ище надо перемещать медленно и на небольшие расстояния. Если она и дальше будет передвигаться так быстро, она только принесет с собой бедствия. А кроме того, если она не хочет, чтобы ее нашли, где же еще можно лучше спрятаться, как не в суматохе, вызванной пожаром? Если держаться от огня на безопасном расстоянии, то лучшего укрытия, чем Фенкастер, ей сейчас не найти.
     - Если только она не гоблинка, - ворон у него на плече расправил крылья.- Для гоблина или гоблинки не существует безопасного расстояния, когда по ветру летят искры. А горбач называл ее "Леди Софрониспа".
     Вилл покачал головой. Он не понимал, как эта женщина может оказаться гоблинкой, даже если по какому-то капризу она пользовалась чародейским именем. Вопрос заключался в другом - надо ли ему попытаться догнать ее или ехать дальше в Фенкастер и искать Лили.
     В конце концов он решил, что у него нет выбора. Одно дело следовать за Лили, когда она, скорее всего, тоже ищет Машину Хаоса, но теперь он точно знал, куда направилось Сокровище, и он должен был следовать за ним. Послав воронов вперед, он поехал дальше на север, пока не добрался опять до окраин Фенкастера. Черный столб дыма поднимался над старинными, по большей частью деревянными домами, придавая городу зловещий вид. Если Лили была там, Вилровану оставалось только надеяться, что она в безопасности.

***

     Удар настиг его в Хойле, в деревне, стоящей на перекрестке, открытом всем ветрам. Вилл снял на ночь комнату и вышел прогуляться в сгущающихся сумерках по поросшему кустарником пустырю, как вдруг к нему грубо подступили трое местных жителей. Он даже не успел опомниться, не то что вытащить пистолеты, когда один из аборигенов выбил оружие у него из рук, а двое других быстро его схватили. Под его громкие протестующие крики они потащили Вилрована к деревенской тюрьме.
     - Проклятье на ваши головы! Может, вы хотя бы скажете, что я, по-вашему, натворил? - потребовал Вилл, когда его швырнули в камеру так, что он распластался на затоптанном дощатом полу. Тяжелая деревянная дверь захлопнулась за его спиной.
     Послышался звон железных ключей, и за прутьями дверного окошка появилось лицо, похожее на большой кусок сала.
     - Нам было ведено доставить тебя назад в Маунтфалькон по обвинению в убийстве и измене, - сказал грубый голос.
     - Обвинения в убийстве и... чушь! - Вилл сел на полу и начал отряхиваться. - Ничего такого я не делал. А кто вам велел? Вы не можете арестовать меня за преступления, совершенные в Маунтфальконе, без...- Охваченный неожиданными сомнениями, он поискал королевский документ, который держал во внутреннем кармане дорожного плаща, и обнаружил, что его нет на месте.
     - А у нее, у этой леди, была бумага от короля Маунтфалькона, с печатями и подписями, как положено, - произнес скрипучий голос.
     Вилл неслышно выругался. То, что его арестовали, было уже само по себе унизительно, - но его по собственному документу? Прислонившись спиной к каменной стене, он закрыл глаза и напряг память. У него осталось смутное воспоминание, что пара легких рук ощупывала его, когда он лежал в полубреду на полу в своей комнате в "Золотой Пятерке". Но было ли это до или после того, как пришла Лили?
     - Ты говоришь, "леди"? Это была маленькая пухленькая женщина или леди среднего роста, очень невозмутимая и красивая?
     - Этого я сказать не могу, - хрипло рассмеялся констебль.- Можешь спросить главу магистрата, когда он приедет в следующем месяце. Авось он тебе расскажет, чего тебе там надо,- а может, и не скажет. А пока что посиди там и подумай над своими злодействами.

***

     Следующие несколько дней тянулись бесконечно долго. Вилл почти все время либо ходил кругами по камере, либо пялился в зарешеченное окно, которое предлагало неутешительный вид на голый двор и одинокий кривой терновник. А констебль наотрез отказался отвечать на какие-либо расспросы, и оба стражника, которые появлялись посменно, тоже оказались не особенно общительными. Когда Вилл потребовал чернила и бумагу, их ему с ворчанием принесли, но когда он написал письмо Нику, никто не захотел его отправлять.
     - А ничего себе, хорошенькое это будет дельце, если ты сюда всю свою шайку созовешь! - сказал деревенский служитель закона.
     - Замечательно, - ответствовал Вилрован, моментально вскипая, однако несчастья сделали его хитрее. - Тогда позвольте, я напишу королю Родарику во дворец Волари. - Таким образом помощи придется ждать дольше, но казалось невероятным, чтобы констебль стал возражать. - Или ты думаешь, он тоже из моей шайки?
     После долгих споров, получив несколько мелких монет, констебль признал, что вреда от этого не будет.
     - Но придется ли ему прочитать твое письмо, Блэкхарт, этого я уж не знаю. Я найду, кто его отнесет, и на том тебе придется успокоиться.
     - Я - капитан Блэкхарт. Если твой человек правильно назовет мое имя у дворцовых ворот, письмо непременно попадет к королю. А если я получу ответ, как и ожидаю, тебе достанется шесть золотых гиней.
     Письмо было отправлено, и теперь Виллу совсем нечего было делать. Ему оставалось томиться здесь не меньше двух недель - неделю письмо будет идти до Родарика, еще неделю обратно в Хойль будет идти письмо с приказом его освободить. Но однажды холодным утром, сразу после рассвета, когда Вилрован лежал на своей заплесневелой соломенной подстилке, его разбудил от сна громкий стук в оконную решетку. Он быстро встал и подошел к окну, пока звук не привлек внимание стражника.
     На подоконнике снаружи примостился ворон, старая птица с потрепанными перьями.
     - Вилрован. Блэкхарт. Весть от твоей бабушки.
     Это не был один из его воронов, и связь установилась тонкая, слова еле-еле отзывались в голове Вилрована. Вилл даже не был уверен, правильно ли он понял.
     "Весть от моей бабушки?!" Леди Кроган никогда ранее не пользовалась этим средством связи с ним, и ему даже в голову не приходило, что такое возможно.
     И даже когда ворон два раза повторил послание, Вилл не знал, что ему и думать. Может, он все-таки неправильно понял? То, что Лили по той или иной причине тоже искала Машину Хаоса, он и сам уже догадался. Но что она и ее тетка Аллора - маги Спекулярии?..
     Вилрован вращался в самых разных кругах, и до него доходили смутные слухи о Спекулярии: толпа ненормальных, утверждающих, что они происходят от одного из древних магических обществ, горстка заблудших душ, которые верили даже, что чародеи все еще существуют. Как могла Лили - его милая, рассудительная, уравновешенная Лили - связаться с подобными людьми?
     Когда ворон улетел, Вилл вернулся на свою соломенную постель. Он сидел, склонив голову в раздумьях, пытаясь осмыслить эту неожиданную новость. По какой-то причине его мысли все время возвращались к тому, что сказал ему другой ворон на дороге в Фенкастер: "Если только она не гоблинка". И если женщина, за которой он гонялся, была не толстопятка, не олух и уж точно не грант и не горбач, если она все-таки была гоблинкой, то значит...
     У Вилрована вдруг закружилась голова и земля ушла из-под ног, все его представление о мире перевернулось. А если Спекулярии все-таки правы? А если чародеи все-таки все еще существуют, если именно они стоят за похищением Сокровищ? А если он, сам того не зная, все это время преследовал одну из них?
     Ответ на этот вопрос заставил его в ярости ударить кулаками в стену, так что он в кровь разбил себе костяшки. Если все это правда, то Лили прямо сейчас, может быть, преследует чародейку. Она и этот ее спутник в эту самую минуту неумолимо движутся навстречу одному из самых опасных и беспощадных существ на свете.
     А он, Вилрован, не может ничего с этим сделать, и совершенно не в состоянии прийти ей на помощь, пока заперт в этой проклятой клетке.

42

Тарнбург, Винтерскар.
Тремя месяцами ранее - 27 плювиоза 6538 г.

     Это был респектабельный дом, где комнаты снимали благородные джентльмены, просторный старый дом на тихой улице. Ис сидела в своей карете у чопорного фасада, где все окна были закрыты ставнями, не зная, на что решиться. Она все больше и больше училась не обращать внимания на традиции и правила, но пока еще не совсем потеряла стыд. Юные леди, даже замужние юные леди, не навещают молодых людей в меблированных комнатах.
     Но она уже более десяти дней не видела Змаджа, он не ответил ни на одно из ее все более беспокойных писем. Никто не слышал, чтобы он уезжал из города, никто не видел его нигде в Тарнбурге. Ис все больше склонялась к мысли, что случилось что-то ужасное.
     Наконец, решившись, она вышла из кареты и велела двум лакеям следовать за ней. Она намеревалась узнать правду, какой бы чудовищной эта правда ни оказалась.
     Комнаты Змаджа находились на третьем этаже, где было чуть менее убого, чем на остальных двух. Ис вошла в коридорчик с потертым ковром на полу и мутной застекленной крышей, помедлила у двери, потом сжала руку в кулак и тихо постучала.
     Стук глухим эхом отдался в пустом коридоре, но ответа не последовало. Через минуту она постучала снова, на этот раз сильнее. Опять тишина, ни малейшего движения по ту сторону двери. Ис уже думала, не велеть ли лакеям сломать дверь, как вдруг ей пришло в голову проверить ручку.
     От одного прикосновения защелка отодвинулась и дверь распахнулась, внутри было темно. Ис внезапно охватила паника. Если бы Змадж уехал за город, он никогда бы не оставил дверь незапертой.
     - Ждите меня здесь, - велела она лакеям и одна вошла и квартиру. От волнения у нее пересохло во рту, а сердце забилось сильнее.
     В гостиной было холодно и затхло. Продвигаясь в сумерках почти на ощупь, Ис подошла к окну и открыла ставни. Поток яркого солнечного света пронзил мрак и окрасил потертый ковер кроваво-красным. Ис осторожно огляделась, но ничего подозрительного не увидела - обычная комната, уставленная дешевой мебелью. И облако пылинок кружится в солнечных лучах.
     Она прошла в спальню. И здесь тоже царил порядок, кровать заправлена, белье аккуратно уложено в сосновый комод, остальные вещи убраны в выдвижные ящики. И только подойдя ближе к камину, она вскрикнула.
     Небольшая горка серебристо-серого пепла просыпалась из камина на алый ковер. Такая маленькая, что и представить себе трудно, что это все, что осталось от статного юноши. Но чародеи очень сильно воспламенялись, и поэтому большая часть материи испарялась, включая почти всю одежду.
     Ис упала на колени у закопченного очага, не обращая внимания на то, что пачкает шелковые юбки. Ее сердце больно билось о ребра, кровь шумела в ушах. Она медленно протянула руку и коснулась пепла, затем мучительно содрогнулась. Это не могло быть случайностью, кто-то сделал это намеренно. Не было это и самоубийством. Змадж был еще слишком молод, да и обычно гоблины предпочитали принять яд или проглотить толченое стекло. И даже убийцы обычно прибегали к тем же средствам, потому что смерть от огня ужасала даже исполненных самой страшной жаждой мести гоблинов.
     Ис медленно и глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Ей был известен только один гоблин, достаточно жестокий и безжалостный, чтобы сжечь другого гоблина.

***

     Мадам собиралась уходить, когда вошла Ис. Она была очень красива в иссиня-черном бархате и сером беличьем меху, но ее портило, как всегда, беспокойное и недовольное выражение лица, а знакомый опасный блеск в глазах должен был бы предостеречь бывшую ученицу.
     - Как ты смела! - сказала Ис, дрожа от возмущения. - Сначала Айзек, теперь Змадж. Кто ты такая, чтобы вот так запросто проливать столько крови Империи?
     - Я та, кто защищал и охранял тебя всю твою жизнь. Мальчишка стал представлять опасность для тебя, в каком-то смысле - он стал опасен для всех нас. Особенно после твоего омерзительного поведения на Зимнем Балу. Настоятельно прошу тебя, забудь эту детскую страсть и хоть раз в жизни задумайся.
     Ис топнула ножкой.
     - Я не хочу задумываться, меня от этого уже тошнит. У меня голова болит, когда я так злюсь. Как ты могла так поступить со мной? Я любила Змаджа...
     - Именно. Твоя интрижка с ним затянулась и становилась слишком очевидной. - Мадам взяла черную бархатную шляпку, аккуратно пристроила ее поверх гладких темных завитков волос и прикрепила длинной блестящей шляпной булавкой.- Кроме того,- сказала она с проницательной улыбкой, осматривая результат своих действий в маленькое зеркальце, - он ведь сделал свое дело, не так ли?
     Ис резко втянула в себя воздух, пораженная таким зловещим всеведением.
     - А ты откуда знаешь? Я никому не говорила, я и сама-то была не уверена. Ты-то откуда узнала?
     Ее воспитательница пожала плечами и отложила зеркальце.
     - Существуют определенные признаки. Для того, кто в этом разбирается, совершенно недвусмысленные. А когда придет время объявить миру о своем положении, не должно быть ни тени скандала, ни малейшего подозрения, что ребенок, которого ты носишь,- не от короля Джарреда. Своей собственной беспечностью ты сама заставила меня прибегнуть к таким крайним мерам.
     Ис резко опустилась на стул у двери. Рана была все еще глубока, но гнев стихал. Она начинала понимать, что мадам права и она сама навлекла на себя это горе.
     - Но почему нужно было его убивать? - тихо спросила она. - Разве мы не могли просто отослать его?
     - Мы? - Мадам резко к ней обернулась. - Но ты сама сказала, что только ты ему приказываешь. Если бы у тебя хватило здравого смысла отослать его самой, в этом не было бы необходимости. А так ты не оставила мне выбора.- На столике рядом с ней лежали перчатки, она взяла правую и натянула на руку. Затем - левую. - Пора тебе, Ис, отвечать за собственные поступки. Ты теперь, как ты недавно сама сказала, больше не мелюзга с грифельной доской. Никто не сочтет твои угрозы безобидной дерзостью - и менее всего я. Тебе придется научиться придерживать язык, выказывать некоторую сдержанность. Иначе я уже не смогу спасти тебя.
     Ис взялась за лоб, голова у нее невыносимо болела.
     - Ты должна была это объяснить. Почему ты даже не попыталась мне ничего объяснить перед тем, как решилась на этот чудовищный шаг?
     И снова глаза мадам жестоко сверкнули.
     - Мне всегда казалось, что на конкретном примере, если он достаточно отчетливый, все понимается лучше, чем из объяснений. С твоей матерью только так и можно было справиться, и я с самого начала знала, что и с тобой по-другому нельзя.
     - Но я же не Химена, - жалобно возразила Ис.- Ты бы могла хотя бы попробовать обращаться со мной мягче. Хоть раз попробовать.
     Ярко-красные губы изогнулись в презрительной улыбке.
     - Ты и сама не знала, что ты из себя представляешь, когда попала ко мне в руки! Ты не помнишь - просто не хочешь вспоминать, - какую жалкую жизнь ты вела до того, как я тебя спасла.
     Ис закрыла глаза рукой.
     - Мне иногда... снятся кошмары, какие-то люди и незнакомые места. Но никаких ясных воспоминаний.
     - Тогда, по-моему, - сказала мадам, - тебе давно пора напомнить.

***

     Дома здесь стояли старые и невероятно ветхие, улицы Оттарсбурга были грязны и наводили тоску. Сырость была повсюду - она липким потом выступала на стенах, грязными лужами скапливалась на мостовой, хрипела в легких у больных, сочилась в мерзких чердаках и заплесневелых подвалах. Она была повсюду, только не там, где ей полагалось быть.
     Наемная коляска прогромыхала по разбитой и изрезанной колеями улочке и остановилась у мрачной маленькой площади. Из нее вышли две женщины в черном под густыми вуалями. Та, что повыше, велела кучеру подождать, их дела не займут много времени.
     Они прошли два квартала по грязи и отбросам, приподнимая тяжелые юбки, чтобы не испачкаться. Потом дорога пошла под уклон, и они оказались на обрыве, перед ними расстилалась широкая сеть запруд и мостиков, которая тянулась до самого Скара. Легкий бриз с реки колыхал их вуали.
     Они спустились по крутой лестнице и пошли дальше по дорожке: мимо прогуливающихся моряков в коротких шерстяных куртках и высоких деревянных башмаках, мимо оборванных детей, игравших в мусорных кучах, которые замирали, уставившись на двух незнакомых женщин, спешащих непонятно куда. Воздух был наполнен вонью - несло бедностью, рыбой и гниющей рекой. Наконец Ис и ее воспитательница остановились около разваливающегося домишки.
     Когда дверь лавки со скрипом отворилась и вслед за мадам Соланж Ис вошла внутрь, на нее вдруг нахлынула волна отчаяния. Она узнала это место: пыльные груды книг и бумаг, кривые кучи ломаной мебели. Она узнала и тошнотворный запах, который испускали стопки заплесневелой одежды. Все это она сотни раз видела в своих кошмарах.
     Где-то в задней комнате звякнул колокольчик. В ответ скрипнула еще одна дверь и на пороге появилась сгорбленная фигура, четко обрисовавшись в свете рогового светильника. Когда хозяин проковылял внутрь, все его внимание сконцентрировалось на мадам.
     - Итак... вы вернулись,- сказал древний горбач.
     - Да, - подтвердила мадам, откидывая вуаль нервным жестом.- Хотя должна сказать, меня удивляет, что столько лет спустя ты все еще жив.
     - Я и сам несколько удивлен. Я ожидал, что вы от меня избавитесь. Интересно, почему вы этого не сделали?
     Мадам пожала плечами, как будто это было ей совершенно безразлично - как оно, скорее всего, и было.
     - Возможно, я предчувствовала, что наступит такой день, как сегодня.- Она обернулась к Ис.- Узнаешь это место? Этого гоблина?
     Медленно, неохотно Ис приподняла вуаль и удивленным взглядом обвела все вокруг.
     - Я жила здесь, в этой грязи. А этот - вырастил меня, если так можно сказать, учитывая, что он совсем обо мне не заботился!
     - Тогда ты и сейчас не до конца вспомнила. Ты была не таким ребенком, чтобы тебя можно было растить, ты была диким зверенышем, которого нужно было сломить и приручить. Так часто случается с осиротевшими чародеями, живущими в изгнании. Когда родители умирают, никто не в состоянии воспитать их, никто не знает, как это делается, и не обладает достаточной силой воли. Мне немало таких попадалось за эти годы; низшие гоблины, жившие по соседству, во всем им потакали и были слишком мягкосердечны, чтобы просто их истребить. И такие дети все равно обычно долго не живут. Они умирают, как жили, - словно дикие звери.
     Ис прикрыла глаза руками. Воспоминания стремительно возвращались к ней, они обрушились лавиной, и эта лавина грозила поглотить ее.
     - Нет, - шептала она, - нет, я никогда не была такой отвратительной, такой мерзкой...
     - Именно такая ты и была, - сказала мадам, торжествуя. - Оборванная, грязная, одичавшая. И оставалась бы такой до сих пор, если бы не все то время и все те усилия, что я на тебя потратила. То есть если бы ты вообще, конечно, выжила.
     Но Ис продолжала качать головой. Унижение было слишком сильным, слишком невыносимым.
     - Нет, - повторяла она снова и снова. - Не может быть, чтобы из такой грязи я выросла в такую, как сейчас. Если это правда, я больше никогда не смогу поднять голову. - В отчаянии она повернулась и выскочила на улицу. Дверь захлопнулась за ней.
     В тесной лавке на некоторое время повисла тишина, потом горбач заговорил:
     - Так вы пощадили меня только для этого. Она ни за что не позволит мне жить, зная, что я помню, какой она была, что я видел, из какой грязи она вышла.
     Мадам еще мгновение, озадаченно нахмурившись, смотрела вслед Ис. Потом повернулась к старому гоблину, ее блестящие темные глаза были тверже, чем когда-либо.
     - Ты, несомненно, прав, - ответила она, пожимая плечами. - Но какая разница - ты с самого начала не представлял особой ценности.

43

     Первые признаки весны появились и на севере. Когда лед растаял и солнце согрело землю, лиственницы покрылись нежной зеленью, а пурпурные камнеломки и полярные маки вспыхнули на полях. Но в Линденхоффе вместе с зимой угасал и король Джарред. Когда проклюнулась листва на лиственницах, он уже не мог вставать с кровати. Большую часть времени он спал, а когда бодрствовал, перед ним нескончаемой чередой проходили доктор