сть  только  одно
место, где ударник наверняка пройдет насквозь.
   Он приподнял челку Котопакси и указал на  место,  где  светлые  шерстинки
были чуть взлохмачены.
   - Надо мысленно провести линию от левого уха к правому глазу и от правого
уха к левому глазу, и целиться в точку, где эти линии пересекутся.
   Видите? Ударник вошел в голову Котопакси точно в нужном месте. Это сделал
не какой-нибудь растяпа-дилетант. Тот, кто за это взялся, знал, что делает.
   - Ну, - задумчиво сказал я, - теперь, когда вы мне  объяснили,  я  и  сам
знаю, что нужно делать.
   - Да, но не забывайте,  что  важно  не  только  найти  место,  но  еще  и
правильно рассчитать угол выстрела. Надо целиться в то  место,  где  спинной
мозг соединяется с головным. Тогда смерть наступает мгновенно. Видите,  даже
ни пятнышка крови...
   - Ну да, - насмешливо заметил я, -  а  лошадь  будет  спокойно  стоять  и
ждать, когда ее пристрелят?
   - Как ни странно, обычно так и бывает. Хотя мне говорили,  что  невысоким
людям трудно приставить пистолет в нужном месте под нужным углом, даже  если
лошадь не сопротивляется.
   - Да, наверно, - сказал я. Я еще раз взглянул  на  тело,  недавно  бывшее
вместилищем боевого духа. Я сидел на этом коне,  слышал  его  мысли,  ощущал
текучую  мощь  его  мускулов,  радовался  его  победам,  выезжал   его   еще
жеребенком, восхищался его растущей силой... "Если лошадь  подо  мной  снова
сломает ногу, я опять отойду в сторону", - подумал я.
   Я выбрался на свежий воздух, и Робин Кертис последовал за мной, продолжая
на ходу свою лекцию, как будто это само собой разумелось.
   - Помимо того, что трудно правильно рассчитать место и угол, у пистолетов
такого  типа  есть  еще  один  недостаток:  несмотря  на  то   что   ударник
возвращается в ствол мгновенно, лошадь падает не  менее  быстро,  и  твердые
кости черепа могут погнуть ударник, так что через некоторое  время  пистолет
приходит в негодность.
   - Значит, теперь вы пользуетесь чем-то другим?
   Он кивнул.
   - Пистолетом с обычными пулями. Если хотите, я вам его покажу. У  меня  в
машине есть такой.
   Мы не торопясь вышли из конюшни. Машина  ветеринара  стояла  недалеко  от
"роллс-ройса" принцессы. Ветеринар  открыл  багажник,  достал  оттуда  кейс,
запертый на замок. В кейсе лежал предмет, завернутый в мешковину.  Ветеринар
развернул его.
   Это оказался автоматический пистолет  системы  "люгер",  отличавшийся  от
обычного оружия только формой ствола. Вместо длинного и узкого дула  у  него
была большая выпуклая штуковина с косым овальным отверстием на конце.
   - Внутри этого ствола пуля раскручивается по спирали, - пояснил Робин.
   - А пули годятся любые?
   - Нет, конечно, нужно, чтобы калибр был соответствующий,  но  в  принципе
любые, и оружие тоже может быть любым. Это очень удобно.  Такое  дуло  можно
привинтить к любому пистолету,  который  есть  под  рукой.  Понимаете,  пуля
вылетает из ствола с большой скоростью, но из-за того, что она  движется  по
спирали, первое же препятствие ее останавливает.  Поэтому  когда  вам  нужно
пристрелить лошадь, вы можете быть уверены, что пуля застрянет в голове.
   Ну, не всегда, но как правило. - Он жизнерадостно улыбнулся. - По крайней
мере, не  обязательно  так  точно  целиться,  потому  что  вращающаяся  пуля
причиняет значительно более обширные повреждения.
   Я задумчиво посмотрел на ветеринара.
   - А почему вы так уверены, что эти две лошади  были  убиты  пистолетом  с
возвратным ударником, а не из такого пистолета, как у вас?
   - Ну, видите ли... От выстрела из обычного пистолета на шкуре обязательно
остаются ожоги от пороховых газов. Кроме того, из  носа  и  изо  рта  лошади
течет кровь. Иногда не очень сильно, но кровь течет всегда,  из-за  обширных
внутренних повреждений, понимаете?
   - Понимаю, - вздохнул я.
   Ветеринар принялся заворачивать свой пистолет.
   - Скажите, а на него нужно разрешение? - спросил я.
   - А то как же! И на пистолет с возвратным ударником тоже.
   "Таких пистолетов, наверно, тысячи, - подумал я. - У  любого  ветеринара.
На любой бойне. У многих фермеров. У охотников. У людей, которые имеют  дело
с полицейскими лошадьми... Короче, до черта".
   - Наверно, существуют тысячи таких устаревших пистолетов.  Лежат  и  ждут
своего часа.
   - Ну, все они хранятся в надежных местах, - возразил ветеринар.
   - Да, но сегодня ночью кто-то достал один из них.
   - Да.
   - А вы не могли бы определить, когда их убили?
   Ветеринар убрал свой пистолет в кейс.
   - В первой половине ночи, - уверенно сказал он. - До полуночи  или  сразу
после. Ночь, конечно, была холодная, но все равно лошади не  успели  бы  так
окоченеть, если  бы  это  случилось  ближе  к  утру.  На  это  потребовалось
несколько часов, а их нашли  в  полшестого.  -  Он  усмехнулся.  -  Живодеры
терпеть  не  могут  забирать  лошадей,  которые  уже  окоченели.  Их  трудно
перемещать. Вытащить их из денника и то будет нелегко.
   Ветеринар стянул с себя рабочий комбинезон и сунул его в багажник.
   - А ведь еще и вскрытие делать  придется.  Страховая  компания  наверняка
этого потребует. - Он захлопнул багажник. - Ну, пошли в дом.
   - А их так и оставим? - Я указал в сторону денников.
   - Ну, им уже не холодно! - сказал ветеринар, но  все  же  пошел  и  запер
двери денников - "чтобы  не  оскорбить  нежных  чувств  владельцев,  которые
вздумают заявиться сюда в воскресное  утро  повидать  своих  любимцев",  как
выразился Робин. Нежные чувства самого Робина, видимо,  мирно  скончались  в
первую же неделю ветеринарной практики. Впрочем, это не мешало  ему  успешно
заботиться о питомцах Уайкема. Мы вошли в дом Уайкема, такой  же  древний  и
запутанный, как конюшня. Уайкем с принцессой  сидели  в  гостиной,  утешаясь
чаем и воспоминаниями. Принцесса была так же сдержанна, как  всегда.  Уайкем
чуть расслабился и пришел в себя, но по-прежнему выглядел озадаченным.
   Когда мы вошли, он немедленно встал, взял меня под руку и увлек на кухню,
неловко оправдываясь тем, что хочет показать, где у него лежат чай  и  кофе,
хотя это мне было известно уже десять лет.
   - Не понимаю, - сказал он, затворив  за  нами  дверь.  -  Почему  она  не
спрашивает, кто мог их убить? Я бы на ее  месте  в  первую  очередь  захотел
узнать именно это. А она даже и не  заикнулась.  Сидит  себе  и  беседует  о
скачках как ни в чем не бывало. Почему она не хочет знать, кто их убил?
   - Хм-м... Потому что у нее есть основания подозревать одного человека.
   - Чего?! Кит... Господи, помилуй, кто же это?
   Я колебался. Уайкем выглядел таким старым и  дряхлым...  Старческое  лицо
изрезано глубокими морщинами, на дряблой коже отчетливо выступили пигментные
пятна.
   - Пусть она вам сама расскажет, - сказал я. - Это связано с  бизнесом  ее
мужа. Не думаю,  что  вам  стоит  искать  предателей  среди  своих.  Но  раз
принцесса вам не сказала, кого она подозревает, значит, она этого никому  не
скажет, пока не обсудит все с мужем. И, возможно, они  вообще  решат  никому
ничего не говорить. Они очень не хотят попасть в газеты.
   - Газеты все равно пронюхают, - озабоченно сказал Уайкем. - Как же,  один
из главных фаворитов Большого национального застрелен в деннике...
   Тут уж никуда не денешься.
   Я заварил свежего чаю себе и  Робину.  Мне  тоже  не  хотелось  думать  о
грядущих заботах. А придется.
   - Так или, иначе, - сказал я, -  главная  проблема  не  в  том,  кто  это
сделал. Главная проблема в том, чтобы уберечь остальных.
   - Кит! - Уайкем был потрясен. Ему это, видимо, не приходило в  голову.  -
Ч-черт возьми, Кит... Ты... ты что? - Он снова начал заикаться. Эт-этого  не
может быть!
   - Ну-у... - протянул я. Мне было жаль Уайкема, но надо смотреть правде  в
глаза. - По-моему, им всем грозит та же участь. Всем лошадям  принцессы.  Не
сегодня. Но, если принцесса с мужем примут одно решение, которое они  вполне
могут принять, все ее лошади окажутся в опасности.  И,  возможно,  в  первую
очередь Кинли. Так что надо принять меры.
   - Но, Кит...
   - Наймите сторожей с собаками. -Это дорого...
   - Принцесса богата, - заметил я. - Попросите у нее денег. На худой конец,
если она откажется, я сам заплачу.
   У Уайкема отвисла челюсть. Я объяснил:
   - Я уже и так потерял лучший шанс выиграть Большой национальный,  который
у меня когда-либо был. Лошади принцессы дороги мне немногим меньше,  чем  ей
самой. И я не позволю  какому-то  ублюдку  отстреливать  их,  как  кроликов!
Поэтому наймите сторожей и позаботьтесь о том, чтобы  в  конюшне  все  время
кто-то был.
   - Ладно, - медленно произнес Уайкем. - Я об этом позабочусь... Если бы  я
знал, кто это сделал, я бы его убил своими руками.
   Это прозвучало очень странно: Уайкем  сказал  это  без  малейшего  гнева,
просто констатируя факт. Я говорил об этом под воздействием эмоций, а Уайкем
явно считал это нормальным выходом из ситуации. Впрочем, люди часто  говорят
такие вещи, но мало кто действительно так поступает. К тому же по  сравнению
с коршуном-Нантерром старик был не сильнее мышонка.
   Уайкем рассказывал мне, что в юности он был настоящим Геркулесом  могучим
гигантом, исполненным радости жизни.
   - Радость жизни - это то, что есть во мне и есть в тебе, - говорил он  не
раз. - А без нее ничего не добьешься. Надо любить жизнь  и  борьбу  а  иначе
никак.
   В молодости Уайкем  был  известным  жокеем-любителем  и  сумел  вскружить
голову дочке одного тренера средней руки. С того  дня,  как  Уайкем  впервые
переступил порог конюшни, лошади этого тренера начали выигрывать. С тех  пор
прошло пятьдесят лет. Жена Уайкема умерла, дочери давно стали  бабушками,  и
все, что у него осталось, - это бесценное  искусство  пробуждать  в  лошадях
радость жизни и волю к борьбе. Он думал и заботился только о своих лошадях.
   По вечерам он обходил все денники и разговаривал с каждым  конем,  как  с
человеком: хвалил, ободрял, увещевал - и никого не оставлял без внимания.
   Я ездил на его лошадях с девятнадцати лет. Он часто упоминал  об  этом  с
некоторым самодовольством.
   - Надо ставить на молодежь! - говаривал он владельцам. - Вся штука в том,
чтобы разглядеть способных. Я-то это умею!
   И он всегда относился ко мне так же, как  к  своим  подопечным:  доверял,
давал возможность проявить себя и получить удовлетворение от работы.
   Его лошади дважды выигрывали Большой национальный, когда я еще  учился  в
школе. Котопакси мог бы быть третьим. Я  только  теперь  понял,  как  Уайкем
мечтал  об  этом.  Да,  гибель  Котопакси  всем  нам  принесла   невыносимое
разочарование.
   - Если бы в конюшне случился пожар, Котопакси я вывел бы  первым,  сказал
Уайкем. На этот раз он не спутал кличку...
   Мы с принцессой уехали в Лондон, не дожидаясь прибытия полиции, страховых
агентов или живодеров. "Все это так неприятно..."
   Я ожидал, что она, как обычно, будет говорить в основном  о  лошадях,  но
оказалось, что она думает об Уайкеме.
   - Тридцать пять лет назад - еще до вашего рождения,  -  когда  я  впервые
попала на скачки, Уайкем был величественнейшей фигурой. Он действительно был
таким,   как   рассказывает:   настоящий   Геркулес,   могучий,   удачливый,
необыкновенно обаятельный...  Женщины  сходили  по  нему  с  ума,  их  мужья
бесились... - Эти воспоминания вызвали у нее улыбку. -  Вам,  Кит,  наверно,
трудно себе это представить - вы не знали его  в  молодости,  -  но  он  был
великолепен.  Впрочем,  он  и  сейчас  великолепен.  Когда   он   согласился
тренировать моих лошадей, я сочла это за большую честь...
   Я с удивлением взглянул на ее спокойное лицо. В прошлом  они  с  Уайкемом
всегда появлялись на  скачках  вместе.  Она  советовалась  с  ним,  дружески
похлопывала его по руке... Я и не подозревал, как ей не хватает его  теперь,
когда он не выезжает на скачки, как она сожалеет  о  том,  что  такой  титан
постарел и одряхлел...
   Уайкем, ровесник моего деда (и отца Мейнарда Аллардека),  в  те  времена,
когда предложил мне работу, уже был живой  легендой.  Я  был  ошеломлен,  но
согласился. В двадцать лет я уже был опытным жокеем благодаря требованиям  и
ответственности, которые Уайкем взвалил на мои плечи. Он доверил мне лошадей
стоимостью в сотни тысяч и успех и репутацию конюшни. Уайкем не делал скидок
на возраст. Он с самого начала недвусмысленно сообщил мне,  что  в  конечном
счете все зависит от искусства жокея, его  хладнокровия  и  здравомыслия,  и
если я не оправдаю возложенных  на  меня  надежд,  что  ж,  очень  жаль,  но
придется со мной расстаться.
   Я был потрясен до глубины души и обеими руками ухватился за предложенное.
Такой  шанс  выпадает  человеку  только  раз  в  жизни.   И   я   сумел   им
воспользоваться.
   Мысли принцессы развивались примерно в том же направлении.
   - Когда Пол Пек получил эту ужасную травму и  решил  уйти  на  пенсию,  -
сказала она, - мы в самый разгар сезона остались без жокея, а все  известные
жокеи были заняты. И Уайкем сказал мне и прочим владельцам, что в Ньюмаркете
есть молодой человек по фамилии Филдинг, который год как  закончил  школу  и
теперь работает  жокеем-любителем.  -  Принцесса  улыбнулась.  Мы,  конечно,
сомневались. Но Уайкем сказал, что мы можем поверить его чутью: он,  Уайкем,
никогда не  ошибается.  Да,  от  скромности  он  не  умрет!  Она  помолчала,
вспоминая. - Когда же это было, а?
   - В прошлом октябре исполнилось десять лет.
   Она вздохнула.
   - Как время летит...
   Да. И чем старше мы становимся, тем быстрее оно убегает. Жизнь больше  не
кажется бесконечной, как в юности. Года через четыре-пять мое  тело  уже  не
сможет так быстро  исцеляться  от  последствий  падений,  и  настанет  время
уходить из спорта. А я не был готов принять  неизбежное.  Я  страстно  любил
свое дело и не хотел расставаться с ним. Я был уверен, что после этого любая
другая жизнь покажется невыносимо тоскливой и пресной.
   Принцесса некоторое время молчала. Она думала о Каскаде и Котопакси.
   -  Этот  пистолет...  Приспособление  для   безболезненного   умерщвления
животных... -  осторожно  сказала  она.  -  Мне  не  хотелось  спрашивать  у
Робина... Как он выглядит?
   - Робин говорит, такие пистолеты сейчас вышли из употребления, сказал  я,
- но я один раз видел такой. Мне показывал ветеринар моего деда.
   Очень  тяжелый  пистолет  с  необыкновенно  толстым  дулом.   Ударник   -
металлический стержень, который ходит внутри ствола, когда  спускают  курок,
вылетает и тут же втягивается в ствол, потому что он сидит на пружине.  -  Я
поразмыслил. - Сам ударник немного толще карандаша и выходит наружу примерно
дюйма на четыре.
   - Такой маленький? - удивилась принцесса. - А я почему-то думала, что  он
должен быть гораздо больше... И я до сих пор  не  знала,  что  это  делается
спереди...
   Она внезапно осеклась и некоторое время сосредоточенно  созерцала  пейзаж
за окном. Она без разговоров согласилась  на  то,  чтобы  нанять  сторожа  с
собакой, и приказала Уайкему не скупиться. Принцесса прекрасно понимала, что
другим лошадям грозит то же самое.
   - А я так ждала Большого национального, - сказала она. - Так надеялась...
   - Знаю. Я тоже.
   - Ничего, вы все равно будете участвовать. На чьей-нибудь еще лошади.
   - Это не то.
   Она похлопала меня по руке - почти машинально.
   - Так бессмысленно! - горячо сказала она. - Так  глупо!  Муж  никогда  не
станет торговать оружием ради того, чтобы спасти моих лошадей. Никогда!
   Я даже просить не стану. Бедные мои лошадки...
   Некоторое время  она  боролась  со  слезами.  Несколько  раз  всхлипнула,
сглотнула, но в конце  концов  ей  удалось  справиться  с  собой.  Когда  мы
приехали на Итон-сквер, она пригласила  меня  в  гостиную  выпить  стаканчик
виски, "чтобы поднять настроение".
   Однако нам пришлось пересмотреть свои планы. Гостиная была не пуста.
   В креслах сидели двое, которые встали, когда вошла принцесса: принц Литси
и Даниэль.
   - Дорогая тетушка! - сказал принц. Он поклонился принцессе, поцеловал  ей
руку, потом в обе щеки. - Доброе утро.
   - Доброе утро, - ответила принцесса слабым голосом и поцеловала  Даниэль.
- А я думала, что вы вернетесь только поздно вечером.
   - Погода была ужасная, - ответил принц, пожимая руку мне. - Дождь.
   Туман. Холодно. Вчера вечером мы решили, что с нас довольно, и утром, еще
до завтрака, уехали.
   Я поцеловал Даниэль  в  шелковистую  щеку.  Мне  хотелось  большего.  Она
коротко взглянула мне в глаза и сказала, что Даусон сообщил им, что я сейчас
живу в особняке. Мне было плевать на Даусона. Я не виделся с ней три недели.
Однако при принцессе эмоции приходилось сдерживать. И я  помимо  своей  воли
вежливо поинтересовался, как ей понравились лекции. - Лекции были классные!
   Принцесса предложила нам троим выпить по рюмочке, пока она сходит наверх,
к мужу.
   - Разлейте, пожалуйста, - сказала она племяннику. - А вы, Кит, расскажите
им, пожалуйста, обо всем, что произошло, хорошо? Видите ли,  мои  дорогие...
такие ужасные новости...
   Она  сделала  неопределенный  жест  и  удалилась,  по-прежнему  прямая  и
стройная.
   - Кит? - обратился ко мне принц.
   - Сэр...
   Мы стояли лицом к лицу, как бы оценивая друг  друга.  Он  был  старше  на
десять лет и повидал куда больше моего. Принц Литси был крупным мужчиной,  с
большой головой, полными губами,  решительным  профилем  и  умными  светлыми
глазами. Светло-каштановые  волосы,  на  лбу  отчетливо  начинающие  редеть,
крепкая шея, выступающая из кремовой рубашки с открытым воротом. Да,  память
меня не обманула. Он действительно смотрелся впечатляюще. В последний раз мы
виделись где-то год назад.
   Ну, а принц видел перед собой человека с курчавыми каштановыми  волосами,
светло-карими глазами и  очень  худого  -  жокей  не  может  себе  позволить
набирать лишний вес. Возможно, он видел перед собой чудака, у  которого  он,
принц Литси, отбил невесту, соблазнив ее  радостями  духа,  доступными  лишь
посвященным. Но,  если  так,  надо  отдать  ему  должное:  на  его  лице  не
отражалось ни триумфа, ни насмешки.
   - Давайте выпьем, - сказала вдруг Даниэль. Она присела в кресло. Литси...
   Он еще несколько мгновений смотрел на меня, потом отошел к бару и занялся
бутылками. Я подумал, что разговаривать  нам  с  ним  доводилось  только  на
ипподромах, и все наши разговоры ограничивались  светской  болтовней.  А  на
самом деле мы друг друга почти не знали.
   Литси,  не  спрашивая,  налил  Даниэль  белого  вина,  а  нам  с  ним   -
шотландского виски.
   - Устроит? - спросил он, протягивая мне стакан.
   - Да, сэр.
   -  Зовите  меня  просто  Литси,  -  беспечно  разрешил  он.  -  Все   эти
церемонии... Среди своих я их опускаю. С тетей Касилией все иначе,  но  ведь
я-то никогда не видел былых времен. Монархии больше нет. Королем  я  никогда
не стану. Я живу в современном мире. Так что давайте по имени. Идет?
   - Да, если вы так хотите, - сказал я.
   Он кивнул и пригубил виски.
   - Однако тетю Касилию вы зовете "принцессой", - заметил он.
   - Она сама об этом попросила.
   - Ну и ладно, - он махнул рукой, показывая, что пора сменить тему.
   - Расскажите же, что у нас стряслось.
   Я посмотрел на Даниэль. На ней были черные брюки, белая рубашка и голубой
свитер. Губы, как обычно, накрашены розовой помадой, пушистые темные  волосы
перехвачены голубой косынкой. Все такое родное и до боли знакомое!
   Мне отчаянно хотелось обнять ее, прижать к себе, ощутить тепло ее тела...
   Но она сидела в кресле, и кресло было рассчитано на одного. Мы лишь  пару
раз мельком встретились глазами. Она сосредоточилась на своем бокале. "Я  ее
теряю! - подумал я. - Я этого не вынесу..."
   - Кит! - окликнул меня  принц,  садясь  в  кресло.  Я  глубоко  вздохнул,
перевел взгляд на принца, тоже сел  и  принялся  рассказывать  обо  всем  по
порядку, начиная с того, как Анри Нантерр ввалился в дом в пятницу  вечером,
и кончая убитым