ые дела. Скоро потребуется часто встречаться с Ромулом и Ремом,  давать
конкретные задания на разработку "объектов", получать оперативную информацию
и тут  одним  почтовым  ящиком  не  обойтись.  Кроме  того,  Заремба  обещал
подготовить и ввести в операцию еще одного агента, и тоже  женщину,  поселив
ее  на  вершину  "бермудского  треугольника"   -   в   качестве   начальника
метеостанции, расположенной у Одинозера. "Там сейчас работала семейная пара,
к разведке не  имеющая  отношения,  а  начальника  пришлось  "отправить"  на
пенсию, чтобы  освободить  место.  Георгий  настаивал,  чтобы  на  Одинозеро
посадили мужика, но новый шеф любил работать с женщинами,  считая,  что  они
больше видят и замечают, острее чувствуют и обладают даром предчувствия.
   Так что несчастной жене Татьяне не позавидуешь: кругом одни бабы...
   Свинья никуда не ушла, рюхала за калиткой, не смея ступить во  двор.  Все
попытки заманить ее, а потом и насильно  загнать  в  скотник  не  увенчались
успехом. Похоже, она одичала, скитаясь по сопкам, но и от  жилья  не  хотела
уходить, а младший оперуполномоченный старший лейтенант Курдюкова  пока  что
больше умела быть сварливой женой, нежели хозяйкой на ферме. Несмотря на  то
что  родилась  и  выросла  в  деревне  Новгородской  области.  Наконец   она
догадалась, что приблудная  животина  попросту  голодная.  Ей  выставили  за
ворота таз с наскоро запаренным комбикормом и на том успокоились.
   - Исправлюсь, товарищ майор, - стреляя глазками  не  хуже  продавщицы  из
Верхних Сволочей, сказала  "жена",  перед  тем  как  уйти  в  свою  спальню.
Разрешите идти на ночной отдых?
   План   разведмероприятий,   проводимых   в   "бермудском   треугольнике",
предусматривал почти полное разделение их обязанностей.  Татьяна  занималась
связью, шифровкой и передачей донесений, накоплением уже готовой  информации
в компьютере - короче, только вспомогательной работой. О всей  операции  она
знала лишь в общих чертах. И не лезла в кухню  Поспелова  даже  из  простого
женского любопытства. Она имела четкие инструкции, что и  как  делать,  если
вдруг  возникнет  нештатная  ситуация,  но  и  тут  Заремба   ее   полностью
обезопасил, запретив всякие самостоятельные шаги,  любую  инициативу,  кроме
необходимой обороны личной жизни.
   Иное дело, просто жизнь на ферме "семейной пары", та самая жизнь, которая
занимала основное время и которая была  главным  прикрытием  разведоперации.
Без труда они купили и пригнали пару  коров,  десяток  бычков  поставили  на
откорм, благо, что и пасти  не  надо:  бывший  хозяин  обнес  свои  тридцать
гектаров выпасов и семьдесят - посевов клевера проволочной  поскотиной.  Уже
получена ссуда в банке на приобретение пасеки в двадцать пять ульев и  всего
необходимого инвентаря, чтобы сделать кочующий пчельник  на  базе  грузовика
ГАЗ-66 с прицепом - с ней можно было все  лето  ползать  по  "треугольнику":
лучшего предлога не придумать.
   С первого же дня знакомства со своей "женой" Георгий понял, что  вряд  ли
когда свыкнется с мыслью, что они так  и  останутся  чужими  людьми.  И  что
станут жить под одной крышей как начальник и подчиненный, а не как мужчина и
женщина.
   Еще в Москве Георгий  привез  Татьяну  к  себе  домой  и,  говоря  языком
бабников,  распустил  перья.  Она  весьма  искусно  ему  подыгрывала,   пила
шампанское, кокетничала и заметно хотела понравиться,  что  было  совершенно
естественно: пожалуй, не одна она из "женского батальона" с удовольствием бы
поехала поработать года на два в экзотических условиях  фермы  в  карельских
сопках среди голубых озер и рек, где  плещется  форель.  Вместо  того  чтобы
прислуживать какому-нибудь ожиревшему директору оборонки или  вовсе  таскать
белье и стелить постели в гостинице, попутно выполняя литерные мероприятия.
   Он почти не  сомневался  в  успехе  первого  вечера  и  порой  мстительно
вспоминал  свою  бывшую  законную  жену,  в  простреленной  постели  которой
наверняка уже лежал любовник, о котором она напоминала  часто  и  навязчиво.
После двух ночи Георгий открыл дверь ванной комнаты.
   - Старший лейтенант Курдюкова! Сначала сюда, а потом - в койку!
   - Есть, товарищ майор! - откликнулась Татьяна  и  без  всяких  комплексов
попросила халат или, на крайний случай, длинную мужскую рубашку, потому  что
ночью она зябнет.
   Он дал ей халат и пообещал, что сегодня будет тепло и, может  быть,  даже
жарко.
   Пока он на правах хозяина прибирался на кухне, Татьяна выполнила  приказ,
и Георгий явился в спальню как молодожен к брачному ложу.
   - Извините, товарищ майор, - вдруг трезвым и холодноватым голосом сказала
она, - служба на  сегодня  кончилась.  Я  и  так  работала  до  двух  часов.
Спокойной ночи.
   Он тогда еще не поверил в стопроцентное "динамо", хотел пошутить:
   - Я по легенде - бабник и обязан работать всю ночь. К тому же нам следует
приспосабливаться друг к другу, не так ли?
   - Непременно, Георгий Петрович. Вот и будем приспосабливаться.
   - Так в чем же дело? Сейчас и начнем.
   - Начнем. Идите спать. На диван. Или мне уйти?
   Он ощутил прилив раздражения от ее  внезапной  сухости  и  решительности,
однако настаивать сейчас, тем более проявлять свою волю было глупо. Судя  по
ее тону, она не моргнув глазом пойдет на обострение, и вовсе не из-за своего
целомудрия, а из-за какой-то жесткой  принципиальности.  Ко  всему  прочему,
Георгий вспомнил отеческое предупреждение Зарембы и совет найти общий  язык.
Он сел на край постели.
   - Ты меня сбила с толку, - сказал он, смиряя гордыню. - Прошу прощения...
- Скажи, что ты имела ввиду,  когда  говорила...  о  приспособлении  друг  к
другу? - Георгий будто бы заботливо подоткнул одеяло под ее ноги.
   - А то и имела, - не сразу сказала она. - Придется приспосабливаться жить
под  одной  крышей,  изображать  семейную  пару,  разыгрывать  то  любовь  и
согласие, то ревность и ссоры. Если, конечно, после этой ночи вы от меня  не
откажетесь.
   Георгий и тогда не поверил  в  искренность,  зная  по  опыту,  как  самые
опытные шлюхи умеют разыгрывать неприступных девочек-дюймовочек.  Он  сделал
вид, что вполне удовлетворен ответом, попросил извинения и ушел спать в зал,
на диван. И всю ночь не мог  уснуть  от  одной  лишь  мысли,  что  он,  Жора
Поспелов, никогда не знавший отказа, вынужден спать сейчас в одной  квартире
с молодой, приятной женщиной, которая пусть  и  не  возбуждает  такую  дикую
страсть, как бывшая жена, однако притягивает воображение новизной  ощущений
вынужден ворочаться с боку на бок, без конца думать о ней, представлять, как
бы это все восхитительно у них произошло. И  тихо  злиться  от  собственного
бессилия, и вспоминать,  как  он  с  блеском  выхватил  из  грязных  рук  не
какого-нибудь старшего лейтенанта спецслужбы, а саму "Мисс Очарование". Взял
одной смелостью и напором, будто крепость на шпагу! Правда, и первая их ночь
тоже походила на насилие, только вместо истерики, обиды и стрельбы  родилось
совершенно обратное: Нина покорилась ему и  сама  назвала  мужем,  отныне  и
навеки...
   Под утро он окончательно накрутил себя, взвел и  разозлился  на  Татьяну,
решив отказаться от ее участия в разведоперации. С этой мыслью он  и  уснул,
сжав кулаки и стиснув зубы, ругая ее про себя так же, как вчера Нину  шлюха,
тварь, дрянь...
   Тогда и в голову не пришло, что Татьяна за стенкой тоже  не  спала,  тоже
думала, вспоминала... И тоже уснула под утро, всего на  пару  часов,  потому
что в семь разбудила его тем, что готовила  на  кухне  завтрак  и,  не  зная
"секретов" старой поспеловской  мебели,  уронила  дверцу  настенного  шкафа,
оторванную во время переезда, так и не отремонтированную.
   Он лежал и делал вид, что не проснулся. Ее инициативу он сначала расценил
как желание  угодить,  подлизаться,  искупить  как-то  издержки  собственных
принципов.
   Потом Татьяна  осторожно  вошла  в  комнату,  постояла  возле  "спящего",
сделала движение, чтобы тронуть за плечо, но  вместо  этого  как-то  бережно
прикоснулась к сжатому кулаку на подушке, погладила  и  осторожно,  один  по
одному, распрямила пальцы. И второй кулак отчего-то разжался сам...
   - Не притворяйся, - сказала с улыбкой. - Вставай, я приготовила  завтрак.
Начнем есть наш пуд соли. В этот момент Георгию вспомнилось, что  у  Татьяны
есть сын, живущий с бабушкой где-то в Новгородской области. От мысли об этом
ребенке эта строптивая, дразнящая, своенравная женщина предстала перед ним с
неуловимой печатью иного  качества  -  материнства,  которое  служило  некой
защитой от всякого на нее посягательства.  За  ее  плотью  стояла  еще  одна
плоть, еще одна живая душа, и всякое оскорбление, нанесенное ей,  немедленно
отзывалось в ребенке. Что бы он, Жора Поспелов, чувствовал, если  бы  кто-то
чужой посмел оскорбить его мать?
   Посмел говорить с ней развязно, предлагать "приспособиться"?
   А сын Татьяны еще маленький и не способен отомстить за мать.
   Неожиданным образом увязанные эти мысли в один момент развеяли все ночные
мысли и страсти. Только осталась одна мстительная в отношении  бывшей  жены,
за насилие над которой никогда никто не отомстит, потому что некому  мстить:
Нина о детях и слышать не хотела! И он когда-то не хотел, но к  тридцати,  и
еще чуть раньше, окончательно созрел, потому  что  начал  матереть,  ощущать
опасность своей работы, страх, уровень риска и  эфемерность  жизни.  Словишь
пулю - и ничего после тебя не останется! Никого! Жена? Так жена, как  поется
в старой казачьей песне, погорюет и забудет про меня...
   - Вставай, - Татьяна положила руку ему на  лоб.  -  Остыла  твоя  горячая
голова, утро вечера мудренее, вставай. Георгий осторожно убрал ее  дразнящую
ладонь: эти игрушки в утреннюю ласку после ночного "динамо" были известны  и
означали единственное - Татьяна не хотела портить с ним отношения и  выбрала
неприемлемую для него тактику постоянно подогревать чувства  и  воображение,
но всякий раз ускользать  из  рук  под  самыми  разными  предлогами.  Эдакая
кошечка с мышью.
   Только Георгий сам привык быть котом.
   - Отлично, - холодно проговорил он и встал. - Ты сделала  выбор  в  наших
отношениях. Я тоже. Люблю, когда у меня развязаны руки. Когда с товарищем по
службе связывают только служебные, а не постельные дела.
   Вероятно, тогда она приняла это за шутку или за некую  месть  уязвленного
мужского самолюбия и серьезно к его словам не отнеслась. На деле  же  теперь
получалось точно так, как он сказал: Георгий  разъезжал  по  "треугольнику",
заводил знакомства с женщинами, любезничал с очумевшими  от  тоски  одинокой
жизни в глухих местах агентами Ромулом и Ремом - одним словом, был все время
на людях, а Татьяна как опостылевшая нелюбимая жена сидела на хуторе и ждала
у окошка блудливого "мужа". Мало того, скоро  хозяйство  резко  прибавилось:
бродячая свинья, прибившись на  ферму,  привела  с  собой  девять  полосатых
поросят - признак того, что огулялась с диким кабаном, - и хочешь не хочешь,
забот у хозяйки прибавилось.
   Когда же в конце мая Поспелов наконец купил пасеку, "жена"  не  то  чтобы
затосковала, но почувствовала себя обманутой: дачная  жизнь  на  ферме,  как
корабль, обрастала ракушками и тянула ко дну.
   А пасека была необходима как прикрытие: часть ульев выставлена на  ферме,
а большая часть превращена в кочующую  пасеку,  которая  позволяла  в  любое
время  появляться  в  той  части  "бермудского   треугольника",   где   было
необходимо. Георгий сразу же начал готовиться к выезду на несколько ночей, и
заметил, что строптивая, несостоявшаяся любовница ждет этого часа, как муки,
ибо выяснилось, что боится оставаться на ферме одна, несмотря на электронную
охранную сигнализацию и автоматическую связь.
   - Ты жесткий парень, Поспелов, -  сказала  она  накануне  отъезда  его  с
пасекой в недра загадочного "треугольника" -  Знаешь  ведь,  что  мне  будет
страшно, и даже душа не дрогнет... Ты всегда так с женщинами?
   Он не хотел ни завоевывать ее таким  образом,  ни  тем  более  пугать,  а
сказал, в общем-то, правду.
   - Не жесткий, а  жестокий,  -  поправил.  -  Представляешь,  в  последнюю
встречу с женой я  изнасиловал  ее.  Да,  а  она  в  меня  стреляла.  Ничего
отношения? А знаешь, кто моя бывшая? "Мисс Очарование" восемьдесят  восьмого
года, Нина Соломина, помнишь?
   Она пожала плечами.
   - Нет, не помню... Роковая женщина?
   - Они все у меня роковые, - признался Георгий. - Потому что надо мной рок
висит. Так спецпрокурор определил. Хорошо, что нас судьба повязала только...
легендарными супружескими отношениями.
   Татьяна смотрела хоть и недоверчиво, но в глазах таился  испуг.  Поспелов
рассмеялся и похлопал ее по щеке.
   - Ладно, не бойся, я скоро собаку куплю. Даже двух,  кавказских  овчарок.
Будешь дама с собачками!
   На утро же стало ясно, что заезд  с  пасекой  в  Долину  Смерти  придется
отложить на неопределенный срок, поскольку Татьяна приняла шифровку,  ключом
к которой владел только он сам. Это означало особую важность информации...
   Заремба  сообщал,   что   в   Петрозаводске   внезапно   объявились   два
охотника-медвежатника, исчезнувшие вместе с  вертолетом  МИ-2  пять  месяцев
назад.
   Требовалось  немедленно  установить,  вернулся  ли  из   небытия   егерь,
продавший им медведя в берлоге, и срочно выезжать в столицу  Карелии,  чтобы
через местную спецслужбу выяснить, в каком параллельном мире побывали  новые
и все-таки земные русские люди...
   "Новые  русские"  до   этой   самой   злополучной   охоты   были   людьми
малознакомыми, хотя жили в одном городе давно и бизнесом занимались  лет  по
восемь. Надо сказать, что и по роду занятий они были  близки:  оба  когда-то
относились к интеллигенции.
   Хардиков начинал жизненный путь в милиции, когда еще  существовал  ОБХСС,
дослужился до капитана, а потом его свел  с  ума  один  известный  художник,
заразил тягой к прекрасному, к живописи и поэзии,  и  он  уехал  учиться  на
журналистский факультет. Парень он  был  симпатичный  светловолосый,  слегка
скуластый, с острым, пронзительным взглядом, что  нравилось  женщинам  и  не
нравилось преступникам. Эдакий "истинный ариец", баловень судьбы,  белокурая
бестия.
   Журналистом он поработать не успел, началась перестройка, некоторое время
занимался  издательской  деятельностью,  в  которой  наварил  первоначальный
капитал, и ушел в область прозаическую: стал торговать  обувью,  организовав
частную фирму "Стивал-Карел". К  началу  памятной  охоты  Хардиков  имел  до
сорока магазинов в самом Петрозаводске  и  многих  городах  России,  включая
Питер, мечтал открыть свой банк и уже достраивал для него  здание  в  центре
карельской столицы. Бандиты его никогда не доставали и  своими  налогами  не
обкладывали, поскольку бывший капитан сидел под  "крышей"  МВД  и  обувал  в
итальянские ботинки половину милиции.
   Человеком он был  смелым,  богатым,  способным  на  поступок  и  никакими
комплексами не страдал. Кроме бизнеса с такой же  страстью  любил  охоту,  а
когда хорошо выпивал,  в  душе  просыпалась  зараза,  внесенная  художником:
тянуло к поэзии, причем исконно русской - к стихам Есенина, Клюева, Рубцова.
   Благодаря ей они и сошлись со Скарлыгиным, когда  встретились  на  юбилее
общего знакомого. Выпивший Скарлыгин встал и,  вместо  тоста,  начал  читать
стихи Рубцова:
   Россия, Русь! Храни себя, храни!
   Смотри, опять в леса твои и долы
   Со всех сторон нагрянули они,
   Иных времен татары и монголы.
   Читал со страстью, с душевной болью, до слез, пытаясь пробить силой слова
галдящую толщу застолья. Не пробил...
   Скарлыгин обликом своим напоминал  народовольцев  прошлого  века  борода,
очечки, а за ними глаза, полные любви и  сострадания  к  своему  народу.  По
образованию он был геолог-геофизик,  но  работал  корреспондентом  в  газете
долгое время, и направление  в  бизнесе  избрал  как  бы  по  третьему  пути
образовал фирму  "Сантехмонтаж",  строил  канализации,  водопроводы,  ставил
раковины и унитазы. В отличие от Хардикова, едва  сводил  концы  с  концами,
выкручивался, искал ссуды и страдал от рэкета. Поэтому  сошлись  они  не  на
бизнесе, а на страсти к поэзии и охоте. На юбилее они  уединились,  до  утра
пили водку и читали стихи, пели и плакали, умилялись и  покрывались  ознобом
от повышенной чувствительности и силы поэтического слова. Тут же  поклялись:
немедленно, как только придут на работу  собственные  бухгалтера,  перевести
крупные суммы на памятник Николаю Рубцову в Вологду, - и заодно договорились
поехать на медведя. Хардиков накануне купил берлогу.
   Проспавшись к обеду, про перевод денег на памятник они мгновенно  забыли,
но отлично помнили об  охоте,  поскольку  любили  ее  во  всяком  состоянии.
Хардиков зафрахтовал вертолет МИ-2, посадил нового друга и  полетели  они  в
неизвестность.
   И вот, спустя пять месяцев, объявились в  городе  внезапно  -  причем  не
только для своих домочадцев, работников предприятий, но и  для  себя  лично.
Пришли в себя и обнаружили, что находятся на складе труб, чугунной  фасонины
и фаянса, принадлежащем Скарлыгину, запертые снаружи на замок и  опечатанные
печатью банка за долги фирма полностью перешла в собственность кредитора.
   Скарлыгин разорился, пока был на этой странной,  длительной  охоте.  Даже
некоторую мебель из квартиры продали с  молотка...  Пустить  в  трубу  фирму
"Стивал-Карел" за такой срок было не так-то просто, хотя  и  Хардиков  понес
крупные убытки за время отсутствия. Об исчезнувшем вертолете, двух пилотах и
егере у него, разумеется, спросили сразу же, но  по-свойски.  И  он  так  же
по-свойски рассказал, что благополучно подхватили на  борт  егеря  в  Нижних
Сволочах, взлетели  по  направлению  к  Горячему  Урочищу,  и  тут  началась
болтанка, так что выпить в воздухе было невозможно. Из  горлышка  же  "новым
русским" пить не пристало, и они дважды приземлялись на голые вершины сопок,
минут на пять: пилоты двигатели не глушили.
   И вот когда пришло время приземлиться  в  третий  раз,  командир  экипажа
забеспокоился - что-то непонятное творилось с приборами,  будто  зашкаливало
или вовсе не работало. Бывший  геофизик  успокоил,  дескать,  это  магнитная
буря, а Хардиков приказал все-таки сесть  и,  пока  выпивают  и  закусывают,
посмотреть машину. Приземлились на лысой сопке, от винтов  поднялся  высокий
столб сухого рыхлого снега,  и  когда  он  осел,  -  двигатель  на  сей  раз
выключили, - то все увидели, что со всех сторон к  вертолету  идут  какие-то
люди в скафандрах, а, может, и в заиндевевших, обросших  куржаком  капюшонах
тут мнения расходились.
   Снег был глубокий, поэтому людишки казались маленькими, тонули  по  пояс.
Водки на борту было целых полтора ящика -  есть  чем  попотчевать  нежданных
гостей, так что "новые русские", уже читавшие стихи, компании  обрадовались,
сами открыли дверь и еще зазывать стали.
   А это оказались вовсе не люди  -  уроды  какие-то!  Зеленые,  похожие  на
чертей! Они чем-то брызнули в салон вертолета, как из  газового  баллона,  и
все враз полегли, потеряли сознание...
   Дальше "новые русские" несли вообще полную чушь, бредятину  про  летающую
тарелку, в  которой  они  потом  очутились,  про  полет  на  планету  Гомос,
находящуюся в другой солнечной системе, про открытие внеземной цивилизации и
про то, как там  устроен  мир.  Работники  прокуратуры  и  милиции,  отлично
знавшие Хардикова, не могли поступить с ним грубо и сразу  же  определять  в
местную психлечебницу. Его отпустили домой,  а  разорившегося  Скарлыгина  с
помощью  специальной  бригады  "скорой  помощи"  отвезли  в  наркологическое
отделение: диагноз  был  поставлен  соответствующий  -  алкогольный  психоз,
шизофрения   крайней   степени,   сумеречное   состояние.   Владелец   фирмы
"Стивал-Карел" хоть и был по-товарищески предупрежден  молчать,  что  с  ним
произошло, не  послушал  советов  и  созвал  пресс-конференцию,  где  сделал