д с часовым механизмом. И жизнь там бывает настолько элегантна, манерна, так мягка и человечна, что трудно поверить временами, что боль, страдание и жестокость могут существовать где-то в этом мире.
     Она сосредоточенно смотрела на него, пока он говорил.
     - Так вы поэтому отправились путешествовать? Чтобы собственными глазами убедиться, что они действительно существуют?
     Люк горестно улыбнулся и покачал головой.
     - Одного-единственного посещения квартала гоблинов в Тарнбурге хватило, чтобы убедиться в этом. Хотя должен признать, что даже самые ужасные районы Тарнбурга - ничто по сравнению с грязью, злобой и страданиями, которые мне довелось увидеть в других местах.
     Она глубоко вздохнула. Они стояли на коленях на полу, близко-близко, Люк чувствовал ее дыхание на своем лице. От нее пахло мылом, пряниками и розовым маслом. Вдыхая этот аромат, глядя в ее хорошенькое, невинное, капризное личико, он ни на мгновение не мог поверить ни одной из отвратительных историй, где упоминалось ее имя.
     Даже когда ее не было рядом, даже когда он не испытывал на себе чарующего действия ее красоты, ума и оригинальности, Люк был убежден, что она не может быть любовницей короля. Что-то было в том, как Изайя смотрел на нее, в том, как она к нему обращалась, что делало это немыслимым. Она определенно была лишь жертвой злобных сплетен, жертвой своего дяди, который желал заставить людей поверить этой ужасной, противоестественной истории о ней, только потому, что это входило в его планы.
     Что касается всего остального, что рассказывали о ее позорном прошлом, о тех мужчинах, с которыми она спала, и о шокирующих подробностях того, как, и где и при каких обстоятельствах она это делала, - когда ее не было рядом, Люк не мог сказать определенно, верит он этому или нет.
     Но одно он знал точно, одна мысль была непоколебима в его голове: каковы бы ни были прегрешения некой Тремер Бруйяр, что бы она ни сделала и что бы ни сделали с ней, все эти грехи не имели ничего общего с восхитительным маленьким существом по имени Благородная Возвышенная Наследная Герцогиня, которая жила с королем в этих зачарованных комнатах.
     Между ними повисло короткое неловкое молчание. Потом она покраснела, отвернулась и занялась опять своей картой.
     - Вы, наверное, очень хотите вернуться домой.
     - Иногда мне действительно хочется вернуться. Но я пообещал себе, что вернусь не скоро. Мне еще так многое нужно узнать.
     Пока они разговаривали, король уже утратил интерес к карте. Он ушел в другую часть комнаты, где рассматривал ракушку через увеличительное стекло.
     Оказавшись неожиданно наедине с предметом своих противоречивых чувств, своих мучительных дум, Люк внезапно выпалил:
     - Лорд Флинкс - ваш отец?
     Она порозовела и задержала дыхание. На мгновение показалось, что прекрасная иллюзия сейчас разлетится в куски, что обольстительница из уличных песенок и похабных историй вдруг проникнет и в эту комнату.
     Но девушка, сидящая на полу рядом с Люком, вернулась к карте и начала рисовать волков и косматых снежных кабанов у подножия гряды извергающихся вулканов.
     - Знаете, генерал Забулон, я понятия не имею. Он, конечно, говорил мне это много раз, но он такой бессовестный лжец, что я не стала бы верить ни единому его слову.
     Ужасная уличная женщина уходила все дальше, и Люк был этому чертовски рад.
     - В общем, - сказала Благородная Возвышенная Наследная Герцогиня, тряхнув темными локонами, - я предпочитаю быть Лунной Принцессой, чем чьей бы то ни было дочерью!

***

     На редкость странной и изменчивой была та весна в Хоксбридже. Покидая дом, невозможно было предугадать, какой будет погода, поэтому плащи, сапоги с отворотами и зонты из вощеной ткани все еще мелькали на улицах города.
     Но были и признаки надвигающегося лета. Вороны вили гнезда под стрехами домов и в разрушенных каминных трубах, легкие прогулочные лодки с красными, синими и зелеными тентами уже скользили по медленным водам Зула. Как и в другие годы, шарлатаны, бродяги и гадатели на кофейной гуще толпами потянулись из окрестных сел. Акробаты натягивали канаты на площади Тули, танцевали, ходили на руках и распевали на каждом углу. Некоторые даже бесстыдно устраивали свои фривольные представления в стенах университета.
     И если бродяги выглядели и более грязными, более оборванными и изможденными, чем раньше, но зато они приносили с собой невероятные истории. Они говорили, что в мире царит неразбериха: пираты бесчинствуют на побережье, на севере целые города охвачены огнем, а на острове Фингхилл - кровавые восстания.
     Некоторые из тех, кто прислушивался к этим рассказам, начинали всерьез беспокоиться, но большинство отмахивалось от них, считая их досужими выдумками.
     - Путешественники, - говорили они, - всегда преувеличивают.
     Так что, по большей части, жизнь текла своим чередом. Содержимое чердаков и дровяных сараев вытряхивали для весенней уборки, уличные торговки продавали букетики цветов, соловьев в клетках и сласти из кленового сиропа у стен Волари, детей закармливали минеральными солями, серой и патокой.
     Только гоблины, по всей видимости, действительно переполошились. Они ходили по городу, по своим делам, еще более тихие и незаметные, чем обычно. С каждым днем их было видно все меньше и меньше. А когда они появлялись, то спешили мимо, опустив глаза, и больше не отвечали, если кто-то с ними заговаривал.

32

Хоксбридж, Маунтфалькон. 5 флореаля 6538 г.

     Эта весна принесла много перемен и для Лили с Виллом. С того дня, когда он застал ее с Родариком в Волари при обстоятельствах, которые он явно счел подозрительными, Вилл только один-единственный раз посетил ее днем и за десять дней лишь две ночи. Так как ее задача во дворце была выполнена, Лили уже начала подумывать о возвращении в Брейкберн-Холл.
     Однажды вечером она одевалась, собираясь в оперу, как вдруг появился Вилл. У него был странный, взбудораженный вид, и она отнеслась к нему недоверчиво.
     - Еще один вечер с Блэзом Трефаллоном? - Подсев к ее туалетному столику, он смотрел, как она натягивает длинные шелковые перчатки.- Вы, похоже, стали неразлучны.
     Лили молча застегнула жемчужные пуговички на запястьях. Она почти неделю не видела Блэза, но она не думала, что Вилл заслуживает объяснений, поэтому хранила молчание.
     Вилрован вздохнул.
     - Лили, - сказал он жалобно, - неужели я так обидел тебя, что мне уже нельзя надеяться на прощение?
     На мгновение ее охватила нерешительность. Утомительно было играть роль оскорбленной жены.
     - Я не понимаю, о чем ты. Если хочешь к нам присоединиться, то нас немного, а Блэз, естественно, снял целую ложу.
     - Я был бы безумно рад присоединиться к вам, но меня только на один час отпустили из дворца. Дайони сегодня такая нервная и раздражительная. Но мне кажется, она собирается рано лечь спать, так что, может быть, я чуть позже к вам присоединюсь.
     Лили ходила по комнате, а Вилл рассеянно разглядывал бутылки и флакончики на ее туалетном столике.
     - А это что? - неожиданно спросил он.
     Лили как раз нагнулась за своим бархатным плащом. Она обернулась и, рассмотрев, что он имеет в виду, смущенно рассмеялась.
     - Это белила, Вилл. Ты не одобряешь?
     - Одобряю? Как я могу одобрять, что ты мажешь лицо чистым ядом. Пустое жеманство - это совсем не похоже на тебя, Лили.
     Она отложила плащ.
     - Да ими почти все сейчас пользуются, - пылко ответила она. - Я знаю, что свинцовые белила делают с кожей, но я подумала, что если я возьму совсем немножко...- Лили замолчала и покачала головой.- Ты прав. Даже не знаю, зачем я это купила, - проговорила она удрученно. - Но, как видишь, сегодня я их не трогала.
     - Да, вижу. Поверь мне, тебе без них лучше. Румянься, если тебе так нравится, хотя я не понимаю, зачем тебе это, если у тебя и так "очаровательный цвет лица", как сказал некто, но, пожалуйста, умоляю, оставь белила в покое. Природа так постаралась для тебя, а ты только все испортишь.
     Лили почувствовала, что ее сердце забилось чаще. Таким она уже много недель не видела Вилла. Когда она проходила мимо него, он поймал ее руку и стремительно поднес к губам. Даже сквозь перчатку она ощутила жар его поцелуя.
     Он встал, усадил ее на свое место и повернул ее за плечи к зеркалу.
     - То, как ты теперь укладываешь волосы, тебе очень идет, но не накладывай много пудры, только чуть-чуть, как сейчас. А если ты используешь мушки, помни, что они нужны только для того, чтобы привлекать внимание к твоим самым выигрышным чертам.
     - Это к которым? - спросила Лили, едва дыша от волнения.
     Вилрован рассмеялся.
     - Напрашиваешься на комплименты? - поддразнил он ее, улыбаясь.
     - Мне кажется, выигрышные черты может иметь даже дурнушка.
     - Очень верно. Но тебе грех жаловаться.- Он притворился, что разглядывает ее отражение в зеркале.- А у тебя самое выразительное - это, несомненно, глаза, у тебя чудесный цвет и разрез глаз. - Он открыл коробочку с мушками, взял кусочек черного шелка, показал ей, как намазать его клеем, и наклеил ей на щеку около глаза.
     Лили улыбнулась, она вся трепетала. Это было очаровательно, и, как бы странно он ни смотрел на нее раньше, ей был хорошо знаком был влюбленный блеск в его глазах. Вилл наклонился поближе, чтобы рассмотреть свою работу, их губы почти соприкоснулись. Лили закрыла глаза в ожидании поцелуя...
     В этот момент в дверь постучал слуга. Вилл отпрянул. Сложив руки на груди, он снова загадочно на нее посмотрел.
     - Полагаю, господин Трефаллон прибыл за вами.
     Лили прикусила губу, думая, что чуть не выставила себя полной дурой только потому, что Виллу вздумалось поиграть в ухаживание. Она взяла веер и встала, шурша юбками.
     - С моей стороны было бы невежливо заставлять Блэза ждать.
     - Вы правы, мадам, - сказал Вилл, открывая ей дверь, - всегда невежливо заставлять джентльмена ждать.

***

     В великолепном, искрящемся позолотой двенадцатиярусном оперном театре у реки в тот вечер пели особенно прекрасно. Но по ходу пьесы Лили все чаще отвлекалась.
     Может быть, всему виной был жестокий, романтический и совершенно неправдоподобный сюжет. Но некоторые его повороты были ей знакомы - их узнал бы любой, кто имел несчастье сделать такую же карьеру, как Вилрован. Надо признать, в его похождениях всегда было что-то театральное, по крайней мере в тех, о которых Лили было известно. "Это все только игра, представление. Мужчины всегда говорят, что мелкие интрижки ничего не значат. Для Вилрована, насколько я понимаю, так и есть".
     В антракте Лили впала в задумчивость.
     - Вам скучно, - сказал Трефаллон, пододвигаясь поближе и наклоняясь к самому ее уху. - Может быть, вы хотите поехать домой?
     - Нет, конечно, нет, - сказала она в надежде, что Вилл к ним скоро присоединится. Она попыталась придумать подходящую тему для разговора, и ее взгляд упал на легкомысленную вещицу, которую Трефаллон держал в руках. - Какой смешной веер! Ничего подобного раньше не видела.
     - Это веер-головоломка, - Блэз развернул веер, чтобы она смогла лучше его рассмотреть. - Вы видите, картинки складываются в ребусы и загадки и выражают расположение духа владельца. - Он наклонился к ней еще ближе и проговорил, прикрываясь расписной безделушкой: - Иногда разгадки немного дерзки.
     - Что вы! - сказала Лили, притворяясь заинтересованной. - Мне придется самой ломать голову, или вы мне подскажете, что означают эти картинки?
     - С превеликим удовольствием, - и Блэз принялся подробно объяснять, но Лили не слушала. Она думала о другом веере, о том, который Вилл прислал ей тогда, после своего внезапного отъезда. А может быть, тот веер - у Лили перехватило дыхание от этого предположения, - может быть, в нем было заключено тайное послание, нечто сентиментальное, а она, по своему невежеству, ничего не поняла?
     Но приятный образ, родившийся в ее голове, мгновенно испарился. Напротив, в седьмом ярусе она заметила в позолоченной Королевской ложе Вилрована, а эта штучка, Летиция Стирпайк, просто висела у него на плече. Игра или нет, но у нее от этого кровь вскипела в жилах.
     В то же мгновение, когда Лили увидела Вилла, он заметил ее. На мгновение на его лице даже отразилось удовольствие, а потом он застыл и побледнел как смерть, заметив, что его жена и Блэз Трефаллон переговариваются, близко склонившись друг к другу.

***

     Вилрован появился в их ложе несколько минут спустя: напряженный, корректный, по-солдатски суровый в своей зеленой форме. Он поклонился присутствующим, перекинулся несколькими вежливыми словами с друзьями Трефаллона, которые сидели в той же ложе.
     Даже не взглянув на Лили, он вперил разъяренный взгляд в ее сопровождающего.
     - Если ты не возражаешь, Трефаллон, я освобожу тебя от общества моей жены. Мне нужно обсудить с ней некоторые вещи.
     Совершенно не обидевшись на дерзкий тон Вилла, Блэз только рассмеялся. Он поднялся на ноги и изысканно поклонился.
     - Вы можете не уходить, если не хотите, - сказал он Лили через плечо.- Даже у Вилрована хватит воспитания не уводить вас силой из театра. С другой стороны, если вы действительно хотите поехать домой, прошу вас, не обращайте на меня внимания.
     У Лили в глазах помутилось от гнева и унижения, она поднялась. К голове прилила кровь, и ей было трудно рассуждать разумно.
     - Спасибо, Блэз, - услышала она собственный голос, - но, по случайному стечению обстоятельств, мне тоже есть что обсудить с капитаном Блэкхартом и думаю, здесь все равно не место говорить об этом.
     Вилл отступил в сторону. Он распахнул бархатный занавес, закрывавший выход из ложи, и Лили вышла с высоко поднятой головой. Она прошла через бельэтаж и уже спускалась по лестнице, когда Вилрован догнал ее. Протянув руку, он взял ее за локоть. Может быть, и ненамеренно, но получилось очень грубо.
     - Я думал, - сказал он, - вы собирались на трагедию в Театр Сэдлера.
     - Да? - Лили изобразила недоумение. - Я хорошо помню, что ничего подобного не говорила. Может быть, так ты решил, потому что захотел оказаться в опере сам по себе?
     - Хорошо, это действительно были исключительно мои собственные догадки, потому что балет вы с ним уже посетили, а оперы Трефаллон никогда не любил.
     - Опера нравится мне. Или, по крайней мере, мне показалось, что мне понравится, а Блэз милостиво предложил меня сопровождать. Признаюсь, у меня у самой тоже сложилось неверное впечатление. Ты же, кажется, говорил, что собираешься провести вечер с королевой в Волари?
     Вилрован пожал плечами.
     - Дайони - человек прихоти. Она в последнюю минуту решила поехать в оперу.
     Они продолжали спускаться по лестнице, и он еще крепче сжал ее руку - ей было уже больно.
     - Если бы я знал, что ты здесь, я бы... я бы отыскал тебя раньше.
     Но Лили заметила нотку неуверенности в его голосе.
     - Я думаю, - отпарировала она, - на самом деле ты хотел сказать, что если бы ты знал, что я здесь, то воздержался бы от того, чтобы вести себя так непристойно с Летицией Стирпайк!
     Вилл говорил сквозь зубы:
     - А ты - если бы ты знала, что я здесь, то не стала бы вести таких задушевных разговоров с Блэзом.
     На Лили накатила волна негодования. Они уже спустились на первый этаж, стремительно пронеслись мимо позолоченных колонн и огромных зеркал и вылетели, все еще продолжая ругаться, из театра.
     - Нет, это просто немыслимо! - прошипела она. - И ты еще будешь читать мне мораль!
     - А ты? - зло усмехнулся Вилл.- Что это ты вдруг притворяешься оскорбленной сейчас, после стольких лет полнейшего равнодушия?

***

     Это была не самая приятная поездка. Лили сидела очень прямо и напряженно, Вилл всю дорогу не отрываясь гневно на нее смотрел. С тех пор как она приехала, он постоянно становился жертвой самых противоречивых страстей - гнева, ревности, раскаяния, отчаяния,- а сейчас они набросились на него все вместе.
     Его сердце переполнили самые разные чувства, стоило ему только посмотреть на нее - вот она сидит там сейчас, пытаясь выглядеть чопорной и обиженной, хотя он прекрасно понимал, что выбил ее наконец из ее вечного самодовольного спокойствия, которое приводило его в бешенство. В висках у него стучала кровь, он смотрел на нее в упор, прищурившись. Говорите что хотите о придворных красотках, но во всем Хоксбридже не найдется женщины с такой прекрасной кожей, такими неповторимыми глазами, а ее рот просто создан для поцелуев. А когда он вспоминал, сколько раз ему казалось, что она вот-вот уже воспылает страстью, что она разделяет его чувства... Где-то внутри Лили сладко спала страсть, и будь он проклят, если разрешит другому мужчине пробудить ее.
     Наемный экипаж дернулся и остановился. Из дома вышел слуга и распахнул дверцу. Вилл выпрыгнул первым, отряхнул зеленый мундир, поправил шейный платок. Затем предельно вежливо подал руку Лили, чтобы помочь ей выйти. Ее рука в перчатке на мгновение коснулась его руки, но смотрела она в другую сторону. Она поднялась по лестнице и вошла в дом прежде, чем он успел сказать хоть слово.
     Вилл заскрипел зубами. Это было последнее оскорбление, последняя капля, больше он терпеть не намерен.
     "Клянусь всеми богами, я получу тебя сегодня,- в ярости подумал он. - И я не успокоюсь, пока ты не будешь принадлежать мне, ты нужна мне вся, душой и телом!"

***

     Лили была в своей спальне - она уже отдала веер горничной и как раз снимала бархатный плащ, когда дверь распахнулась и вошел Вилрован, уже без плаща и сапог.
     Она, конечно, понимала, что рано или поздно он придет, но не ожидала его так скоро. Лили провела рукой по глазам. Гнев, питавший ее энергией ранее, весь ушел, оставив ее усталой и угнетенной.
     - Если ты не против, мне нужно еще несколько минут. - Она указала на горничную, которая складывала плащ.
     Вилл не двинулся с места. Он стоял у двери в чулках и рубашке и держал дверь открытой.
     - Отошли девушку. Ты не ребенок, можешь раздеться сама. Если понадобится, я сам помогу.
     Лили моргнула, это было неожиданно. Горничная быстро шмыгнула вон из комнаты, не дожидаясь, пока Лили заговорит, и Вилл плотно закрыл дверь.
     Он прислонился к косяку.
     - Мне не хотелось бы задерживать вас, мадам. Продолжайте, как будто меня здесь нет.
     Лили тяжело сглотнула. И что такое на него нашло? Они уже семь лет как женаты, но он всегда относился к ней с мягкостью и уважением. Она почувствовала, как гнев просыпается снова. Чего он ждет - что она станет выставлять себя напоказ, как какая-нибудь из его дворцовых потаскушек?
     Она глубоко и яростно вздохнула, вспомнив, как на нее посмотрела эта Стирпайк: эти издевающиеся глаза, эти накрашенные губы и улыбка превосходства - как будто она знала что-то, чего не знала Лили.
     "Но я знаю, - подумала Лили, - и я тоже так могу. Я могу заставить его пылать и сходить с ума от страсти, если это могут все остальные, я могу заставить его до головокружения хотеть меня".
     Не веря сама себе, Лили потянула одну перчатку, затем другую, подержала вышитую и надушенную шелковую вещицу довольно долго перед тем, как дать ей выскользнуть из пальцев на пол. Еще медленнее она одну за другой стала вынимать из прически шпильки, роняя их к своим ногам. Когда не осталось ни одной, она тряхнула головой, и напудренные душистые локоны заструились по плечам.
     "Ну почему бы и нет? - вызывающе подумала она.- Может быть, мне и не удастся удержать его навсегда, но я могу заинтересовать его на одну ночь. Вряд ли в Хоксбридже осталась хоть одна женщина, которой он не принадлежал бы хотя бы однажды. И никто из них не может того, что я могу: заставить его кожу дрожать, заставить его сердце биться в такт с моим, дотронуться до него так, как ему и во сне не снилось".
     Лили почувствовала, что кровь быстрее побежала у нее в жилах, когда она расстегнула крючки на спине платья и высвободилась из него, а затем стянула через голову и отбросила в сторону - там оно и осталось лежать, мерцая атласной па