топителя, откуда вытекает маслянистая жидкость. А
в помещении  за  дверью  оказалась  наполовину  демонтированная  электронная
аппаратура,  представляющая   собой   некий   специализированный   комплекс,
назначение которого на первый  взгляд  определить  было  не  так-то  просто.
Витязь ворошил штабель пустых пластмассовых  коробок,  среди  которых  можно
было спрятаться либо прикрыть ими запасной выход.
   Ничего не нашел и  вернулся  к  Поспелову.  И  тотчас  в  дальнем  отсеке
командного пункта послышался злой мат и рев  десантуры,  застучали  очереди,
захлопали взрывы гранат из подствольников. Оставив Витязя с пленным, Георгий
побежал на звуки боя, и покарыскал  по  галереям  и  переходам,  перестрелка
утихла, доносилась  лишь  ругань,  грохот  железа  и  топот  ног.  Навстречу
выскочил Тимоха, готовый разрядить автомат - пришлось  прыгнуть  к  стене  и
осветить себя фонарем.
   Десантник плакал зло, бесслезно, однако при этом то и  дело  утирал  лицо
окровавленными руками.
   - Что произошло? - на ходу спросил Поспелов.
   - Уроды! Двоих наших!.. Из-за угла, падлы!.. Шурка  уже  готов,  а  Лобан
умирает...
   - Пленные есть?
   - Мы их в плен не берем...
   - А я приказал - брать! - зарычал Георгий.
   - Они двоих наших! - широко разевая рот, чтобы не всхлипывать,  прокричал
Тимоха и заткнулся.
   Азарий возился с умирающим десантником: удерживая его на коленях, пытался
сливать бегущую изо рта кровь и тем самым  дать  еще  раз  вздохнуть.  Грудь
Лобана была разворочена очередью, из раны торчали лоскутья тельняшки.  Рядом
лежал Шурка, почти перерубленный пополам...
   А Игорь чуть поодаль,  высвечивая  впереди  себя  круг,  забивал  пинками
пришельца, еще живого, но раненого, брызгающего кровью после каждого  удара.
Поспелов схватил его за воротник, оттащил и успел лишь заметить полубезумный
взгляд десантника, когда тот  молниеносно  врезал  ему  кулаком  в  челюсть,
вырвался и наставил автомат.
   - Уйди, убью!
   - Опусти автомат, - спокойно попросил  Георгий.  -  И  вытри  сопли,  это
помогает.
   - Это - мой! - процедил сквозь зубы Игорь. - Я сам с ним...
   Поспелов перевел взгляд на раненого пришельца, -  пытающегося  встать  на
ноги, и тем самым притянул на мгновение все внимание  десантника  к  добыче.
Этого хватило, чтобы обезоружить разгоряченного боем парня, придавить его  к
стене.
   - Успокойся, брат, переведи дух. А то так и своих порубишь.
   Рядом вырос великан Азарий, поднял автомат Игоря, протянул ему в руки.
   - Отдай пленного, - хмуро посоветовал. - Если не успел кончить отдай.
   Игорь, закинув автомат за плечо, побрел  к  мертвому  Шурке,  а  Поспелов
уложил пришельца на  спину,  вспорол  ножом  жесткий  комбинезон  -  ранение
оказалось двойное: в бедро навылет и касательное в  голову.  Можно  было  не
перевязывать пока, не истечет...
   - Своих убитых и пленных  -  наверх!  -  приказал  он  Азарию.  -  Занять
оборону.
   С  начала  штурма  прошло  одиннадцать  минут  и  поднятые   по   тревоге
пришельцы"драконы" могли быть уже на подлете.
   - Это не то подземелье, - вдруг сказал Азарий.
   - Потом разберемся, то - не то... Выполняй приказ.
   - Я говорю, не то! - тупо повторил он. - Мы были в  другом.  Здесь  нашли
всего один "космический корабль", а там было три!
   - Хочешь сказать, здесь не "логово"?
   - "Логово", да не то. Маху дали... Придется опять искать.
   - Ладно, давай наверх! Сейчас налетят, вороны...
   Сначала  подняли  в  ангар  убитых  десантников,  затем,  под  присмотром
Поспелова, пленных. Георгий собрал  у  мужиков  перевязочные  пакеты,  начал
бинтовать раненых "пришельцев", а оставшиеся в живых Азарий, Тимоха и  Игорь
рассредоточились вдоль сопки с подземным бункером. Агент Витязь  побежал  на
другой конец  взлетно-посадочной  полосы,  чтобы  пригнать  оставленную  там
"ниву" - следовало немедленно эвакуировать пленных.
   Первая пара "драконов" налетела с севера, но это была  разведка.  Выписав
круг над дальним краем  аэродрома,  парашютисты  ушли  на  запад,  десантура
сориентировалась правильно и огня не открывала.
   Прошло еще минут пятнадцать, и, когда Витязь выехал на полосу на "ниве" в
самый неподходящий момент, - над лесом с западной  стороны  появилось  сразу
девять  парашютистов.  Они  отлично  видели  машину  на  аэродроме,   однако
двигались плотным птичьим косяком и на  подлете  к  открытому  месту,  когда
десантура  изготовилась  к  стрельбе,  неожиданно   резко   и   одновременно
приземлились на кроны деревьев.
   Витязь загнал  машину  в  ангар,  помог  загрузить  пленного  и,  схватив
автомат, занял оборону у полуоткрытой стальной  двери.  Десантура  стоически
выжидала,  когда  "драконы"  выйдут  на  открытое  место,  из  коротких   ее
радиопереговоров становилось ясно, что противник отчего-то медлит.
   Кромка леса  отлично  просматривалась  с  сопок  даже  без  биноклей,  на
укатанной  гравийной  обочине  взлетной  полосы  укрыться  было  невозможно.
Оставленные  на  кронах  полосатые  купола  трепал  ветер,  а   спустившиеся
парашютисты будто растаяли в лесу. Спустя полчаса Георгий  послал  Витязя  к
месту приземления "драконов", но едва тот скрылся в бору, как оттуда донесся
частый дребезжащий звук стрельбы.
   Азарий повел десантуру в атаку, эфир сразу же наполнился матом и руганью,
а лес - частыми очередями "Калашниковых" и  хлопающими  взрывами  гранат  из
подствольных гранатометов. Похоже, "драконов"  откуда-то  выкуривали.  Через
несколько минут грохот и дребезг выстрелов  переместился  в  глубь  леса  на
запад - в сторону "бермудского  треугольника",  потом  еще  некоторое  время
попетлял по бору и стих. А скоро Витязь доложил,  что  десантура  снимает  с
сосен трофейные парашюты.
   Десантура появилась на полосе, нагруженная захваченным  снаряжением.  Тут
же начали раскручивать купола и испытывать летательные аппараты.  Оказалось,
что прилетевшие на выручку "драконы" разобрали  каменный  завал  у  подножия
соседней с ангаром сопки и пытались вскрыть стальную дверь запасного хода  в
бункер. Они наверняка уже знали, что "логово" взято  штурмом,  но  отчего-то
упорно старались проникнуть туда и заняли круговую оборону.
   Вероятно, на командном пункте оставалось что-то такое, что  "драконы"  не
могли бросить, и прилетели они не на помощь, а с целью попасть в захваченное
"логово".
   Вскрыть ход им не удалось, хотя они взорвали прикрепленный к двери  заряд
и лишь расшатали петли, однако вырвать  их  из  растрескавшегося  бетона  не
успели. Витязь открыл огонь, положил двоих, и подоспевшая десантура, прячась
за соснами,  забросала  противника  гранатами  из  подствольников.  Кажется,
удалось уйти  только  двоим,  и  то  один  бежал,  оставляя  кровавый  след.
Преследовали их недолго, боялись далеко отрываться от  аэродрома,  чтобы  не
угодить в засаду.
   Доложив  о  результатах  стычки,  Азарий  подошел  к   своим   товарищам,
осваивающим  трофейные  летательные  аппараты,  и,  похоже,  сделал  строгое
внушение, после чего мужики расстелили на бетонной полосе купола парашютов и
стали заворачивать в них тела убитых товарищей. Упаковали  плотно,  обвязали
стропами во многих местах, превратив десантников в египетские мумии.  И  все
равно, в обезличенных этих тюках можно было узнать, кто есть кто:  у  Лобана
кровила еще простреленная грудь, а у Шурки - живот. Тимоха с Игорем  отнесли
мертвых в ангар, положив  их  в  прохладное  место,  и  не  утерпели,  вновь
обрядились в парашютные постромки, надели ранцевые двигатели и через полчаса
все-таки взлетели.
   И долго потом над брошенным аэродромом слышался  восторженный  и  горький
мат.
   Ева шипела, как кошка, и, манипулируя перед  собой  руками,  намеревалась
нанести удар. Тяжелый, неуклюжий Заремба стоял  перед  ней,  как  боксерская
груша, и  улыбался,  показывая  золотые  зубы  и  поблескивая  глазами.  Она
стрельнула босой ногой ему в переносье, незаметно и мгновенно сбросив туфли,
ударила  будто  цыганской  плетью   -   даже   щелчок   послышался!   однако
сокрушительный этот удар не пошатнул Зарембу и наглую его улыбку не  стер  с
лица. Только зубы теперь излучали зловещий свет.  Ева  внезапно  прыгнула  к
потолку, и перевернувшись в воздухе, достала его тупыми и  жесткими  пятками
одной в лоб, другой целила в горло - он продолжал улыбаться, хотя  в  уголке
толстых губ накопилась черная капля крови и потекла  по  подбородку.  Стерев
ее, Заремба посмотрел на ладонь, и его ленивую ухмылку можно было  расценить
как удивление.
   - Хватит прыгать-то, - сказал он. - А то допрыгаешься.
   Следующий  удар  полетел  ему  в  зубы,  и  неповоротливый  этот  человек
неожиданно ловко  и  стремительно  перехватил  пятерней  ее  ступню,  сделал
неуловимое вращательное движение - и  Ева  полетела  на  паркет,  ударившись
затылком. Она тут же попыталась вскочить и присела, опершись руками об  пол:
вывихнутый голеностопный сустав  не  держал  легкого  тела,  а  сама  ступня
оказалась развернутой чуть ли не назад.
   Адам сидел лицом к углу и делал вороватые  попытки  обернуться,  втягивая
голову в плечи. На всякий случай Заремба вышиб из-под него стул, накинул  на
шею провод от вентилятора, затянул.
   - Сиди спокойно, - предупредил. - Не дергайся, не люблю.
   Тем временем Ева  все-таки  встала,  только  на  руки,  отчего  подол  ее
легкого, шелкового платья опустился вниз,  обнажив  серебристый  треугольник
тонких трусиков.
   Видение это длилось  мгновение,  как  фотовспышка,  и  так  же  ослепило,
поскольку Заремба пропустил удар ногой в толстый живот и шатнулся  назад,  а
раскосая молния в тот же миг выкинула вперед-острый, угловатый, как  осколок
камня, кулачок. От тычка в гортань  перехватило  дыхание,  но  запястье  Евы
оказалось в руке Зарембы, как в стальном  браслете.  Он  мог  переломать  ей
конечности и в секунду вытряхнуть из сознания, как вытряхивают сор из волос,
но опасался ненароком вышибить жизнь из стройного,  резиново-жесткого  тела.
Он лишь выбил ей обе руки из плечевых суставов и бросил на пол, словно  муху
с оборванными крыльями. Ева не успокоилась, поползла к окну, а  Заремба  тем
временем сел на край стола и набрал номер телефона Лугового: своих оперов не
оставалось, все улетели в Питер. К счастью, Луговой оказался на месте  и  не
отказал прислать машину и людей на Гоголевский  бульвар.  Договорить  с  ним
Заремба не успел: пришлось бросить трубку и хватать Еву за ноги - голова  ее
уже торчала на улице и с  изрезанного  стеклом  лица  стекала  густая,  алая
кровь.
   - Ну что ты, дура, - сказал  он.  -  Испортила  мордашку.  А  если  шрамы
останутся?
   В дверь застучал охранник снизу - прибежал на звон стекла.
   - Что там происходит, Павел Михайлович?
   Заремба сунул Еву  под  тумбу  стола,  вынул  пистолет  и  открыл  замок.
Охранник сам уперся в ствол.
   - Ничего тут не происходит. Ложись на пол. Оружие есть?
   Парень дернулся и получил стволом под дых и в следующий миг ногой в  пах.
Заремба выдернул из его  плечевой  кобуры  пистолет  -  газовый,  "Вальтер",
выстрелил у самого уха, чтобы струя ушла за дверь.
   - На пол, на пол, - швырнул его на паркет. - Лицом вниз.
   Мужики послушались, улеглись как положено, а Ева выбралась из-под стола и
снова поползла к окну, извиваясь как змея.  Вывихнутые  руки  не  слушались,
одна нога волочилась, но эта тварь словно не  ощущала  боли.  В  самом  деле
нелюдь!
   Заремба взял ее за волосы, вывернул голову назад.
   - Сам бы выбросил в окно, да ты мне живая нужна.
   И непроизвольно отшатнулся: Ева улыбнулась ему, щуря и так узкие глаза.
   Люди Лугового приехали минут через пять, забили  мужиков  в  наручники  и
свели в машину, затем унесли на руках Еву.
   - Посадите ее в мою машину, - распорядился Заремба. - А этих - в контору.
   Здесь оставить засаду. Брать всех, кто придет.
   Он снова позвонил Луговому, кратко, на эзоповом языке, обрисовал ситуацию
и спросил напоследок, нет ли в конторе какого-нибудь шума вокруг скандала на
правительственном заседании.
   - Да нет, вроде бы все спокойно, - отозвался тот. - Ничего не слыхать.
   - Все равно, сходи в столовую, - посоветовал Заремба. - Послушай радио.
   Я позже перезвоню.
   В конторской столовой можно было имеющему уши услышать или  получить  всю
информацию о внешней и внутренней жизни, в том числе и строго секретную.
   И если во всех прочих очередях России передавались домыслы и  сплетни,  в
этой очереди каждое оброненное слово можно было начертать на скрижалях.
   Еву пристегнули наручниками к петле над задней дверцей  -  пока  несли  в
машину, успела кого-то  укусить.  Ехать  с  ней,  несмотря  на  тонированные
стекла, все-таки было неприлично, - лицо в крови, - поэтому  Заремба  подсел
рядом и оставшейся от киллеров "фантой" умыл ее, стряхнул с платья пыль.
   - Будешь хорошо себя вести - руки вправлю, - пообещал он. - Но все  равно
теперь так уж не попрыгаешь. На всю  жизнь  будут  застарелые  вывихи.  Чуть
неловко дернешься - сустав и вылетит.
   Ее  восточное  лицо  оставалось  непроницаемым,  разве  что  после  мытья
апельсиновым напитком кожа пожелтела еще сильнее.
   Заремба снял с пояса пейджер и повесил его на зеркало - вдруг вспомнит  о
нем начальство и попросит позвонить, - вырулил на Сретенку и покатил вперед,
без определенной цели, до ближайшего тихого угла, сквера  или  пустыря,  где
можно  спокойно  допросить  пришелицу.  И  допрос  начал  уже   по   дороге,
предварительно вытряхнув сумочку Евы на пассажирское сиденье.
   Кроме редкого, австрийского пистолета "литтл Том", помады, теней,  темных
очков и  прочих  дамских  принадлежностей,  оказался  паспорт  на  имя  Айны
Исумото, уроженки Бурятии, с московской пропиской и удостоверением помощника
депутата Гоаударственной Думы.
   - Почему же тебя зовут Евой? - спросил  он,  наблюдая  за  пассажиркой  в
зеркало. - Или ты в самом деле первая женщина на Земле?  И  от  тебя  пойдет
новый человеческий род?
   Она по-прежнему молчала, сидя с закрытыми  глазами,  будто  молилась  про
себя.
   - Сказала бы хоть словечко, а то я  твоего  голоса  не  слышал.  Ты  хоть
по-русски-то понимаешь? Шипишь, как змея, и больше ничего.
   Под светофором он вскрыл пудреницу, затем  помаду  и  тщательно  осмотрел
столбик красящего вещества, попробовал проткнуть его шпилькой  -  не  вышло:
маслянистая помада намазана только сверху, внутри твердый стержень. Это  мог
быть портативный радиомаяк - штука у пришельцев обязательная.
   - Извини, придется выбросить, - Заремба тронул машину  и  ловко  забросил
помаду в  кабину  разгоняющегося  рядом  "москвича",  затем  резко  прибавил
скорость и пошел вперед.
   - Вас все равно уничтожат, - не открывая глаз, произнесла Ева.
   -  О,  какой  чудный  голосок!  -  обрадовался  он.  -  Да,  когда-нибудь
обязательно уничтожат. Если за это дело взялись  помощники  депутатов  -  не
сомневаюсь. А мою голову тебе депутат заказал? Кстати, кто он? Да не скрывай
ты, говори. Это же легко  установить,  -  Заремба  показал  трубку  сотового
телефона. - Сейчас, прямо отсюда... Ну?
   - Что вы от меня хотите? - она открыла глаза и  сразу  стало  ясно  -  не
молилась, а  скрывала  боль.  Прикованные  к  петле  руки  не  давали  покоя
суставам.   Боевой   каратистский    дух    ее    сейчас    упал,    обнажив
чувствительность...
   - Особенного ничего. Но кому потребовалась моя  голова  -  любопытно.  Ты
скажи, если человек этот подходящий, я, может, сам сниму и отдам, как шляпу.
   Он тоже наконец ощутил боль -  в  переносье,  отчего  начинался  насморк.
Кажется, и два зуба в  нижней  челюсти  расшатались,  у  одного,  с  золотой
коронкой, возможно, корень сломался: чте-то здорово качается,  если  трогать
языком, и ноет...
   - Ты же не из  шайки  какой-нибудь,  -  продолжал  Заремба.  -  Не  шпана
уличная.
   Чувствуется же почерк... Так давай говорить как профессионалы.  А  то  ты
как партизанка... Я уже слишком старый, зубы съел в контрразведке. И хитрый,
еще потому что цыган по Национальности. Видишь,  я  твоих  киллеров  сделал.
Адама без звука взял и сразу расколол до задницы.
   - Дерьмо собачье, - проговорила она.
   - Это точно. С такими связываться нельзя, если хочешь дело сделать. Но ты
же это по молодости?.. Бывало и  у  меня.  За  один  только  страх  человека
работать не заставишь, особенно в России. Хотя ты восточная  женщина,  могла
бы придумать комбинацию похитрее. Ты же  основной  исполнитель  акции?  Тебе
поручили снять с меня голову. Рассуждать "повезло - не повезло" - это же  не
серьезно. Плохо сработала, вот и весь сказ. Любителю  можно  простить,  тебе
нет. Ни в одной разведке мира такого не прощают. Думаю, у пришельцев из иной
цивилизации дело с этим даже построже.
   Заремба сделал паузу, проезжая  перекресток,  заметил,  что  Ева  уже  не
скрывает боли, вероятно, она становилась мучительной: вздернутые вверх  руки
беспокоили растянутые связки, а  сустав  на  ноге  распух,  сделав  изящную,
сильную ступню уродливой колотушкой. Верный признак разрыва связок...
   Миновав мост через Яузу, он повернул на набережную, в сторону парка места
малолюдные в обеденное время.
   - Так что выхода у тебя нет, - надо отвечать на вопросы, -  вздохнул  он.
Ты же понимаешь, на тебе висит провал операции. А я  сегодня  победил.  Твои
наемные убийцы - мелочь, жлобы. И Адам  -  дерьмо.  Ясно,  у  тебя  не  было
времени основательно подготовиться и ликвидировать меня  аккуратно.  Поэтому
пришлось воспользоваться тем,  что  оказалось  под  рукой.  Тебе  же  только
сегодня утром приказали меня убрать? Где-то после одиннадцати?
   - Я не могу отвечать на ваши вопросы, - не сразу проронила Ева.
   - А придется. Иначе отвезу тебя в контору, там наширяют уколов,  накачают
всякой дрянью и ты расскажешь мне все, даже то, что сама забыла.
   - Это не поможет.
   - Ну! Еще как поможет. Недавно какая-то новая зараза  появилась,  кстати,
японского производства. Купили через третью страну. После первого  же  укола
состояние  полной  откровенности.  Пациент  ощущает  сильнейшее  сексуальное
возбуждение и на почве этого отказывают самые мощные  тормоза.  А  у  женщин
особенно... Слышала о таком зелье?
   - Слышала... Но на меня не действует.
   - Да ладно, не бойся, - усмехнулся он, показывая зубы. - Я же тебя только
запугиваю... Ты можешь не отвечать на мои вопросы.  Молчи.  Просто  молчи  и
все. А я пойму. Я же цыган, по глазам умею читать.
   - Снимите наручники, - вдруг попросила она.
   - Снять? Пожалуйста, - Заремба въехал в парк сквозь отсутствующий  пролет
в металлической изгороди, загнал машину под сень  старых  лип.  Не  спеша  и
грузно пересел к Еве на заднее сиденье.
   - Болят суставы? - с циничной улыбкой спросил он  и  как  бы  со  стороны
посмотрел на свою, в общем-то неприятную, мерзкую физиономию - таким  он  ей
должен казаться.
   - Болят, - с покорностью призналась Ева.
   Заремба бесцеремонно и грубо расстегнул кнопки на ее платье, залез  рукой
за пазуху, ощупал - на  шее  никаких  украшений  и  бюстгалтера  нет,  грудь
маленькая - два прыщика. Ева испытующе сузила глаза до темных щелок.
   - Придется трусики снять,. - продолжал улыбаться он. -  Красивые  у  тебя
трусики!
   И отвернув подол, захватил жесткими пальцами тесемки на  бедрах,  сдернул
их до колен, преодолевая инстинктивное сопротивление, затем уже аккуратно  и
бережно снял трусики с ног. Ева мгновенно расслабилась, откинула  голову  на
спинку сиденья.
   Заремба поправил подол и, не сводя взгляда с ее лица, прощупал, пропустил
между пальцев резинку.
   - Нет, ты молчи, - посоветовал он. - Я же все понимаю. Дурочка ты, хоть и
помощник депутата. Разве старого цыгана обманешь?
   Под резинкой заднего треугольника трусов оказалась плоская  пластмассовая
ампула с бесцветной жидкостью.  Заремба  упрятал  ее  на  место,  а  предмет
женского туалета свернул, вложила пластиковый пакет и убрал в карман.
   - Поближе к сердцу, - гнусно усмехнул