ными тисками сжимала бы ваши конечности и заставляла бы их дрожать в неуправляемых конвульсиях, которая заставила бы вас визжать, выть и изрыгать брань, которая лишила бы вас не только рассудка, но и чести, достоинства, мужества - одним словом, всего, ради чего стоит жить. Разве не сочли бы вы тогда почти любой риск приемлемым, если бы он принес вам надежду на полное и стойкое выздоровление?
     - Да, - сказал Люк, и его лицо просветлело. - Да, именно так я и подумал бы. - И он низко поклонился, показывая, как он признателен за это объяснение.
     Его новый знакомый с достоинством поклонился в ответ.
     - Вы проявляете искренний интерес к нашей работе, сэр. Это добрый знак. Слишком часто... но вы, несомненно, и сами видели, каких посетителей сюда обычно влечет. Может быть, если вам действительно интересно, вы разрешите мне провести вас по больнице и рассказать вам немного больше о том, что мы здесь делаем?
     Люк с готовностью согласился. Он уже решил про себя, что этот заинтриговавший его пожилой джентльмен должен быть одним из ведущих врачей лечебницы, и это мнение укрепилось в продолжение следующего памятного часа, пока он прохаживался но лечебнице с этим общительным джентльменом, перед которым все двери были открыты и для которого, похоже, ни одно из искусств исцеления не таило никаких тайн.
     - Одно время считалось, что истерия, которая значительно чаще поражает представительниц слабого пола, является следствием выпадения матки. С тех пор было доказано, что это чистейшая чепуха, и это нарушение надлежащим образом приписывают жестокой атаксии и последующему разрушению животворных начал. В результате наконец было найдено разумное лечение.
     - И в чем оно заключается?
     - Свежий воздух и физические упражнения, лучше всего - верховая езда. И ежедневный прием "стального сиропа" - железной пыли, залитой вином. Я вот думаю, многоуважаемый молодой человек...- Пожилой джентльмен остановился, как будто его посетило вдохновение. - Наверху, в моих комнатах, есть немало интересных томов, мои записи о некоторых сложных случаях. Может быть, вам было бы любопытно с ними ознакомиться?
     - Конечно же, мне было бы очень интересно, и я буду вам очень признателен. Но сдается мне, сэр, что я до сих пор не знаю, кому я обязан...
     Джентльмен согласно кивнул.
     - Прошу прощения. Я думал, вы знаете. Меня зовут Титус Ван Тюльп, к вашим услугам.
     Тут Люк почувствовал тень сомнения.
     - Вы... сын основателя? - Это объяснило бы по крайней мере, необычное внимание, которое встречало их со всех сторон.- Или, возможно, племянник или внук?
     - Ничего подобного. Я и есть основатель. - Джентльмен сделал широкий жест.- Все это было моей единственной заботой в течение более сотни лет.
     И только тогда Люк понял, как хорошо его провели.
     Он заколебался, разрываясь между смятением и радостью. Смятением - потому что унизительно было сознавать, каким он оказался доверчивым, и радостью - потому что он явно провел час в обществе человека, который некогда обладал лучшим умом столетия: Изайи, короля Риджксленда.

***

     Королю Изайе отвели комнаты на верхнем этаже - три долгих пролета вверх по все более крутым и неровным ступеням, под самой крышей. Несмотря на отдаленное расположение, это были роскошные комнаты, хоть там и царил беспорядок, повсюду лежали книги и трубки, пара вышитых бархатных тапочек, множество карт и глобусов и поразительное собрание редкостей и артефактов, которые ему разрешили взять с собой в сумасшедший дом.
     - Окаменевшая устрица, - сказал король, поучительно показывая Люку очень удачный экземпляр.- И сосуд с кровью, которая, как говорят, дождем упала с неба на острове Фингхилл.
     Было также большое собрание странных червей и насекомых, зуб великана, несколько гнилой, два мозга, человеческий и гоблинский, хранившиеся в зеленоватой жидкости, несколько засушенных рыб, какое-то количество костей - и нечто, считавшееся ребром тритона.
     Не было недостатка и в рукотворных диковинках. Был бивень мамонта, покрытый тонкой резьбой, и набор шахмат из слоновой кости, таких маленьких, что они все хранились в пустой вишневой косточке. Были подносы, заваленные монетами и старинными военными знаками различия; у Люка руки зачесались, так ему захотелось их потрогать. Была там чрезвычайно тонкая цепь, а к ней замочки из железа, стали и меди, такие маленькие, что их могла бы носить блоха. И (по словам короля) их действительно носила блоха, когда они принадлежали владельцу бродячего блошиного цирка.
     В короле Люк с радостью обнаружил родственную душу. Даже в том состоянии, в котором он сейчас находился, почти на любую тему он мог рассуждать долго, гладко и выказывая впечатляющую степень знакомства с предметом. На протяжении своей долгой жизни этот интеллектуал, как сорока, собирал не только свою коллекцию диковинок, но и блестящие слитки информации, где только мог.
     Но временами он забредал в область чистой фантазии. Например, когда он показывал Люку телескоп редкостного качества, он вдруг заговорил о городах, заключенных в опаловые пузыри из стекла и стали, бесконечно вращающихся вокруг солнца, эти города были сначала теоретически предсказаны, а затем отвергнуты древними философами, хотя король утверждал, что сам неоднократно видел их при помощи очень сильной линзы.
     А потом, описывая пропажу своих изумрудных часов, он сказал, что никто другой не сможет их найти, потому что он схоронил часы на дне моря в железном сундуке и поставил китов и нарвалов их сторожить.
     - Они им очень нужны, Марджот и другим, но я просто решил, что они их не получат. - Он понизил голос до доверительного шепота. - Великолепный хронометр, помещенный внутри огромного цельного драгоценного камня,- слишком ценный,- и, по правде говоря, я никому не доверяю.
     Он обвел комнату туманным взглядом, как будто только что понял, что что-то еще пропало, и начал ощупывать все карманы своего жилета и камзола по очереди.
     - Вы что-то ищете? - вежливо спросил Люк.
     - Мои очки, - сказал Изайя, и голос его дрожал от раздражения,- Они мне нужны, но их уже так давно нет, что я их, наверное, уже никогда не найду.- Он опять понизил голос, добавив со злостью: - Доктора вечно уносят мои вещи, хотя и притворяются, что это не так.
     Люк с сомнением покачал головой.
     - Если так, то это омерзительно, - услышал он собственный голос и тут же пожалел, что не придержал язык. Бессмысленно было огорчать старика или потакать его и так слишком живому воображению и мании преследования.
     В этот момент король радостно воскликнул и указал на что-то за спиной Люка. Обернувшись, Люк увидел вошедшую в комнату красивую юную девушку. Она, по всей видимости, только что вернулась с прогулки или из поездки в карете: на ней была огромная бархатная шляпа, и в руках она несла муфту из шелковистого белого меха.
     Люку показалось, что вошедшая вся соткана из света, движения и цвета: девушка-светлячок в платье из синего атласа, усыпанного блестками, пышные темные кудри под большой шляпой с перьями, яркий цвет лица, глаза небесной синевы, такие темные и глубокие, каких он никогда в жизни не видел.
     - Позвольте мне представить, - сказал король, весь светясь от удовольствия, - мою старшую внучку, Благородную Возвышенную Наследную Герцогиню, недавно прибывшую на Землю из своего Лунного дворца на спине этой легендарной птицы, Рух.
     Кем было на самом деле это очаровательное создание, Люк не знал. Старший отпрыск Марджот был мальчик двенадцати или тринадцати лет, все три девочки - на несколько лет младше, и он, конечно, не поверил во всю эту чепуху про лунных принцесс и межпланетные путешествия.
     Но когда "Благородная Возвышенная Наследная Герцогиня" пересекла комнату, покачивая обручами своего кринолина и сверкнув звездным платьем, когда она действительно королевским жестом протянула ему маленькую ручку в перчатке, он не мог не подыграть. В ответ он изящно поклонился, поднося ее ладошку к губам.
     - Сэр, - сказала она, - я польщена.
     - Мадам, - искренне ответил он, - это я чрезвычайно польщен. С этого момента я - навечно верный и преданный слуга Ее Благородной Возвышенной Наследной Светлости.
     Она была одета так же модно, как и все, кого он видел сегодня, но на лорде Каттсе и лорде Полифанте эти одежды смотрелись нелепым чудачеством, на необузданных девицах и их щеголеватых спутниках - вульгарно и эксцентрично, здесь же были лишь очаровательная оригинальность и изящная изобретательность. Определенно, не было ничего утонченнее и изящнее ее надушенных перчаток, или бледно-голубых цветов, нарисованных на высоких каблуках ее красных кожаных башмачков, или маленькой алой мушки сердечком на щеке у глаза.
     Сейчас, увидев ее так близко, Люк осознал, что немного ошибся в определении ее возраста, должно быть, обманутый ее хрупкостью. Все-таки это была уже не маленькая девочка, она выглядела лет на пятнадцать или даже на шестнадцать. Слишком юная, чтобы заинтересовать убежденного холостяка двадцати семи лет от роду. Но все-таки, когда она опустила ресницы, оттенившие ее безупречную кожу, по какой-то причине сердце гулко забилось у него в груди.
     - Теперь, когда она наконец прибыла, - сказал король, который наблюдал за этим обменом формальностями с благосклонной улыбкой, - думаю, настало время нам всем выпить чаю.
     И хотя Люк уже успел выпить чаю с лордом Полифантом, он не собирался отказываться от такого соблазнительного предложения. Он тут же согласился, и они уселись вокруг восьмиугольного столика. Король придвинул одно из глубоких кресел, Люк уселся на пыльный диванчик. Что касается юной леди, она выбрала высокий табурет, чтобы разместить все свои юбки, сняла перчатки, вытащила шпильки, придерживавшие ее экстравагантную шляпку, и тряхнула темными кудрями.
     Нельзя сказать, чтобы меню было изысканным. Чаепитие состояло из очень крепкого апельсинового бренди, которое Наследная Герцогиня разлила по фарфоровым чашечкам размером с грецкий орех, и тарелки раскрошившегося печенья, посыпанного цветным сахаром. И все-таки, вспоминая об этом впоследствии, Люк был твердо уверен, что за всю жизнь ему не приходилось так приятно проводить время за трапезой. По настоянию короля леди рассказала немного о своем "долгом и утомительном путешествии с Дальних Планет".
     О подобных приключениях Люк раньше не слыхал и представить себе ничего подобного не мог. Девушка рассказывала о пиратах, которые подстерегают в ледяных пещерах лунных гор, о давней и неразделенной любви птицы Рух к Фениксу, из-за этой страсти, когда она появилась у его погребального костра, ее разноцветное оперение почернело от горя, о том, как ей только чудом удавалось избежать смерти, о захватывающих спасениях и душераздирающих смертях - все это заставило бы волосы менее отважных леди поседеть от страха. Люк счел, что это все порождение не больного воображения, но, наоборот, изобретательной фантазии - ибо не было никаких сомнений, что большая часть истории сочинялась по ходу рассказа.
     В не меньшей степени вдохновленный, он постарался своими комментариями и вопросами не отстать от нее в находчивости. В результате он ощутил приятную усталость, будто провел весь день в большом умственном и физическом напряжении. Но несмотря на эту усталость, он был так возбужден, что мог продолжать до бесконечности.
     Но в конце концов Люк вспомнил о времени и, с некоторым раскаянием, о лорде Полифанте, который, должно быть, не мог понять, что с ним приключилось.
     - Боюсь, мне придется уйти, - сказал он, когда леди завершила особенно захватывающий рассказ.
     - Да, становится поздно, - ответил король, откинувшись на стул и закрыв глаза. Люциус почувствовал укол совести, может быть, он вел себя эгоистично и заставил старика переутомиться. - Дорогая, вы проводите нашего гостя?
     - Как вы пожелаете, Ваше Величество, - произнесла леди. Она поднялась на ноги, надела свою шляпку, приколола ее шпилькой и оперлась о предложенную Люком руку.

***

     Когда они спускались по кривой лестнице вниз, на первый этаж, Люку казалось, что они оставили наверху какой-то другой, более тонкий, мир, сотканный из фантазий и радости, и что, покидая его, они спускаются в мир материальных вещей. Мысль, что он может никогда туда не вернуться, огорчала.
     Он искоса взглянул на свою спутницу. Та тоже казалась подавленной, в одно мгновение превратившись из лунной принцессы в совершенно обычную, хоть и очень привлекательную молодую женщину: старше, печальнее и мудрее, чем то прихотливое создание, каким она была лишь мгновение назад.
     Но кто она такая? Люк почувствовал, что ему крайне необходимо это знать. Может быть, эта действительно внучка короля - результат какой-нибудь прошлой опрометчивой связи, - которая, как и принцесса Марджот и ее дети, живет с королем здесь, в сумасшедшем доме.
     Верно, она обращалась к нему именно с той уважительной привязанностью, с которой внучка говорила бы с дедом.
     - Я должна поблагодарить вас за то, что вы так развлекли Его Величество. Уже давно он не получал такого искреннего удовольствия.- Она глубоко вздохнула. - Конечно, Наследная Принцесса очень добра. Она часто сидит с ним, и многие из его старых друзей тоже. Но король всегда так остро чувствует, как... как сильно они скорбят, видя, как удручающе он изменился, что я не могу не думать, что их посещения доставляют ему больше огорчений, чем удовольствия.
     Эти ясные, разумные слова убедили его по крайней мере в одном: кто бы эта девушка ни была, она не одна из пациенток.
     - По правде говоря, мне хотелось бы прийти еще раз. Но будет ли это удобно?
     - Из-за того, что вы так близко связаны с королем Винтерскара? - Она задумалась. - Если бы король Изайя полностью владел собой и руководил делами страны, тогда я не думаю, что подобная дружба была бы разрешена. Но, учитывая сложившиеся обстоятельства, я считаю, вы можете навещать его, когда пожелаете.
     Они уже спустились на первый этаж, и Люциус тупо огляделся в поисках посла. Зачарованная интерлюдия закончилась, и тоскливая реальность нахлынула, грозя поглотить его. Его окликнули по имени, и он резко повернулся на каблуках. Люк увидел, что к нему направляются лорд Полифант и лорд Каттс, и поднял руку в знак того, что он их узнал.
     Но когда он обернулся, чтобы попрощаться с девушкой, то обнаружил, что она уже исчезла. Он все еще смотрел, смущенный и озадаченный, туда, где последний раз ее видел, когда посол и министр присоединились к нему.
     - Может быть, кто-нибудь из вас, джентльмены, сможет подсказать мне имя необычной молодой особы, которая только что была со мной рядом?
     Лорд Полифант и министр торговли значительно переглянулись, ни один из них, похоже, не был расположен отвечать на этот вопрос. Наконец лорд Каттс поднес к губам надушенный платок и повел покрасневшим глазом в сторону Люка.
     - Но разве вы не знаете? Эта красотка, это очаровательное воплощение добродетели - не кто иная, как печально известная Тремер Бруйяр, шлюха, любовница короля.
     У Люка перехватило дыхание, и кровь отлила от сердца.
     - Этот очаровательный ребенок? - выдавил он наконец. - Любовница короля, протеже лорда Флинкса, та, о кой рассказывают так много непристойностей?
     - Ну конечно же,- подтвердил лорд Каттс с отвратительно ухмылкой.- Молодая, но уже насквозь уже порочная, по слухам. Разве вам не говорили? Ей ведь только шестнадцать.
     - Да,- сказал Люк,- я, конечно, слышал об этом.- У него все еще кружилась голова, и он чувствовал себя несколько потрясенным, но уже начинал все сильнее злиться. - И все-таки я ожидал встретить совсем... совсем другую женщину.

17

Хоксбридж, Маунтфалькон.
1 плювиоза 6538 г.

     Лорд-Лейтенант городской охраны Марзден жил в большом доме на окраине города. Тысячу лет назад это был дом сельского помещика, красивый особняк, выстроенный из природного камня, с башенками и балкончиками, внутренними дворами и парками, окруженный со всех сторон лужайками, прудами, где отражалось небо, фруктовыми садами и полями. Но за тысячу лет город много раз расширялся, поглощая милю за милей окружающую его сельскую местность, пережевывая беспощадными зубами деревеньки и поселки и жадно их переваривая. За тысячу лет дождь, ветер, городской гравий и смог оставили свой след. Теперь здание было почти разрушено, окружено трущобами и доходными домами.
     Но зимой и летом дом представлял собой приятное зрелище. Как только посетитель, миновав массивные ворота, усеянные квадратными шипами, входил в заросший внутренний двор, он оказывался в месте, похожем на военный лагерь. Молодые стражники в красных мундирах прохаживались туда-сюда, беседуя, ссорясь и хвастаясь. От рассвета до заката во дворе раздавался звон шпаг, и иногда до поздней ночи юные и горячие клинки продолжали свои потешные бои при свете факелов.
     Но был и другой вход, менее известный, через который те, кто приносил секретную информацию, могли входить и выходить незамеченными. Потайные ворота, пустой двор, длинная каменная лестница вилась под самую крышу - таким образом шпионы лорда Марздена могли попадать в его святая святых через потайную дверь.
     И этим путем однажды утром некий человек в потрепанной одежде тихо проскользнул в дом и застал Джека Марздена за работой в его кабинете.
     Подняв глаза от свитка, который он внимательно изучал вот уже полчаса, Марзден заметно вздрогнул. Придя в себя, он отложил работу, встал со стула и твердо пожал молодому человеку руку.
     - Клянусь, с каждым разом ты выглядишь все хуже и хуже, - сказал он с дружеской усмешкой. Вошедший был в пыльном бобриковом пальто подозрительного происхождения, брюках в обтяжку, полосатом жилете, шляпе с полями, загнутыми с боков, сильно помятой. - Что это за мода, юный Блэкхарт? Ты похож на... я даже не знаю, на кого... что-то среднее между трубочистом и кладбищенским вором.
     - Очень рад это слышать, - жизнерадостно отозвался Вилрован, садясь на предложенный стул.- Вы не представляете, как много времени и сил уходит, чтобы добиться именно этого эффекта.
     Он покачался на стуле.
     - Я неплохо воспользовался своей нереспектабельной наружностью за последние несколько дней практически во всех тавернах города. Расследуя... некое личное дело, которым я не стану вас обременять... я проходил мимо, и мне пришло в голову нанести вам визит.
     - Это мило с твоей стороны, Вилл, учитывая, как ты можешь видеть, что у меня полно свободного времени. - Марзден обвел рукой бумаги, загромождавшие его стол.- Но что за слухи до меня доходят, что тебя вроде бы арестовали и как обычного уголовника бросили в Виткомбскую тюрьму? Как подумаю, сколько ночей я и мои люди гонялись за тобой по городу, но ты все равно ускользал! Признаюсь, я был чрезвычайно позабавлен тем, что тебя в конце концов скрутили, тем более сейчас, когда ты стал такой взрослый и респектабельный.
     Лорд-Лейтенант от души расхохотался над Вилрованом, а Вилровану пришлось это стерпеть, как мучительно это ни было. Потом лорд Марзден заставил Вилла рассказать все сначала, что тот с готовностью и сделал. Ему нужна была информация, и он давно уже понял, что лучший способ ее добыть - это самому притвориться искренним. Он подробно рассказал о дуэли, о насильственном визите в Виткомбскую тюрьму, но не сказал ничего о похищении Сокровища Маунтфалькона. Несмотря на возражения Вилрована, было решено, что лорду Марздену нельзя доверить тайну такой важности.
     - И никто с тех пор от Маккея никаких вестей не получал, - заключил Вилл. - И должен признаться, это выглядит так, будто с ним что-то случилось. Надеюсь, это мне не помешает отстегать его кнутом, что я, собственно, и собираюсь сделать.
     - Боюсь, это твое желание так и останется неудовлетворенным. Руфус Маккей мертв, его уже похоронили. Его убили в драке в "Левиафане". Сначала не могли установить его личность, на это ушло один или два дня, но это несомненно был Маккей.
     Вилрован сердито на него посмотрел.
     - А могу ли я осмелиться спросить, почему вы не послали весточки ег