.  Откуда же ему еще взяться? Тут
даже пахнет им. Верно вам говорю, да вы и сами знаете. Душегуб... Душегуб...
     Туман и испарения клубились в темноте.
     Том взвизгнул.
     --  Ничего,  ничего. Дуг!-- Чарли  широко ухмыльнулся.-- Это  я  просто
запустил ему за шиворот сосульку.
     * * *
     Часы на здании суда пробили семь раз. Отзвучало и замерло эхо.
     Маленький городишко в штате Иллинойс, затерянный в глуши,  отгороженный
от мира рекой,  лесом, лугом и озером, окутанный теплыми летними  сумерками.
От тротуаров еще пышет жаром. Закрываются магазины, на улицы ложится тень. И
над городом--две луны: на все четыре стороны смотрят четыре циферблата часов
над торжественным черным зданием суда, а на востоке в  темном  небе, светясь
молочной белизной, восходит настоящая луна.
     В аптеке  высоко  под  потолком  шепчутся вентиляторы.  В тени вычурных
крылечек  сидят  несколько  человек,  в  темноте  их  не  разглядеть.  Порою
разгорится розовый огонек сигары.  Затянутые москитной  сеткой двери  веранд
скрипят  и  хлопают. По  лиловым  в поздних  летних сумерках камням мостовой
бежит Дуглас Сполдинг, следом мчатся собаки и мальчишки.
     -- Привет, мисс Лавиния!
     Мальчишки пронеслись  мимо. Лавиния  Неббс лениво помахала им вдогонку.
Она сидела совсем  одна, изредка белыми  пальцами подносила к губам  высокий
фужер с прохладным лимонадом, отпивала глоток, ждала.
     -- Вот и я!
     Лавиния обернулась -- у  крыльца  стояла Франсина, вся в белом,  от нее
веяло цветущими цинниями и гибискусом.
     Лавиния  Неббс заперла парадную дверь, оставила,  недопитый  лимонад на
веранде.
     -- Самый подходящий вечер для хорошего фильма. Они вышли на улицу.
     -- Куда вы,  девочки?--окликнули их  мисс  Роберта и мисс Ферн, завидев
подруг со своей веранды.
     --  В кино  "Элита",  смотреть Чарли Чаплина,-- через мягкий океан тьмы
отозвалась Лавиния.  -- Нет уж, в  такую ночь  нас из  дому  не выманишь! --
крикнула мисс Ферн.-- Вот  в  такие ночи Душегуб и душит женщин.  Мы сегодня
захватим пистолет и запремся в чулане.
     --  Вот  еще глупости! --сказала Лавиния.  За обеими старушками  громко
захлопнулась дверь, в замке  щелкнул ключ,  а девушки  пошли дальше.  Славно
было ощущать теплое  дыханье летней ночи  над раскаленными тротуарами. Будто
идешь по  твердой  корочке  свежеиспеченного хлеба.  Жаркие  струи вкрадчиво
обвивают ноги, забираются под платье, охватывают все тело... Приятно!
     -- Лавиния, а ты веришь всем этим разговорам насчет Душегуба?
     -- Уж очень наши дамы. любят поболтать, язык-то без костей.
     -- А  что ни говори,  два месяца назад убили Хетти  Мак-Доллис, а месяц
назад -- Роберту Ферри, а теперь вот исчезла Элизабет Рэмсел...
     --  Хетти  Мак-Доллис  была  просто  дурочка.  Ручаюсь,  она  сбежала с
каким-нибудь коммивояжером.
     -- А  как же  остальные? Говорят,  их всех  нашли удавленными,  и  язык
прикушен.
     Они стояли на краю оврага, который делил город  надвое. Позади остались
освещенные дома и музыка, впереди -- провал, сырость, светлячки и тьма.
     --  Может,  зря  мы  сегодня  пошли в кино,--заметила Франсина.-- Вдруг
Душегуб нас выследит и убьет! Не люблю я этот овраг. Посмотри-ка на него.
     Лавиния посмотрела, и  овраг показался  ей  динамо-машиной,  которая ни
днем  ни ночью  не знает  покоя; там непрестанно  что-то  ворчит,  шуршит  и
ворочается -- идет жизнь  растений, насекомых и какого-то зверья. Из глубины
оврага   тянет,   словно   из   теплицы,  какими-то   неведомыми  приторными
испарениями, древними,  насквозь промытыми  сланцами,  сыпучими  песками.  А
черная динамо-машина все гудит и гудит, и летающие светлячки разрывают тьму,
точно электрические искры.
     -- Мне-то уж не надо будет сегодня в такую поздноту  возвращаться домой
через этот  мерзкий  овраг,--сказала Франсина.--  А  вот тебе  придется идти
домой этой дорогой, Лавиния. По этим ступенькам и через мост... а вдруг тебе
встретится Душегуб?
     -- Глупости! -- сказала Лавиния Неббс.
     --  Я-то  не  пойду,  а  вот  ты  пойдешь по  тропинке  одна  и станешь
прислушиваться  к собственным шагам. Всю  дорогу  до дому тебе придется идти
одной. Послушай, Лавиния, неужели тебе не жутко совсем одной в твоем доме?
     --  Старые  девы  любят  жить одни.--Лавиния  указала на  тропку  среди
кустов, уходящую во тьму; там было жарко, словно  в теплице.--  Давай пойдем
напрямик.
     -- Я боюсь!
     --  Еще  рано.  Душегуб  выходит на охоту гораздо  позже. Лавиния взяла
Франсину под руку и повела по извилистой тропинке, все ниже, ниже, в теплоту
сверчков, кваканья лягушек  и напоенную тонким  пеньем  москитов тишину. Они
пробирались сквозь сожженную солнцем  траву,  сухие стебли  кололи  их голые
щиколотки.
     -- Побежим!--задыхаясь, попросила Франсина.
     -- Нет!
     Тропинка вильнула в сторону -- и тут они увидели...
     В  певучей  тишине  ночи,  под  сенью нагретых солнцем  деревьев лежала
Элизабет Рэмсел -- казалось, она прилегла здесь, чтобы насладиться ласковыми
звездами и беспечным ветерком, руки свободно лежали вдоль  тела,  как  весла
легкокрылого суденышка.
     Франсина вскрикнула.
     -- Не кричи!--Лавиния  протянула руки  и  ухватилась за  Франсину, а та
всхлипывала и давилась слезами.-- Не кричи, не смей кричать!
     Элизабет  лежала, точно ее  вынесло  сюда волнами; лицо  залито  лунным
светом,  глаза  широко  раскрыты и тускло  отсвечивают,  как речная  галька,
кончик языка прикушен.
     -- Она мертвая,-- сказала Франсина.-- Ой, она мертвая, мертвая!
     Лавиния  словно  окаменела,  а вокруг темнели теплые  тени,  стрекотали
сверчки, громко квакали лягушки.
     -- Надо сообщить в полицию,-- сказала она наконец.
     -- Обними меня, Лавиния,  мне  холодно, ужасно холодно, в жизни не было
так холодно!
     Лавиния обняла  Франсину; а между  тем по сухой  до хруста траве шагали
полицейские, под ногами метались пятна света от карманных фонариков, звучали
приглушенные голоса; время близилось к половине девятого.
     -- Прямо как в декабре. Свитер  бы надеть! -- не открывая глаз, сказала
Франсина и прижалась к подруге.
     -- Теперь  вы  обе  можете идти,  уважаемые,--  сказал  полицейский.--А
завтра прошу зайти  к нам  в  участок,  у  нас,  наверно,  будут  к  вам еще
кое-какие вопросы.
     И Лавиния  с Франсиной пошли от  полиции и  от  белой простыни, которая
прикрывала теперь нечто неподвижное, простертое на траве.
     Сердце  Лавинии отчаянно колотилось, ее тоже насквозь, до самых  костей
пробирал холод;  в  лунном  свете  ее тонкие пальцы белели как льдинки; и ей
запомнилось,  что  она  всю  дорогу  что-то  говорила,  а  Франсина   только
всхлипывала и жалась к ней.
     Внезапно вдогонку послышался голос:
     -- Может, вас проводить?
     --  Нет,  мы дойдем  одни,--ответила  в  темноту Лавиния, и  они  пошли
дальше.  Они  шли  по  оврагу,  тут все  шуршало  и  словно  бы настороженно
принюхивалось к ним, перешептывалось, стрекотало и потрескивало, а крошечный
островок,  где  остались  огни  и  голоса, где  люди  искали  следы  убийцы,
затерялся далеко позади.
     -- Я никогда раньше не видела мертвых,-- сказала Франсина.
     Лавиния вгляделась в свои часы, словно они были бог весть в какой дали,
словно собственное запястье оказалось за тысячу миль от нее.
     -- Сейчас только половина девятого. Захватим  по дороге Элен и пойдем в
кино.
     -- В кино?! --Франсина отшатнулась.
     -- Непременно. Нужно забыть все это. Нужно выкинуть это из головы. Если
сейчас  вернуться домой,  мы все  время будем об этом  думать. Нет, пойдем в
кино, как будто ничего не случилось.
     -- Лавиния, неужели ты серьезно?
     -- Еще как серьезно. Нужно забыть, нужно смеяться.
     -- Но ведь там Элизабет... твоя подруга... и моя...
     -- Ей мы уже ничем не можем помочь; значит, надо думать о себе. Пойдем.
     В темноте они стали взбираться каменистой тропинкой по склону оврага. И
вдруг перед ними, загораживая им дорогу, не видя  их, потому что он  смотрел
вниз,  на движущиеся  огоньки  и на мертвое тело, и прислушивался к  голосам
полицейских, вырос Дуглас Сполдинг.
     Он стоял, беспомощно опустив руки, белый как мел от лунного света и, не
отрываясь, глядел вниз, в овраг.
     -- Иди домой! -- крикнула Франсина. Он не слышал.
     --  Эй, ты!--завопила Франсина.--Иди  домой, уходи  отсюда  сейчас  же,
слышишь? Иди домой, домой, ДОМОЙ!
     Дуглас вскинул  голову и уставился на них невидящими  глазами. Губы его
подергивались.  Он  промычал  что-то  невнятное.  Потом  молча  повернулся и
бросился бежать. Молча бежал он к дальним холмам, в теплую тьму.
     Франсина снова всхлипнула и заплакала и пошла дальше с Лавинией Неббс.
     -- Ну,  наконец-то.  Я  уж думала,  вы совсем не  придете!  --Элен Грир
стояла на  крылечке  и  нетерпеливо  притоптывала ногой.-- Вы опоздали всего
лишь на какой-нибудь час. Что случилось?
     -- Мы... -- начала было Франсина. Но Лавиния крепко стиснула ее руку.
     -- Там ужасный переполох. Кто-то нашел в овраге Элизабет Рэмсел.
     -- Мертвую? Она... умерла?
     Лавиния кивнула. Элен ахнула и схватилась рукой за горло.
     -- Кто же ее нашел?
     Лавиния крепко сжимала руку Франсины.
     -- Мы не знаем.
     Три девушки стояли в сумерках летнего вечера и смотрели друг на друга.
     -- Мне почему-то хочется  войти в дом  и запереть все двери,--  сказала
наконец Элен.
     Но в конце концов она пошла только надеть свитер; было  еще тепло, но и
она вдруг почувствовала, что зябнет.
     Едва она скрылась за дверью, Франсина зашептала, как в лихорадке:
     -- Почему ты ей не сказала?
     -- Зачем ее расстраивать? --ответила Лавиния.-- Успеется. Завтра скажу.
     Три  подруги  пошли  по  улице  под  чернильно-черными  деревьями  мимо
внезапно замкнувшихся  домов.  Как быстро  разнеслась страшная  весть --  из
оврага, от дома к дому, от крыльца к крыльцу,  от телефона к телефону! И вот
они  идут и слышат,  как защелкиваются дверные  замки, и чувствуют  на  себе
взгляды тех,  кто прячется за  спущенными шторами. Как  странно: был обычный
вечер, с трещотками, хлопушками и мороженым, руки пахли  ванильным кремом от
москитов -- и вдруг детей точно вымело с улицы, они  побросали все свои игры
и  разбежались  по  домам,  их  упрятали   в  четырех   стенах,  за   плотно
занавешенными  окнами, и  только брошенные  хлопушки валяются  в  лимонных и
земляничных лужицах растаявшего мороженого. Странно: душные комнаты, там, за
бронзовыми дверными молотками и ручками, битком набиты, люди задыхаются, все
в  испарине.  Бейсбольные  мячи и  биты валяются на  пустынных лужайках.  На
раскалившемся  за день тротуаре, от которого идет  пар, не  дорисованы белым
мелом  "классы"...  Точно  секунду  назад кто-то объявил, что  сейчас грянет
трескучий мороз.
     -- Мы просто сумасшедшие! Надо же--в такой  вечер бродить по улицам! --
заметила Элен.
     -- Душегуб не убьет сразу трех,-- ответила Лавиния.-- Втроем не опасно.
И потом, бояться еще рано. Он убивает не чаще одного раза в месяц.
     На их перепуганные лица упала тень. За  деревом  кто-то стоял. И словно
кулак  обрушился на клавиши органа  --  все три  пронзительно  вскрикнули на
разные голоса.
     -- Ага, поймал! -- зарычал густой бас.
     И  вот перед ними человек.  Стремительно выскочил  на  свет и  хохочет.
Прислонился  спиной к дереву,  за которым только что  прятался, указывает на
девушек пальцем и знай себе хохочет!
     -- Эй, вы! Это я и есть Душегуб!
     -- Фрэнк Диллон!
     -- Фрэнк!
     -- Фрэнк!
     -- Фрэнк,--сказала Лавиния,--если вы еще  когда-нибудь  выкинете  такую
дурацкую шутку, пусть вас изрешетят пулями.
     -- Как  не стыдно! -- И Франсина истерически зарыдала. Улыбка сбежала с
губ Фрэнка.
     -- Прошу прощенья, я никак не думал...
     --  Уходите! --сказала Лавиния.--Разве  вы не слыхали про  Элизабет? Ее
нашли  мертвую в овраге. А вы бегаете по ночам и пугаете женщин. Молчите, мы
не хотим больше Слышать ни слова.
     -- Послушайте, погодите...
     Они пошли прочь. Он двинулся было за ними.
     -- Оставайтесь  здесь,  мистер  Душегуб,  пугайте  самого себя. Пойдите
посмотрите на лицо Элизабет Рэмсел -- увидите, как все это забавно!
     И  Лавиния  повела  подруг  дальше  по  улице,  осененной  деревьями  и
звездами. Франсина не отнимала от глаз платок.
     -- Франсина, ведь он пошутил,-- сказала Элен.-- Лавиния, почему она так
плачет?
     -- После расскажем, когда придем в город. И что бы там ни было, мы идем
в кино! А теперь--хватит! Доставайте-ка деньги, мы уже почти пришли.
     В  аптеке  застоялся  теплый  воздух;  большие  деревянные  вентиляторы
разгоняли его, и на улицу вырывались волны запахов -- тянуло то арникой,  то
спиртом, то содой.
     -- Дайте мне на пять  центов зеленых мятных конфеток,-- сказала Лавиния
хозяину. Как  и у всех, кого они видели в  этот вечер  на полупустых улицах,
лицо у него было бледное и решительное.-- Надо же что-нибудь жевать в кино.
     Он отвесил на пять центов зеленых конфет, насыпав их в кулек серебряным
совком.
     -- Какие вы  все нынче хорошенькие,-- сказал  он.--  А днем,  когда  вы
зашли выпить содовой с шоколадом, мисс Лавиния, вы были  такая хорошенькая и
серьезная, что один человек даже стал про вас расспрашивать.
     -- Вот как?
     -- Да, мужчина, что сидел вот  тут, у  стойки. Вы вышли, а он долго так
глядел  вам  вслед  и  спрашивает:  "Это  кто  такая?"--"Да  это  ж  Лавиния
Неббс,--говорю.--Самая хорошенькая девушка в городе".-- "И вправду хороша,--
говорит он.--А где она живет?"
     Тут хозяин смутился и прикусил язык.
     --  Не  может  быть!--сказала  Франсина.--Неужели  вы  дали  ему адрес?
Поверить не могу!
     --  Видите  ли, я как-то не  подумал... "Да на  Парк-стрит,-- говорю,--
знаете, у самого оврага".  Так  просто,  не  подумавши. А  вот  сейчас,  как
услыхал, что Элизабет нашли убитую,  так и спохватился.  Бог ты  мой, думаю,
что же это я наделал!
     И  он подал Лавинии кулек,  в  котором конфет было куда  больше, чем на
пять центов.
     --  Какой  дурак!--закричала  Франсина,  и  глаза  ее снова наполнились
слезами.
     -- Извините меня. Да ведь, может, тут еще и нет ничего худого.
     Все  как завороженные  смотрели на Лавинию. А она была совсем спокойна.
Только  чуть дрожало что-то  внутри, будто  перед  прыжком в холодную  воду.
Машинально она протянула деньги за конфеты.
     -- Нет, ничего я  с вас  не возьму,-- сказал хозяин, отвернулся  и стал
перебирать какие-то бумаги.
     -- Ну вот что.--Элен вскинула голову и решительным шагом пошла прочь из
аптеки.--Сейчас я возьму такси,  и мы все  отправимся по домам.  Я вовсе  не
намерена потом  разыскивать по  всей округе  твой труп, Лавиния. Тот человек
замышляет недоброе.  С какой это стати он  про тебя расспрашивал?  Может, ты
хочешь, чтобы в следующий раз в овраге нашли тебя?
     --  Это  был самый обыкновенный человек,-- возразила  Лавиния, медленно
повернулась и обвела взглядом вечерний город.
     -- Фрэнк  Диллон  тоже человек, но,  может быть, как раз он-то  и  есть
Душегуб.
     Тут  они  заметили,  что Франсина  не  вышла из  аптеки  вместе с ними,
оглянулись и увидели ее в дверях.
     -- Я  заставила  хозяина описать мне  того  человека,--  сказала она.--
Расспросила, какой он с виду. Говорит, нездешний, в темном костюме. Какой-то
бледный и худой.
     -- Все мы с перепугу невесть чего навыдумывали,-- сказала Лавиния.-- Не
поеду  я ни в каком такси, и не уговаривайте меня. Если уж мне суждено стать
следующей  жертвой --  что ж, так тому и быть. Жизнь вообще слишком скучна и
однообразна,  особенно для девицы тридцати трех лет  от роду,  так что уж не
мешайте  мне хоть на этот раз поволноваться. Да и  вообще это глупо. Я вовсе
не красивая.
     --  Ты  очень красивая, Лавиния. Ты  красивей всех  в  городе,  да  еще
теперь,  когда Элизабет...--Франсина запнулась.-- Просто ты чересчур гордая.
Будь ты хоть немножко посговорчивей, ты бы уже давным-давно вышла замуж!
     -- Перестань  хныкать, Франсина! Вот и касса. Я плачу сорок один цент и
иду смотреть Чарли Чаплина. Если вам нужно такси -- пожалуйста, поезжайте. Я
посмотрю фильм и отлично дойду одна.
     -- Лавиния, ты с ума сошла! Мы не оставим тебя тут делать глупости.
     Они вошли в кинотеатр.
     Первый  сеанс  уже  окончился,  в  тускло  освещенном зале народу  было
немного. Три подруги уселись в среднем  ряду,  вокруг  пахло лаком -- должно
быть, недавно протирали медные дверные ручки; и тут из-за выцветшей  красной
бархатной портьеры вышел хозяин и объявил;
     -- Полиция  просила  нас  закончить сегодня  пораньше,  чтобы все могли
прийти домой не слишком поздно. Поэтому мы не  будем  показывать  хронику  и
сейчас же пускаем фильм. Сеанс окончится в одиннадцать часов.  Всем советуют
-- идите прямо домой, не задерживайтесь на улицах.
     -- Это он говорит специально для нас, Лавиния,--прошептала Франсина.
     Свет погас. Ожил экран.
     -- Лавиния,-- шепнула Элен.
     -- Что?
     -- Когда мы сюда входили, улицу переходил  мужчина в темном костюме. Он
только что вошел в зал и сидит сейчас за нами.
     -- Ох, Элен!
     -- Прямо за нами?
     Одна за другой все три оглянулись.
     Они увидели незнакомое лицо,  совсем белое  в жутком  неверном  отсвете
серебристого  экрана. Казалось, в темноте над  ними нависли лица всех мужчин
на свете.
     -- Я позову управляющего!--И Элен  пошла к  выходу.-- Остановите фильм!
Зажгите свет!
     -- Элен, вернись! --крикнула Лавиния и встала.
     Они  поставили  на  столик  пустые  стаканы из-под содовой  и,  смеясь,
слизнули ванильные усики от мороженого.
     -- Вот видите,  как глупо  получилось,--сказала Лавиния.--Подняли такой
шум из ничего. Ужасно неудобно!
     -- Ну, я  виновата,--  тихонько отозвалась  Элен.  Часы показывали  уже
половину двенадцатого. Три подруги вышли  из темного кинотеатра,  смеясь над
Элен, с ними высыпали остальные  зрители и зрительницы и заспешили кто куда,
в неизвестность. Элен тоже пыталась смеяться над собой.
     -- Ты только представь себе, Элен:  бежишь по проходу и кричишь: "Свет!
Дайте свет!" Я подумала--сейчас умру. А каково тому бедняге!
     -- Он -- брат управляющего, приехал из Расина.
     --  Я  же извинилась,--  возразила  Элен,  глядя  на потолок,  где  все
вертелся,  вертелся и разгонял  теплый ночной  воздух  огромный  вентилятор,
вновь и вновь обдавая их запахом ванили, мяты и креозота.
     -- Не надо нам было  задерживаться тут, пить  эту содовую. Ведь полиция
предупреждала.
     -- Да ну ее, полицию! --засмеялась Лавиния.--Ничего я не боюсь. Душегуб
уже,  наверно, за  тысячи миль отсюда. Он теперь не  скоро  вернется, а  как
явится  снова,  полиция его  тут  же  сцапает,  вот увидите.  Правда,  фильм
чудесный?
     Улицы были пусты -- легковые машины и фургоны, грузовики и людей словно
метлой  вымело.  В  витринах небольшого универсального  магазина  еще горели
огни, а согретые ярким светом восковые манекены протягивали розовые восковые
руки,  выставляя  напоказ пальцы,  унизанные перстнями  с  голубовато-белыми
бриллиантами,  или   задирали  оранжевые  восковые  ноги,  привлекая  взгляд
прохожего  к  чулкам  и  подвязкам. Жаркие, синего  стекла,  глаза манекенов
провожали девушек, а они шли по улице, пустой, как русло высохшей реки, и их
отражения мерцали в окнах, точно водоросли, расцветающие в темных волнах.
     -- Как вы думаете, если мы закричим, они прибегут к нам на помощь?
     -- Кто?
     -- Ну, публика эта, из витрин...
     -- Ох, Франсина!
     -- Не знаю...
     В витринах стояла тысяча мужчин и женщин, застывших и молчаливых,  а на
улице они были  только  втроем, и  стук  их  каблуков по спекшемуся асфальту
пробуждал резкое эхо, точно вдогонку трещали выстрелы.
     Красная неоновая вывеска тускло мигала в темноте и, когда они прох