наш режиссер предложил роль в "Лекаре поневоле". Я
задумался - брать или не брать? Я не хочу чистой развлекаловкой заниматься.
   - Вы решили сменить амплуа комика?
   - Насчет комика... Очень неблагодарная у него участь.  Одна  девочка  мне
после спектакля как-то сказала: "Ой, Михал  Семеныч,  я  так  смеялась,  так
смеялась, аж скулы свело. Если бы вы малость подучились, вы таким бы клоуном
были!"  (Хохочет,  как  будто  его  щекочут.)  Быть  чистым  комиком  -  это
неактуально. Надо, чтобы грани были разными. Ролей хочу трагикомических, а в
кино все то же самое предлагают  -  маленьких  смешных  человечков  с  одной
краской. В этом смысле мои идеалы - Тото, Фернандель, Мазина. Вот  в  "Ночах
Кабирии" - она смешная, а потом как оно все заворачивается...
   - А что это за история, Михаил Семенович, у вас вышла с одним бизнесменом
из Голландии? Весь Питер потрясенный рассказывает, что вы отказались взять у
него деньги на операцию сердца.
   - Откуда вы знаете? Вот журналисты...  (Очевидно,  за  это  наливает  мне
кофе.) Приехал тут один крупный бизнесмен из Голландии. Привез мне привет от
одного друга. Ну пригласил  нас  с  приятелем  в  ресторан.  Мы  там  хорошо
напились, и он говорит: "Я хочу сделать тебе гуманитарную помощь. Хочу  дать
десять тысяч долларов". Пьяный разговор был, но он за  свое:  "Я  все  равно
привезу". И  вдруг  в  половине  четвертого  утра  звонок  по  телефону.  Мы
вскочили. "Миша, выйди, я тебе дам кое-что". Я спросонья: "Кто?  Где?  Что?"
"Да это Саша". "Какой Саша? С ума сошел? У меня жена спит!" А сам выглядываю
в окно, там здоровущая машина стоит. "Саша, - говорю, - не  нужны  мне  твои
деньги. Ты меня  этим  унижаешь.  Ты  думал  -  я  побегу,  как  собачка..."
Понимаешь, я завелся. Он принес 15 тысяч долларов. У меня таких денег  сроду
не было. А я не принял. Он обиделся,  уехал.  У  меня  все  наоборот.  Я  же
говорил. Моя обида не в том, что без денег остался. Вроде  человека  обидел.
Все комики рано или поздно кончают трагедией или трагикомедией (смеется).
   Операцию мне все-таки сделали. Я и там учудил. Я был уверен, что усыпляют
маской, а мне снотворное в вену ввели. Вкатили в операционную, вокруг -  все
в  очках,  одинаковые,  как  бандиты:  им  только  нож   дай.   Приказывают:
"Залезайте" и халатик стягивают с меня. Дают  масочку:  "Подышите".  Я  дышу
усиленно и не понимаю, почему  не  отключаюсь.  Все  вижу,  слышу.  Стараюсь
дышать глубже. А у меня маску отнимают, но я же все слышу. Они за свое. Я  -
за маску. Врач готов меня убить, но я в нее вцепился. После операции  доктор
мне сказал: "Мы же тебе кислородную маску дали..."
   - И все-таки, Михаил Семенович, Светин - это фамилия или псевдоним?
   - Псевдоним. В шестьдесят восьмом году родилась  моя  Светка,  я  и  стал
Светиным. Когда деньги  за  съемки  стали  приходить  с  киностудий  на  имя
Светина, мне не хотели  отдавать.  На  почте  говорят:  "Мы  вас  знаем  как
Светина, а в  паспорте-то  вы  Гольцман".  В  гостинице  та  же  история.  В
восемьдесят третьем я сменил  паспорт,  но  люди,  боюсь,  подумают,  что  я
скрываю свою фамилию. А я просто Светин.
   - Я читала, что комики и клоуны - это самые большие в мире зануды. Теперь
- не верю.
   - Марина, это точно. Я нытик. Ворчун. Но самое интересное - я до сих  пор
возраста не чувствую.  Как  это  объяснить?  Я,  наверное,  до  смерти  буду
прыгать, бегать. Обидно только: лицо провиснет. Надо подтяжки сделать.
   - Вы  это  серьезно?  Сначала  история  с  переодеванием,  а  теперь  вот
косметическая операция? Подозрительно.
   - Смотри, смотри - купилась! (Хохочет, как будто его щекочут.)

   Кому закуска, а кому, простите, выпивка. Вопрос быть или не быть, похоже,
не так актуален, как другой - пить или не  пить  в  театре?  Потому  как  на
сцене, оказывается, больше предпочитают  пить,  чем  закусывать.  Во  всяком
случае, в количестве выпитого в русском театре можно буквально утонуть. Так,
только за одну пьесу "Свои люди - сочтемся" персонаж хлопает 39  рюмок,  что
соответствует  примерно  двум  с  половиной  литрам  водки.  В  "Талантах  и
поклонниках" актеры принимают на грудь по 2,5 литра шампанского на  каждого.
А в "Старом по-новому" герой является в гости с ведерком  "очищенной"  -  то
есть с 12 литрами лучшей водки.  В  "Трех  товарищах"  -  абсент  без  конца
сменяет виски, портвейн и ром.
   Что пьют на сцене? Как пьют? Кто лучше всех  это  делает?  И  какая  мера
условности позволяет обмануть зрителя?
   В общем, именно алкогольная,  а  не  пищевая  тема  на  наших  подмостках
оказалась  неисчерпаемой.  Поэтому  на   авансцену   выступает   человек   с
нетрадиционной репликой:

   Выпить подано!
   Тайны старого реквизитора -
   Шипучая шампанская история -
   Крамбамбуль от Островского -
   Драматург ненавидит портвейн -
   Нашатырь вместо воды -
   Гамлет пьян, а Ленин - в лоскуты -
   Напоить зал до бесчувствия -
   Алкоголизм - дело трезвое -
   Кто споил старушку?

   I
   Итак, как же выглядят алкогольные напитки в  театре?  Мысль  о  том,  что
подаваемое на  сцене  в  бутылках,  графинах,  бочонках  -  натуральное,  не
допускается законами театра. Впрочем, нет такого закона в России, который не
был бы нарушен. Но пока мы говорим не об исключениях, а о правилах,  которым
реквизиторы  стараются  следовать  неукоснительно.  Кстати   сказать,   весь
алкоголь с цветистыми названиями и изобилие еды в театре  называется  весьма
скучно - исходящий реквизит. То есть тот, который будет съеден, выпит или  в
противном случае уничтожен после спектакля.
   - А вы знаете первую заповедь  реквизитора?  -  спросила  меня  старейшая
реквизитор  МХАТа.  И  прежде  чем  раскрыть  профсекреты,  потребовала   из
скромности сохранить свое имя в тайне. - Вода должна быть только кипяченая.
   И если правило номер раз не соблюдается, может случиться казус с тяжелыми
последствиями. Как это вышло на  спектакле  "Урок  женам"  (режиссер  Михаил
Ефремов). На гастроли по какой-то причине отправили неопытного  реквизитора.
Она знала, что воду надо обязательно  кипятить,  но  поскольку  прибежала  к
спектаклю впритык, то в графин налила не остывшую еще воду. Артист  по  ходу
спектакля хватанул и от неожиданности чуть не потерял сознание - кипяток же.
Рассвирепев,  выскочил  за  кулисы:  "Хоть  бы,  мать  вашу,  написали,  что
горячая!.." И  что  вы  думаете?  На  следующий  день  рядом  с  графинчиком
аккуратно лежала табличка: "Вода горячая".
   Так все-таки как делают алкоголь из кипяченой  воды?  Реквизиторы  разных
театров поделились своим нехитрым мастерством. Итак:
   Водка - кипяченая вода.



   Коньяк   -   кипяченая   вода,   разбавленная    свежезаваренным    чаем.
Свежезаваренный, а не вчерашний,  потому  что  на  сцене  при  искусственном
освещении только он дает  нужный  цвет  марочного  коньяка.  Причем  опытные
реквизиторы всегда знали, что полного  сходства  позволяет  добиться  только
краснодарский чай.
   Вино белое - лимонад.
   Вино красное - сок черной смородины.  В  крайнем  случае  -  вишневый.  В
последнее время  роль  вина  исполняет  чай  каркаде.  Но  режиссеры  должны
помнить, что таким "вином"  артистов  лучше  поить  в  финале  или  ближе  к
антракту, так как каркаде обладает сильным  мочегонным  эффектом.  Приспичит
артисту - что делать? Не проситься же у зала выйти на минуточку?
   Шампанское... А вот это - оч-чень непростое дело.  Шампанская  история  -
особенно в советский период, когда на алкогольный и безалкогольный  реквизит
отпускалось рубль двадцать копеек, - переходит в разряд искусства.
   - Самое простое, конечно, сделать шампанское из  лимонада.  Но  тогда  не
будет эффекта с пеной и пробкой в потолок, - считают специалисты со  стажем.
- Ну что мы брали? Шипучку, порошок такой за  четыре  копейки,  разводили  в
воде и опытным путем добивались потом пены.
   А что вытворяли мастера очумелых ручек с пробками? Для эффекта вылетающей
пробки брались спички, аккуратненько затачивались, надрезались и вставлялись
в пробку. При соблюдении всех размеров до миллиметра все-таки была гарантия,
что пробка вылетит. Среди реквизиторов были свои ювелирных дел мастера.
   - Скажите, а  не  проще  ли  использовать  натуральное  шампан-ское,  чем
мучиться со спичками, лимонадом и чем-то шипучим?
   Как выяснилось, на этот вопрос можно ответить и "да" - проще,  и  "совсем
наоборот".  Вот  какая  история  случилась  после  того,  как  Олег  Ефремов
потребовал  на  спектакле  "Возможная  встреча"  (с   Олегом   Ефремовым   и
Иннокентием Смоктуновским) подавать настоящее шампанское, причем  импортное.
В финале Бах и Гендель в знак примирения  должны  были  выпить  шампанского.
Шампанское выносит слуга (Станислав  Любшин).  Священный  момент  открывания
бутылки. Все ждут пробки в полете, пены... и... шампанское не открывается.
   Вторая попытка Любшина - осечка. Зритель нервно заерзал в креслах.  После
пятой попытки к делу открывания бутылки подключаются Бах с Генделем, которые
никак не должны это делать ни по пьесе, ни  согласно  этикету.  Пошла  пятая
минута борьбы с шампанским, седьмая... На десятой минуте под вой  публики  и
аплодисменты шампанское таки открыли. Согласно режиссерскому  замыслу  слуга
обносил им даже  первые  ряды.  На  радостях  все  выпили  с  удовольствием,
осознав, что присутствовали при уникальном моменте - артисты с честью  вышли
из нештатной ситуации. И после спектакля радовались все, кроме  реквизитора,
которая недосчиталась двух бокалов - зрители сперли.
   Да это еще что - есть другая шампанская история, но киношная.
   Борис Иванов, актер Театра имени Моссовета:
   Я снимался с Сашей Калягиным у Абрама  Роома  в  фильме  "Преждевременный
человек". И у меня там реплика "Хватит говорить, давай выпьем" - и  открываю
шампанское. Оно открывается, но не сразу. Разлили, выпили. "Стоп!  -  кричит
режиссер. - Опоздали. Снова открывайте". Несут  другую  бутылку.  Я  открыл,
выпили, но оказалось, что слишком быстро. В третий, четвертый раз  опять  не
уложились в хронометраж. Короче, когда принесли  седьмую  бутылку,  мы  были
хороши. Наверное, бутылок пять  ополовинили.  И  я  пришел  домой  в  дымину
пьяный.
   - Где ты был? - спрашивает жена.
   - На съемках.
   - На каких съемках? Ты посмотри на себя - рожа синяя.
   Она мне так и не поверила. Но  в  кино  ни  в  коем  случае  нельзя  пить
подлинное - глаза на крупном плане выдают.
   II
   Театр, как и кино, не терпит натурального пьянства. Но чего кривить душой
-  актеры  всегда  рады  демократическому  позыву  режиссера  реквизиторский
алкоголь заменить натуральным.
   - Здесь должно быть только настоящее шампанское!  -  потребовал  Валентин
Плучек на спектакле "Трехгрошовая опера".
   Натуральное и пенное сегодня пьют в:
   "Шутке мецената" (Театр имени Маяковского, реж. Татьяна Ахрамкова),
   "Летучей мыши" ("Геликон-опера", реж. Борис Бертман),
   "Как пришить старушку" (Театр Сатиры, реж. Михаил Зоннен-штраль).
   В старом спектакле Сатиры  "Родненькие  мои"  "шампанским"  работал  ныне
невыпускаемый "Салют". И  тут  как  раз  не  было  бы  актерам  счастья,  да
несчастье  помогло.  Прежде  на  "Родненьких"  во   время   банкета   вместо
шампанского наливали сок. На одном из спектаклей сок оказался несвежий. Все,
кривясь, выпили - куда ж денешься на глазах у  публики  -  и...  коллективно
отравились. После этого Плучек, чтобы не вводить театр  в  расход,  приказал
подавать дешевый "Салют". Но и этому слабоалкогольному напитку за 1 руб.  80
коп. артисты были рады.
   - Вот почему я ненавижу есть и  пить  на  сцене,  -  возмущается  Георгий
Менглет. - Потому что я помню случай со своим учителем  Алексеем  Диким.  По
ходу спектакля, не помню уже какого, он ел  курицу.  И  однажды  ему  подали
несвежую. Да она просто тухлая  была.  А  что  делать?  Дикий  разрывает  ее
руками,  давится,  но  ест.  Первые  ряды  по  запаху,  идущему  со   сцены,
догадываются,  что  с  курицей  что-то  не  то.  Короче,  дожрал  он  ее  на
аплодисментах. А после спектакля угодил в больницу.
   Тут безобидная тема исходящего реквизита поднимается  до  высот  вопросов
жизни и смерти. В  театре  "Модерн"  перед  спектаклем  "Катерина  Ивановна"
добросовестный  реквизитор  трость  главного  героя,  которая   одновременно
служила ему емкостью, покрасил свежей краской. Другой реквизитор, ничего  не
подозревая, налил в трость "коньяка" и, довольный, приготовил ее к выходу на
сцену. А на сцене произошло следующее.
   Юрий  Васильев,  исполнитель  роли  художника  Коромыслова  в   спектакле
"Катерина Ивановна":
   - "Коньяка?" - предлагаю я своим партнерам  и  на  паузе  эффект-но  так,
привычным движением наливаю из трости  "коньяк".  Наливаю  и  чувствую,  что
тушь, которой красили трость, проникла в  чай.  И  этот  "коньяк"  какого-то
жуткого черного цвета и  препротивно  воняет.  Мой  партнер,  Олег  Царьков,
вынужден это выпить, но не глотает, а делает вид, что  полоскает  горло.  Мы
оба скривились, но предлагаем "коньяк" третьему.  А  он  вместо  положенного
текста:  "С  удовольствием"  -  кричит:  "Нет-нет,  я  болен..."  В   общем,
выкрутились.
   - А как ты думаешь, зритель понимает, что на сцене что-то не то?
   - Конечно, понимает и чувствует. И в этот момент он ловит кайф  от  того,
как актер выкрутится. Если удачно, эффектно - обязательно аплодирует.
   Но театр помнит случаи,  когда  выкрутиться  никому  не  удалось  и,  как
говорится, еле ноги унесли от смерти.  Это  произошло  в  "Современнике"  на
первом показе даже не для публики, а для  своих,  спектакля  "Эшелон"  (реж.
Галина Волчек).
   Но прежде вернемся к великому Островскому.
   III
   О, этот драматург знал цену питью и еде!
   - Не прикажете ли водочки подать да самоварчик поставить? ("Свои  люди  -
сочтемся".)
   - Не прикажете ли рюмочку лиссабончику? ("Не в свои сани не садись".)
   - Бутылку шампанского! (Там же.)
   - Человек, шампанского! Больше давай, больше! ("Невольницы".)
   -  Подай  хорошенького,  нынче  масленица.  Вина!  ("Не  так  живи,   как
хочется".)
   И ведь как  говорят  его  герои:  закусочка,  мадерца,  водочка,  пуншик,
рюмочка, лиссабончик, чаек, кофеек... Все  это  потребляется  не  просто  за
столом,  а  в  тщательно  разработанном  "кулинарном"  интерьере.  Постоянно
натыкаешься на дотошные авторские ремарки. Как-то: круглый  обеденный  стол,
покрытый цветной салфеткой,  а  за  столом  горка  серебряной  и  фарфоровой
посуды. Совсем другое дело пить на вокзале,  где  стол  длинный,  а  главное
содержание - батарея бутылок. Да что там буфеты с горками.
   Талант земли русской, лучший драматург Малого театра, знал толк в том,  о
чем писал. Безобидный чай у Островского имеет такие дополнения,  как  чай  с
ромом, с мадерой и чай с кизлярской водкой (особый вид коньяка  на  Северном
Кавказе). Что говорить о водке, которую драматург на сцене  делал  королевой
стола. Только по тому, какую водку пьют у Островского, можно получить полное
представление  о  производстве  водки  в  России  в  те  времена.   Согласно
сведениям, тщательно собранным Вильямом Похлебкиным, во времена Остров-ского
"в Москве существовали три знаменитые  водочные  фирмы,  каждая  из  которых
выпускала водку в различных упаковках, фасовках и  разного  качества:  фирма
Петра Смирнова (основана в 1860 г.), фирма И.А.Смирнова (основана в 1862 г.)
и фирма вдовы М.А.Попова, основанная годом позже".
   Лучшей из всех считалась водка  "Вдовы  Попова",  которая  вырабатывалась
только  из  ржаного  зерна  по  старому  фирменному  рецепту  дореформенного
владельца   винокурни   М.А.Попова.    "Поповка"    отличалась    питкостью,
бархатистостью, приятным вкусом и не давала сивушно-похмельного синдрома.
   Столь подробный исторический экскурс в  водочное  дело  пьес  Островского
позволяет сделать вывод, что драматург всем напиткам предпочитал этот  и  не
особо жаловал заморские  -  в  частности,  портвейн.  От  него  досталось  и
всевозможным алкогольным смесям, потребляемым в то время. Это,  естественно,
пунш, жженка и крамбамбуль.
   Рецепт последней приводим для любопытствующих: одна бутылка водки на  две
бутылки пива, 400-500 г сахара, 6 яиц. Яйца с сахаром вводятся,  чтобы  хотя
бы частично коагулировать наиболее вредные сивушные масла,  возникающие  при
соединении водки с пивом. Варится как пунш.
   Изящное словечко "крамбамбуль" - не столь безобидно. Оно - прямая  дорога
к алкоголизму в тяжелых формах, что Островский  весьма  успешно  доказал  на
примере Аполлоши Мурзавецкого, спивающегося  в  свои  24  года  именно  этой
гадостью.
   IV
   Так почему  реквизитор  -  человек  мирного  занятия  -  держит  в  руках
человеческую жизнь? Вернемся в "Современник". 1975 год. В зале  возбуждение,
какое бывает только в дни ответственных премьер.  Сдают  "Эшелон"  по  пьесе
Рощина. В спектакле занято много  артистов,  и  никто  не  знает,  что  этот
спектакль сыграет в жизни "Современника" важную роль  -  театр  узнает  весь
мир.
   За  сценой,  естественно,  суета.  Все  на  нервах.  Реквизитор  заряжает
предметы, которые работают в спектакле.  Третий  звонок.  Тишина.  Спектакль
начался. Актриса Алла Покровская влетает за кулисы, чтобы  глотнуть  воды  и
потом на сцене прыснуть ею на пол - она мела пол.  Схватила  стакан,  глоток
и... крик, ужас. Оказывается, она перепутала и хватанула  нашатырь,  который
для себя проготовила помощник режиссера - у нее болела голова и  она  нюхала
его. Актриса сожгла слизистую, и ее увезли в больницу.  Спектакль  отменили.
Слава богу, что ожог был не крайней  степени  и  со  временем  у  Покровской
восстановился голос, она смогла нормально работать.
   От  несчастных  случаев  никто  не  застрахован.   Поэтому   реквизиторы,
во-первых, знают пристрастия  актеров  и  стараются  им  угодить.  Например,
Александр Калягин  терпеть  не  может  лимонад,  и  в  день  его  спектаклей
стараются обходиться без сладкого напитка. А Евгению  Киндинову  в  качестве
супчика скармливают персиковый компот. Но самое главное, и это во-вторых,  -
оберегают безалкогольное  содержимое  бутылок  от  самих  артистов,  которые
иногда устраивают своим коллегам сюрпризы.
   V
   Нет, алкогольная тема в театре поистине неисчерпаема. Вот, скажем, вопрос
- легко ли пьяного играть на  сцене?  Того  самого,  что  принял  водочки  с
лиссабончиком, залакировав все  это  крамбамбульчиком?  На  этот  счет  есть
старый театральный анекдот: спектакль, за кулисами старый актер  и  молодой.
"Чего дрожишь?" - спрашивает мастер. "Да  мне  пьяного  играть".  -  "Велика
беда: ты тресни стакан, и порядок". - "Я понимаю, но  дело  в  том,  что  во
втором акте мне трезвым выходить".  Мастер  поднимает  палец:  "А  вот  это,
дружок, уже надо сыграть". А на самом деле...
   - Сыграть пьяного - это высший пилотаж, которым владели единицы, - в один
голос уверяют опытные артисты. И добавляют, что пьянство  в  театре  -  дело
глубоко трезвое. Пьяный никогда не сыграет пьяного. В лоскуты  пьяный  актер
будет скучен и неинтересен.
   Ольга Аросева, актриса Театра Сатиры:
   - Пьяного может сыграть каждый, более или менее удачно. Разница только  в
том, что у плохого артиста три штампа, а у хорошего - их двадцать восемь.
   Мастерами алкогольного дела на сцене считались Анатолий Папанов,  Зиновий
Высоковский, Юрий Соковнин в Театре Сатиры, Осип Абдулов и Ростислав Плятт в
театре имени Моссовета. Они подбирали уникальные краски, которые  укладывали
в мягкое пошатывание. Комики - именно они  считаются  лучшими  исполнителями
пьяниц - изобретали особые трюки. Так, Юрий Соковнин в одном  из  спектаклей
выпивал особым способом:  он  прокатывал  рюмку  от  уха  по  щеке  и  резко
опрокидывал в рот. Эти манипуляции неизменно срывали аплодисменты.
   Но непревзойденным мастером этого дела был  абсолютно  непьющий  Владимир
Лепко. В концертах  он  выступал  с  потрясающим  номером  "Лекц