лототкацкую  фабрику  пере-  (сейчас  это  модное
слово) перепрофилировал и стал производить кабель. Вот  фабрика  на  Таганке
"Москабель" -  это  все  Станиславский.  Вы  спрашиваете:  "Отдам  ли?"  Ну,
Господи, наверное, отдам в конце концов, если это будет так необходимо.
   - На протяжении многих лет МХАТ гордился своими традициями, еще были живы
те, кто работал с Станиславским. Теперь их нет? Скажите, что сейчас является
стержнем МХАТа?
   - Вы почитайте о взаимоотношениях Станиславского и Немировича-Данченко. И
там Станиславский уже в какие-то годы это поколение  не  очень  принимал.  Я
имею в виду то поколение, которое ушло. Осталась  одна  Степанова  (Ангелина
Степанова уйдет из жизни за неделю до смерти Ефремова - М.Р.). Станиславский
очень чувствовал и понимал людей. Как мне рассказывали, он собрал артистов в
портретном фойе и призвал чуть  ли  не  со  слезами  на  глазах:  "Клянитесь
продолжать именно это искусство". А они посмеиваются, ну,  мол,  старик  уже
совсем... Вот я и хочу, чтобы этот стержень возник бы.
   - Значит, его нет?
   - Ну он есть. Но это не стержень, а что-то другое - знакомое, ясное,  но,
ей-богу, не развиваемое. Понимаете?
   - Понимаю. Так же, как и понимаю, что МХАТ  сейчас  находится  в  сложном
положении. Это закономерный тупик?
   - Да вы знаете, этот сезон показал, что не тупик. Пять премьер выпустили.
   - А  почему  вы,  Олег  Николаевич,  решили  ставить  сейчас  "Сирано  де
Бержерака"?
   - Это вещь о какой-то идеальной любви и какой-то идеальной, к какой  надо
стремиться, жизни.
   - С годами меняется представление о любви?
   - Меняется. Это не внешность, в конце концов.
   - Но вы-то как раз ставите про урода Сирано и красавицу Роксану.
   (Пауза.)
   - Это какая-то... поверьте... у меня для ответов нет домашних  заготовок.
Роксана - это женская сущность, которая состоит  из  смеси  секса  и  тонких
ощущений. "Могла ли полюбить урода?" "Да, да, урода, если душа..."
   - Не знаю, что сказать.
   - Вот и я не знаю. "Сирано" должен быть эмоциональным  спектаклем.  Будет
начинаться с пролога: современная кухонька, сидит в  трусах  парнишка,  кофе
пьет, курит, пишет. К нему жена в неглиже. "Да подожди ты,  я  еще  зубы  не
чистил". Вот идет такая сцена,  где  мне  надо  зарядить  комплексы  Сирано.
Дальше надо играть.
   - Это говорит о том, что у вас какой-то новый период в жизни?
   - В смысле любви? Сейчас нет.
   - Жаль.
   - Жаль. Мне тоже. Но,  может,  еще  подождите...  Вот  я,  может,  как-то
немножечко пристроюсь со здоровьем. И тогда, ей-богу, появится сразу.
   Снова вставил трубочки в нос. Подышал.
   - Вам трудно ходить без аппарата?
   - Выходить мне трудно. Вот меня привозят в театр, я сажусь и репетирую.
   - Мне кажется, ваше детское прозвище - Лисья мордочка - очень  точно.  Мы
сколько беседуем, но вы очень хитро избежали ответов на  некоторые  вопросы.
Вы меня хорошо отрежиссировали - то сигаретка, то аппарат...
   - Ну я не знаю, давайте еще раз попробуем. Вы думаете, я хитрый?
   - О чем в жизни жалеете?
   - Да ни о чем.
   - Так не бывает.
   - Сейчас не хочется в этом копаться. Нужно определенное самочувствие, а я
читать сейчас не могу. Понимаете? Когда  все  время  задыхаюсь  -  это...  Я
воспринимаю себя ужасно.  Такой  беспомощный,  то  есть  надежда  все  время
куда-то убегает. Вообще  утром  мне,  чтобы  встать,  надо  несколько  часов
потратить. Но не жалуюсь, а просто вы спросили.
   - Недавно в мемуарах драматурга Ионеско я прочла, как он ругал себя,  что
вся его  творческая  энергия  направлена,  извините,  на  прямую  кишку.  Он
описывал, и достаточно иронично, свой поход к сортиру...
   - А мне как дойти до него... (Смеется.) Я даже и читать не могу.
   - А что, операция, которую вам делали в Париже...
   - Да никакой операции не было. Отрабатывали терапию. Сказали, что,  может
быть, если сделать операцию, легкие интенсивнее работать будут. Тань, можешь
ты забрать эту чертову пепельницу?!
   И пепельница исчезает со стола.
   - У меня было состояние, что я готов был пересадку легкого делать. Но это
сложно. Сейчас вот надо достать аппарат, который фиксирует процент кислорода
в крови. И тогда, может быть, не надо будет все время сидеть  привязанным  к
аппарату.
   Замечательный сериал "Скорая помощь" - как подробно, как все  знают,  как
проживают. Вы не смотрите?
   - Смотрю, конечно. Американским артистам веришь.
   - Ну вот видите, у нас с вами идеалы сходятся. Вы знаете, когда я играл в
сериале "Дни хирурга Мишкина", я получал письма с просьбой, чтобы я  кого-то
прооперировал, и так далее, и так далее. Мне это нравилось.
   - Это правда, что когда три года назад  ваш  сын  Миша  в  театре  ударил
человека, вы заплакали?
   (Пауза.)
   - Я не плакал. Я сидел. Я так растерялся. Я не понял, что это такое. Шок.
   - Какие у вас сейчас отношения с сыном?
   - Ну какие? Он навещал меня в больнице. Сейчас я с ним не вижусь. Хотя он
был добрый малый, доброе сердце у него. Но... (Очень резко.) Во МХАТе ему не
надо быть.
   - Мне кажется, что все его последние поступки - это проявление страдания.
Он страдает и от этого совершает все больше и больше ошибок.
   - Но он же взрослый человек. Тридцать шесть лет. Нет,  в  детстве  я  его
физически не наказывал.
   - Я чувствую, что это самая неприятная для вас тема.
   - Да как-то... Пускай.
   - А вы ему делаете подарки?
   - Я даже не знаю, как вам сказать. У них вообще с сестрой в  детстве  был
закон - "если уйдем из дома, ничего у отца  не  сперев,  то  это  мы  дураки
просто". Они сами мне это потом рассказали.
   - Родственные связи сильнее театральных. Вы уволили  сына  сами  или  под
чьим-то давлением?
   - Нет. Сам. Даже не может быть такого вопроса - зачем. Это  было  -  верх
всего. Очевидно, вы не в курсе, как он существовал, как вел себя...
   - Я понимаю, что это не самый приятный вопрос. Но перед каждым человеком,
особенно  перед  руководителем,  стоит  рано  или  поздно  вопрос  ухода   -
оставить...
   - Театр? Ну я, вы знаете, уже несколько раз пытался. Но  я  понимаю  так,
что сейчас будет нечестно, потому что нужно, чтобы была ясность и порядок  в
театре. И тогда я с чистой совестью его передам.
   - Одним словом, вы не хотите оставить плохое хозяйство?
   - Ну вот так будем говорить.
   - Ельцин ушел и оставил преемника. Вы думали о преемнике?
   - Думал. И даже говорил. Я имел в виду Олега (Олег Табаков.  -  М.Р.).  В
прошлом и в этом году я лежал семь раз в больнице. Я уже ненавижу это. Он ко
мне приезжал, и я ему сказал все. Он молчал, и я молчание расценил как  знак
согласия. Но когда его стали спрашивать, он вдруг  отказался:  "Я  своих  не
оставлю". А когда говорят: во МХАТ придет Калягин или Юрский -  это  миф.  У
Калягина свой сейчас театр.
   - А вам все равно, кто будет МХАТом руководить?
   - Нет. В этом-то вся и штука, что нет.
   - А вы видите такую фигуру?
   (Пауза.)
   - Ну вот думаю... Пока нет... Олег Табаков... Так что такие сейчас  дела.
Я думаю, что не буду порывать с театром, в студии буду  что-то  делать  и  в
театре найдется всегда работа.
   - Я надеюсь, вы не обиделись на мои вопросы?
   - Нет. Все справедливо, правильно.
   Эти цветочки, вот в  вазе,  это  для  вас.  Я  не  хотел  сначала,  а  то
подумаете, что я на вас воздействую так.

   А через два с лишним месяца его не стало. Удивительно, что он умер так же
неожиданно, внезапно, как и жил.
   Да, все знали, что Ефремов тяжело болен:  давнее  заболевание  легких,  в
последние месяцы он дышал с помощью кислородного аппарата. Но при  всем  при
том не ныл, мужественно держался, смеялся, когда мы говорили по телефону: "Я
думаю, все будет в норме", - говорил он со своими знаменитыми паузами  после
каждого слова и не раскисал. Репетировал в театре, а  рядом  стоял  аппарат.
Когда не мог выйти из дома, актеры сами  приходили  к  нему  и  в  небольшой
квартирке на Тверской раскручивали  историю  "Сирано".  Все  время  думал  о
реформах в Художественном. Он гнал дела, чтобы в конце июня показать  узкому
кругу первый прогон. И вдруг...
   Это случилось в среду, 24 мая. Час  -  неизвестен.  События  того  дня  я
попыталась восстановить по часам. В  11  утра  в  квартиру  Ефремова  пришла
домработница. Как всегда, приготовила кашу, чай. Олег Николаевич еще  был  в
постели и сказал, что встанет попозже. В этот  день  он  явно  не  спешил  в
театр, потому что репетиция отложилась. Но совсем не по причине его  плохого
самочувствия.
   Сергей Тумкин, врач МХАТа им. Чехова:
   - Репетицию отменили из-за Виктора Гвоздицкого, исполнителя роли  Сирано,
- он повредил ногу, и мы с ним отправились с утра в институт Склифосовского.
Олег Николаевич переживал, что работа остановилась.
   Поэтому он оставался в постели, поговорил по телефону со своей помощницей
по театру Татьяной Горячевой и попросил прийти ее в 17.00.
   Татьяна Горячева:
   - Мы вечером собирались идти смотреть антрепризный спектакль  с  участием
нашего артиста Бори Щербакова.  Когда  я  вошла  в  квартиру,  то  с  порога
крикнула: "Это я", но никто не отозвался. "Спит, наверное", - подумала  я  и
не стала заходить в спальню. Знаете, даже в сердце вот ни на столечко ничего
не шевельнулось.
   Действительно, ничто не  предвещало  трагедии.  В  последнее  время  Олег
Ефремов, несмотря на плохое самочувствие, с которым он как-то  даже  свыкся,
был очень деятелен. Он выезжал в Мелихово на  фестиваль  "Чеховская  весна",
где его курс показывал "Бабье царство".
   Наталья  Кривошапова,  пресс-секретарь  главы  администрации   Чеховского
района:
   - Он вышел из машины и улыбнулся. В Мелихово, на  фестивале,  его  ребята
играли потрясающе! Ведь именно в этот день Олег Николаевич их благословил. А
после спектакля мы поили его кофе с молоком.  "Знаете,  в  чем  до  сих  пор
обвиняют меня: расколов МХАТ, я способствовал развалу СССР..."
   Итак, помощница, как они сговорились в тот день, пришла к  17.00.  Спустя
какое-то время заглянула в комнату.
   Татьяна Горячева:
   - Я подошла. Мне показалось... Я дотронулась до лба его, а он холодный. Я
тут же позвонила нашему доктору и сказала: "Приходите срочно! Кажется,  Олег
Николаевич умер". МХАТ через дорогу, и доктор уже через несколько минут  был
на месте. Он подтвердил смерть.
   - Когда все-таки могла наступить смерть? - Если учесть, что при комнатной
температуре труп остывает медленно, то я думаю, что это случилось часа через
два после ухода домработницы, где-то между часом и двумя.
   Именно около двух часов, точнее в  13.40,  у  сына  Олега  Николаевича  -
Михаила - вдруг остановились стенные часы, чего раньше  никогда  с  ними  не
было. В пять он позвонил во МХАТ и там узнал  все.  Вызванные  из  Кремлевки
врачи предположили, что смерть наступила от затрудненного дыхания.
   - У Олега Николаевича была крайняя, так называемая  терминальная  степень
дыхания, - сказала врач, записывая что-то в карту на кухне.
   На столе  давно  остыли  чай  и  каша,  приготовленные  домработницей.  В
квартиру, как только узнали  о  случившемся,  пришел  сын,  из  Валентиновки
приехала дочь Настя, собрались  артисты  Борис  Щербаков,  Татьяна  Лаврова,
директор Фонда Станиславского, Валерий Шадрин  из  Конфедерации  театральных
союзов. Ждали министра культуры... Всхлипы,  тяжелые  вздохи...  А  со  стен
улыбался Ефремов - долговязый, веселый, в гриме и без.
   О нем еще долго будут говорить и спорить -  слишком  яркой  и  выдающейся
личностью  он  был.  Ефремова  обожали  и  ненавидели.  Одни  его   называли
"спасителем МХАТа", другие говорили,  что  он  погубил  его.  Жил  широко  и
громко: самые красивые женщины Москвы любили его. Его  любили  даже  власти,
которые душили "Современник" и  его  спектакли.  Его  до  сих  пор  называют
учителем те, кто сам вырастил не одно поколение учеников, - Табаков, Волчек,
мхатовцы. Самое поразительное, что почти никого из них в этот день не было в
Москве. МХАТ играл ефремовского "Дядю Ваню" на Тайване.  Волчек  отдыхала  в
Греции. Табаков работал в  Финляндии.  Все  далеко.  Он  -  один.  Состояние
внутреннего одиночества, как никакое другое, сопровождало  его  в  последнее
время: жил один. И вот умер один, рядом никого не оказалось.
   Как умер? Одному Богу известно. Доктор Тумкин сказал, что Ефремов, обычно
спавший на спине, повернулся на бок. Очевидно, начал задыхаться. Но  так  ли
важен теперь последний миг его жизни? Когда эта жизнь - блестящая, яркая, со
взлетами и падениями, с разбиванием в кровь - оборвалась.
   То, что он говорил мне при  жизни,  теперь  читается  совсем  по-другому.
Таков эффект слова после  жизни.  -  Как  произошло  разделение  МХАТа,  вы,
конечно, знаете. Стали выбирать худсовет, Олег Табаков (он уже тогда был  во
МХАТе) говорит: "Пойдем выбирать другой  худсовет",  и  мы  пошли  в  другое
помещение. Так, по сути, произошел конкретный, реальный раскол.
   - Вы недовольны нынешним положением МХАТа?
   - Я думаю, что потенциал у него более сильный. Но это очень  непросто.  В
свое время делили театр, чтобы труппа была  меньше,  а  опять  стало  много.
Правда, я сейчас взял молодежи много, почти целый курс. В театре есть не  то
что беспорядок, есть отсутствие единства. И так далее.
   -  Охота  к  переменам  говорит  о  том,  Олег  Николаевич,  что  вы   не
закостенели. Я понимаю художников, когда в преклонном возрасте они  начинают
искать, пробовать себя в других областях. Вот Любимов оперы  ставит.  Может,
вы за балет возьметесь? - Не смогу,  к  сожалению.  Потому  что  балет  надо
физически показывать, а я... видите.  Сейчас,  ей-богу,  не  до  этого.  Мне
главное наладить здоровье и привести театр в порядок.
   - Но теперь вы,  наверное,  не  сможете  играть.  Борис  Годунов  -  ваша
последняя роль? - Ну я не  знаю.  Я  надеюсь  играть.  Конечно,  аппарат  не
облегчает жизнь, но психологически - вроде полегче. Но я не  из  тех  людей,
которые жалуются.
   - Прожив такую большую жизнь в театре, с чем вы можете его сравнить  -  с
рестораном, больницей или с чем-то еще?
   - Это скорее исследовательский институт. Нет, не психбольница, если актер
не постигает хоть немножечко загадки бытия человеческого,  то  это  мне  уже
неинтересно. Значит, и всем это не может быть интересным.
   - Вы профессор в этом институте?
   - Я не знаю, боюсь я так говорить. И  Павлов,  и  собака  в  одном  лице.
Обязательно присутствуют и безусловные  рефлексы,  и  не  только  это.  Вот,
смотрите, не случайно Станиславский  общался  с  Павловым,  а  я  в  том  же
"Современнике" - с доктором Симоновым. У него даже есть книга "Эмоциональная
сфера и система Станиславского". - Много вы в день курите?
   - Ну, когда вот здесь сижу взаперти один, немного. Вы не курите? Молодец,
молодец. Завидую. Одни врачи мне говорят - давай бросай. Другие - ни в  коем
случае. Вот я курю и презираю себя.
   Моя обывательская философия такая - нам дана радость жизни,  дана  жизнь,
которая, конечно, кончится когда-то. Но как  мы  должны  отплатить  за  этот
подарок - жизнь? Надо совершенствовать себя через то, что ты делаешь.  Тогда
это как-то соединяется с моралью Христовой. И когда вы говорите: "Ну  вы  же
так много сделали" - да, может, сделал. Но мне надо что-то еще  обязательно,
понимаете?

   Через две недели МХАТ, как того хотел Олег Ефремов, возглавил его  ученик
Олег Табаков.

   Слово - не воробей,  вылетит  -  не  поймаешь.  Мгновение  этой  народной
мудрости в полной мере могут оценить только театральные люди. Вот,  кажется,
артист в тысячный раз произносит один и тот же текст: он от зубов  отлетает,
и партнеры его на память могут произнести.  И  вдруг...  Отчего  это  вместо
слова "все" вдруг вылезает  "свет"?  Вместо  "мужа"  выскакивает  "брат",  а
"жену" величают "сестрой"? Но это еще ничего по сравнению с тем,  что  вдруг
иногда  "кий"  становится  неприличным  словом  из  трех  букв.  Что  это  -
профнепригодность? Распущенность или вседозволенность господ артистов? Никто
не сможет объяснить, почему

   Сестра пистре сломала срушку
   Вах мух и папский нунций - Любовь с первого раза - Педослиты  и  бомбовый
удар от Спартака Мишулина - Симонова спасла королеву - Хлеб любит девочек,
   а братья - мальчиков - Чудесная срушка во МХАТе - Актер пока не удивился

   Театральные  оговорки  можно  разделить   на   анонимные,   будничные   и
классические. Относительно первых, как правило, уже никто не помнит, в каком
театре и с каким артистом они случились.  Их  приписывают  каждой  труппе  -
столичной или провинциальной. И доля истины в этом есть, так как  в  прежние
времена представления выпускали в рекордные сроки. Так, в  театре  Корша  на
премьеру отпускалась неделя: начинали репетиции в понедельник, заканчивали в
пятницу, а премьеру давали,  по-теперешнему  сказать,  в  уик-энд.  Чему  же
удивляться, если второпях артисты со  сцены  несли  такое...  Вот  несколько
классических примеров.
   Служанка, перепуганная неожиданным появлением мужа хозяйки,  врывается  к
ней в спальню, где неверная супруга с молодым любовником. Служанка кричит  с
вытаращенными глазами:
   - Вах мух! ("ваш муж")
   - Мах мух? ("мой муж") - в ужасе повторяет хозяйка.
   Или вот еще. В покои генерала  входит  слуга,  который  должен  доложить:
"Папский нунций". Вместо этого генерал слышит:
   - Папский нанский.
   - Кто?
   - Нунский пунский.
   - Кто-кто?
   - Нанский панский. Ой, пупский нанский. Ой, папский нун-ский...
   - Пошел вон, дурак.
   По театрам гуляют  оговорочные  непристойности  вроде  того,  как  "князь
Волобуев, вот вам х..." (вместо "вот  вам  меч"),  вместо  "гонец  из  Пизы"
следует совсем нечто неприличное из Ганы. И в конце концов, редкий "Вишневый
сад" обходился без классической оговорки в гробовой тишине:
   - А Епиходов бильярдный х... сломал  (вместо  "Епиходов  бильярд-ный  кий
сломал").
   Причем, переходя из уст в уста, эта оговорка лишилась авторского слова  -
бильярдный.  Видимо,  в  актерском  подсознании  бильярд  никак   не   может
сочетаться с мужским половым органом.
   Правда это или легенды - теперь не скажет никто. Но театральные  предания
на оговорочные темы продолжаются.
   В театре Маяковского идет спектакль "Круг" (режиссер Татьяна  Ахрамкова).
В одной из сцен персонажи уходят, стремительно, чтобы переодеться, а  в  это
время мажордом сообщает публике: "Прошло несколько  лет".  Вместо  этого  он
почему-то говорит: "Прошло несколько дней".
   Впрочем, публике что дни, что годы - все равно. Только искушенный зритель
заподозрит здесь что-то неладное: почему это спустя много лет герои  "Круга"
не изменились - ни в лице, ни в одежде?
   Или в этом же театре много лет назад играли  "Детей  Ванюшина"  по  пьесе
Найденова. В финале дворник, которого всегда играл заслуженный или  народный
артист, сообщал героям пьесы, что "Ванюшин в саду застрелился".  И  вот  эту
"ответственную" роль дают трагику, который всю силу  своего  таланта  должен
вложить в эту реплику. Он прочувствовал и вложил:
   - Ванюшин в стрелу запилился.
   Как говорится, занавес.
   Театр  имени  Моссовета.  Спектакль  "Красавец  мужчина".  Актриса  Этель
Марголина, обращаясь к тетушке, вместо "Ах, тетя, я полюбила его  с  первого
взгляда" выпалила:
   - Ах, тетя, я полюбила его с первого раза.
   Получилась интимная вольность. Но еще дальше в этом вопросе  пошла  прима
Вера Марецкая из этой же труппы.  В  спектакле  "Рассвет  над  Москвой"  она
играла вместе с Николаем Мордвиновым.  По  ходу  пьесы  у  героев  случалась
размолвка, и героиня решала первой пойти  на  примирение.  Заходила  к  нему
обычно с такими словами: "Мужик скучает,  дай,  думаю,  зайду  первая".  Что
случилось с Верой Петровной, не знает никто, но она на одном  из  спектаклей
оговорилась:
   - Мужик скучает, дай, думаю, дам первая.
   А поскольку актриса была смешливая, брови у нее поползли домиком, и она с
трудом доиграла сцену.
   Но, как п