равило, на театре помнят те случайные  оговорки,  которые  потом
попадают в классичесские. Вот пример хрестоматийной оговорки.
   Театр Российской Армии. Спектакль "Ревизор". Городничий сообщает то,  что
знает зритель с малых  лет:  "Господа,  я  пригласил  вас  для  того,  чтобы
сообщить пренеприятное известие - к нам едет ревизор". И вдруг, ни с того ни
с сего  заявляет:  "Господа,  я  пригласил  вас  для  того,  чтобы  сообщить
пренеприятное известие - к нам едет... Хлестаков".
   Немая сцена. Что делать - занавес давать? Или  поблагодарить  публику  за
внимание? Самое интересное, что каждый театр  почитает  за  честь  приписать
историю с выдачей Хлестакова в первой же мизансцене себе.
   Интрига, предательски раскрытая с самого начала,  повторяется  и  по  сей
день. Так, на генеральном  прогоне  "Венецианского  купца"  во  втором  акте
Басанио - Андрей Ильин - должен сказать своей возлюбленной Порции -  Евгении
Крюковой, которая переодевается доктором права:
   - Ты доктором была? И не узнал я.
   Вместо этого Ильин выпалил:
   - Так ты был Порция? И не узнал я.
   Что происходит с артистами, когда они путают текст,  никто  объяснить  не
может. Что-то подсознательное, скорее всего.
   Театр Сатиры. Спектакль "Интервенция". Артист Клеон Протасов, исполняющий
роль парторга Черноморского флота, выходит и держит речь: "Сегодня мы должны
вспомнить  наших  погибших  товарищей   Петренко,   Лазаренко,   Нестеренко,
Назаренко и еще семьдесят пять матросов". А он на одном из спектаклей:
   -  Сегодня  мы  должны  вспомнить  наших  погибших  товарищей   Петренко,
Лазаренко, Нестеренко, Назаренко и еще семьдесят пять способов.
   Почему "способов"? О чем он думал в этот момент? А  о  чем  думал  артист
Овечкин, который простейшую реплику: "Не баба, а зверь лютый" переделал так:
"Не бас, не газ, а что-то земляное". Не спрашивайте, какое затмение нашло на
Спартака Мишулина в спектакле "Счастливцев-Несчастливцев",  когда  он  слова
"Эти чертовы следопыты" переиначил как "Эти чертовы педослиты".
   Вообще со Спартаком Мишулиным очень часто происходили  казусы.  Спектакль
"Бремя решения" про Карибский кризис. Братьев Кеннеди играют Андрей  Миронов
и Юрий Васильев. Министра обороны Макнамару -  Михаил  Державин,  а  Спартак
Мишулин выступает в роли начальника штабов американской армии. Там был такой
диалог:
   Президент Кеннеди (Миронов): "Что у вас,  Томпсон?"  -  обращается  он  к
Мишулину.
   - На пятницу назначена брам-бам-брам...
   Спартак  Мишулин  все   время   не   мог   правильно   произнести   слово
"бомбардировка". Ему посоветовали написать  это  слово  крупными  буквами  в
тетрадке, что  он  и  сделал.  Вышел,  держа  трубочку  в  руке.  На  вопрос
президента  "Что  у   вас,   Томпсон?",   развернул   ее,   хотел   прочесть
"бомбардировка", а тетрадка предательски свернулась обратно  в  трубочку.  И
история с проклятым словом повторилась. Эту сцену все ждали с ужасом.
   И вот на одном из спектаклей  выходит  Спартак  Мишулин.  Следует  вопрос
президента. И вдруг в ответ раздается: "На пятницу назначен бомбовый  удар".
Все от неожиданности забыли текст. Миронов так растерялся, что набросился на
другого генерала:
   - А вы почему молчите?
   Тот с перепугу брякнул:
   - А я-то чего? Я вообще в конце сцены говорю.
   Чувствуя,  что  события  приобретают  непредвиденный   оборот,   режиссер
закричала радисту: "Давай выстрел!" Раньше времени грянул выстрел, и  Андрей
Миронов, прыгнув в луч  света,  упал  подстреленным  президентом.  В  общем,
вторую часть сыграли за семь минут и дали  занавес,  за  которым  артисты  в
истерике отползали к заднику. А  зрители,  сопереживая  убитому  президенту,
ушли в тихом недоумении.
   С этой карибской историей вечно были казусы.  На  роль  военного  вводили
Евгения Графкина, роль которого сводилась к тому, что он выносил  чемоданчик
с   ядерной   кнопкой    и    говорит:    "Внимание!    Приказ    Верховного
главнокомандующего..." Артист так волновался - все-таки срочный  ввод,  что,
поставив чемодан, не нашел ничего лучшего, как сказать:
   - Внимание! Приказ Верховного говнокомандующего...
   Разные обстоятельства могут повлиять на актера. Например, первый утренний
спектакль, назначенный на 1 января. В каком состоянии, собрав все мужество и
волю, артисты выходят после новогодней ночи, можно только представить. И вот
1 января, чтобы порадовать детей, во МХАТе традиционно дают  "Синюю  птицу".
Артист Владимир Правальцев играл роль Хлеба. Вместе с детьми -  Тильтилем  и
Митилью, а также Огнем, Водой  и  другими  персонажами  чудесной  сказки  он
приходит во дворец Ночи. Хлеб обращается к Ночи:
   - В силу того, что я стар и опытен  и  преисполнен  любви  и  преданности
детям, я являюсь их единственным защитником. Поэтому я должен вам предложить
вопрос - каким путем нам бежать отсюда?
   Очевидно, новогодняя ночь внесла в сознание актера путаницу. На его  лице
отразилась мучительная борьба слов и предложений. Он начал:
   - В силу того, что я стар и опытен...
   Молчит.  И  вместо  того,  чтобы  посмотреть  на  суфлера,  готового  ему
подсказать продолжение фразы,  он  начинает  выпутываться  сам.  Смотрит  на
Тильтиля и Митиль, которых всегда играли во МХАТе женщины,  и  собравшись  с
силами, произносит:
   - В силу того, что я стар и опытен... я очень люблю... девочек.
   Все, кто находился в этот момент рядом с Хлебом, расползлись в кулисы,  и
только  Ночь,  подвешенная  на  качелях,  сильнее  уцепилась  за  деревянные
перекладины, чтобы не рухнуть он хохота вниз.
   Оговорка с извращением  вышла  во  МХАТе  на  спектакле  "Послед-ние"  по
Горькому. Два брата - Иван и Яков Коломийцевы выясняют отношения. Яков любит
жену Ивана всю жизнь. Иван должен упрекнуть брата: "Ты был  ее  любовником".
Вместо этого Яков с удивлением слышит:
   - Ты был моим любовником.
   Вообразите  удивление  и  ужас  зала,  услышавшего  в  строгие  советские
времена, что братья Коломийцевы, оказывается, гомосексуалисты.
   Вообще попасть в подобное положение может каждый артист, а  вот  достойно
выйти из него - не всякий. К мастерам  выпутываться  из  пикантных  ситуаций
относится Георгий Менглет.
   Спектакль "Бешеные деньги". Актриса  спрашивает  Менглета:  "Вы  привезли
деньги?" По Островскому, ответ звучит так: "Конечно. Нет. Дело  в  том,  что
мой человек обокрал меня и, должно быть, уехал в Америку". На что Телятев  -
Михаил Державин - отвечал ему: "С тем, что у тебя можно украсть, не  то  что
до Америки, до Звенигорода не доедешь".
   И вот Менглет на одном из спектаклей на  вопрос,  привез  ли  он  деньги,
вальяжно так отвечает:
   - Конечно. Нет. Дело в том, что мой человек обосрал меня...
   Пауза. Державин, давясь смехом, переспрашивает:
   - Что-что человек сделал?
   И не моргнув глазом, Георгий Менглет выдал:
   - Что-что, обокрал меня, глухой что ли?
   Чувство локтя на сцене -  закон.  И  он  подтверждается  в  экстремальных
ситуациях. Вот как Евгения Симонова вышла  из  положения  на  спектакле  "Да
здравствует королева, виват!". Молодой актер читает смертный приговор  Марии
Шотландской. От того, что молодой, он в полном зажиме. Читает,  и  Симонова,
которая играет роль Марии, с ужасом слышит новации относительно своей судьбы
- вместо "отрубить голову" артист прочел "повесить". Симонова, понимая,  что
нет  другого  выхода,  выйдя  на  сцену,  потребовала,  чтобы  "казнь  через
повешение ей заменили на отсечение головы".
   Андрей Ильин из Театра Моссовета - тоже Епиходов на сцене вроде  Спартака
Мишулина. Он все время оговаривается. Так, на спектакле "Мой  бедный  Марат"
он ведет диалог с Александром Домогаровым, начинающийся с фразы:  "И  заруби
себе на носу". Так с этим носом у артиста всегда случаются проблемы.
   - И заруби себе... на суку.
   Домогаров тут же реагирует:
   - И где тот сук?
   Дальше артисты устраивают импровизацию на несколько минут.
   Знаменитый спектакль "Большевики" в  "Современнике".  Мастер  оговорок  и
красивого ухода от них - Евгений Евстигнеев. Его Луначарский  толкает  речь:
"А что было в Ярославле? Вывели баржу на середину Волги и затопили  ее".  На
одном из спектаклей это прозвучало как:
   - Вывели Волгу на середину баржи и затопили ее.
   Актер произнес это так невозмутимо, что даже партнеры не сразу дернулись.
Ну и, конечно, знаменитая евстигнеевская оговорка про  умирающего  Ильича  в
тех же "Большевиках". Вместо того,  чтобы  сказать  "Вхожу,  а  у  него  лоб
желтый, восковой...", все услышали: "Вхожу, а у него жоп  лоптый..."  Дальше
партнеры отползали  в  кулисы,  а  Евгений  Евстигнеев  оставался  абсолютно
невозмутимым.
   Все это шуточки. Но никто не знает, что оговорки могут довести  артистов,
особенно неопытных,  до  потери  сознания.  Вот  знаменитая  на  всю  Москву
история, которая произошла в Театре имени  Моссовета  на  спектакле  "Король
Лир". Начинающая актриса Ирина Карташова должна влететь на сцену со словами:
"Сестра  писала  нам".  Ее  партнером  был  знаменитый  Николай   Мордвинов,
прославившийся своими трагическими ролями -  Арбенина,  Отелло.  И  вот  она
вылетает навстречу корифею и выпаливает от волнения:
   - Пистра сисала нам.
   Впрочем, именно эта давняя история обросла такой бородой, что  ее  теперь
не узнают сами участники. В современной версии  оговорка  из  "Короля  Лира"
выглядит так. Карташова влетает на сцену: - Сестра пистре...
   Тут  она  видит  выпученные  глаза  трагика.  Понимает,   что   случилось
непоправимое, но в полуобмороке почему-то договаривает:
   - ...сисьмо сосала.
   Пауза. Мордвинов заржал  в  голос  и  ушел  со  сцены.  Дали  занавес,  и
спектакль возобновился спустя  несколько  минут.  По  сути  дела,  в  театре
произошло невероятное - молодая  актриса  "расколола"  великого  Мордвинова,
чего до нее никому не удавалось сделать.
   И это еще не самое страшное. Ужасное произошло во МХАТе, еще до войны  на
спектакле  "Чудесный  сплав"  Киршона.  Герои  пьесы,   пытливые   инженеры,
изображают новый сплав. Согласно задумке сценографа они сидят наверху, а  из
люка появляется рабочий, который сообщает:
   - Стал брать стружку, сверло сломалось.
   Никто не знает, что произошло в этот день с артистом - то ли он устал, то
ли перед выходом на сцену с кем-то делился чем-то сокровенным.  Но  выскочил
он в последний момент и запыхавшись произнес:
   - Срал (пауза) б-ь  (удивленная  пауза)  срушку.  (Гробовая  тишина  -  и
договорил): Е-б-м.
   Захлопнул люк в сердцах и исчез. Говорят, с этого момента  его  в  театре
больше никто не видел.
   История с оговорками продолжается и по сей день.  В  подвале  у  Табакова
актриса Марина Зудина в спектакле "Секс. Ложь. И видео" обращается к  своему
мужу: "Грэм, проснись, Грэм!" Муж, Ярослав Бойко, и не думает вставать,  чем
весьма смущает партнершу, которая знает, что именно  в  этой  мизансцене  он
должен проснуться. Что такое? Может, заболел? Нет,  дело  в  том,  что  мужа
зовут не Грэм, а Джон. А Грэм  -  совсем  другой  парень,  который  нравится
Зудиной.  Но  чтобы  не  ввести  зрителей  в   заблужение,   Джон   вынужден
притворяться спящим, пока актриса не сообразит назвать его настоящее имя.
   Да это еще что. Мужской состав "Табакерки",  который  мощно  выступает  в
пьесе "На  дне",  ждет,  что  вот-вот  на  каком-нибудь  спектакле  случится
филологическая  беда.  Виталий  Егоров,  играющий  Барона,   несколько   раз
спотыкался на глаголе "удавился". Что в результате, все уверены, приведет  к
тому, что однажды, ворвавшись в ночлежку, он сообщит:
   - Актер на пустыре удивился.
   То-то все удивятся.

   С тех пор, как  родился  театр,  человечество  не  может  успокоиться  на
предмет изобретения его  всевозможных  вариантов.  Театр  предметов,  теней,
дверей, зверей. Эротический и  порнографический.  Труппы  лилипутов  мелкими
шагами бороздят города и веси. Компьютерный театр пытается выжить  со  сцены
все живое... Но все эти ноу- и старо-хау ничто  по  сравнению  с  "Зингаро".
Этим единственным и  уникальным  в  мире  театром,  где  лошади,  как  люди,
работают наравне с людьми. Лошадиную труппу в 80-х во Франции основал весьма
странный человек по имени Бартабас. Вообще в этой  лошадиной  истории  очень
много странного и невероятного.
   Я первой из русских журналистов побывала за кулисами животного зазеркалья
и узнала, что такое

   История лошади
   Спекталь в честь коня - Два порока в одном имени - Солярий для лошадей  -
Альбиносы среди скакунов - Поцелуй в копыто - Театр без секса

   - Это  не  цирк,  -  говорит  мне  Мари-Франс,  резко  разворачивая  авто
перпендикулярно Женевскому озеру  и  мчит  туда,  где  "Зингаро"  показывает
швейцарской публике свой новый спектакль "Триптих". - У Бартабаса совершенно
другой подход к лошадям. Он уважает индивидуальность  каждой  и  никогда  не
заставляет их ничего делать. Он ищет то,  что  им  нравится.  А  цирковых  -
заставляют. У него такой подход,  такое  уважение  к  животным,  это  что-то
особенное.
   Мари-Франс в  фирменной  майке,  в  седых  кудряшках  и  круглых  очечках
выдержала в "Зингаро" больше всех - 13 лет и знает про него  абсолютно  все.
Похохатывая и покуривая, она излагает историю театра на скорости 140 км/час.
Это горячая история с обжигающим  и  рвущимся  в  окно  ветром.  С  печалью,
протянувшейся через годы.
   I
   Зингаро - это конь. Бартабас - человек. Когда они встретились - получился
театр с именем одного  из  них.  Весьма  благополучный  молодой  человек  из
аристократической семьи, прочившей ему ей блестящую карьеру  архитектора,  в
один прекрасный день повстречался с цыганами, кочевавшими табором, с шатрами
и табунами лошадей.  Встреча  имела  необратимые  последствия  для  молодого
человека, семьи и человечества. Впрочем, человечество,  как  всегда  занятое
войной и миром, ничего об этом не подозревало. А молодой  человек  настолько
сдвинулся на лошадях, что забыл родовое  имя.  Вместо  благозвучного  Клеман
Марти взял полную абракадабру - Бартабас. Коня - черного, игривого  красавца
он назвал Зингаро, что  в  переводе  с  испанского  означает  цыган.  Теперь
"Зингаро" знает весь мир.

   - Он был совершенно необыкновенный, - продолжает Мари-Франс. -  Когда  он
чувствовал, что у  Бартабаса  плохое  настроение,  специально  его  дразнил.
Хитрющий был ужасно: знал - если сделает на репетиции  плохо,  его  заставят
повторить. А на спектакле мог сделать плохо, так как понимал,  что  никакого
повтора не будет.
   Но два года назад на гастролях в Нью-Йорке Зингаро заболел. Его отвезли в
больницу, несколько раз прооперировали. Врачи  боролись  за  его  жизнь.  Но
ничего не помогло. В Нью-Йорке любимца Бартабаса сожгли,  как  всех  умерших
животных. Бартабас страшно  переживал  смерть  коня,  словно  потерю  самого
близкого человека. Все видели, как он был несчастен. Но, похоже, не смирился
со смертью друга и совсем недавно посвятил его памяти  спектакль  "Триптих".
Спектакль в честь лошади? Да, такого  мир  не  припомнит.  На  скорости  140
км/час мы въехали в "Триптих".
   II
   В голубом  холодном  свете  медленно  падает  снег.  Кони  ритмично,  как
заключенные, ходят по кругу. А по центру стоящий человек без всяких  "ап"  и
"алле-оп" дирижирует этим лошадиным круговоротом. В  финале  они  поменяются
местами - артисты, как  лошади,  двинутся  по  окружности  манежа,  а  гордо
восседающий в центре конь, как царь природы, будет  управлять  человеческими
существами. Перед эффектным финалом белый конь в паре  с  чернокожим  гибким
танцором будут  вести  завораживающий  диалог.  Безмолвный,  как  в  балете.
Публика обомрет от красоты и не поверит в возможность увиденного. Как  будто
за кулисами кто-то стоит с  пультом  дистанционного  управления  и  нажимает
кнопки.
   Привычные определения и распределения ролей здесь не проходят:  лошади  -
это не лошади. А кто же в  таком  случае?  Артисты?  Партнеры?  Бессловесный
контакт животных и людей с невероятным результатом вызывает вопрос  -  театр
ли это? Или что-то из заоблачного завтра?
   III
   Театр  Бартабаса  всегда  играет  свои  спектакли  в   огромных   шапито,
раскидывая их подальше от города. Под курортной  Лозанной  шапито  "Зингаро"
имел вид четырехкупольного  шатра  из  темного  брезента,  который  на  этой
грешной земле удерживали сотни канатов.



   Технический директор Даниэль Дидье по дороге сообщает нам, что на  монтаж
этой конструкции в полторы тысячи мест у его рабочих  уходит,  как  правило,
неделя. А отправляясь на гастроли, сворачивают оборудование  за  пять  дней.
Вес всего лошадиного хозяйства - 700 тонн.
   - Семьсот тонн,  -  кричит  он  по  мобильнику  кому-то.  И  сам  удивлен
мистическому  совпадению:  только  что  его  об  этом  же  спросил  японский
импресарио, вставший в очередь за представлениями "Зингаро".
   - Раньше я работал в Гранд-опера в Париже, - говорит Даниэль. - И хотя мы
работаем в шапито, но технология у нас вся театральная: звук, свет - все как
в театре. Монтируем очень долго. Малейшая  неточность  может  окончиться  на
спектакле катастрофой.
   - А как на гастроли перевозите лошадей?
   - По Европе в грузовиках, специально оборудованных. Там есть кондиционеры
и  даже  система  видеонаблюдения,  пневмосистема.  А  в   Нью-Йорк   летаем
самолетами.  Кстати,  не  каждая  авиакомпания  нам  подходит.  До  сих  пор
пользовались "Эр Франс", а если  с  Москвой  договоримся,  то  скорее  всего
полетим "Люфт Ганза".
   В "Зингаро" все сходятся в одном, что лошади у Бартабаса живут  в  лучших
условиях, чем люди.
   - О! Какие потрясающие лошади, - воскликнула переводчица Лена Наумова.
   Мимо на белом коне в серых яблоках проскакал Бартабас. Как мираж - черный
демон с бакенбардами в широкополой шляпе  и  широченных  черных  штанах.  Он
что-то сердито кричал. Все встали по стенкам.
   IV
   - О! Какие потрясающие лошади,  -  снова  воскликнула  переводчица  Лена,
переходя  с  французского  на  язык  нежности:  "у-ти-ти".  Нежность  быстро
уступила место удивлению и ошеломлению. В  клетках  под  тентом  -  кремовые
лошади с розовыми мордами и голубыми глазами. Вишневого цвета. Черной масти.
С челками, с расчесанными и взбитыми гривами. С мелкозаплетенными косичками.
   - Альбиносы? - спрашиваю я  про  голубоглазых  конюха  Пьерика.  -  Плохо
видят?
   -  Нет,  это  жеребята  португальской   породы.   У   них   действительно
чувствительные глаза, но видят они очень хорошо. Вот этого зовут Гойе. Рядом
с ним - Житан.
   Правда, Голуаза - носителя названия популярных сигарет  -  среди  них  не
оказалось. Зато обнаружился Пикассо. Необычный, как  художник,  чье  имя  он
носит, - в три цвета. Грива в черных косичках с красными лентами  падает  на
черную морду. Чернота переходит в шоколад, растекающийся белыми  пятнами  по
бокам, и опять выливается в шоколад на крупе.
   Да, хотела бы я быть маленькой лошадкой в театре Бартабаса. Лошадям здесь
ежедневно меняют подстилки, на каждую уходит 18 мешков стружки, очищенной от
пыли. Животных в обязательном порядке моют и сушат в соляриях. Питание, надо
сказать, тоже отличается изысканностью.  В  день  каждая  из  этих  красавиц
получает 10 снопов сена - внимание! - только первой  срезки.  То  есть  сено
второй срезки просьба не предлагать. К ним присовокупляется  обязательно  20
кг моркови, и ее закупают не на месяц, а раз в два дня. Плюс к  этому  сухие
добавки разных фирм. Два  мешка  ячменных  хлопьев.  Но  больше  всего  меня
умилили полмешка овса - не какого-нибудь,  а  только  уплощенного.  Что  это
такое - не знают даже российские специалисты.
   - Не найдется ли местечко в этой конюшне? - шутят все в "Зингаро".
   У лошадки Дари оказалась короткая кокетливая челка. Дари просунула  морду
сквозь прутья, и это был единственный акт доверия к чужакам. Ее  коллеги  на
нас просто не обращали внимания.  Здоровенный  вороной  конь  демонстративно
развернулся в нашу с