можно заметить, что
возле костра сидят уже двое.
   Откуда взялся второй?
   Ну, вероятно, из ночи... Откуда  же  еще  может  взяться  такой  человек.
Черные одежды, черное лицо, длинные  черные  волосы,  не  покрытые  головным
убором. И чудится, что  костер  не  в  силах  разогнать  тот  мрак,  который
окутывает пришедшего из ночи человека. Хотя это,  конечно,  кажется.  Только
кажется.
   - По-прежнему любишь таинственность... Приходишь из ночи, уходишь в ночь,
назначаешь странные встречи, да еще и оказываешься в  таком  месте  неведомо
как. Я что-то не вижу твоего верблюда. - Человек усмехается. Игра морщин  на
его лице завораживает. Когда костер снова  вспыхивает,  удается  разглядеть,
что морщины перемежаются со шрамами. Или шрамы с  морщинами?  -  Волшебство,
мистика, тайны...
   - Просто я не отказался от своей  натуры.  И  не  прячусь  за  фальшивыми
фасадами. - Голос темного человека так же холоден, как  и  мрак,  окружающий
огненные звезды.
   - Как скажешь, твое мнение не  единственное...  -  Первый  человек  снова
подкинул крупный сук в огонь. - И далеко не самое верное...
   Темный  человек  передергивает  плечами.  От   этого   движения   звездам
становится еще холоднее,  и  они  начинают  дрожать  сильнее.  Кажется,  еще
чуть-чуть - и сорвутся со своих мест, покатятся в тартарары.
   Двое молчат, наблюдая за неслышной игрой  пламени.  Странно.  Огонь  ведь
потрескивает, поедая дерево, шипит влагой, пламя  гудит  на  ветру...  А  не
слышно.
   - Зачем ты позвал меня, Саммад? - наконец не выдержал и спросил первый. -
Какая беда могла приключиться за это время, чтобы тебе потребовался я?
   Черный морщится. Складывает руки на груди. В свете костра на указательном
пальце левой руки  мелькает  перстень  с  огромным  рубином.  Драгоценность,
достойная царей.
   Рубин наливается светом костра, пламенеет.  И  ночь  откатывается  назад,
видя, как в ответ на этот холодный  огонь  вспыхивают  темно-бордовым  глаза
первого человека.
   - Я глядел в Зеркало, Ибрахим,  -  произносит  Саммад,  поднимая  лицо  к
звездам. - Я увидел там много нехорошего.
   Небо вздрагивает и ритмично дергается в такт смеху Ибрахима.
   - А когда ты там видел что-нибудь хорощее?! Неужели  ты  думаешь  увидеть
там всю красоту мира?
   - Я буду встречаться со всеми, -  сквозь  зубы  произносит  Саммад.  -  И
выбрал тебя первым, как...
   - Как самого невыносимого? - Ибрахим снова смеется, но уже  не  так,  как
прежде. Просто усталым смехом.
   - Можешь считать и так... Они снова замолчали,  слушая  шорох  остывающей
пустыни.
   - Так что же ты видел? - снова первым спрашивает  Ибрахим.  Он  не  любит
долгих пауз. Тем более когда молчит Саммад. Иногда молчание  страшнее  слов,
страшнее стали.
   - Я видел, как многие и многие тысячи возносятся к небу в  дыму.  Как  ад
вырвался на землю и катится по ней стальной  змеей,  изрыгая  дым  и  пламя.
Видел жирный жертвенный  дым  человеческих  тел,  покрывающий  головы  новых
богов. И над всем этим лик Иблиса1. - Саммад  смотрит  в  огонь,  как  в  то
неизвестное, страшное зеркало, где он увидел все эти страшные картины.
   (1 Иблис - название дьявола в исламе.)
   Ибрахим пододвигает к огню несгоревшие сучья, костер вспыхивает, и Саммад
отводит от него глаза.
   - Ну и что? - спрашивает Ибрахим. - Ты видел всего лишь  очередной  конец
мира... Далеко не последний.
   - Иблис... - начал Саммад.
   Но Ибрахим не дал ему говорить:
   - Я верю тебе! Я верю, что ты видел страшное... Но никто из нас не сможет
ясно истолковать то, что хотело сказать Зеркало. Мы потеряли этот  дар,  так
же как и многие другие. Ты  потратил  столетия,  чтобы  восстановить  крохи,
маленькие детали... И ничего не добился в  этом.  Скажи  мне,  ты  можешь  с
уверенностью сказать, что знаешь, чего хотело Зеркало?
   Саммад отворачивается. На его черном лице ходят желваки.
   Ибрахим откидывается назад - на лице разочарование.
   Тишина повисает между ними.
   - Ты помнишь писание? - наконец спрашивает Саммад.
   - Писание? Ты имеешь в виду Священную Книгу?
   - Нет, я имею в виду... другую книгу...
   -  Не  смеши  меня,  Саммад,  от  нее  если  что  и  осталось,  так   это
воспоминания. Причем вся память о ней  лежит  в  наших  головах.  -  Ибрахим
усмехается.
   - Так ли это?..
   И Саммад впервые посмотрел в глаза Ибрахиму. Тот вздрогнул, огладив левой
рукой бороду. На указательном пальце Ибрахима  сверкнул  массивный  изумруд.
Драгоценность, достойная царей. Отсветились зеленым глаза Саммада. Рубин  на
его кольце, казалось, разгорелся ярче.
   Они наклонились ближе друг к другу. Еще ближе. И  ночь  оглохла.  Видела,
как шевелятся губы в беззвучном разговоре... Но ничего, ни словечка, которое
можно было бы разнести, растрепать по кустам и колючкам... Странно.
   Ночь озадаченно моргнула огоньками звезд. Попробовала раздуть  затухающий
костер, поиграть веселыми угольками.
   Не получилось.

   4

   Как вы не веруете в Аллаха?
   вы были мертвыми, и Он оживил вас,
   потом Он умертвит вас...
   Коран. Корова 26 (28)

   Ему дали вымыться и переодеться где-то  под  Берлином.  Маленький  уютный
домик стоял метрах в пятистах от дороги, под огромными  дубами  Что  это  за
место, Юлиус не знал.
   Грязную лагерную одежду и разбитые башмаки он оставил в ванной, сменив их
на теплый халат. Долго плавал в одуряюще горячей воде, высыпав  туда  горсть
ароматической соли. Слава богу, хоть вшей нет - Юлиус был лыс, как колено, а
против лобковых паразитов в лагере  имелось  на  редкость  едкое  и  вонючее
средство, которым заключенным периодически обмазывали гениталии.
   О том, зачем и  куда  его  вытащили  из  лагеря,  Юлиус  пока  не  думал.
Наслаждался свободой. Да и все  было  в  принципе  ясно:  "Зеркало  Иблиса",
неоконченная рукопись отца, которая зачем-то понадобилась нацистам.
   В комнате, где он переодевался, трещал камин,  на  стенах  висели  вполне
приличные акварели, среди них, кажется, даже Кокошка1  -  Юлиус  не  слишком
разбирался в живописи. Бюстик фюрера на камине,  золоченые  корешки  книг  в
шкафу...
   (1 Кокошка, Оскар - австрийский художник-экспрессионист, с 1937 года  все
его работы изъяты из картинных  галерей  Германии,  а  творчество  объявлено
декадентским.)
   Фрисснер оставил его, удалившись вместе с плотным пожилым господином - то
ли хозяином дома, то ли просто кем-то из обслуги. Повесив  халат  на  спинку
стула, Юлиус  провел  руками  по  бокам.  Ребра...  Килограммов  пятнадцать,
пожалуй, оставлено в Бельзене. То, чего не могли сделать утренние пробежки и
гимнастический зал. "Смотри-ка, - подумал Юлиус, - я уже могу шутить! Сам  с
собой по крайней мере".
   Облачившись в костюм, он  аккуратно  повязал  галстук  и  поискал  обувь.
Ничего нет. Не босиком же ходить?
   На столе стоял бронзовый колокольчик.
   Позвонить?
   "Нет, наверное, это будет неправильно Все же я тут не хозяин,  -  подумал
Юлиус, - да и гость сомнительный. Лучше обожду".
   Он подошел к книжному шкафу, открыл дверцу и  провел  рукой  по  корешкам
книг. Кант... Тит Лукреций Кар... Томас Манн... О, даже Толстой!  Интересно.
Кто бы взялся хранить сегодня такие книги?
   - Я смотрю, вы уже оделись?
   Фрисснер стоял в дверях, держа в руке туфли.
   - Сорок второй. Кажется, ваш, - сказал он и поставил их на пол.
   - Благодарю, - Юлиус опустился на стул. Действительно, туфли  сидели  как
влитые.
   - Обещание насчет очков остается в силе, - добавил Фрисснер. - Как насчет
обеда? У  нас  появилось  два  свободных  часа,  поэтому  лучше  перекусить.
Солдатский принцип: как знать, когда придется пообедать в следующий раз?
   Стол был накрыт на веранде. Свежий весенний воздух, солнце, и  главное  -
свобода.
   Никакой проволоки.
   Никакой охраны.
   Никакой работы, тяжелой и неблагодарной.
   Юлиус внезапно почувствовал прилив необычайно теплых чувств  к  капитану,
который  невозмутимо  намазывал  ломтик  хлеба  маргарином.  Вот   достойный
человек! Образован, учтив. Не то  что  комендант  Бельзена  или  гестаповец,
который допрашивал Юлиуса. Как его? Майгель, Мойдель?
   - Суп, - сказал Фрисснер, поднимая тяжелую фаянсовую  крышку  супницы.  -
Поешьте горячего, господин Замке.
   - Мне позволено будет узнать, с кем мы встретимся в  Берлине?  -  спросил
вконец  расхрабрившийся  Юлиус,  расправляясь  с  овощным  супом.   Фрисснер
посмотрел на него, задумчиво постучал ножом по краешку тарелки.
   - Вы не знаете этого человека, но совершенно не вижу причин,  по  которым
вам не нужно было бы знать его имя. Бригаденфюрер1 СС Теодор фон Лоос.
   (1 Бригаденфюрер -  звание  в  СС,  приравниваемое  к  армейскому  званию
генерал-майора)
   - Да, это имя ничего мне не говорит, - согласился Юлиус.
   - Он координирует нашу операцию.
   Вот еще и операция какая-то появилась!  Начинает  понемногу  проясняться.
Бригаденфюрер... Кажется, это высокое звание. Соответствует генералу?
   - Бригаденфюрер - это генерал?
   - По армейским меркам - да.
   - Я... Мне отводится роль научного консультанта?
   - Можно и так сказать.  Уверяю  вас,  -  Фрисснер  улыбнулся,  -  вам  не
придется делать  ничего  такого,  чего  бы  вы  не  делали  раньше.  Научная
экспедиция в Ливию. По маршруту 1935 года.
   - Но мы ничего особенного... - начал было Юлиус, однако  капитан  покачал
головой:
   - Это и есть причина того, что экспедицию придется повторить.  Жаль,  что
ваш отец не дожил до этого момента. Но я уверен, вы  станете  его  достойной
заменой. Правда, времени на подготовку очень мало.
   - Это не страшно. Кто едет с нами? Я бы рекомендовал Кортена, он  сейчас,
кажется, профессорствует, но согласится с радостью... И  Ганса  фон  Эрлаха,
который...
   - Господин Замке, - перебил Фрисснер, - я ценю ваши советы, но экспедицию
формирую не я. Мало того, я убежден, что из ученых нам  понадобитесь  только
вы. Это военная экспедиция, к тому же она носит секретный характер... И еще:
в Северной Африке сейчас  идет  война.  Поэтому  к  привычным  вам  факторам
пустыни прибавятся и такие, как опасность со стороны английских войск.
   - Но я не умею воевать!
   - От вас этого и не потребуется. Воевать будем мы. Воевать, защищать вас.
Об остальном вам расскажет бригаденфюрер. Прошу вас, передайте соус... А вот
и отбивные.
   К вечеру они были в Берлине, где-то на окраине. Юлиус не так хорошо  знал
столицу, чтобы из окна автомобиля определить точный  маршрут.  Остановившись
возле каменного  пятиэтажного  дома  постройки  начала  века,  они  вышли  и
поднялись по широкой лестнице к дверям.
   Внутри их встретил какой-то нижний эсэсовский чин - Юлиус не разбирался в
их нашивках и званиях - и предложил  ему  посидеть  вот  тут,  в  кресле,  а
капитана увел с собой.
   Юлиус устроился поудобнее и  взял  со  столика  свежий  номер  "Фелькишер
Беобахтер", просмотрел передовицу. Тут же лежали "Ангриф", "Берзен Цайтунг",
несколько иллюстрированных журналов.
   Вернулся Фрисснер в сопровождении все того же чина.
   - Пойдемте, господин Замке, - сказал капитан. - Бригаденфюрер ждет нас.
   Они поднялись на третий этаж, нижний чин  открыл  большую,  обитую  кожей
дверь.
   - Хайль Гитлер! - капитан выбросил руку в приветствии. Юлиус почувствовал
себя несколько скованно. Что делать?  Бригаденфюрер,  кажется,  почувствовал
его замешательство и негромко засмеялся.
   - Здравствуйте,  господин  Замке.  Садитесь,  прошу  вас,  -  сказал  он,
указывая на кресла у стола.
   Фон Лоос оказался довольно молодым человеком с  проницательными,  глубоко
посаженными глазами и сломанным боксерским носом, который смотрелся  на  его
утонченном лице несколько нелепо. Капитан сел поодаль  на  диван,  показывая
всем своим видом, что присутствует здесь исключительно в качестве слушателя.
   - Прежде всего... - Бригаденфюрер сделал небольшую паузу. - Прежде  всего
я хотел бы принести извинения за то досадное недоразумение, которое  привело
вас в лагерь. Наверное, я выразился неверно: для вас это не недоразумение, а
ужасная   ошибка,   катастрофа...   К   сожалению,   такое   случается.    В
гехайместатсполицай1 тоже хватает неврастеников и портачей. Поверьте, при их
работе это просто неизбежно.
   (1 тайная полиция (нем) - гестапо.)
   - "На гестапо возлагается задача разоблачать все опасные для  государства
тенденции  и  бороться  против  них,  собирать  и  использовать   результаты
расследований, информировать о них правительство,  держать  власти  в  курсе
наиболее важных для  них  дел  и  давать  им  рекомендации  к  действию",  -
процитировал со своего дивана Фрисснер.
   - Именно! - Бригаденфюрер поднял указательный  палец,  -  Основной  закон
гестапо сформулирован еще в 1936 году Герингом2. Без накладок  здесь  просто
не обойтись, даже без таких трагических, как ваш случай.  Но  сейчас  все  в
порядке, вы здесь, на свободе, с вашей семьей  все  хорошо.  Гауптштурмфюрер
Майгель будет строго наказан, уверяю вас.
   (2 Из указа, подписанного в  1936  году  Герингом  как  премьер-министром
Пруссии.)
   Из отдела 4А1 его переведут в 4Д2, пусть оставит свой  теплый  кабинет  и
займется поляками и чехами. Но перейдем к делу.
   (1 Отдел 4А занимался борьбой с противниками нацизма.
   2 Занимался делами оккупированных территорий.)
   Фон Лоос выдвинул ящик стола и достал оттуда толстую коричневую папку.
   - Это - рукопись вашего отца, господин Замке. "Зеркало  Иблиса  и  другие
мистические артефакты".
   - "Мифические", - поправил Юлиус
   - Что? - не понял бригаденфюрер.
   - "Мифические артефакты". Не мистические.
   -  Извините...  Пожалуйста,  можете  ее  взять.  Разумеется,  это  копия,
оригинал слишком ценен, чтобы я держал его в столе.
   Юлиус взял протянутую  папку,  положил  перед  собой,  раскрыл,  развязав
плетеные шнурочки.
   Почерк отца.
   Росчерк точки над "i", более напоминающий  галочку,  округлые  аккуратные
"о" и "а"... Интересно, почему он не  печатал  это  на  машинке?  Или  писал
исключительно для себя, не собираясь публиковать, не был уверен окончательно
в своих домыслах?
   Юлиус мельком пробежал несколько первых строчек.
   - У вас будет достаточно времени, чтобы ознакомиться с текстом, - вежливо
сказал бригаденфюрер. - Капитан Фрисснер ввел вас в курс дела, не так ли?
   - В общих чертах, - заметил Фрисснер.
   - Да, я знаю, что мы планируем повторить неудавшуюся экспедицию  тридцать
пятого года, - кивнул Юлиус. - Я не представляю, какую ценность может  иметь
эта экспедиция для военных.
   - Очень большую. Дело в том, что ваш отец  был  убежден:  Зеркало  Иблиса
существует на самом деле.
   Юлиус поморгал, пытаясь понять, не шутит ли бригаденфюрер. Потом  грустно
улыбнулся:
   - Значит, отец так и не изменил своего мнения... Что  ж,  он  всегда  был
очень упрям. Зеркало Иблиса...
   - Для вас это не новость?
   - Нет, разумеется. Мы в свое время крупно  поспорили  из-за  этого.  Отец
даже крикнул в сердцах, что лучше бы отдал меня в священники или в ученики к
лавочнику. Обвинил меня в слепоте, недостойной настоящего археолога...
   - То есть вы утверждаете, что данный артефакт не  существует?  -  спросил
бригаденфюрер.
   - Именно так.
   - А если я предложу вам описание Зеркала Иблиса, сделанное вашим отцом?
   - Но... Этого не может быть! - вскрикнул Юлиус. Поерзал в  кресле  и  еще
более  решительно  сказал:  -  Нет,  это...  это  бред,  извините,  господин
бригаденфюрер... Этого не может быть. Когда он мог его видеть?
   - Экспедиция 1938 года, господин Замке. Вы о ней не знали.
   - Но в тридцать восьмом отец ездил в Палестину!
   - Это вам он  так  сказал.  Вам  и  друзьям.  На  самом  деле  он  был  в
Триполитании, вместе с известным вам Карлом Хайнцем Тилоном, и они двинулись
по старому маршруту. С ними был  проводник...  Хотя  зачем  я  вам  все  это
пересказываю, прочтите рукопись. Там все описано более чем подробно. Местами
очень путано, иногда вообще непонятно, но подробно Ваш отец, господин Замке,
многое вынес в этой экспедиции. Он вернулся один...
   - Тилон умер от лихорадки в Дамаске, - слабо возразил Юлиус.
   - Да, со слов вашего отца. Но рукопись говорит,  что  он  не  вернулся  с
нагорья Тибести.
   - Я не понимаю... - Юлиус был раздавлен. Отец переиграл его. Он  даже  не
взял его в эту  чертову  экспедицию,  оставив  корпеть  в  университете  над
никчемным трактатом по  арабистике,  глупой  компиляцией,  не  несшей  почти
ничего нового! Он не доверял ему!
   Почему?
   Может быть, я и в самом деле не археолог, не ученый?
   Лавочник... Библиотекарь... Архивная крыса...
   - Ваш отец, господин Замке, хотел  иметь  весомые  доказательства  своего
открытия. Поэтому, я полагаю, он  планировал  завершить  рукопись  и  только
потом все обнародовать. Вот почему  он  ничего  не  сказал  вам,  зная  вашу
жесткую позицию. Теперь у вас есть  отличный  шанс  завершить  дело  отца  и
принести рейху неоценимую пользу.
   Юлиус бездумно вертел в пальцах шнурок от папки.
   -  Капитан  сказал  мне,  что  у  вас  был  ряд  предложений  по  составу
экспедиции, - продолжал фон Лоос. - К сожалению, мы  вынуждены  ограничиться
только одним ученым - вами. Остальные члены экспедиции  будут  военными.  Вы
понимаете: если Зеркало Иблиса существует и представляет собой именно то,  о
чем говорят легенды...
   - Но... Вы сами верите в это, господин бригаденфюрер?
   - Верю. Хочу верить. И вы поверите,  господин  Замке,  потому  что  вы  -
ученый. Да и в чем беда, если вы не найдете артефакт,  или  же  найдете  его
совсем иным? Давайте так: мы будем думать о  хозяйственной  части,  вы  -  о
научной. Рукопись можете взять с собой, она ваша по праву, И  еще.  предвидя
вопрос ваша семья будет здесь завтра утром.
   Бригаденфюрер поднялся, давая понять,  что  беседа  завершена.  Встали  и
Юлиус с капитаном, попрощались.
   У дверей фон Лоос окликнул их.
   Юлиус обернулся.
   - Извините, - улыбнулся бригаденфюрер. - Совсем забыл.
   Он вышел из-за стола, приблизился и подал Юлиусу замшевый черный очешник.

   5

   И склоняй свои крылья перед тем,
   кто следует за тобой из верующих.
   Коран Поэты 215 (215)

   СОРОК ЛЕТ НАЗАД
   Они сидят на коленях.
   Их много.
   Их двадцать.
   Два  десятка  мальчиков,  отобранных  специально.  Их  лица   старательно
маскируют любопытство, их лица не  выражают  ничего,  кроме  внимания.  Хотя
хочется... Много чего хочется. Например, инжира. Или погнаться за  проворной
ящерицей. Или... Много всяких "или" крутится в головах.
   Но глаза  выражают  только  внимание.  Они  тут  далеко  не  первый  год.
Фактически они не помнят ничего, кроме этого помещения, учителей...
   Им вбивают в головы священные тексты. Их учат мудрости Аллаха. Их обучают
подчинению и благочестию.
   Перед ними сменяются учителя, наставники. Люди, которых  наивное  детское
сознание превращает в пророков. Пророков жестоких и не прощающих ошибок.
   Поэтому мальчики старательно маскируют чувства, их глаза выражают  только
внимание.
   Часы текут... Мимо... Время делает свое дело... Время всегда идет  вперед
вместе с мальчиками.
   Их два десятка.
   Мальчишеские головы смотрят перед собой, на учителя. Одна  неотличима  от
другой. Для учителя они все сейчас на одно лицо. Как стадо баранов.
   "В сущности, они и есть стадо баранов,  -  подумал  учитель,  в  молчании
обдумывая крамольную мысль. - В этом цель их жизни. Которая вот-вот подойдет
к концу..."
   Он встает. Мальчики вытянулись.
   - Последний день вашего ученичества настал. Сегодня оборвется та  дорога,
по которой вы шли все это время. И я счастлив, что мне перед смертью удастся
лицезреть тот свет, к которому я вел вас через тьму.  Я  увижу  избранников.
Самых  достойных,  самых  подготовленных  из  вас.  -  Учитель   внимательно
вглядывается в удивленные лица мальчиков, словно  стараясь  что-то  угадать.
Затем низко кланяется им. - Я хочу попросить у вас прощения  заранее.  Потом
не будет времен