- Будь осторожна. Опусти ее.
     Женщина поставила ее на пол. Дэнис подошел, и принял ее у  охранницы,
и прижал ее к своему плечу.
     - Поплачь, Ари. Тебе полегчает. Отдышись и плачь.
     Она глотнула воздуха, и еще, и, наконец, задышала ровнее.
     - Я хочу отвести тебя домой, - мягко сказал Дэнис, и погладил  ее  по
щеке и по плечам. - С тобой все в порядке - Ари? Я  не  могу  нести  тебя.
Хочешь, чтобы офицер тебя отнесла? Она не сделает тебе  больно.  Никто  не
собирается причинять тебе боль! Или я могу позвать врачей. Может быть,  ты
чувствуешь себя скверно, и мне лучше так и сделать?
     Отнести  домой  больше  не  предполагало  ее  дом.  Со  всеми  что-то
произошло.
     Дэнис взял ее за руку и они пошли. Она слишком устала,  чтобы  что-то
делать. И на простую ходьбу едва хватало сил.
     Дядя Дэнис довел ее до самой своей квартиры, посадил на диван и велел
своему эйзи Сили принести ей лимонад.
     Она пила, с трудом удерживая стакан так, чтобы питье не расплескалось
- настолько сильно она дрожала.
     - Нелли будет жить здесь? - сказал ей  дядя  Дэнис,  присаживаясь  по
другую сторону стола. - Нелли будет принадлежать тебе.
     - А где Олли? - спросила она, сжимая стакан в руке.
     - С твоей маман. Он нужен ей.
     Ари глотнула воздуха. "Это хорошо,  -  подумала  она,  -  если  маман
пришлось куда-то поехать, маман и Олли должны быть вместе".
     - Федра тоже уехала с ними? - добавил Дэнис.
     - Мне наплевать на Федру!
     - Тебе нужна Нелли, верно? Маман оставила  тебе  Нелли.  Она  хотела,
чтобы Нелли продолжала заботиться о тебе.
     Она кивнула. У нее в горле стоял большой комок.  Казалось  ее  сердце
было в десять раз больше, чем могло поместиться. Глаза жгло.
     - Ари, я не очень хорошо знаю, как заботиться о маленькой девочке.  И
Сили - тоже. Но твоя маман переслала все твои вещи сюда.  У  вас  с  Нелли
будут тут свои комнаты, прямо здесь. Хочешь посмотреть, где твоя комната?
     Она  отрицательно  покачала  головой,  стараясь  не  заплакать.   Она
пыталась по-настоящему рассердиться. Как маман.
     - Не будем сейчас об этом говорить. К вечеру Нелли будет  здесь.  Она
будет немного огорчена. Ты же знаешь, что она не  может  вынести  сильного
огорчения. Обещай мне, что ты будешь хорошо к ней относиться, Ари.  Она  -
твоя эйзи, и ты должна быть доброй к  ней,  потому  что  ей  действительно
необходимо побыть в больнице, но она так беспокоится о тебе, а я знаю, что
и тебе она нужна. Нелли будет каждый вечер между сеансами приходить  домой
- ей нужно давать ленты, ты знаешь, это приходится делать, потому что  она
ужасно опечалена; но она любит тебя и хочет приходить, чтобы заботиться  о
тебе. Я боюсь,  правда,  что  это  тебе  придется  о  ней  заботиться.  Ты
понимаешь меня? Ты можешь сделать ей очень, очень больно.
     - Я знаю? - сказала Ари, потому что действительно знала.
     - Ну, так вот. Ты - стойкая девочка. Ты уже совсем  не  ребенок.  Это
очень тяжело, очень тяжело. - Спасибо, Сили.
     Сили принес ей стакан воды и таблетку, полагая, что  она  примет  ее.
Сили был никем. Не такой, как Олли. Он не был ни хорошим,  ни  плохим,  он
постоянно был только эйзи. И он взял ее стакан, поставил на свой поднос  и
предложил ей воды.
     - Не хочу я никакую ленту? - сказала она.
     - Это не такая таблетка, - пояснил Дэнис. - От нее у тебя  перестанет
болеть голова. И ты почувствуешь себя лучше.
     Она не помнила, чтобы упоминала про свою больную голову. Маман всегда
повторяла, чтобы она не брала таблетки у чужих людей: "Никогда, никогда не
принимай пилюли для эйзи!" Однако сейчас  не  было  рядом  маман,  которая
сказала бы, какая это таблетка.
     Ее не было, как и Валери. Как сиры Шварц. Как всех Исчезнувших. Маман
и Олли тоже пропали.
     Может быть, следующей исчезну я. И найду их.
     - Сира, - проговорил Сили. - Пожалуйста.
     Она взяла таблетку с подноса. Положила в рот и запила водой.
     - Спасибо? - сказал Сили. Он был настолько скользкий, как  будто  его
не было вовсе. Он унес стакан. Никто не замечал Сили.
     Дядя Дэнис возвышался такой толстый, что  кресло  целиком  осело  под
ним. Руки он держал на коленях, на лице - печаль и озабоченность.
     - Несколько дней тебе не обязательно ходить в игровую  школу.  Посиди
дома, пока не захочешь. Ты думаешь, что тебе никогда не полегчает. Я знаю.
Однако, легче станет. Уже завтра ты почувствуешь  себя  лучше.  Ты  будешь
скучать по маман. Конечно, будешь. Но пройдут дни, и тебе станет легче.
     Она не хотела, чтобы становилось легче. Она не знала, кто  заставляет
людей Исчезать. Но это делала всяко не маман. Они могли предложить ей, все
что хотели. Это не заставило бы ее поверить их словам.
     Маман и Олли знали, что надвигается беда. Они были ужасно огорчены, и
скрывали это от нее. Возможно, они думали, что смогут справиться с  бедой,
а оказалось, что не смогли. Она тоже чувствовала  ее  приближение,  но  не
осознанно.
     Может быть, имелось особое место, куда уезжали люди. Может быть,  это
- как умереть. Ты попадаешь в беду, и  куда-то  Исчезаешь,  так  что  даже
маман не смогла такое предотвратить.
     Так что ей было ясно, что она тоже не  сможет  ничего  предотвратить.
Единственное, что ей оставалось, - это бороться и бороться,  и  попасть  в
беду только тогда, когда никого из близких уже не останется. Может быть, в
этом была ее вина. Она всегда  подозревала  это.  Но  когда  некому  будет
Исчезать, ей предстоит выяснить, что же происходит.
     Тогда, возможно, и ей удастся уехать.
     Внезапно она поняла, что с ней происходит  что-то  неладное.  Она  не
чувствовала ни рук, ни ног, в животе горело.
     Она попала в беду. Но Сили взял ее на руки, и вся комната  отплыла  и
превратилась сначала в коридор, а потом в спальню. Сили осторожно  положил
ее на кровать, разул и прикрыл одеялом.
     Плюшевый мишка сидел рядом с ней на покрывале. Она протянула  руку  и
коснулась его. Она уже не могла вспомнить, откуда взялся мишка. Он  всегда
был у нее. Теперь он был здесь. Вот и все. Теперь только плюшевый мишка  и
остался.


     - Бедный ребенок! - сказал Джастин и налил себе еще  вина.  -  Бедный
маленький ребенок, черт бы их побрал, не могли они, что ли,  позволить  ей
прийти в аэропорт?
     Грант только покачал головой. И выпил из  своего  стакана.  И  сделал
легкое движение рукой, предупреждая о подслушивании.
     Джастин потер глаза. Он никогда не забывал об этом, хотя  иногда  ему
было тяжело.
     - Это не наша проблема! - сказал Грант. - Не твоя.
     - Я знаю.
     Эти слова для тех, кто подслушивает. Всегда было неясно,  слушают  ли
их. Они обдумывали возможности  запутать  службу  безопасности,  приходила
даже мысль придумать свой язык, совершенно отличающийся от любого другого,
с беспорядочной грамматикой. Но они опасались, такая мера только  возбудит
дополнительное подозрение. Так что поступали просто - писали на  табличке.
Джастин взял ее и нацарапал: "Иногда  мне  хочется  удрать  в  Новгород  и
устроиться на работу на фабрику. Мы разрабатываем ленты,  чтобы  создавать
нормальных людей. Мы вкладываем туда доверие и уверенность в себе, даем им
возможность любить друг друга. Но все разработчики - сумасшедшие."
     Грант написал: "Я глубоко верю своим создателям и моему Инспектору. И
я нахожу в этом успокоение."
     - Ты нездоров? - громко сказал Джастин.
     Грант рассмеялся. А затем снова посерьезнел и  наклонился,  и  тронул
колено Джастина; они оба сидели на диване по-турецки.
     - Я не понимаю, добро и зло. Я так  решил.  Не  дело  эйзи  бросаться
такими  словами,  имеющими  вселенский   смысл.   Однако   для   меня   ты
олицетворяешь все доброе.
     Он был тронут. А проклятые видения по-прежнему беспокоили  его.  Даже
после всех этих прошедших лет, как старая, застарелая рана. С Грантом  это
никогда не  имело  значения.  Это  в  равной  степени  со  всем  остальным
придавало ему ощущение комфорта. Он положил  свою  руку  на  руку  Гранта,
слегка придавив, потому что не мог ничего сказать.
     - Я сказал только то, что сказал, - продолжал Грант. - У тебя тяжелое
положение. Ты приносишь столько добра, сколько можешь. Иногда даже слишком
много. Даже мне полагается отдых. А тебе - тем более.
     - Что я могу поделать, если Янни загружает меня.
     - Нет, - Грант тряхнул его колено. -  Ты  можешь  сказать  "нет".  Ты
можешь бросить работу в какие-то часы. Не  позволяй  им  давать  тебе  это
задание. Откажись, тебе это не нужно.
     На Фаргоне имелся  младенец,  копия  Бенджамина  Рубина,  жившего  на
изолированной  территории  по  другую  сторону   непроницаемой   стены   и
работавшего в лаборатории, построенной силами Резьюн.
     В результате создавалось нечто ощутимое из-за  чего  могла  суетиться
Оборона. А Джейн Страссен  по  прибытии  обнаружит  себя  матерью  другого
проектного ребенка в рамках того же проекта.
     Он знал, они дали ему записи интервью Рубина.  Они  допустили  его  к
конструированию ленточных структур. Он знал, что его будут контролировать.
По крайней мере - эту работу.
     - Начинают доверять,  да?  -  Его  голос  прозвучал  хрипло,  выдавая
напряжение, которое он хотел скрыть.
     - Это оказывает на тебя давление другого характера, нагрузку, которая
тебе не нужна.
     - Может быть, в этом как раз и скрывается мой шанс сделать что-нибудь
стоящее. Это основной проект. Не так ли? Это самое лучшее,  что  произошло
за долгое время. Может быть, я смогу сделать  жизнь  Рубина  лучше.  -  Он
наклонился вперед, чтобы налить еще вина. Грант подвинулся и сделал это за
него. - Рубину, по крайней мере, кто-то в жизни сострадает. Его мать живет
на станции, он встречается с ней, у него есть на что опереться.
     Джастин знал все эти дела. Беспорядочный, интеллектуал с  чрезвычайно
рано  пошатнувшимся  здоровьем.  Его  привязанность  к   матери   являлась
отчаянной и чрезмерной, его хилое тело превратило здоровье в  главную  его
заботу, его разнообразные увлечения не допускали  юношеских  страстей,  за
исключением страсти к работе. Но ничего - ничего такого, что  сформировало
Ари Эмори.
     - Кое-что я могу сделать, - сказал он. - Я  собираюсь  взять  работу,
связанную с психикой граждан. Сделай кое-что для меня. Здесь нужна  другая
методология.
     Грант хмуро посмотрел на него. Они могли обсуждать  дома  вопросы  по
работе, не беспокоясь о мониторах. Но их разговор принял  опасный  оборот,
возможно, даже уже оказался за чертой допустимого.  У  него  уже  не  было
уверенности. Он был измучен. Он  думал,  что  обучение  освободит  его  от
тяжелой работы. Он хотел только обучения. Грант был прав, он совершенно не
создан для выправления горячих животрепещущих ситуаций. Он слишком  сильно
переживал.
     Янни кричал на него:
     - Сочувствие - прекрасная штука, при  разговорах.  Но  она  не  имеет
никакого отношения к решению! Четко помни о том, кого лечишь!
     И это имело  для  него  огромное  значение.  Он  не  был  создан  для
клинической психики.  Потому  что  он  не  мог  ее  выправить,  когда  сам
чувствовал эту боль.
     Это был самый великодушный Дэниса и  Жиро  поступок  по  отношению  к
нему:  возвращающий   к   работе,   требующей   допуска   к   секретности,
восстанавливающей его карьеру в несколько другой области.
     Это был своего рода ультиматум, полагал он;  доброта,  которая  могла
обернуться противоположностью, если он попытается уклониться от  оказанной
чести. Об этом ему постоянно приходилось думать. Даже когда они  оказывали
ему милости.


     Когда  Ари  проснулась,  то  обнаружила  кого-то  рядом  с  собой,  и
вспомнила, как проснулась в середине ночи, когда кто-то лег в ее  постель,
обнял ее мягкими руками и сказал голосом Нелли:
     - Я здесь, юная сира. Нелли здесь.
     Нелли оказалась рядом с ней утром, а маман не оказалось, спальня была
незнакомая,  в  доме  дяди  Дэниса,  и  Ари  захотелось  вскрикнуть,   или
заплакать, или снова убежать, убежать так, чтобы никто не нашел ее.
     Но она лежала неподвижно,  потому  что  знала:  маман  в  самом  деле
уехала. И дядя Дэнис оказался прав,  ей  стало  легче,  чем  было,  и  она
подумала о завтраке, хотя продолжала помнить о своей обиде и  о  том,  как
было бы здорово, если бы Нелли оказалась  где-нибудь  в  другом  месте,  а
вместо нее здесь была маман.
     И тем не менее, Нелли - это кое-что. Она  усердно  хлопала  Нелли  по
лицу, пока та не проснулась, и Нелли обняла ее, поглаживая  по  волосам  и
приговаривая:
     - Нелли здесь. Нелли здесь. - И расплакалась.
     Ари успокаивала ее. И чувствовала себя обманутой, поскольку ей  самой
хотелось поплакать, но Нелли была эйзи, и Арин плач огорчал ее.  Она,  как
говорила маман, была чувствительна. И Ари велела Нелли успокоиться.
     Нелли послушалась. Нелли перестала гнусавить и хныкать, и  встала,  и
оделась, и приготовила Ари ванну, и вымыла ее волосы, и одела чистые синие
брючки и свитер. И расчесывала и расчесывала ей волосы, пока они не начали
потрескивать.
     - Нам полагается пойти позавтракать с сиром Наем? - сказала Нелли.
     Это было здорово. И завтрак был чудесным, за столом дяди  Дэниса,  на
котором стояла всякая еда. Ари ела. Дядя Дэнис попробовал всего понемножку
и объяснил, что она с Нелли может провести время в его апартаментах,  пока
Нелли не понадобится идти в больницу, а затем придет Сили и позаботиться о
ней.
     - Да, сир? -  сказала  Ари.  Кое-что  было  здорово.  И  одновременно
ничего. После  того,  что  произошло  вчера,  ей  стало  безразлично,  кто
присутствовал рядом. Она хотела спросить Дэниса, где маман  и  куда  маман
уехала. Но она этого не сделала, потому что все пока было  хорошо,  а  она
так устала.
     И даже если Дэнис ответит ей,  она  не  будет  знать  названия  этого
места. Она знала только Резьюн.
     Так что она села и позволила Нелли читать  ей  вслух.  Временами  она
плакала без причины. Временами спала. Когда она проснулась, Нелли  сказала
ей, что теперь с ней будет Сили.
     Сили принесет ей столько лимонада, сколько она захочет. И включит для
нее видео. И сделает все, что она попросит.
     Она спросила Сили, могут ли они пойти погулять и покормить рыбок. Так
они и сделали. Потом вернулись, и  Сили  принес  ей  еще  напитков,  и  ей
захотелось услышать, как маман говорит, что это вредно для  нее.  Так  что
она остановилась сама, и попросила у Сили бумагу, и стала рисовать.
     Пока не возвратился дядя  Дэнис,  как  раз  к  ужину,  и  дядя  Дэнис
беседовал с ней о ее завтрашних делах и о том, как он купит все,  что  она
захочет.
     Она подумала о нескольких вещах. Ей хотелось  космический  корабль  с
огнями. Ей хотелось новое платье. Если дядя Дэнис  предлагает,  она  может
подумать о вещах. Она  может  подумать  о  вещах,  по-настоящему  дорогих,
которые маман никогда ей не покупала.
     Но ничего не могло сделать ее счастливой. Даже Нелли. Даже  если  они
готовы давать тебе разные вещи, ты их принимаешь, вот и все, и ты  просишь
у них еще и еще, чтобы это стало им накладно,  и  они  подумали,  что  это
важно для тебя, и что с этим ты будешь счастливее -  но  ты  не  забываешь
свой гнев. Никогда.


     Грант обливался потом, ожидая в  приемной  Янни  Шварца,  пробравшись
туда исключительно благодаря расположению Марж. Ему было слышно, как  Янни
кричит на Марж. Он не мог расслышать, что он говорил. Он полагал, что  это
имеет отношение к тому, что он отвлекся от работы и к Джастину Уоррику.
     И он едва не встал и не ушел поскорее, потому что  время  от  времени
его обуревали мысли, что своим приходом сюда он  может  обрушить  беду  на
голову Джастина. Он не был уверен, что Янни не  встряхнет  его  достаточно
сильно и не заставит его рассказать то, что он не хочет. Янни относился  к
такому типу граждан, с которыми он  не  любил  иметь  дело:  несдержанный,
громкий, излучающий угрозу при каждом движении. Люди, которые увезли его в
хибару на холмах, были как раз такими. И Жиро был таким, когда  допрашивал
его. Грант сидел спокойно только потому, что старался ни о чем не  думать,
до тех пор, пока не возвратилась Марж и не сказала:
     - Он примет тебя.
     Он поднялся и слегка поклонился.
     - Спасибо тебе, Марж.  -  Вошел  во  внутренний  кабинет,  подошел  к
большому столу, и произнес: - Сир, я  хочу  поговорить  с  тобой,  о  моем
гражданине.
     В  манере  эйзи.  Джастин  сказал,  что  Янни   может   оценить   его
сдержанность. Так что он принял такой вид и стоял очень тихо.
     - Я не даю консультаций, - ответил Янни.
     Итак,  Янни  не  оказал  ему  расположения.   Грант   отбросил   позу
бессловесной твари, подвинул ближайший стул и сел.
     - Я все  равно  хочу  поговорить  с  тобой,  сир.  Джастин  принимает
одолжение, которое ты ему делаешь, и я полагаю, что это большая ошибка.
     - Ошибка.
     - Ты не намерен поручить ему ничего, кроме эскизных работ, не так ли?
И к чему он придет через двадцать лет? Никуда. Имея не больше, чем у  него
было раньше.
     - Обучение. В котором он страшно нуждается. И ты  должен  это  знать.
Неужели нам нужно обсуждать твоего партнера? Ты знаком с  его  проблемами.
Мне не нужно их перечислять.
     - Расскажи мне, в чем они, по-твоему заключаются.
     Янни в основном не проявлял строгость. Теперь  же  он  стиснул  зубы,
подбородок выдвинулся вперед, во всей позе появилась агрессивность,  когда
он наклонился над столом.
     - Может быть ты лучше  позовешь  своего  гражданина  побеседовать  со
мной. Это он послал тебя? Или это твоя собственная идея?
     - Моя, сир. - Черт побери,  он  оказывал  сопротивление.  Его  пальцы
вспотели. Ему не нравилось это. - Я опасаюсь тебя. И не хочу делать этого.
Однако Джастин не станет говорить с тобой, по крайней мере, не скажет тебе
правду.
     - Почему не скажет?
     Этот человек просто не мог говорить спокойно.
     - Потому, си? - Грант вздохнул и постарался не обращать  внимание  на
то, что творилось у него в душе. - Ты - единственный его учитель. Если  ты
откажешься,  то  не  останется  никого,  достаточно  знающего,  чтобы  его
научить. Ты -  как  его  Интор.  Ему  приходится  доверяться  тебе,  а  ты
злоупотребляешь этим. Мне очень тяжело видеть это.
     - Мы сейчас говорим не о психике эйзи, Грант. Ты  не  понимаешь,  что
происходит,  ты  исходишь  из  личностной  основы  -  я  говорю  о   твоем
собственном типе мозга. Не пытайся сравнить несравнимое.
     - Да, сир, ты можешь порекомендовать мне впитать ленту. Я  знаю,  что
ты можешь сделать. Но я хочу, чтобы ты послушал меня. Послушай! Я не знаю,
что ты за человек. Но я видел, что ты сделал. Я полагаю, что ты  пытаешься
помочь Джастину.  В  каком-то  отношении  это  помогло.  Но  он  не  может
продолжать работать так, как сейчас.
     Янни издал ворчание, как затихающий двигатель, и медленно облокотился
на кресло, глядя на собеседника из-под бровей.
     - Потому что он не подходит для срочной работы.  Я  знаю  это.  И  ты
знаешь это. И Джастин знает. Я думал, что, может быть, он успокоится, но у
него не такой темперамент, он не может оценить  перспективу.  У  него  нет
устойчивости для рутинной конструкторской работы, повторения сводят его  с
ума. Он - творческий работник, так что мы посадили его за  проект  Рубина.
Дэнис устроил ему это. Я поддержал. Это  -  самое  лучшее,  что  мы  можем
сделать  для  него  -  поставить  его  туда,  где   он   может   выполнять
теоретическую работу, но не над тем его проклятым проектом. А он не станет
сосредотачиваться ни на чем  другом,  я  чертовски  хорошо  знаю,  что  не
станет! Когда ему втемяшится что-то в голову он еще хуже, чем Джордан,  он
не отцепится. Ты можешь предложить решение? Потому что будет  либо  проект
Рубина, либо погибель в стандартных разработках, а я  не  могу  позволить,
чтобы один из моих людей три недели возился над  заданием,  которое  нужно
через три