал
в молитвах. Да и некогда было Федору вникать  в  тонкости  своей  религии;
полагал он, что с него, военного,  хватит  и  того,  что  перед  сном  лоб
перекрестит.
   Однажды не выдержал, прервал монотонную речь Лал Чандра:
   - Довольно с меня сих скучных назиданий. Брал меня  для  работы  -  так
давай работу.
   Лал Чандр улыбнулся одними губами. Глаза, как всегда, смотрели холодно,
будто сквозь стенку.
   - Ты прав, - молвил он. - Я взял тебя для большой  работы.  Но,  прежде
чем приступить к ней, нужно укрепить свой дух.
   - Плевал я на твой дух! - сказал Федор по-русски, не  найдя  подходящих
голландских слов.
   Лал Чандр помолчал, потом сказал негромко:
   - Скоро я приподниму перед тобой покров священной тайны, в которую боги
позволяют проникать лишь избранным.
   - Что ж, ваши боги другого кого не нашли? - с усмешкой спросил Федор.
   - Не говори о богах, которые тебе неведомы. Тайной этой владею лишь  я.
А ты будешь моим помощником. Как чужестранец, не имеющий  здесь  друзей  и
родных, ты не так опасен мне, как иные мои соплеменники.
   - Если я узнаю такую тайну, ты не пустишь меня на родину, когда к  тому
представится случай. Лучше не надо мне твоей тайны!
   - У тебя на родине наша тайна будет бесполезна.  Она  важна  и  страшна
здесь, - уклончиво ответил индус. - Но страшись ее выдать, ибо смерть твоя
не будет простой.
   С этими словами он вышел.
   А Федор долго еще стоял в оцепенении. Невеселыми были его думы...
   На следующий день вечером Лал Чандр  тихо  вошел  в  комнату  Федора  и
присел возле него.
   - Какому божеству ты поклонялся в своей стране? - спросил он.
   Неожиданность вопроса озадачила Федора.  "Верую  в  святую  троицу",  -
хотел сказать он. Но по-голландски у него получилось:
   - Верю святым трем.
   - Три бога - Тримурти, - задумчиво сказал Лал Чандр. - А творят ли ваши
боги чудеса?
   - А как же! Вот в евангелии рассказывается,  как  Христос,  сын  божий,
превратил веду в вино, как воскресил  мертвого  Лазаря.  В  Ветхом  завете
сказано, как куст горел и не  сгорел.  -  Федор  не  смог  точно  выразить
по-голландски "неопалимая купина". - Или как Моисей пошел по морю, а  вода
раздалась и пропустила его...
   - А видел ли ты чудо своими глазами?
   - Не доводилось.
   - Люди и так живут среди чудес, - сказал  индус.  -  Разве  не  чудо  -
жизнь, ее зарождение, превращение дитяти в могучего воина,  а  потом  -  в
дряхлого старика? Или малого зерна - в ветвистое дерево? Или мертвого яйца
- в живую птицу? Но люди не понимают, что это чудо, забывают богов, жаждут
низменных житейских благ. Что им,  -  Лал  Чандр  презрительно  указал  на
дверь, - что им блаженство нирваны! Я довольствуюсь глотком воды и горстью
сушеных плодов, а  они,  дай  им  волю,  будут  пожирать  тело  священного
животного - коровы.
   - Корову у нас все едят, - заметил Федор.
   - А какая пища считается у вас греховной?
   - Ну, вот когда пост, никакого мяса нельзя есть.
   - Да, все одинаково, - про себя заметил Лал Чандр.  -  А  скажи,  когда
земные властители нарушают у вас  законы  первосвященников,  постигает  их
кара?
   - Бывало, - ответил Федор. - Раньше патриархи сильнее царей считались.
   - А ныне?
   - Ну, Петр-то Алексеевич, как на пушки медь  понадобилась,  колокола  с
церквей снимал, а святых отцов заставил землю  копать,  камни  таскать  на
укрепления...
   - Он разорял храмы? И его не постиг гнев богов?
   - Не дай бог под его гнев попасть.
   Лал Чандр снова задумался.
   - Теперь пойми меня, юноша, - сказал он. - Если боги не  творят  чудес,
то люди забывают, что должны слепо повиноваться первосвященникам.  Но  нам
не дано знать, почему боги долго не напоминают людям о себе...
   - Да ты кто - священник, что ли? - удивился Федор.
   - Я лишь нижайший раб богини Кали. Я избран орудием богини, чтобы  люди
низких каст посредством чудес убеждались в могуществе богов  и  уверялись,
что их удел - повиновение и труд. А властители, увидев чудо,  поймут,  что
должны повиноваться первосвященникам. Ты понял меня, юноша?
   - Значит, если бог сам чудо не сотворит, так ты...
   - Да. Боги, открывшие мне малую часть своих тайн, могут творить  чудеса
моими руками. Ибо боги всемогущи!
   Федор вдруг засмеялся.
   - Твой смех кощунствен, - с достоинством заметил Лал Чандр.
   - Да я не про вашего бога, - продолжая смеяться, сказал Федор. - Просто
вспомнил: у нас в Навигацкой  школе  один,  из  поповских  детей,  загадку
загадывал: если-де бог всемогущ, может ли такой большой камень  сотворить,
что и сам не поднимет? Вот и ответь. Если создаст, да  не  поднимет  -  не
всемогущ. А не сможет создать - тоже.
   - И святотатец не понес наказания?
   - Как не понести! Да не он один, а душ шесть  навигаторов  наших,  и  я
тоже, попались. Священник, отец Никодим, подслушал.  Неделю  на  хлебе  да
воде продержали!
   - Такая слабость у вас только оттого, что вы поклоняетесь  не  истинным
богам, - возмущенно сказал индус. - Впрочем, ты из касты воинов, и высокие
мысли не трогают тебя, как и весь твой род.
   - А при чем тут род?
   - Раз ты воин, то и весь твой род - воины.
   - Вот уж нет. Ни дед, ни отец мой никогда в службе не бывали, да и я не
собирался.
   - Чем же занимается твой отец?
   - Землей. Крестьяне у него пашут, сеют, хлеб собирают.
   - Значит, твой отец раджа? Понятно. А послушны ли у вас рабы?
   - У нас в деревне вроде послушны. А инако, бывает, и своевольничают.
   - Повелевают ли ваши боги рабам служить своим господам?
   - О том сказано у апостола Павла, что всегда  были  господа,  всегда  и
рабы были.
   - Все то же, - тихо промолвил  индус,  одобрительно  кивнув.  -  Теперь
выслушай: есть у нас злонамеренные  люди,  они  учат  крестьян,  что  надо
отнимать   землю   у   повелителей   своих,   что   не    нужно    слушать
священнослужителей...
   Федор, подобрав в уме голландское слово, перебил его:
   - Бунтовать, значит, подбивают?
   - Ты правильно понял, юноша. И  ты  сам,  сын  раджи,  должен  быть  на
страже: что сегодня у нас, завтра будет у вас.
   - Это верно, да вот беда: здесь я и сам-то в рабах.
   - Ты раб судьбы, как и все живое. Помысли,  похожа  ли  твоя  жизнь  на
жизнь презренного раба?
   - Да как тебе сказать? Домой-то ты меня не пускаешь.
   - Со временем ты попадешь на родину. Но я говорю о крестьянах,  которым
боги предписали навеки возделывать поля господ:  нужно  ли  держать  их  в
повиновении и страхе?
   - Если не слушают, то и страх божий нужен.
   - Истину сказал. Боги должны показать непокорным  свой  гнев.  Идем  со
мной, я покажу тебе знаки могущества богов!
   Взяв глиняный светильник - сосуд  с  растительным  маслом,  похожий  на
чайник, - из носика которого торчал фитиль, Федор прошел за Лал Чандром  в
большую комнату, где стояла неведомая машина.  Лал  Чандр  трижды  хлопнул
ладонями и отдал приказание неслышно появившемуся слуге.
   - Смотри!
   Огромный черный диск пришел в движение, загудел басовито.
   Поскрипывал плетеный ремень, выходящий из-под пола и огибающий шкив.
   - Под полом люди крутят его? - спросил Федор.
   Лал Чандр кивнул.
   Все быстрее крутился диск. Золотые пластинки на нем  слились  в  тускло
сияющее кольцо. Зал наполнился высоким воющим звуком.
   Лал Чандр повернул рычаг из черного  дерева.  Два  блестящих  бронзовых
шара, укрепленных на машине,  начали  сближаться.  Вдруг  раздался  сухой,
прерывистый треск. Между  шарами  забились  голубовато-фиолетовые  молнии.
Повеяло свежестью, как во время грозы.
   Изумленно смотрел Федор, как вспыхивают молнии в полутемном зале.  Было
жутковато.
   Поворотом рычага Лал Чандр развернул шары в стороны. Молнии исчезли.
   Лал Чандр указал Федору на медную статую шестирукой богини:
   - Отбрось страх перед богиней, обними ее.
   - Страшилищу обнимать... - проворчал Федор по-русски.
   - Ты боишься?
   Федор смело охватил руками медные бедра богини - и тут же, оглушенный и
ошеломленный страшным ударом, был неведомой силой отброшен на пол. Из тела
богини с треском вырвался пучок молний. Волна  свежего  запаха  ударила  в
ноздри.
   Федор поднялся с пола и крепко выругался.
   - Прости, что пошутил, - сказал Лал Чандр, улыбнувшись одними губами. -
Но я хотел тебе показать, какую власть над молнией дали мне боги.
   Федор почувствовал жжение на  левой  ладони.  Взглянул  -  у  основания
большого пальца краснела ранка.
   - Кусается  твоя  богиня,  пес  ее  нюхай!  -  сказал  он.  Его  трясла
непонятная дрожь.
   Лал Чандр смазал ранку душистой мазью, боль унялась.
   - Теперь ты узнаешь свое назначение, - сказал индус. - Я слышал, что  в
твоей стране хорошо знают науку о строении водяных колес.  Ведома  ли  она
тебе?


   Крытая повозка, управляемая тем  же  полуголым  возницей,  долго  ехала
пустынной местностью. Наконец каменистая дорога вывела к берегу  небольшой
речки.
   Лал Чандр сошел на землю, за ним  выпрыгнул  Федор.  Пробираясь  сквозь
спутанные ветви кустарника, они подошли  вплотную  к  обрывистому  берегу.
Здесь речка, стиснутая в скалистых берегах, суживалась до нескольких сажен
и, пробив себе дорогу между камнями,  низвергалась  водопадом.  Дальше  ее
течение становилось медленным, спокойным.
   Шум водопада не позволял говорить.  Лал  Чандр  повел  Федора  вниз  по
берегу. Когда гул воды притих, Лал Чандр спросил:
   - Хорошо ли будет поставить здесь водяное колесо?
   - Очень хорошо, - ответил Федор. - Только  весь  ли  год  есть  вода  в
речке?
   - Нет, летом  она  пересыхает.  Но  нам  она  нужна  во  время  дождей,
ненадолго. Измерь все, что тебе нужно. Здесь  ты  будешь  строить  большое
колесо.
   Федор огляделся. Недалеко, на другом берегу речки, возвышалось здание с
двумя башнями, похожее на храм.
   - Сможем ли мы потом подойти к тому храму? -  спросил  он.  -  Мне  это
нужно для измерений.
   - Конечно, сможем. Этот храм и послужит местом проявления воли богов.
   - Ладно, - сказал Федор. - Пойду возьму диоптр.
   Он разыскал в повозке заранее приготовленный прибор. Это  была  точеная
неглубокая деревянная чашка. В двух диаметрально противоположных местах  в
краях чашки были сделаны еле заметные треугольные вырезы.
   Взяв  глиняный  кувшин  и  диоптр,  Федор  пошел  к  тому  месту,  куда
обрушивалась водопадная струя. Он поставил чашку на плоский камень, набрал
в кувшин воды и налил ее в чашку так, чтобы вода  не  совсем  доходила  до
края. Потом лег на землю и повернул  стоявшую  перед  глазами  чашку  так,
чтобы оба надреза совпали с его зрительным лучом, направленным на одну  из
башен храма. Подливая воды из кувшина и осторожно  подпирая  круглые  бока
чашки камешками,  он  добился  того,  что  вода  чуть  поднялась  выпуклым
мениском над краями чашки.  Тогда,  прикрыв  один  глаз,  он  сосредоточил
внимание на том, чтобы ближний и дальний края  чашки  совпали  по  высоте.
Приходилось вытягивать шею,  поднимать  и  опускать  голову,  опираясь  на
локти.  Когда  нужное  положение  головы  было  достигнуто,  Федор  затаив
дыхание, чтобы не сбиться с наводки, сосчитал: уровень  воды  пришелся  на
шесть рядов каменной кладки ниже окна второго этажа.
   Затем он поднялся, потер затекшие локти, вскарабкался по камням наверх,
к вершине водопада, и повторил наблюдение.
   Запомнив, на какой ряд камней башенной  кладки  пришелся  новый  замер,
Федор спустился вниз.
   Потом они вброд перешли речку и вошли в заброшенный храм.
   Впереди шел возница Рам Дас с горящим факелом.
   Под старыми сводами заметались летучие мыши, хлопаньем крыльев едва  не
погасили факел. Пронзительно пахло сыростью, затхлостью.
   - Нет ли здесь змей? - спросил Федор.
   - В темноте и сырости кобра не водится, - ответил  Лал  Чандр.  -  А  в
жизни нашей вольны Шива и Кали.
   Коридор вывел их в зал, такой высокий, что свет факела не  доставал  до
верха - стены уходили в темную жуть.
   На трехступенном пьедестале возвышалась старая знакомая - богиня  Кали.
Шестирукая,  трехликая,  шестигрудая,  она  стояла  гневная,   непонятная,
готовая к действию. Одно из ее  лиц,  обращенное  к  Федору,  смотрело  со
странным выражением - призывная улыбка сочеталась с  угрожающе  сдвинутыми
бровями -  на  противоположную  сторону  зала,  где,  такой  же  огромный,
четырехликий и четырехрукий, стоял на одной ноге, подняв другую,  согнутую
в колене, ее супруг - Шива. Он будто собирался пуститься в пляс.
   Лал Чандр пал ниц перед грозной богиней.
   - Зело прекрасную пару  составляете,  господа!  -  вполголоса  произнес
Федор, чтобы шутливым словом отогнать охвативший его - не от сырости ли? -
озноб.
   Он оглянулся на Рам Даса. Возница стоял, держа факел. На  его  лице  не
отражалось ничего - ни страха, ни молитвенного умиления, - только скука да
еще, пожалуй, легкое презрение, с которым этот полуголый  раб  смотрел  на
своего господина, Лал Чандра, простертого перед  повелительницей  жизни  и
смерти.
   Взгля