ас  жизнь  человеку,
заставив людей снять куртки... - Литси опустил газету и пристально посмотрел
на меня. -А вы и не сказали, что это была ваша идея!
   Даниэль тоже смотрела на меня.
   - Почему ты нам не сказал?
   - Приступ скромности, - сказал я, прихлебывая сок.
   Литси рассмеялся.
   - Ну, тогда я вас и благодарить не стану!
   - Ну и не надо!
   - Поджарить тебе тост? - спросила Даниэль.
   - Да... да, пожалуйста.
   Она подошла к буфету, отрезала ломтик хлеба с отрубями и положила  его  в
тостер. Я смотрел, как она это делает, а Литси,  оказывается,  в  это  время
следил за мной. Я встретился с ним глазами, но так и не догадался, о чем  он
думает. Интересно, о многом ли можно догадаться по выражению моего лица?
   - Как мышцы? - спросил я.
   - Одеревенели.
   Я кивнул. Мой ломтик хлеба вылетел из тостера, Даниэль  положила  его  на
тарелку, принесла и поставила передо мной.
   - Спасибо, - сказал я.
   - Пожалуйста.
   Она сказала это легко и беспечно, но возврата к тем  ноябрьским  дням  не
было. Я принялся есть тост, пока он был еще горячим, благодаря  судьбу  хотя
бы за эти маленькие милости.
   - Вы сегодня заняты? - спросил Литси.
   - Пять заездов, - сказал я. - Вы едете?
   - Тетя Касилия говорила, что мы все едем.
   - Ах, ну да! - я поразмыслил, вспоминая утренний разговор в холле. Знаешь
что, - обратился я к Даниэль, - пожалуй, тебе стоит мимоходом упомянуть  при
Беатрис,  что  на  той  неделе  ты  работаешь  в  вечернюю  смену  только  в
понедельник.
   - Но это же неправда! - удивилась Даниэль. - Я работаю как обычно...
   - Да, но я хочу, чтобы Беатрис думала, что  понедельник  будет  последний
день, когда ты возвращаешься домой поздно.
   - Зачем? - спросила Даниэль. - Нет, я, конечно, сделаю, как  ты  просишь,
но зачем?
   Литси по-прежнему смотрел на меня, не отводя глаз.
   - А что еще? - спросил он.
   - Ну, - небрежно сказал я, - пожалуй, стоит закинуть удочку с несколькими
крючками с наживкой. Если даже рыбка и не клюнет, мы ничего не потеряем.
   - А если клюнет?
   - Подцепим.
   - А что за наживка? - поинтересовалась Даниэль.
   -  Подходящее  время  и  место  для  того,  чтобы  удалить  непреодолимое
препятствие.
   - Вы понимаете, о чем это он? - спросила Даниэль у Литси.
   - Боюсь, что да, - ответил Литси. - Вчера  вечером  Кит  сказал  Беатрис,
что, пока он здесь, Ролан этот контракт нипочем не подпишет. Кроме того, Кит
- единственный из нас, на кого Нантерр еще ни разу не  покушался,  хотя  уже
дважды обещал это сделать. Кит хочет указать ему  время  и  место,  куда  он
непременно явится. А мы это используем в своих целях. Время, я так  понимаю,
ночь на вторник, когда Кит выходит из дома, чтобы ехать за вами на работу.
   - А место? - Глаза у Даниэль расширились от страха.  Литси  покосился  на
меня.
   - Место есть, и очень удобное. Мы все его знаем.
   После мгновенной паузы Даниэль сказала ровным тоном:
   - Переулок.
   Я кивнул.
   - Сегодня, когда Томас повезет принцессу и Беатрис на скачки, он  скажет,
что забыл в  гараже  одну  нужную  вещь.  Томас  проедет  весь  переулок  до
разворота, чтобы показать его Беатрис, а  на  обратном  пути  остановится  у
гаража рядом с моим "мерседесом". Скажет что-нибудь насчет того, как темно и
пустынно здесь ночью, заметит, что этот "мерседес" мой, и упомянет,  что  на
нем-то я и езжу за тобой каждую ночь. Если Беатрис действительно шпионит  за
нами, есть  шанс,  что  Нантерр  таки  явится.  Ну  а  если  не  явится,  мы
действительно ничего не теряем.
   - А ты пойдешь туда, в переулок? - спросила Даниэль и ответила себе сама:
   - Дурацкий вопрос.
   - Я найму шофера с машиной, чтобы он доставил тебя  из  Чизика  домой,  -
сказал я. - А разве Томас не может?..
   - Томас сказал, что не пропустит такой цирк ни за что  на  свете.  Они  с
Робби оба будут там. Я не собираюсь идти в переулок в гордом одиночестве.
   - Я просто не смогу работать! - сказала Даниэль. - Я, пожалуй,  не  пойду
на работу.
   - Нет, вы должны пойти, - возразил Литси. - Все должно быть как обычно.
   - А что, если он придет? - спросила Даниэль. - Если вы его поймаете,  что
тогда?
   - Тогда я сделаю ему предложение, перед которым он не устоит, - сказал я.
Они оба захотели узнать, что за предложение, но я решил им пока не говорить.
Глава 14

   Мы все поехали на скачки в Сандаун  -  разумеется,  кроме  Ролана.  Ролан
остался на попечении Робби.
   Новый  телефон  на  сей  раз  поставили  в  офис   к   миссис   Дженкинс,
распорядившись, что, если кто-нибудь позвонит по поводу послания от Даниэль,
весь разговор следует записать и узнать у звонившего телефон или  адрес,  по
которому его можно найти.
   - Он может спросить  насчет  вознаграждения,  -  сказал  я  хрупкой,  как
былиночка, секретарше, а также Даусону и Робби. - Если спросит, скажите, что
вознаграждение он непременно получит.
   И все трое кивнули, не задавая вопросов. Мы с Литси и Даниэль задержались
в доме до тех пор, пока Томас не уехал с принцессой и Беатрис, которая шумно
жаловалась, что ей не нравится ездить  на  скачки  по  два  раза  в  неделю.
Захлопнув за ней заднюю дверцу, Томас лукаво подмигнул мне  перед  тем,  как
сесть за руль. Я подумал, какие все-таки верные и надежные у Касилии  слуги:
они выполняют любые просьбы, даже не понимая их смысла,  стоит  им  сказать,
что так нужно принцессе.
   Когда мы подошли к гаражам, "роллс-ройса" уже не было. Я снова  тщательно
проверил свою машину, чем немало встревожил Литси и Даниэль. Я позаимствовал
у механиков зеркальце на колесиках, которое  используется  для  того,  чтобы
быстро осмотреть днище машины, но никаких  взрывчатых  сюрпризов  не  нашел.
Однако я позволил Литси и Даниэль сесть в  машину  только  после  того,  как
завел ее, проехал несколько ярдов и резко затормозил.
   - Вы  что,  делаете  это  каждый  раз,  как  собираетесь  куда-то  ехать?
задумчиво спросил Литси, когда они наконец сели в машину.
   - Пока что да.
   - А почему бы  тебе  не  оставлять  машину  где-нибудь  еще?  -  спросила
Даниэль.
   - Я об этом думал. Но чем искать другую стоянку, проще все же каждый  раз
проверять машину.
   - А кроме того, - сказал Литси, - вы хотите, чтобы Нантерр знал,  где  вы
держите машину. Если он этого еще не знает.
   - Как бы я хотела, чтобы всего этого не было! - вздохнула Даниэль.
   Мы приехали на ипподром. Литси с Даниэль снова отправились на ленч,  а  я
на работу. Литси удалось избежать огласки, но мое имя было во всех  газетах,
и так много совершенно незнакомых людей пожимали  мне  руку,  что  меня  это
достало до печенок.
   Но  больше  всего  это  всеобщее  восхищение  раздражало  не   меня,   а,
разумеется, Мейнарда Аллардека. Он ходил за мной по пятам,  видимо,  надеясь
поймать на каком-нибудь нарушении правил.
   Сегодня он не был официальным распорядителем, делать ему было  нечего,  и
потому он торчал в паддоке, следя  за  каждым  моим  шагом,  и  всякий  раз,
возвращаясь в весовую, я встречал  его  на  пороге.  Глаза  его  были  полны
ненависти.
   Разумеется, он выглядел таким же благородным, как всегда: столп общества,
истинный джентльмен, который не имеет ни малейшего представления о  каких-то
там займах и активах. Когда я вышел в паддок перед третьей из моих скачек, в
которой участвовал Абсайль, лошадь принцессы, принцесса сразу отметила,  что
в нескольких ярдах от нас торчит Мейнард.
   - На вас очень пристально смотрит мистер Аллардек, - сказала она, когда я
подошел к ним. Литси, Даниэль и Беатрис тоже были здесь.
   - Я знаю, - ответил я.
   - А кто такой мистер Аллардек? - тут же встряла Беатрис.
   - Отец мужа сестры Кита, -  коротко  ответила  Даниэль.  Ее  тетушке  это
ничего не говорило.
   - Неприятно, - заметил Литси.
   Я кивнул.
   - Наверно, он на то и рассчитывает. Он весь день на меня пялится.
   - Но вас, похоже, это нисколько не смущает.
   - А почему я должен смущаться? Да, кстати, - обратился я к  принцессе,  -
все собираюсь спросить: что он сказал на той  неделе,  когда  я  выиграл  на
Каскаде?
   Принцесса  слегка  нахмурилась  при  упоминании  о  погибшей  лошади,  но
ответила:
   - Он утверждал, что вы  нещадно  хлестали  лошадь.  Это  его  собственные
слова. Если бы он нашел на Каскаде хоть один след  хлыста...  -  Она  пожала
плечами. - Он хотел, чтобы я подтвердила, что  вы  обращались  с  лошадью  с
особой жестокостью.
   - Спасибо, что вы этого не сделали.
   Она кивнула, зная, что я говорю всерьез.
   - С Абсайлем я постараюсь быть помягче, - пообещал я.
   - Ну, только не перестарайтесь, - улыбнулась принцесса. - Мне хотелось бы
выиграть.
   - А этот все смотрит! - сказала Даниэль. - Если бы  взглядом  можно  было
убивать, ты бы давно был покойником.
   Принцесса решила перейти в  наступление.  Она  сделала  вид,  что  именно
теперь вдруг заметила Мейнарда, вскинула обе руки в приветственном  жесте  и
воскликнула:
   - А, мистер Аллардек! Какой чудесный сегодня день, не правда ли?
   И приблизилась к нему  на  несколько  шагов,  чтобы  удобнее  было  вести
беседу.
   Мейнард снял шляпу, поклонился ей и довольно  хриплым  для  него  голосом
подтвердил, что да, день сегодня чудесный.  Принцесса  сказала,  как  хорошо
после стольких пасмурных дней  снова  увидеть  солнышко,  и  Мейнард  с  ней
согласился. Принцесса сказала, что да, конечно, сегодня холодно, но  ведь  в
это время года всегда холодно. И Мейнард сказал "да".
   Принцесса покосилась на нас и сказала Мейнарду:
   - Мне в Сандауне очень нравится, а вам? И, что самое  приятное,  все  мои
лошади всегда выступают здесь очень хорошо.
   Это замечание, с виду такое безобидное, заставило  Мейнарда  взглянуть  в
мою  сторону  еще  пристальнее,  чем  раньше.   Взгляд   был   действительно
убийственный.
   - Слушайте, - шепотом спросил Литси, - почему это его так разозлило?
   - Сейчас не могу объяснить, - ответил я тоже шепотом.
   - А потом?
   - Может быть.
   Жокеям подали сигнал  садиться  в  седло,  и  принцесса,  мило  улыбаясь,
пожелала Мейнарду всего хорошего и, прежде чем я отправился туда, где  стоял
Абсайль, тихо сказала мне:
   - Желаю вернуться целым и невредимым.
   - Спасибо, принцесса, - ответил я.
   Она стрельнула глазами в сторону Даниэль, и я только тут понял,  что  она
имела в виду: если со мной что-то случится, моя любимая будет  потеряна  для
меня навсегда.
   - И  постарайтесь  выиграть,  -  спокойно  сказала  принцесса,  хотя  это
несколько противоречило ее  предыдущему  высказыванию.  Я  кивнул  и  легким
галопом направился на Абсайле к старту, думая о том, что, конечно, я могу во
время этой скачки думать преимущественно о безопасности - на самом  деле,  я
всю неделю только и думаю, что  о  безопасности,  -  но,  если  я  собираюсь
поступать, так все время, мне лучше сразу уйти  на  пенсию.  Осторожность  и
победа несовместимы. Слишком осторожный жокей  потеряет  репутацию,  лишится
своих владельцев, погубит карьеру - и вдобавок потеряет самоуважение.
   По крайней мере в моем случае. Суровый выбор между Даниэль и карьерой, не
разрешенный мною за всю ночь, давил на меня уже  во  время  двух  предыдущих
заездов, барьерных скачек, не требовавших особого усердия. И я ни на миг  не
забывал о том, что она сейчас смотрит на меня с трибун - именно потому,  что
знал о ее страхах.
   Абсайль, серый стиплер восьми лет, был подвижным конем с мягким,  плавным
ходом, довольно  резвым,  но  не  слишком  выносливым.  Мы  выиграли  вместе
несколько скачек, но чаще приходили вторыми, третьими или четвертыми, потому
что у него  вечно  не  хватало  сил  на  финишный  рывок.  Единственным  его
преимуществом было то, что Абсайль совершенно не боялся препятствий. И  если
я буду его сдерживать, он притащится в самом хвосте.
   Сандаунский  ипподром,  расположенный   на   холмах,   с   семью   близко
поставленными  препятствиями  в  дальнем   конце,   был   местом,   идеально
приспособленным для хороших прыгунов. Я очень  любил  ездить  здесь,  и  для
Абсайля этот ипподром очень подходил, хотя подъем на финишной прямой мог его
доконать. Поэтому для того, чтобы победить, его  надо  было  вывести  вперед
после последнего поворота и взять три последних препятствия  с  максимальной
скоростью. Тогда, даже если он выдохнется  на  финишной  прямой,  нам,  быть
может, удастся удержать первенство до финиша.
   Сам Абсайль действительно явно рвался в  бой,  отчетливо  сообщая  мне  о
своем нетерпении. Грех было этим не воспользоваться:  в  Челтенхеме  он  все
равно выступать не будет, не тот класс.
   Старт  стипль-чеза  на  дистанцию  две  мили  пять  фарлонгов   находился
посередине дальней стороны ипподрома, позади канавы с водой. В тот день было
восемь участников, и Абсайль был вторым фаворитом.
   Мы стартовали не спеша, плотной группой - идти первым никому не хотелось,
-  и  мне  не  стоило  большого  труда  быть  осторожным  на   первых   трех
препятствиях, тех самых, которые в конце скачки будут последними.
   Но, когда мы свернули направо и вышли на второй круг, передо мной во весь
рост встал выбор. Либо, не  сбавляя  хода,  взять  очередное  препятствие  с
перепадом  высот,  могилу  стольких  надежд,  либо  придержать  коня,  взять
препятствие осторожно, потеряв на этом, быть может, корпуса четыре...
   Абсайль рванулся вперед. Я не стал его сдерживать.  Мы  перелетели  через
препятствие, обогнав на прыжке двух лошадей, приземлились на  уходящем  вниз
склоне аккуратно и, не теряя скорости, миновали поворот и  вышли  на  прямую
уже вторыми.
   Семь препятствий на этой прямой были расставлены так, что, правильно взяв
первое из них, ты автоматически правильно подходил ко  всем  остальным,  все
равно как со светофорами на шоссе. Вся  штука  была  в  том,  чтобы  заранее
правильно рассчитать подход к первому препятствию и вовремя  придержать  или
выслать лошадь, так чтобы на  подходе  ко  второму  препятствию  ей  уже  не
приходилось замедлять или ускорять ход.  Все  толковые  жокеи  учатся  этому
искусству с младых ногтей. Абсайль  понял  мой  намек,  чуть  сократил  ход,
радостно помчался дальше и великолепно взял первое из семи препятствий.
   Решение было  принято  почти  бессознательно.  Я  просто  не  мог  ничего
поделать. Передо мной маячила победа, и я не мог  отказаться  от  нее,  даже
ради Даниэль.
   Абсайль обошел фаворита на втором из семи препятствий. Я мысленно твердил
ему: "Давай, давай скачи, не останавливайся, так и надо, это  твой  шанс,  я
такой, какой есть, и с этим ничего  не  поделаешь,  такова  жизнь...  скачи,
лети!"
   Он перелетел открытую  канаву,  потом  водное  препятствие.  Проплыл  над
последними тремя препятствиями на дальней стороне. На последнем повороте  он
все время шел впереди, с отрывом ярдов на тридцать. Еще три препятствия.
   Абсайль прижимал уши. Он был доволен собой. Осторожность давно  проиграла
эту битву, как в его душе, так и в моей. Он взял первое  из  препятствий  на
всем скаку, потом второе, потом третье -  я  почти  лежал  у  него  на  шее,
перенеся вес вперед, голова к голове.
   На подъеме Абсайль очень быстро выбился из сил, как я и боялся. Надо было
не давать ему сбавлять ход,  но  я  чувствовал,  как  он  начинает  слабеть,
колебаться и всеми средствами сообщать мне, что дальше он скакать не может.
   "Давай, давай, держись, мы уже почти пришли, ты только держись,  держись,
ты,  старый  пень,  мы  не  можем  проиграть  теперь,  победа  уже   близко,
держись..."
   Я слышал рев толпы, хотя обычно его  не  слышно.  Я  слышал  топот  копыт
другой лошади, нагоняющей нас. Я видел эту  лошадь  боковым  зрением,  жокей
размахивал хлыстом,  почуяв,  что  Абсайль  выдохся...  и  мимо  промелькнул
финишный столб. Как раз вовремя. Еще три скачка, и было бы поздно.
   Абсайль гордился собой. Еще бы! Он это заслужил. Я от души  похлопал  его
по шее и  сказал,  что  он  молодец,  что  он  отлично  потрудился,  что  он
замечательный парень. И он рысью направился туда, где расседлывают лошадей.
   Уши у него все еще были прижаты, и щетки на копытах топорщились.
   Принцесса раскраснелась, как всегда, когда исход скачки бывал  неизвестен
до последнего момента. Я соскользнул на землю, улыбнулся  принцессе  и  стал
расстегивать подпруги.
   - Это у вас называется "быть помягче"? - без обиняков спросила она.
   - Работа такая! - вздохнул я.
   Абсайль  буквально  кланялся  толпе  -  он  понимал,   что   эти   овации
предназначаются ему. Я снова похлопал его по шее,  благодаря.  Он  встряхнул
своей серой головой, повернулся  так,  чтобы  видеть  меня  обоими  глазами,
фыркнул и снова кивнул.
   - Они с вами разговаривают, - заметила принцесса.
   - Некоторые - да.
   Я забросил подпруги на седло,  повернулся,  чтобы  идти  взвешиваться,  и
обнаружил, что на пути у меня  стоит  Мейнард  Аллардек  -  прямо  как  Анри
Нантерр тогда, в Ньюбери. И от него разило ненавистью.
   Я остановился. Мне никогда не нравилось разговаривать с ним,  потому  что
все, что бы я ни сказал, Мейнард воспринимал как личное оскорбление.
   Кто-то из нас должен был уступить дорогу, и этим кем-то  буду  я,  потому
что в любой стычке между распорядителем  и  жокеем  проигравшим  оказывается
жокей.
   - А, мистер Аллардек! - сказала принцесса, подходя ко мне.  -  Вы  пришли
меня поздравить? Великолепная победа, не правда ли?
   Мейнард снял шляпу и мужественно ответил,  что  очень  рад,  что  ей  так
повезло, тем более что ее жокей вырвался  вперед  слишком  рано  и  едва  не
проиграл скачку на финишной прямой.
   - Но, мистер Аллардек, - говорила принцесса, в то  время  как  я  вежливо
обошел его и направился к двери весовой, - если бы он не вырвался так далеко
вперед, он бы тем более не продержался на подъеме.
   "Она не только замечательная леди, - с благодарностью подумал  я,  садясь
на весы, - она еще и понимает, что  происходит  во  время  скачки!  Немногие
владельцы могут этим похвастаться".
   Однако Мейнард меня тревожил. Было очень похоже на то, что он  нарывается
на драку. Так что надо  все  время  быть  настороже,  чтобы  по  возможности
избежать стычки. Снятый мною фильм о  Мейнарде  вполне  может  погубить  его
репутацию, но это крайнее средство, и не  следует  прибегать  к  нему  из-за
таких  пустяков:  он  охраняет  от  разрушительных  последствий  одержимости
Мейнарда не только меня, но и Бобби с Холли, что  важнее.  Конечно,  если  я
пущу в ход этот фильм, карьере Мейнарда придет  конец,  но  зато  его  злоба
вырвется на волю. Терять ему будет больше нечего, и  тогда  всем  нам  будет
угрожать серьезная опасность.
   Ну а тем временем мне, как всегда, предстояло еще две скачки. Я  еще  два
раза покрыл расстояние между стартом и финишем, не думая об осторожности,  и
по милости богов ни разу не упал.  Мейнард  по-прежнему  злобно  пялился  на
меня, я по-прежнему был предельно учтив, и мне таки удалось  дожить  до  чая
целым и невредимым.
   Я переоделся и отправился в ложу принцессы.  Кроме  нее,  там  были  лорд
Вонли, Литси и Даниэль. Беатрис не было.
   - Дорогой мой, - воскликнул лорд  Вонли,  лучась  доброжелательностью,  -
какая  скачка!  Я  как  раз  зашел,  чтобы  поздравить  принцессу   Касилию.
Замечательно, друг мой, просто замечательно! Какой тонкий расчет!
   - Благодарю вас, - вежливо ответил я.
   - А вчера? Это было сделано великолепно! Высший класс!
   - Мои лошади вчера не участвовали, - с улыбкой заметила принцесса.
   - Да нет, я не о скачке, а о том, как  он  спас  жизнь  тому  остолопу  в
Брэдбери.
   - Какому остолопу? - удивилась принцесса.
   - Ну, какой-то дурень полез куда его не просили  и  свалился  с  галереи.
Как, Кит вам не рассказывал? Хотя  да,  пожалуй,  -  задумчиво  сказал  лорд
Вонли, - это не в его духе. Во всяком случае, сегодня на ипподроме только  и
было разговоров, что об этом происшествии. Об  этом  писали  почти  во  всех
газетах.
   - Я не читала сегодняшних