тчиков не существовало запретных зон на корабле. Наравне с капитаном и старшим помощником они могли совать свой нос куда угодно.
     К членам инженерной службы, тем более к младшему персоналу, это не относилось. Но я воспользовался своей привилегией штатного пилота и привел с собой Элис, чтобы мы вместе посмотрели на старт корабля.
     Сегодня был не очередной тренировочный полет, мы наконец отправлялись в настоящую экспедицию - к далекой звезде Вецен, известной еще, как Дельта Большого Пса, которая находилась от нас на расстоянии 550 парсеков, или 1800 световых лет. При постоянной крейсерской скорости это восемьдесят суток полета в один конец, а учитывая неизбежные отклонения от курса, и вовсе набегает три месяца. Так что полгода путешествия нам было гарантировано. Это если не считать, сколько времени мы проведем в самой системе Вецена, пока наши астрофизики будут изучать в непосредственной близости поведение этого сверхгиганта.
     Вот фрегат сдвинулся с места и направился к взлетной полосе. Яна Топалова, также присутствовавшая в обсерватории, досадливо закусила губу. Согласно традиции, стартом корабля, отправлявшегося на официальное задание, должна была руководить она, как первый пилот "Марианны", однако на сей раз произвести взлет и погружение в инсайд было поручено другой группе, возглавляемой четвертым пилотом Михайловым - как и полагалось, на время длительной экспедиции личный состав летно-навигационной службы увеличился с трех до четырех групп.
     Единственное, что утешало Топалову, это новенькие лейткомовские нашивки на погонах, которые она носила с позавчерашнего дня. Тогда же старпом Крамер стал полным командором, а вместе с ним были повышены в званиях еще два десятка членов экипажа - в частности, старший навигатор Вебер сменил свои суб-лейтенантские погоны на лейтенантские. В Корпусе было принято присваивать очередные звания накануне длительных экспедиций; считалось (и, полагаю, справедливо), что это повышает общий моральный дух экипажа.
     А вот Павлов, который летел с нами в ранге начальника экспедиции, по-прежнему оставался капитаном. Как я узнал от своих новых сослуживцев, он уже третий год упорно отбивался от попыток всучить ему звезду коммодора. Поговаривали (правда, тихим шепотом), что кэп, в душе продолжая быть военным, пренебрежительно относится к адмиралам из Астроэкспедиции, считая их всех кабинетными крысами, которые выходят в космос лишь по большим праздникам. Собственно, так оно и было.
     Взлет корабля, выход на орбиту и погружение в вакуум прошли как положено, в полном соответствии с планом. Когда "Марианна" оказалась в инсайде, на куполе обсерватории вновь зажглись звезды - но уже не реальные, а моделируемые навигационным компьютером, который рассчитывал изображение в соответствии с намеченным курсом. Поскольку сверхсветовой привод работал на форсаже (в Астроэкспедиции иначе не летали), то уже через четверть часа, внимательно присмотревшись, можно было заметить незначительное смещение ближайших звезд. Фрегат приближался к своей крейсерской скорости 0,94 светолет в час.
     Элис стояла рядом со мной и, слегка запрокинув голову, тоскливо смотрела на звезды. В уголках ее глаз застыли слезы. Я не знал, что ей сказать. Все, что можно было сказать, я сказал уже давно, и не раз. Да и она сама прекрасно понимала, что летать на межзвездном корабле и управлять им - это разные вещи. Ее учили управлять, учили чувствовать корабль частью себя. А теперь ей приходилось привыкать к совсем другой роли - быть частью корабля...
     Я положил руку ей на плечо. Она не стряхнула ее, но мягко убрала и произнесла:
     - Пожалуй, я пойду. Здесь я лишняя.
     Я не стал задерживать ее. На месте Элис я тоже чувствовал бы себя неуютно - одинокий капрал среди толпы офицеров и ученых...
     Вскоре в обсервационную рубку явился командор Томассон и доложил начальнику экспедиции, что корабль закончил разгон и лег на заданный курс.
     В ответ Павлов кивнул:
     - Хорошо, шкипер. Теперь объявите, чтобы все свободные от вахты офицеры через десять минут собрались в главной кают-компании. Я сообщу дополнительные сведения о нашем задании.
     Спустя десять минут главная кают-компания была заполнена офицерами всех служб корабля - от летно-навигационной и инженерной до медицинской и интендантской.
     Капитан Павлов встал у большого экрана со схематическим изображением звездного неба в нортоновской проекции, учитывающей движение всех известных космических объектов и, таким образом, показывавшей их истинное, а не видимое расположение. Наметанным глазом я сразу определил, что это не тот сектор космоса, где находится Вецен.
     - Дамы и господа, - заговорил Павлов. - Наш брифинг будет коротким, поскольку задача у нас очень простая и объяснять ее суть долго не придется. Прежде всего довожу до вашего сведения, что звезда Вецен, Дельта Большого Пса, не является целью нашей экспедиции. Мы намеренно ввели вас в заблуждение, чтобы избежать возможной утечки информации. На самом деле мы летим к другой звезде, расположенной почти на таком же расстоянии, но в секторе Ориона. В каталогах она числится под кодовым номером SL 20458914 и собственным названием Аруна.
     Капитан ткнул дистанционной указкой в центр экрана, и там зажглась яркая оранжевая точка.
     - Звезда принадлежит к классу G5V, то есть находится на главной последовательности и по спектру излучения немного краснее Солнца, зато гораздо желтее нашей Эпсилон. Обладает планетной системой - от семи до двенадцати планет. С большой вероятностью среди них есть по крайней мере одна потенциально пригодная для жизни. Но, как вы понимаете, последнее обстоятельство еще не повод отправлять туда экспедицию. В радиусе тысячи световых лет вокруг Солнца насчитывается свыше семи миллионов звезд, среди которых немало желтых и оранжевых карликов с кислородными планетами земного типа - их нам с лихвой хватит на ближайшие несколько столетий. - Павлов сделал паузу и сухо прокашлялся. - Теперь о причинах, почему мы все-таки летим к Аруне и почему руководство Корпуса держало в тайне наше задание. Изложу факты, которые стали нам известны сравнительно недавно. Семь лет назад один из разведывательных кораблей Земной Астроэкспедиции совершил какое-то важное открытие. Настолько важное, что его тотчас засекретили. Был засекречен даже факт самого открытия. В течение этих семи лет Астроэкспедиционный Корпус Земли под патронажем правительства осуществляет проект "Атлантида" - для тех, кто не в курсе, объясняю, что так назывался мифический остров на Земле, на котором в древние времена якобы существовала высокоразвитая цивилизация; по древнегреческим преданиям, Атлантида погибла в результате сильного землетрясения. Мы не знаем, существуют ли здесь какие-нибудь параллели, нам вообще почти ничего не известно об этом проекте, кроме трех скупых фактов. Первое - он щедро финансируется за счет федерального правительства Земли. Выделяемые на него ассигнования по разным оценкам составляют от половины до двух третей годового бюджета всей нашей Эриданской Астроэкспедиции.
     Сидевший рядом со мной Вебер не удержался и присвистнул.
     - Ни фига ж себе! - пробормотал он под нос.
     - Целиком разделяю ваши эмоции, лейтенант, - согласился Павлов. - Наши земные коллеги заполучили настоящую дойную корову, притом ни с кем ее молоком не делятся. Это, кстати, факт второй - военные к участию в проекте не допускаются ни под каким соусом. И наконец третье, для нас, пожалуй, самое главное, - проект "Атлантида" связан со звездой Аруной. Поэтому задача наша проста и незамысловата - выяснить, что там происходит. Именно затем была засекречена цель нашего полета. Руководство не хочет, чтобы земляне, предупрежденные заранее, успели основательно замести следы и скрыть от нас что-нибудь важное. - Он сухо кашлянул. - Это все, что я имел вам сказать, дамы и господа. Это все, что нам известно. Вы можете строить всевозможные догадки на сей счет, но боюсь, что все они будут далеки от истины. Начальников всех подслужб, отделений и спецгрупп прошу пройти в канцелярию старшего помощника. Вам будет выдана запись нашего брифинга, чтобы вы довели его содержание до сведения своих подчиненных из рядового и сержантского состава.
     Капитан Павлов вышел из кают-компании. За ним последовали командор Томассон и старпом Крамер.
     - Вот это да! - произнес кто-то за моей спиной. - Оказывается, мы ведем шпионские игры с Землей.
     - Шпионские или нет, - заметил мичман из службы систем жизнеобеспечения, - но это не игры. Земляне открыли что-то серьезное. Может, нашли артефакты какой-то древней цивилизации.
     Топалова раздраженно фыркнула:
     - Будь моя воля, я бы запретила это слово чуть что, сразу "артефакты". После каждой экспедиции родственники достают меня расспросами об этих мифических артефактах.
     - Но что-то там есть, - сказал я задумчиво.
     - Ясное дело, - отозвался Вебер. - Что-то такое, от чего Земная Астроэкспедиция зашибает нехилые бабки. А наше начальство решило примазаться к их открытию, чтобы и себе заполучить от правительства толстую денежную сиську... Атлантида! - Он мечтательно прищурился. - Должен признать, звучит очень заманчиво. И многообещающе.

2

     Вскоре жизнь на корабле вошла в колею и потянулись обычные полетные будни - для кого рутинные, а для меня праздничные. Каждый раз я приходил на вахту, как на первое свидание, а когда наступало время покидать мостик, я наряду с усталостью испытывал легкую горечь перед предстоящей разлукой. А в выходные, положенные по трудовому законодательству (потому-то, собственно, наш штат и был увеличен до четырех групп), я с нетерпением ждал следующего дня, чтобы опять окунуться в работу.
     Еще во время предэкспедиционных сборов и тренировок мне удалось доказать Томассону и Топаловой, что я отлично справляюсь с обязанностями оператора погружения, и в конечном итоге я сменил на этом посту Гарсию, которому пришлось перекочевать в кресло помощника штурмана - наименее престижное место из всей вахтенной четверки. И хотя мы время от времени менялись постами, контроль над вакуумными излучателями все же оставался моей постоянной обязанностью, тогда как Гарсия, садясь за пульт погружения, чувствовал себя лишь гостем. Ввиду всего этого большой любви он ко мне не питал, но мне было наплевать - в друзья к нему я не набивался.
     В конце концов командор Томассон заметил, что неприязнь ко мне со стороны Гарсии все возрастает, внося нервозность в нашу работу, и быстренько перевел его в другую группу. Новый помощник штурмана, суб-лейтенант Козинец, на мое место не претендовал, так что мы с ним неплохо поладили.
     Через две недели после отлета у меня, помимо основной работы пилота, появилось еще одно занятие. Узнав, что в колледже моей сопутствующей специальностью была биология, руководитель научно-исследовательской группы предложил мне посещать семинары ксенобиологической секции. Просто ради интереса я сходил один раз, другой - а затем увлекся.
     Семеро ксенобиологов, входивших в состав экспедиции, сильно отличались от университетских преподавателей, которые приходили в наш колледж читать лекции и проводить лабораторные занятия. Эти люди были не учителями, а исследователями, помешанными на своей науке энтузиастами. Раньше я почему-то считал, что в начале экспедиции ученые большей частью бьют баклуши и лишь по прибытии на место принимаются за дело - собирают данные, анализируют их и так далее. Но не тут-то было. Наши ксенобиологи располагали массой еще не обработанного материала из предыдущих экспедиций, да и сама космическая биология таила в себе множество нерешенных проблем, и все семеро ученых буквально дневали и ночевали в своей лаборатории, ставя бесконечные опыты, устраивая дискуссии, предлагая гипотезы и тут же разнося их в пух и прах.
     Я помогал им то в качестве лаборанта, то просто мальчика на побегушках, а иногда набирался смелости и участвовал в обсуждении особо интересных проблем. В основном я говорил глупости или предлагал идеи, уже давно проверенные и либо принятые, либо отвергнутые, но никто надо мной не смеялся - напротив, меня поощряли к "свободному, раскованному мышлению". Руководитель секции как-то сказал, что я очень способный парень, и грозился за год-полтора подготовить меня к сдаче экзаменов на степень магистра.
     Против этого я не возражал, так как уже знал, что в Астроэкспедиции поощряется многопрофильность. Например, старпом Крамер был доктором психологии - впрочем, это полагалось ему по должности. Яна Топалова тоже была психологом, капитан Томассон имел степень доктора физических наук, даже периодически публиковал статьи по вопросам взаимодействия вакуума с материей, а старший навигатор Вебер готовился защитить докторскую по математике, причем в самой отвлеченной и наименее практической области - теории чисел. Остальные летчики были магистрами по разным прикладным специальностям - термоядерная и вакуумная энергетика, сетевые коммуникации, кораблестроение и прочее. Я рассудил, что в нашей летной команде не окажется лишним дипломированный ксенобиолог.
     Элис искренне радовалась моим успехам, а я так же искренне переживал за нее. Впрочем, пока она держалась молодцом и даже пыталась находить удовольствие в своей работе. Я верил, что в реакторном отсеке ей интересно, однако понимал, что все ее помыслы устремлены к рубке управления.
     На корабле мы с Элис стали еще ближе, чем были раньше, когда учились в колледже и жили в одной квартире. Мы проводили вместе большую часть своего свободного времени - благо старпом Крамер, основываясь на наших анкетных данных, постарался максимально синхронизировать ее вахты с моими. Но, увы, наша близость по-прежнему оставалась сугубо платонической. Еще до отлета у Элис появилась новая подружка - Лина Каминская из интендантской службы, стюардесса, которая обычно дежурила на мостике во время наших вахт. В ее обязанности входило готовить нам кофе и сандвичи, а также исполнять разные мелкие поручения; кроме того, она работала и в медсанчасти, рассчитывая со временем переквалифицироваться из стюардесс в медсестры. Это была милая юная особа, принадлежавшая к тому типу девушек, которые служат молчаливым украшением любой компании. В нашем обществе Лина вела себя тише воды ниже травы и не претендовала на то место, что я занимал в жизни Элис, а вполне довольствовалась свободным местом в ее постели. Я же, как и раньше, довольствовался тем, что был для Элис самым дорогим и близким человеком...
     Вопреки моим надеждам и расчетам командора Томассона, перевод Гарсии в другую группу, хоть и снял напряжение на вахте, окончательно проблемы не решил. Гарсия давно зарился на постоянную должность оператора погружения, и с уходом моего предшественника он уже решил было, что это место у него в кармане. Но тут появился какой-то сопляк (в смысле я) и потеснил его.
     В своей новой группе Гарсия тоже стал помощником штурмана, что его отнюдь не удовлетворило, и с каждым днем он становился все более злым и раздражительным, часто жаловался знакомым, что к нему относятся несправедливо. В своих бедах он винил то мое коварство, то происки Топаловой - дескать, она положила на меня глаз и воспользовалась своим влиянием, чтобы обеспечить мне быструю карьеру.
     По совету старшего помощника командор Томассон часто сажал Гарсию на место штурмана, и в итоге получалось, что добрую треть своего вахтенного времени тот возглавлял группу. Другой бы на его месте только радовался (например, я), но в голове у Гарсии, похоже, сломался какой-то переключатель, и он счел это жалкой подачкой. В результате его неприязнь ко мне переросла в откровенную враждебность, и он задался целью сделать мою жизнь на корабле невыносимой.
     К сожалению, Гарсия был старожилом на "Марианне", а я всего лишь новичком, и многие в экипаже если не поддерживали его, то относились к нему с сочувствием, а ко мне - с предубеждением. Единственное меня утешало, что это не касалось летно-навигационной службы. Поскольку конфликт начался на профессиональной почве, летчики быстро разобрались, что к чему, и встали на мою сторону - кто из убежденности в моей правоте, а кто из-за того, что Гарсия вел себя неэтично, предавая огласке наши внутренние проблемы, образно говоря, вынося сор из избы.
     Впрочем, постепенно Гарсия растерял сочувствующих и среди остальной части команды. По своей глупости он замахнулся на то, что в условиях замкнутого мирка из четырех сотен человек считалось священным и неприкосновенным - он начал разбирать мою личную жизнь. Как-то один знакомый сообщил мне, что Гарсия распускает слухи, будто бы я консультировался у начальника медсанчасти по поводу перемены пола, жалуясь ему, что моя подруга Элис Тернер отдает предпочтение женщинам и пренебрегает мной как мужчиной.
     Дальше стало еще хуже. Гарсия принялся преследовать нас с Элис, когда мы были на людях, и то и дело отпускал во всеуслышание похабные шуточки в наш адрес. Вдобавок он прохаживался и отдельно по Элис, утверждая, что она якобы оказалась настолько бездарным пилотом, что ее не захотели брать даже в каботажники. Подобного рода нападки Элис переносила куда болезненнее, чем публичные разборы наших с ней отношений.
     Несколько раз Гарсию вызывал для беседы Крамер, но длительного эффекта это не давало. Ситуация накалялась и грозила взрывом. На тридцать второй день полета этот взрыв произошел.
     Наша Первая группа сдавала вахту Третьей, в составе которой находился Гарсия. Когда я освободил место за своим пультом, он внезапно оттолкнул в сторону моего сменщика, вскочил в кресло и, как ни в чем не бывало, отрапортовал:
     - Оператор погружения вахту принял!
     Командор Томассон, который в силу своих капитанских обязанностей находился в это время на мостике, строго заметил:
     - Пилот Гарсия, это не ваше место.
     - Никак нет, сэр, мое, - возразил он и попытался было приступить к работе.
     Однако Томассон уже был готов к этому и моментально заблокировал пульт погружения, переключив управление вакуумными излучателями на себя.
     - Суб-лейтенант, вы освобождены от своих обязанностей и арестованы за неподчинение приказу командира. Покиньте мостик и отправляйтесь на гауптвахту до дальнейших распоряжений.
     Внезапно Гарсия истерически захохотал и принялся беспорядочно нажимать кнопки и щелкать переключателями на пульте.
     Шкипер дал сигнал локальной тревоги. Спустя секунду в рубку ворвались двое широкоплечих парней из десантной службы - во время полета они исполняли на борту полицейские функции, а эта пара как раз стояла на посту при входе на мостик.
     - Арестуйте пилота Гарсию, - приказал им Томассон. - И доставьте его на гауп... нет, в медицинский изолятор.
     Дюжие десантники запросто выдернули Гарсию из кресла и увлекли к выходу. Он перестал смеяться и вместо этого зарыдал. Зрелище было жалким и отвратительным.
     Когда десантники с Гарсией покинули мостик, командор Томассон устало распорядился:
     - Топалова, Вебер, Вильчинский, вы свободны. Пилот Козинец временно остается помощником штурмана. Позже я пришлю замену.
     Мы втроем вышли из рубки в подавленном состоянии.
     - Вот это скандал! - мрачно произнес Вебер.
     - Да уж, - согласилась Топалова. - Такие срывы случаются чуть ли не в каждой дальней экспедиции, но чтобы среди летчиков... Эх, зря шкипер не послушался совета Крамера.
     - О чем ты? - спросил я.
     - Еще десять дней назад старпом предлагал отстранить Гарсию от несения вахт. Тогда тоже был бы скандал, но не такой, как сейчас. Боюсь, что теперь его карьера закончена. В Астроэкспедиции точно. - Словно прочитав мои мысли, Топалова положила руку мне на плечо. - Только не бери себе в голову глупостей, Алекс. Ты тут ни при чем. Во всем виноват идиот Гарсия. И только он один.

3

     Как и следовало ожидать, этот инцидент наделал много шуму. Слухи моментально распространились среди экипажа, на ходу обрастая вымышленными подробностями и преувеличениями. В итоге утвердилась версия, что Гарсия в припадке безумия пытался захватить управление кораблем, угрожая присутствующим в рубке не