асспрашивал об Албании весь вечер.  Рассказал ему о тайне.  Она в том,  что
кавказские албанцы - это альвы, герои скандинавских саг. Алванон - так назы-
валась Албания в Византии.  Ну а альвы - это друзья и соперники асов. И те и
другие - боги.  Вернее, стали богами потом, в мифах. Тысячу лет спустя после
переселения асов с Кавказа па Днепр, затем в Германию и Скандинавию.
     Албаний много.  Даже в Риме была Альба Лонга. Но я говорил о Кавказе, о
главной Албании, родине богов.
     А на следующее утро,  рано проснувшись,  Леонид Григорьевич открыл зас-
текленную дверь; я услышал его шаги, учащенное дыхание, затем вскрик. Меня и
разбудила его физзарядка и возня.
     В просторной лоджии было все же маловато места для некоторых упражнений
(рост его сто восемьдесят семь).  Да еще тут же - моя постель. Когда он гру-
бовато,  как я полагаю, оттеснил чайку в угол, та тяпнула его за ногу, почти
до крови. На прощанье, что ли? Ведь это его последний день.
     Я досрочно поднялся,  стал извиняться.  Договорились,  что я закажу для
него такси и даже оплачу проезд до Симферополя. Дальше, до аэропорта, он до-
едет сам.  (Замечу в скобках, что эти рубли на поездку туда и обратно ох как
бы  пригодились  мне в связи с тем,  что за килограмм майской клубники здесь
брали мою дневную зарплату.)

                               В НЕАПОЛЕ СКИФСКОМ

     Таксист опоздал на полчаса.  Мы сели.  Машина понеслась.  Море, зеленые
взгорья,  цветники,  белые корпуса,  туристы, марширующие по обочине - мимо!
Впереди - Чатырдаг, справа - Демерджи. Каменные гребни поворачиваются, изме-
няют  очертания.  Демерджи похож на леопарда с острым позвонком,  прорвавшим
шкуру. Еще несколько минут - и ясно видна голова женщины.
     - Там Долина привидений,  сходите,  я был там двадцать лет назад, с до-
черью.  Каменные столбы, башни, колонны, грибы, рядом - настоящий хаос, даже
геолог запутается, если начнет разбираться, как поднимались и опускались тут
складки.
     Я вижу Леонида Григорьевича в профиль. У него сейчас лицо человека, ко-
торый задает себе вопрос,  так ли он прожил жизнь, как надо. Ответа, естест-
венно,  нет.  Для него подведены итоги еще одного года.  Сколько их впереди?
Немного.  У него реденькие седоватые волосы,  лицо так и  осталось  бледным,
несмотря на солнце.  Да и моря он почти не видел. От него не услышишь ничего
необычного.  Всю жизнь он вычеркивал из памяти случайное,  не казавшееся ему
важным. Что осталось? Из причудливого узора несколько розовых и черных нито-
чек.  Это и есть старческая мудрость.  Такого человека нельзя удивить ничем.
Мне запомнился один его вопрос:
     - Альвы,  албанцы эти кавказские, про которых вы рассказывали, это ваша
выдумка? Или это ученые доказали?
     - Моя,- ответил я с чистой совестью.- Это я придумал,  что асы, то есть
скандинавские боги, когда-то жили рядом с албанцами и называли их альвами.
     Жму руку, прощаюсь. Такси мчит его дальше - в аэропорт, а я схожу у по-
дошвы холма.  На его загривке - бетонная стена, опоясывающая то самое место,
где был Неаполь - столица царских скифов.  Спрашиваю,  что это?  Водоочисти-
тельная станция. Поднимаюсь. Внизу, как на ладони,- Симферополь. Видна доли-
на Салгира.  Как это умудрились выбрать для водокачки тот самый холм, на ко-
тором высились дома белоснежного города?  Больше двух тысяч лет прошло с тех
пор,  как он основан. Никто не застраивал с тех пор это место. Обхожу стену,
возведенную вокруг безликого сооружения.  Сбоку,  почти вплотную к ней, двое
рабочих неуклюже кладут серые камни - реконструируют Неаполь. Подхожу. Клад-
ка у них такая, какой никогда и быть не могло: вот-вот все развалится. И по-
лучается одна квадратная невысокая башня непонятного  назначения.  Я  обошел
остатки фундаментов,  зернохранилищ. От Неаполя остался пятачок... Пять дру-
гих холмов вокруг города будут пустовать. А этот... Кто выбрал его для водо-
очистительных сооружений, которые и сооружениями нельзя назвать, так они бе-
зобразны?
     Рабочие не могут ответить ни на один на моих вопросов, они даже не зна-
ют, кто руководит ими.
     Нахожу кусок  белоснежного камня - остаток настоящей,  скифской кладки.
Спускаюсь по зеленому склону, где трава по пояс.

                        Разорванный узор руин проступает.
                        На фоне отвалов.
                        Здесь прошлого нет,
                        Значит, в будущих книгах
                        Напишут: кончилось настоящее.

     Я отпускаю такси,  беру внизу ключ от пятьдесят девятой комнаты, подни-
маюсь на четвертый этаж,  открываю дверь. Первое, что я вижу - это деньги на
столе.  Он забыл?  Ну нет,  вряд ли,  собирался он при мне и трижды осмотрел
комнату - не забыл ли чего ненароком.
     Считаю купюры. Их четыре. Двадцать рублей. Соображаю я быстро - пример-
но столько мне стоила поездка туда (обратно - чуть больше).  Объяснить я ни-
чего не могу,  просто отмечаю этот факт.  А потом открываю дверь  в  лоджию.
Чайки нет. Заглядываю в соседнюю лоджию, перегнувшись через перила. Нет ее и
там.  Осматриваю комнату. Все так, как было, когда мы уезжали. В урне - смя-
тая коробка (он покупал себе кроссовки).  Уборщицы не было. Да и час неуроч-
ный.
     Еще раз осмотреть лоджию...
     Никаких улик.  Птица исчезла вместе с цепью из проволоки, которую я так
взволнованно, проникновенно мастерил.
     Ну, если кому-то понадобилась птица, то при чем тут цепь? Как ни напря-
гал я фантазию,  я не мог представить себе человека,  которого могла бы соб-
лазнить моя поделка.  Ах вот что!.. Цепь могли выбросить вон туда, на газон,
в кусты. Вниз, стремглав вниз!
     Обшариваю газон с кустами жасмина и волчьей ягоды,  которую  две  милые
женщины  приняли за барбарис - история эта получила огласку.  Еще раз.  Все.
Теперь я бессилен что-либо придумать,  остается гадать, а лучше просто погу-
лять по набережной.
     Зачем мне нужна была птица?  Ни за чем.  Я не мог отдыхать, когда видел
ее на пляже.  Я по два раза бегал в магазин по тридцатиградусной жаре, чтобы
покупать для нее жареную треску или копченую скумбрию,  которую  приходилось
затем еще вымачивать, А потом? Иногда я бегал за птицей, чтобы бросить кусок
рыбы перед ее клювом,  иначе она не брала ее. Вечером, разбросав всю рыбу, я
снова стоял в очереди за треской или хеком. Потом возвращался на пляж, чтобы
оставить ей еду на топчане. Но это не спасало меня от мук совести. Она долж-
на была погибнуть.  Я уеду, и она протянет самое большее две-три недели, ду-
мал я.
     Я машинально свернул направо,  к горе Кастель. Обычно я шел по набереж-
ной в сторону Алушты, сворачивая влево. Сегодня задумался. На зеленом склоне
горы уже залегли глубокие тени, они доползли почти до моря.

                                     ВСТРЕЧА

     Под горой - пансионат с небольшими сотами номеров,  врезанными в крутой
откос. Я миновал их, сел за столик в кафе "Кастель". Рядом с ней.
     Мы сидели  молча.  Я зачем-то полез в бумажник и достал медное кольцо -
память о пернатом друге,  как пишут в романах.  Положил его на столик, чтобы
еще  раз прочесть надпись.  Албана.  И еще несколько слов - я их не понимал,
буквы стерты.
     Она поднялась,  взяла заказанное мороженое "Кастель", пластмассовую си-
реневую ложечку,  снова села.  Я машинально повернул кольцо. Она вздрогнула.
Или  мне  показалось?  Я не могу начинать разговор первым,  если женщина мне
очень нравится.  Через минуту я понял, что она прочла надпись или, во всяком
случае,  попыталась это сделать.  Эта попытка, сами ее глаза, ставшие внима-
тельными на два-три мгновения,  не больше (я тоже так умею: сфотографировать
слова,  потом уж читать их по памяти),  поразили меня. Что она могла понять?
Ведь я переводчик-профессионал,  и перевожу я почти со всех древних  языков,
включая хеттский, со средней скоростью машинистки.
     И тут я спросил. Лучше бы я не спрашивал! Она не просто замялась, она с
отсутствующим  выражением  лица стала выдумывать нечто ординарное.  Будто бы
она видела такое же кольцо,  с такой же надписью.  Но что означает  надпись?
Она не знала этого.  Она может переводить с древнегреческого? Немного. Тогда
я заявил, что это надпись вовсе не на греческом.
     - Да-да, я это и хотела сказать! - воскликнула она. - Это надпись наши-
ми буквами на другом языке, и я знаю, на каком!
     - На каком же?
     - На языке светлых альвов!
     Если бы она сказала,  что прилетела с другой планеты и представила тому
доказательства,  я был бы поражен не больше,  чем после этих светлых альвов,
слетевших с ее губ.
     У нее светло-карие большие глаза (я не всегда могу читать в  таких).  В
серых или голубых женских глазах для меня нет секретов.
     На ней была сиреневая юбка,  белая блузка. Ее лицо, руки, ноги казались
золотыми в лучах солнца. Но стоило ей сесть за столик, куда уже доползла ве-
черняя тень, как золотистое свечение угасло и кожа ее стала светло-оливково-
го  цвета.  Острые носки ее светлых туфель касались границы тени,  когда она
стояла,  а теперь ноги ее нырнули в полумрак,  подобно дельфинам,  ушедшим в
волну.
     Меня не озадачило ее появление, более того, круглое, юное лицо ее каза-
лось  знакомым.  Я  где-то видел эту рослую женщину.  В толпе на набережной?
Нет.  В Симферополе! Сегодня. Я вышел из такси, пожелал доброго пути Леониду
Григорьевичу  и  увидел  ее на другой стороне улицы.  Даже не лицо ее больше
всего запомнилось в то мгновение,  а эта сиреневая юбка, матовая позолота ее
ног. Тут же она свернула в переулок, а я поднялся на зеленый холм.
     - Светлые альвы обликом своим прекраснее солнца!  - прочел я по  памяти
строчку из "Эдды", записанной некогда Снорри Стурлусоном.
     Она не откликнулась на это.
     Если это  был розыгрыш,  она просто обязана выйти с честью из затрудни-
тельного положения.  Ведь я знал,  знал,  кто такие белые альвы!  Были еще и
темные  альвы,  они  жили в земле и черны,  как смола.  Но Альвхейм - жилище
светлых альвов - расположен на небе.  Стоило ли шутить на серьезную тему так
непосредственно, как это сделала она? Вряд ли. Во всяком случае, не со мной.
Только я знал,  что альвы - не легенда и Альвхейм действительно  существовал
на небе. И на Земле. Это Албания.
     Но она этого не могла знать. И я еще не опубликовал об этом ни строчки,
даже  в комментариях к моим переводам,  когда мне давали каких-то жалких сто
строк и я должен был за тридцатку объяснить читателям,  что  такое  "Старшая
Эдда",  что такое "Младшая Эдда" и "Круг земной" и сообщить все о двенадцати
богах-асах, их спутниках, замках, где они жили, битвах, в которых они участ-
вовали, и мирах, где они странствовали.
     Я еще раз повторил сказанное об альвах, как бы про себя, и добавил, уже
громче,  что альвы живут на третьем небе, называется оно Видблаин, что озна-
чает "Широкосинее", и это одно из небес скандинавских cаг.
     - Скандинавских саг? - переспросила она осторожно, словно проснувшись.
- Вы говорите,  что светлые альвы вам известны? Значит, это не выдумка?
     - Что - выдумка?  - воскликнул я.- О светлых альвах записано в мифах. И
нигде больше.  Судите сами,  выдумка это или нет.  Но,  судя по всему, вы об
этом в первый раз слышите? Так?
     - Да, - сказала она настороженно.
     - Но вам ведь известно это слово: альвы?
     - Я слышала ею много раз.  Но я почти ничего не знаю толком.  Объясните
мне, кто они, наконец, эти альвы?
     - Я могу рассказать,  во всяком случае,  могу сделать попытку.  Но  как
стало ясно, именно вы знаете, что надпись на кольце сделана на языке светлых
альвов.  Стало быть,  вам известен другой источник сведений об этом небесном
народе?
     - Нет... Понимаю вас. Просто слышала слово: альвы, альвы.
     - Ну  а я гораздо чаще слышал об инопланетянах.  Спросите наугад тысячу
встречных в столице,  кто такие альвы, и никто не ответит, разве что перепу-
тают их с эльфами. Никто. Ни один из тысячи!
     - Да?  - спросила она с каким-то неестественным изумлением. - А я дума-
ла, что многие знают или слышали про это. А как же я?
     - Вы?  Я и хочу докопаться,  откуда тянется нить Ариадны, извините меня
за  мифологические  сравнения...  У  меня сегодня такой день:  был в Неаполе
скифском, там устроили водокачку, на месте городища возводят нелепейшую баш-
ню, каких не было никогда. Потом - вы. Да, еще была чайка! Была, но исчезла.
     - Чайка?
     В ее глазах проплыло темное облачко.  Она молчала.  Я встал, принес еще
две порции мороженого "Кастель". Было очень тепло. Над берегом летали чайки.
Я молча показал ей, как они садились на фонари, потом другие птицы их сгоня-
ли с плафонов и, в свою очередь, уступали место. Я положил свою руку на сто-
лик  ладонью  вверх,  потом  взял ее запястье другой рукой и поместил его на
раскрытую ладонь. И мы оба смотрели на ее золотую, скорее золотистую руку на
фоне  моей раскрытой ладони.  Я поступил так,  словно выдумал ритуал,  а она
вдруг приняла его.
     - Вы заблудились? - спросил я осторожно.
     - Как вам сказать...  не совсем. Я знаю этот берег, это кафе, эту доро-
гу.  Здесь я даже купалась и загорала. Но, понимаете, я сюда приходила иног-
да...
     - Понимаю.
     Мы шли по набережной под крутым и темным восточным  склоном  горы  Кас-
тель.  Я предложил пройти к пансионату "Кристалл". Она согласилась. Там ста-
рая каменная лестница и узкая дорога,  выложенная квадратами,  а над  ней  -
ветви алычи, темные лапы сосен, ниже - цветы дрока и желтого донника. Так мы
оказались на танцевальной площадке пансионата, где ревел магнитофон и танце-
вали дети.  Под окнами двухэтажных домиков сушилось белье.  Мы повернули на-
зад.  С мыса видны были все пики Демерджи,  еще освещенные низким солнцем. В
противоположной стороне бурый крутой берег окаймлял лукоморье, тянувшееся до
Аюдага - неровный, вытянутый к морю купол горы был сейчас темен, даже хмур.
     Что можно  было ожидать от красивой молодой женщины?  Ее сверстницы ни-
когда не слышали имен Одина,  его жены Фригг,  бога Тора,  Бальдра, никто не
знал названия города богов Асгарда.  Да что здесь! Даже в Москве журналисты,
филологи,  лингвисты, историки с кандидатскими степенями не могли припомнить
ни одного из этих достойнейших представителей северных народных мифов и ска-
заний, как не могли зачастую понять, о чем идет речь при слове "Асгард". Что
делать! Я привык. Это, правда, мешало мне дружить, понимать, даже знакомить-
ся - мешала излишняя моя осведомленность,  граничащая с невоспитанностью.  И
вот я встретил женщину,  которая уверенно произносит эти до сих пор удивляв-
шие меня звуки - из них складывается почти волшебное слово "альвы"!
     Удивится ли читатель,  если узнает,  что я весь вечер был в приподнятом
настроении, что меня ничто другое не интересовало, и я рассказывал ей о нес-
лыханном  деле  - походе асов из Азии?  Они покинули Асгард,  свою столицу в
Азии, услышав пророчество о нашествии сынов Муспелля, жаркой неведомой стра-
ны на юге.  Эту страну защищал в то время Сурт,  державший в руках огненный,
пылающий меч.  Имя переводится с исландского так:  "черный".  Но я переводил
более точно: "черт".
     Люди Муспелля владели кораблем,  который называется Нагльфар, сделан он
из  ногтей  мертвецов.  У главного бога асов Одина был корабль Скидбладнир -
лучший из кораблей,  самый легкий и удобный, он миг складываться, как книга.
И вот,  судя по всему,  асы удалились с побережья (конечно же,  с Каспийско-
го!), альвы остались. И когда потомки асов вспоминали о них, своих соседях и
друзьях, то отводили им место на третьем небе - Видблаин. И все небеса оста-
лись на юге, они стали сказкой. И только северное, спокойное, почти призрач-
ное, невысокое небо укрыло переселенцев с далекого юга. Холмы, горы, фиорды,
озера стали повой родиной древних племен, услышавших пророчество.
     Она спокойно задавала вопросы. Многие из них удивляли меня наивностью.
     Она знала,  бесспорно, больше, чем полагалось в ее возрасте, и она, не-
сомненно,  не стеснялась задавать любые вопросы. Это льстит. Забыв про саги,
я провожал ее. Куда? В памяти моей - провал.
     Мы вернулись в район Алушты,  зашли в кафе, сидели в полутьме за столи-
ком, потом вышли к розарию, обошли его дважды, и... вернулись в кафе.
     Это первая женщина, с которой я мог бы подружиться, несмотря на ее оба-
яние и красоту,  осложнявшие,  на мой взгляд,  такие отношения.  Аналогия  с
хрупкой антикварной вещью:  нажми - и треснет. Но это моя точка зрения, лич-
ная. Зовут ее Вера.
     В полутьме  кафе,  под  резкие аккорды,  доносившиеся из телевизионного
приемника, она рассказала все без моих деликатных напоминаний и намеков.
     Брусникин Александр Николаевич.  Так звали се родного дядю. Он был оди-
нок.  Она ездила к нему в гости еще школьницей,  помогала, иногда читала его
книги.  Он показывал ей свои записи, дневники, словно предчувствуя неладное.
От него она узнала об Асгарде и альвах.  Она увидела меня,  услышала и сразу
поняла; я похож на ее дядю, даже очень, и внешне тоже. Почти копия. Редкост-
ное совпадение.
     - У меня было такое ощущение,  что это он говорит, понимаете? - Так она
выразила эту мысль, и мне стало не по себе уже через несколько минут.
     Потому что человека этого нет.
     Брусникин погиб во время перестрелки с рецидивистами. Его машина оказа-
лась  между  ними и патрулем.  И когда патрульная машина стала настигать их,
они открыли пальбу. События происходили вечером.
     - Понимаете,  он наклонился,  щекой прижался к рулевому колесу,  и пуля
прошила его,  и вышла в пластмассу сигнальной кнопки, в самую середину ее. А
он мне рассказывал,  что рулевое колесо его машины необычное. Он заказал его
по своему эскизу. Оно сделано было в форме кельтского креста. Это круг и че-
тыре луча особой формы.  Он объяснял,  зачем это,  но я плохо помню... Не то
амулет,  не то память о каком-то событии, связанном с таким крестом. Ну вот.
Я не хотела говорить этого, но почему-то решилась. Это важно для вас?
     - Не знаю, не знаю, что и сказать. Когда это произошло?
     - В семьдесят третьем.
     - А месяц помните?
     - Да. В сентябре.
     - В сентябре! - невольно воскликнул я. - В конце месяца?
     - Да,  пожалуй,  а точнее, во второй половине. Если это так важно, могу
назвать число: девятнадцатого сентября. Вы чем-то взволнованы?..
     - Да,  простите меня,  ради бога.  Я сам  заставил  вас  рассказать  об
этом... но еще один вопрос, когда, во сколько часов вечера это случилось?
     - По-моему, около восьми часов вечера. А может быть, около девяти, точ-
но сказать не могу.
     - Видите ли,- сказал я,- в том же году, и в тот же день того же месяца,
разве лишь тремя часами раньше мне было очень плохо. Очень!
     Она молча кивнула,  словно ждала от меня именно этого странного призна-
ния,  и я рассказал ей, как тонул у дикого пляжа, как прощался с жизнью, как
перенесся в другой мир, в Город света. Ну и как после этого у меня и на Зем-
ле пошло все иначе:  асы,  альвы,  ваны, древо мира, роща Гласир... Это все,
равно, что жить внутри сказки, и конца этому не предвидится.
     - Он тоже был таким.  Рассказывал мне о Шамбале, о шамбалитах, об Агар-
ти,  столице Шамбалы.  Он повторял,  что Агарти - это и есть другое название
Асгарда. Скандинавские мифы говорят о самой таинственной стране нашей плане-
ты - Шамбале, а страна эта где-то в горах Тибета. Она помнила, что Брусникин
рассказывал о немецком инженере и его супруге,  с которыми приключилось  вот
что:  они прогуливались, как вдруг налетела буря с мокрым снегом, в тридцати
метрах от них появился четырехметровый светящийся шар, он приблизился и оку-
тал их. Они оказались внутри этого шара, в облаке яркого света, но не ощуща-
ли тепла.
     - Он  считал  это проявлением сил Шамбалы.  Это не летающий объект и не
шаровая молния. Воплощение света Агарти.
     - В Асгарде свет золотистый. А в этом облаке?
     - Да,  я вспоминаю:  теплый