о улыбнулась.
     - Софи играла и будет и дальше играть значительную роль в получении этих сокровищ, так что вполне естественно, что она должна быть осведомлена о плане действий. Когда я решу, что есть не менее убедительная причина рассказать о нем тебе, - я так и сделаю.
     Ис швырнула на пол муфту, вскочила со стула и принялась мерить шагами комнату.
     - Я думала, тебе не надо напоминать, кому в действительности принадлежат сокровища. И я больше не бессловесная школьница, чтобы во всем тебя слушаться, я больше не пустое место. Я королева Винтерскара.
     Мадам продолжала ее разглядывать с легким презрением.
     - Какая ты стала заносчивая. Подумать только, а Софи еще боялась, что я могу тебя сломать.
     Ис с вызовом обернулась к ней.
     - Сломать меня? Нет. Ты искалечила мне душу, ты столько лет держала меня под каблуком - но сломать меня ты так и не смогла. Когда я думаю, как долго я безропотно сносила твои издевательства...
     Теперь уже мадам в свою очередь вскочила со стула и гневно воскликнула:
     - Я сохранила тебе жизнь! Думаешь, это было легко, когда даже собственные родичи охотились за тобой? Я защитила тебя, выпестовала, выучила... хотя тут еще далеко до совершенства, я помогла тебе достичь такого высокого положения.- Она прошипела эти слова сквозь зубы, тяжело дыша. - Думаю, излишне было бы ожидать некоторой благодарности.
     - Благодарности? - Ис зло рассмеялась. - Почему это я должна тебя за что-то благодарить? Ты была воспитательницей императорского ребенка. Это был твой долг, и ничего более.
     - Да, мой долг, - эти слова неожиданно успокоили мадам, вместо того чтобы разъярить еще больше. Она мгновение стояла, закрыв глаза, явно стараясь взять себя в руки. Когда она вновь посмотрела на Ис и заговорила, голос ее немного дрожал. - Кое-кто мог бы сказать, что я уже полностью выполнила этот долг, вырастив Софи. Что мудрее было бы поставить ее на то место, которое сейчас занимаешь ты. Из нее получилась бы... сговорчивая императрица. Но я отыскала отпрыска Химены и начала все сначала. И все это только из чувства долга, ни в коем случае не ради своего удовольствия. Была ли я безжалостна, принося остальных в жертву? Да. Но себя я жалела еще меньше. У меня страстная натура, но я никогда не потакала своим чувствам. И не намерена делать это и впредь.
     Она улыбнулась, полностью вернув себе самообладание.
     - Так что не думай, что можешь лестью или дерзостью заставить меня сказать больше, чем я собиралась. У тебя ничего не получится.
     Теперь уже Ис отбросила всякую осторожность.
     - Я пришла сюда не для того, чтобы просить тебя или дразнить. Я пришла требовать то, что по праву принадлежит мне.- В глубине подсознания она чувствовала ужас от таких слов, но все же она упивалась собственной смелостью. - Я не беспомощна. Если у тебя есть доступ к ядам, я тоже умею ими пользоваться. У тебя есть сторонники, которые сделают все, что ты им скажешь, не задавая вопросов, но и у меня тоже.
     К большому удивлению Ис, мадам только села обратно на свой стул и с улыбкой покачала головой.
     - Один или два, может быть. Змадж, возможно Джмель, пока они под действием ожерелья Химены и твоих любовных чар. Но остальные привыкли слушаться меня, и тебе сложно будет поколебать их верность.
     Она повернулась к Ис спиной, взяла серебряную песочницу и посыпала письмо, чтобы чернила высохли.
     - Взять, например, этого дурака Вифа - прискорбное зрелище, вот во что выродились чародеи в наши дни. Он неделями страдает по поводу какой-нибудь мелочи вроде нового камзола. Решиться перейти на твою сторону - да на это у него годы уйдут.
     Ис наклонилась и подобрала свою муфту. Всеми фибрами души она жаждала отомстить этой женщине, которая так полновластно распоряжалась ее жизнью столько лет. Но как бы зла она ни была, Ис понимала, что мадам сейчас непоколебима.
     - Так ты отказываешься выполнить мою просьбу?
     Мадам стряхнула песок и сложила письмо пополам.
     - Вот так сразу отказать тебе было бы слишком... импульсивно. А я никогда не поступаю необдуманно, как бы мне этого ни хотелось. Я обдумаю этот вопрос и сообщу тебе свое решение, но только тогда, когда мне будет удобно.

***

     Приготовления к Зимнему Балу вызвали во дворце переполох. Говорили, что королева была намерена добиться того, чтобы это событие по красоте и великолепию превзошло все прочие. Мажордомы и церемониймейстер носились повсюду с важным видом, обмениваясь картами вин и списками приглашенных. В специально отведенном просторном зале целая армия швей усердно трудилась над бальным платьем королевы.
     И во всей этой суматохе только об одном человеке все совершенно забыли. Все это время король оставался в своей спальне, слабея с каждым днем.
     Однажды утром, когда он сидел на кровати, опираясь на подушки, к нему заглянул Френсис Перселл. И хотя в комнате царил полумрак, а в камине даже не горели, а тлели два или три полена, старика поразил нездоровый цвет лица и безжизненные темные волосы Джарреда.
     - Если вы позволите, сэр, мне кажется, вам стоит спросить совета еще какого-нибудь врача. Может быть, он наконец найдет причину вашего недуга.
     Джарред провел хрупкой белой рукой по глазам.
     - Дорогой мой Франсис, меня уже осмотрело так много врачей. У меня такое ощущение, что они меня уже почти до смерти залечили.
     - И ни один из их советов не принес облегчения?
     Король очень тяжело вздохнул.
     - В лучшем случае они не приносят вреда. В худшем... мне прочистили желудок и сделали столько кровопусканий, что от меня только оболочка осталась. - Со стоном он глубже зарылся в подушки,- Мне кажется, мое недомогание глубже, чем думают. Мне кажется, тут какой-то наследственный порок, какой-то скрытый дефект в моем организме, врожденное уродство. Что-то... что-то вроде той болезни, что убила Зелену.
     Перселл наклонился, чтобы получше рассмотреть его лицо.
     - Я не помню, чтобы ваши предки страдали от подобных болезней. Ваши родители действительно прожили не слишком долго, но лихорадка и несчастный случай на охоте вряд ли передаются по наследству.
     Он помолчал, прежде чем продолжить.
     - Ваше Величество... не может ли такого случиться, что в вашей болезни виновато угнетенное состояние рассудка?
     Джарред загнанно на него посмотрел.
     - Состояние рассудка? Ты хочешь сказать, Френсис, что я все-таки схожу с ума?
     - Ничего подобного, сэр, ничего подобного. - Философ испугался, что по неосторожности сболтнул лишнее. - Я говорил о... о меланхолическом убеждении, которого вы, похоже, придерживаетесь, что вы уже никогда не поправитесь. Я не врач, конечно, но мне кажется, что вы, может быть, страдаете от обычного нервного истощения и тревоги. И я надеюсь, что вскоре вы ее преодолеете и достаточно окрепнете...
     - Для чего? - спросил Джарред, и Перселл смолк.
     Старик опять замялся. Ему не хотелось волновать короля. Но с другой стороны, правда может оказать тонизирующий эффект, может заставить его встряхнуться.
     - Мне кажется, очень важно, чтобы вы показались народу. Людей крайне огорчают вести о вашем тяжелом состоянии. И кроме того, они все еще не примирились с вашим недавним бракосочетанием. Многие считают, что королева оказывает на вас зловредное влияние. Они называют ее...- Но Перселл решил не говорить Джарреду худшего. - Но если они опять увидят вас, если вспомнят, как сильно вы любите свой народ, как глубоко его благосостояние вас всегда...
     Его прервали - неожиданно открылась дверь и в комнату вошла королева собственной персоной. При виде ее Перселл замолчал, сложил руки на груди, намереваясь ничего больше не говорить, пока она не уйдет, хотя в ее внешнем виде не было ничего, что внушило бы недоверие. Она легко порхнула через комнату, сделала вежливый реверанс у кровати и нежно поцеловала короля в лоб.
     - Вам скучно, сэр? Хотите, я посижу с вами и почитаю вам вслух?
     Король сделал вялый жест рукой.
     - Нет, спасибо, хотя очень мило, что ты это предложила. По правде говоря, у меня голова болит и я бы предпочел посидеть в тишине.
     - Конечно, - нежно сказала она, - мы оставим тебя в покое.
     И значительно посмотрела на Перселла.
     Уловив намек, он поклонился королю. Бросив еще один обеспокоенный взгляд через плечо, философ последовал за королевой из комнаты и вышел через переднюю в коридор.

***

     - Хорошо, что я вас встретила, - сказала Ис, как только Перселл неслышно прикрыл за собой дверь. - Мне нужно вам кое-что сказать. Мы сможем поговорить наедине в вашей лаборатории?
     - Конечно, - сказал старик, показывая дорогу. Они поднялись по невысокой лестнице, прошли по длинной галерее через несколько комнат и наконец оказались в лаборатории философа в часовой башне.
     Ис немедленно приступила к делу.
     - Когда я застала вас у короля, вы говорили о слухах, которые ходят по городу?
     Перселл неохотно кивнул.
     - И вы склонны обвинить меня в том, что в народе растет недовольство?
     - Нет, конечно, - сказал старик. - Я говорил королю, что вас обвиняет народ. Возможно, не без повода, поскольку дворцовая жизнь с вашим приходом сильно изменилась. Уволена вся семья Перисов, начиная с кучера Джарреда. Их просто вышвырнули на улицу, а ведь они все до единого родились здесь, во дворце! Те, что постарше, прослужили здесь верой и правдой всю жизнь. Неужели вас удивляет, что они в отместку чернят ваше имя? Хотя, по правде сказать, на что людям жаловаться? Нет ни голода, ни морового поветрия, ничего во всем королевстве, что нарушило бы их покой, и наши перемены их почти не затрагивают.
     Ис испытующе посмотрела на него.
     - А вы не думаете, что ваше собственное присутствие во дворце может быть одной из причин всеобщего беспокойства?
     Перселл был поражен. Этого он не ожидал.
     - Мое присутствие? Как может мое присутствие быть "одной из причин всеобщего беспокойства"? Я же самый безобидный человек во всем дворце. Никто, никогда...
     - Это было до того, как был опубликован некий отчет, до того, как он пошел по рукам, как его развесили на улицах, на каждом углу.- С торжествующей улыбкой Ис достала из-за корсажа свернутые листы бумаги и передала ошарашенному философу.
     Перселл развернул их, и одного взгляда ему было достаточно, чтобы понять, что такое он держит в руках. Он почувствовал, что побледнел.
     - Могу я спросить, Ваше Величество, как это к вам попало? Я думал, что держал их в... в потайном месте, известном только мне.
     - Я получила их, проявив определенную настойчивость, от того самого печатника, что печатал листовки. А как они попали к нему, я так и не выяснила. Но, насколько я понимаю, эти бумаги действительно принадлежат вам? И изобретение, которое в них описано, - тоже ваше?
     Неровной походкой доктор Перселл пересек комнату и положил бумаги на гладкий мрамор своего рабочего стола.
     - Это мое изобретение. Но эта машина не делает ничего, ничего, что могло бы вызвать чье-либо беспокойство. Это же... просто безделица, как и все остальные.- Он обвел рукой танцующих кукол и другие заводные игрушки, которые громоздились на столе.
     - Настолько безобидная, что вам приходилось прятать чертежи? Такая невинная, что вот уже восемнадцать лет вы все не решаетесь завершить ваши Небесные Часы, которые стоят в полусобранном виде вон в том углу, да?
     Философ схватился за голову.
     - Должен признать, что некоторые принципы, имеющие отношение к работе этого механизма, могут вызвать беспокойство... в определенных кругах.
     Ис саркастически засмеялась.
     - Беспокойство, говорите, в определенных кругах? И только? Вечный двигатель? Честное слово, доктор, вы сильно недооцениваете ситуацию. Создание такого сложного механизма... В некотором смысле даже более сложного, чем Сокровища Гоблинов... Само существование этих чертежей говорит о безрассудном любопытстве, о вмешательстве в сферы, от которых вам лучше держаться подальше - как вы, наверное, и сами понимали, раз сдерживали себя.
     - Но сам по себе механизм совершенно безвреден. Я держал его в тайне только потому, что боялся, что однажды эти чертежи кто-то может использовать в целях, которые мне не дано предугадать. - Перселл взял бумаги и резко разорвал их пополам - жест бессмысленный, но он принес ему некоторое облегчение. - Кто бы ни был тот, кто украл их и опубликовал, это он повел себя безответственно.
     - Это вы так сейчас говорите, - мотнула головой Ис. - Но вы должны были сами давным-давно их уничтожить. В любом случае, ваша тайна раскрыта. И, учитывая беспокойство, царящее в городе, вы не можете не видеть, какое непоправимое зло вы можете причинить, оставаясь около Джарреда!
     Перселл взирал на нее с растущим смятением.
     - Вы предлагаете мне покинуть Линденхофф, оставить короля, когда он в таком состоянии? Но что, если он захочет меня видеть, если он позовет меня? - Старик проковылял к стулу и, не спрашивая разрешения, сел. - Уж он-то поймет, что я ничего плохого не имел в виду. И он никогда бы...
     - Вполне вероятно. Но королю нужен покой, он не вынесет ни малейшего беспокойства. А если вы останетесь здесь, беспокойства будет предостаточно - как только весть о вашем позоре распространится по дворцу.
     Философ старался разобраться в тех противоречивых советах, которые давали ему ум и сердце. Он беспомощно махнул рукой.
     - Боюсь, Ваше Величество, что вы говорите правду. Я соберу вещи немедленно и завтра же утром покину Линденхофф.
     - Благодарю вас, - сказала Ис, не совсем удачно скрыв удовлетворенную улыбку. - Ваша преданность похвальна. Я уверена, что этой жертвой вы избавляете короля от большого горя.

***

     Весна рано пришла в Шато-Руж. Город располагался на берегу залива, похожего на драгоценный камень, согреваемого легкими ветрами с юга. Деревья оделись листвой, а цветы расцвели задолго до того, как о весне заговорили на континенте.
     Но Вуардемар - это был грязный, беспорядочный и густонаселенный город. Его высокие старинные здания, покрытые розовой штукатуркой, как дворцы, так и обычные жилые дома, были зачастую так разрушены изнутри, что с первым дуновением весны народ высыпал на улицу. Там люди готовили еду и жарили кофе на общественных печах, ели, смеялись, танцевали, дрались на дуэлях, играли на музыкальных инструментах, вели дела, проворачивали любовные интрижки и устраивали семейные сцены под открытым небом.
     Въехать во Вуардемар с юга в определенное время года было все равно что попасть на бесконечный праздник. Огромные баки кипящего жира устанавливались на миниатюрных, выложенных брусчаткой площадях, - в них готовили оладьи и всякие другие лакомства. Мясники золотили куски мяса яичным желтком, рыбники выставляли свежайший товар в корзинах, выложенных зелеными листьями. Цветы апельсина, розы, гвоздики и левкоя наполняли воздух чарующим ароматом. Все, кому нечем было заняться весь год, находили себе дело: бегать по поручениям, устраивать тайные встречи, показывать приезжим достопримечательности. Уличные музыканты, кукольники, парады... О, жизнь бывала очень приятной в Вуардемаре в определенное время года - если, конечно, вы въезжали туда с юга.
     Въехать с севера - это совсем другое дело. Сюда, в эти перенаселенные районы, никогда не долетал ветер с моря. Бедность здесь была так пронзительна, страдания так сильны, а жара, дым, пыль и вонь с задних дворов, дубилен, гончарных мастерских, скотобоен и тюрем так вездесущи - что побывать здесь было все равно что провести несколько месяцев в антидемонистском аду.

40

Вуардемар, Шато-Руж.
Четыре месяца спустя - 21 жерменаля 6538 г.

     Это был худший район худшей части города: рай для воров, лабиринт, где так легко заблудиться. Бесконечные мили старых развалюх с заколоченными окнами и сотнями потайных входов и выходов. Это было как раз такое место, куда приходили те, кто желал исчезнуть, - иногда, правда, им это удавалось значительно полнее и окончательнее, чем они намеревались, - место, куда приходили те, у кого имелось на примете кто-то или что-то, что от чего они хотели бы избавиться.
     По ночам эти плохо освещенные улочки кишели разбойниками с большой дороги и конокрадами, бандами головорезов и искателей приключений в драных шелках и черных пиратских повязках, бандитами, хулиганами и бретерами. Днем здесь было раздолье для карманников и воришек.
     Был ранний вечер, час между карманниками и конокрадами, и странная мрачная фигура показалась на этих узких улочках; незнакомец шагал широко и легко. И хотя эти районы были ему в новинку, казалось, он точно знал, куда идет, потому что он вошел в один из грязных розовых домов, взобрался вверх по лестнице на два пролета и, даже не постучав, прошел в дверь на верхнем этаже.
     Там, за сломанным столом у окна, мужчина и женщина делили простую трапезу - фиги, пресные лепешки и белое вино. При виде вошедшего они оба вскочили на ноги со смешанным выражением удивления и радости.
     - Кнеф, дружище. Поверить не могу, - начал Люциус, но тут же замолчал, пораженный тем, что в руке левеллера откуда ни возьмись возник пистолет.
     - Простите меня, господин Гилиан, но я должен просить вас поднять руки над головой и разрешить мне обыскать вас, и только потом мы сможем перейти к объяснениям.
     Люк не поднял рук, как просил левеллер, но и сбежать он тоже не пытался. Он неловко рассмеялся.
     - А если я откажусь? Неужели вы думаете, я поверю, что вы меня пристрелите? Но ведь все знают, что левеллеры...
     - ...никогда не используют огнестрельного оружия, - договорил за него риджкслендец. - А также не владеют им и не носят с собой. И тем не менее вы видите пистолет в моей руке. Неужели вы рискнете своей жизнью только потому, что предположите, что, уже отступив так далеко от антидемонистской доктрины, я не отступлю еще дальше и не выстрелю в вас? С такого расстояния я вряд ли промахнусь.
     Люк несколько секунд размышлял, потом медленно поднял руки. В этот момент Тремер тихо запротестовала.
     - Не может быть, чтобы вы пришли сюда за ним. Он ничего плохого не сделал. Он не... не похищал меня силой.
     - Мадемуазель Бруйяр, - сказал Кнеф, - то, что господин Гилиан счел необходимым взять вас из-под опеки вашего дяди и даже зашел так далеко, как я слышал, что в некотором роде вступил с вами в брак, - все это меня не касается. И хотя я и сожалею о подобной неосмотрительности, но не могу не восхищаться этим рыцарским поступком. Но то, что он счел, возможным одновременно с этим изъять и предмет, являющийся величайшей ценностью Короны Риджксленда, - этому я не могу потворствовать.
     С этими словами Кнеф пересек комнату и быстро, но умело одной рукой обыскал карманы Люка и забрал себе маленький пистолет с перламутровой ручкой.
     - Ценный предмет? - Люк был изумлен.- Я даже и представить не могу, что вы имеете в виду. Я ничего не взял, Уезжая из Людена, ничего, кроме своих вещей, присутствующей здесь леди и почтовой кареты, за которую я расплатился.
     Левеллер положил найденный пистолет в карман, а тем, что был у него в руке, махнул в сторону.
     - Будьте любезны, сядьте обратно на стул и положите руки на стол, и пусть мадемуазель сделает то же самое.
     Они неохотно сели. Вынув откуда-то из-под плаща два куска тонкой, но прочной веревки, антидемонист привязал к стулу сначала Люка, потом Тремер.
     - Кнеф, - сказал Люк так рассудительно, как мог, хотя уже кипел от возмущения. - Уверяю вас, все это излишне. Тут какое-то недоразумение. И я думал, что мы друзья. Как вы можете...
     - Господин Гилиан, мы действительно друзья. И я привязываю вас к стулу, чтобы вы не сделали никаких резких движений, которые заставили бы меня вас покалечить. Прошу вас, поймите правильно: каких бы мучений мне ни стоило покалечить или убить вас, я не дам вам уйти, и я получу обратно то, что вы увезли, покидая Люден.
     Люк и Тремер ошарашенно переглянулись.
     - И я все еще не понимаю... но вы же меня уже обыскали. Ну так обыщите еще и комнату,- горько сказал Люк.- Чего бы вы там ни искали, здесь вы это н