газет, - объяснила принцесса.
   Лорд Вонли любезно пересказал ей из вторых рук повествование о  вчерашних
событиях. В общем и целом  оно  соответствовало  действительности.  Литси  с
Даниэль усердно глазели в окна, а я жалел о том, что не могу съесть пирожное
с кремом. Наконец запас восторженных эпитетов у лорда Вонли иссяк.
   - Да, кстати! - сказал он мне, взяв с чайного  столика  лежавший  на  нем
большой коричневый конверт и протянув его мне. - Это вам.  Все,  что  у  нас
нашлось. Надеюсь, вам это пригодится.
   - Спасибо большое! - сказал я, взяв конверт.
   - Пожалуйста! - ответил  лорд  Вонли,  лучезарно  улыбаясь.  -  Принцесса
Касилия, благодарю за чай! И еще раз поздравляю!
   И   он   удалился,   источая   благожелательность,   оставив    принцессу
ошеломленной.
   - Вы же были в Брэдбери! -  сказала  принцесса  Литси  и  Даниэль.  -  Вы
видели, как это произошло?
   - Нет, не видели, - ответила Даниэль. - Мы прочли об этом сегодня  утром,
в "Спортивной жизни".
   - А почему же вы мне не сказали?
   - Кит не хотел огласки...
   Принцесса посмотрела на меня. Я пожал плечами:
   - Да, не хотел. И я вам буду очень признателен,  принцесса,  если  вы  не
скажете об этом миссис Бэнт.
   Она не успела спросить почему, потому что в этот  момент  появилась  сама
Беатрис. Легка на помине. Она вошла в ложу с довольной ухмылкой, которая еще
больше расширилась при виде меня. Не сводя с меня глаз, Беатрис с  аппетитом
слопала пирожное с кремом, словно  мой  голодный  вид  доставлял  ей  особое
удовольствие. Я слегка усмехнулся про себя. Если бы  это  было  единственным
несчастьем, свалившимся на меня за сегодняшний день,  я  был  бы  счастливым
человеком!
   Принцесса сказала Беатрис, что пора уезжать, потому что последняя  скачка
давно окончилась, и увела ее к "роллс-ройсу". Нечего было и  надеяться,  что
Литси поедет с ними, даже если бы он этого хотел: Даниэль цеплялась  за  его
руку всю дорогу до автостоянки. Ей не хотелось оставаться  со  мной  наедине
после вчерашнего объяснения, и я понял, что без его поддержки она бы  вообще
не решилась приехать. Впрочем, наверно, я знал это с самого  начала.  Завтра
скачки снова будут в Сандауне, и  я  начинал  думать,  что,  возможно,  если
Даниэль на них не поедет, всем будет спокойнее.
   Когда мы добрались до машины. Литси по настоянию Даниэль сел на  переднее
сиденье, а сама она устроилась сзади. Прежде чем завести  машину,  я  открыл
коричневый конверт, который вручил мне лорд Вонли.
   Внутри оказалась маленькая вырезка из газеты, еще одна вырезка, побольше,
из иллюстрированного журнала, черно-белая  фотография  восемь  на  десять  и
записка от лорда  Вонли  с  комплиментами  и  просьбой  вернуть  все  это  в
"Глашатай", потому что у них остались только ксероксы.
   - Что это? - спросил Литси.
   Я  передал  ему  черно-белую  фотографию,  на  которой  была   изображена
церемония вручения приза после скачки. Даниэль заглянула Литси через плечо и
спросила:
   - Что это за люди?
   - Человек, которому вручают кубок, - это Нантерр.
   Оба сказали "Ох ты!" и вгляделись повнимательнее.
   - Рядом с ним - французский тренер Вийон. Дело происходит, я так понимаю,
на ипподроме в Лонгшаме. Посмотрите на обороте,  там  должна  быть  какая-то
информация.
   Литси перевернул фотографию.
   - Тут написано просто: "После скачки на При-де-ля-Сите:  Вийон,  Нантерр,
Дюваль".
   - Дюваль - это жокей, - пояснил я.
   - Так вот как выглядит этот Нантерр... - задумчиво протянул Литси.
   - Да, его ни с кем не спутаешь.
   Он передал фотографию Даниэль.
   - Ну, что там у нас еще?
   - Статья из  прошлогоднего  английского  журнала,  посвященная  грядущему
Дерби. В нем должна  была  участвовать  одна  из  лошадей  Вийона,  как  там
сказано,  "после  недавнего  триумфа  в  Лонгшаме".  Нантерр  упоминается  в
качестве одного из владельцев. Газетная вырезка, тоже английская,  оказалась
не более содержательной. Прюдом, жеребец французского  предпринимателя  Анри
Нантерра (тренер Вийон), прибыл в Англию,  чтобы  участвовать  в  скачках  в
Нью-маркете, но при выгрузке из самолета умер от сердечного приступа. Все.
   - А кто фотограф? - спросил я, обернувшись к Даниэль. - Там не написано?
   - "Все права принадлежат "Глашатаю", - прочла она  на  обороте.  Я  пожал
плечами.
   - Наверно, они ездили в Париж на какую-то большую скачку.  Скорее  всего,
на Триумфальную арку.
   Я забрал фотографию и сунул все вместе обратно в конверт.
   - Какое решительное лицо! - сказала Даниэль, имея в виду Нантерра.
   - И голос тоже решительный.
   - А мы ни на шаг не продвинулись, - вздохнул Литси.
   Я завел машину и двинулся к Лондону. На Итон-сквер ничего интересного  не
произошло, и Робби начинал скучать.
   - Ничего, - сказал я ему,  -  ты  отрабатываешь  свой  хлеб  самим  своим
присутствием.
   - Слушай, мужик, а что толку? Все равно же никто не знает, что я здесь!
   - Не беспокойся,  -  сухо  сказал  я.  -  Все,  что  происходит  в  доме,
становится известно человеку, от которого ты этот дом охраняешь. Так что  не
расслабляйся.
   - Я и не расслабляюсь! - обиделся Робби.
   - Вот и хорошо.
   Я показал ему фото из "Глашатая".
   - Вот этот человек, - сказал я ему,  ткнув  пальцем  в  фотографию.  Если
увидишь его, будь осторожен. Он носит пистолет. Возможно, пистолет  заряжен,
а возможно, и нет. И у него вечно в запасе какие-нибудь пакости.
   Робби долго и внимательно смотрел на фотографию. И наконец сказал:
   - Я его запомнил.
   Я отнес приношения лорда Вонли в "бамбуковую" комнату, позвонил  Уайкему,
прослушал сообщения с автоответчика, разобрался с ними  -  обычные  вечерние
дела. Когда я спустился в  гостиную  выпить  рюмочку  перед  ужином.  Литси,
Даниэль и принцесса обсуждали французских импрессионистов, выставлявшихся  в
Париже около 1880 года.
   Сезан... Ренуар... Дега... Про этих я хотя бы слышал. Я подошел к подносу
с напитками и выбрал шотландское виски.
   - А Берт  Моризо?  -  сказал  Литси,  обращаясь  ко  всем  присутствующим
одновременно. - Это же само совершенство! Не правда ли?
   - А что он писал? - спросил я, открывая бутылку.
   - Не он, а она, - поправил Литси.
   Я хмыкнул и налил себе немного виски.
   - Ну, она так она. Так что же она писала?
   - Девушек, младенцев, освещенные мастерские...
   Я уселся в кресло и принялся прихлебывать виски, глядя на Литси. "Он,  по
крайней мере, не выставляется передо мной", - подумал я.
   - Их трудно увидеть, - продолжал Литси. - Большинство ее работ хранится в
частных коллекциях, есть собрание в  Париже,  некоторые  -  в  "Национальной
галерее искусств" в Вашингтоне...
   Я подумал, что вряд ли стану охотиться за ними.
   - Изумительные картины! - сказала принцесса. - Они прямо светятся...
   - И еще Мэри Кассат, - заметила Даниэль. - Блестящая художница!
   Она была американка, но училась у Дега в Париже, - пояснила она для меня.
   Я подумал, что, если ей так хочется, я готов ходить с  ней  по  картинным
галереям.
   - Когда-нибудь, - сказал я мимоходом, - ты мне обо всем этом расскажешь.
   Она резко отвернулась, словно вот-вот расплачется. Мне  этого  совсем  не
хотелось. Так что, может, и к лучшему, что в это время  явилась  Беатрис  за
своей "Кровавой Мэри".
   Беатрис была  оскорблена  в  лучших  чувствах.  Робби  опять  носился  по
лестницам, налетел на нее и не нашел ничего лучшего, как сказать: "Старушка,
снимись с тормоза!"
   Я не смог сдержать улыбки. Беатрис ее заметила,  и  ей  это,  разумеется,
очень не понравилось. Литси  спрятал  усмешку  в  своем  бокале.  Принцесса,
покусывая губы, чтобы не рассмеяться, заверила золовку, что  попросит  Робби
быть осторожнее. Беатрис заявила, что во всем  я  виноват:  притащил  в  дом
этого хулигана. Происшествие немало подняло нам  всем  настроение,  и  вечер
прошел куда веселее, чем предыдущие. Но тем не менее на объявления так никто
и не ответил, и Нантерр тоже не звонил.
   А на следующее утро Даусон разбудил меня,  когда  не  было  еще  и  семи,
сказав, что мне звонит Уайкем Харлоу.
   Я мгновенно проснулся и поднял трубку.
   - Уайкем?
   -  К-к-кит!  -  Он  отчаянно  заикался.  -  П-п-при-езжай.   Пприезжай...
н-немедленно!

Глава 15

   И почти сразу бросил трубку, не сказав мне, что случилось.  Я  немедленно
перезвонил ему, но никто не ответил.  Исполненный  ужасных  предчувствий,  я
поспешно оделся, бросился к машине, кое-как проверил ее и помчался по  почти
пустым улицам в сторону Суссека. Уайкем, похоже, был не в себе.
   Голос его дрожал от  потрясения.  К  тому  времени,  как  я  добрался  до
конюшни, к потрясению добавился бессильный гнев. Уайкем буквально трясся.
   Когда я въехал во двор, он стоял там с Робином Кертисом, ветеринаром.
   - Что случилось? - спросил я, выбираясь из машины.
   Робин беспомощно развел руками, а Уайкем яростно бросил:
   - Иди п-посмотри!
   Он провел меня во дворик, соседний с тем, где стояли Каскад и  Котопакси.
У Уайкема дрожали колени, но злость заставляла его держаться прямо.
   Он подошел к одной из закрытых дверей и хлопнул по ней ладонью.
   - Тут! - сказал он.
   Дверь была закрыта, но не заперта. Запирать ее больше незачем  -  лошадь,
стоявшая здесь, уже не сбежит.
   Я отворил обе половинки  двери,  верхнюю  и  нижнюю,  и  увидел  труп  на
торфяной подстилке. Темно-рыжий, три белых чулка, белая проточина... Коль.
   Я молча повернулся к Уайкему с Робином. Я испытывал тот же  гнев,  что  и
Уайкем, и еще - отчаяние. Расторопен Нантерр, расторопен... Пожалуй, ему  не
понадобится много времени, чтобы заставить Ролана де Бреску сдаться.
   - Так же, как и в прошлый раз, - сказал Робин. Он  наклонился,  приподнял
рыжую челку и показал мне темное пятно на белой проточине. -  В  ране  много
масла...  С  прошлого  раза  пистолет  смазали...  -  Он  опустил  челку   и
выпрямился. - Лошадь успела совсем закоченеть.  Это  было  сделано  довольно
давно - скорее всего еще до полуночи. Коль... так замечательно державшийся в
Аскоте, готовившийся к Челтенхему, к Золотому кубку...
   - А где был сторож? - спросил я, обретя наконец дар речи.
   - Здесь он был, - сказал Уайкем. - В смысле, не в этом дворе, а вообще  в
конюшне.
   - Он уже ушел?
   - Нет, я ему сказал подождать тебя. Он на кухне.
   - Кроме Коля, никого... никого не тронули, да ведь?
   Робин кивнул.
   - И то слава богу.
   "Утешение небольшое", - подумал я. Котопакси и Коль были  двумя  из  трех
лучших лошадей принцессы, и то, что жертвами сделались именно они, не  могло
быть случайностью.
   - А Кинли? - спросил я у Уайкема. - Вы к нему заходили?
   - Да, прямо отсюда. Он по-прежнему в угловом деннике, в соседнем дворе.
   - Страховой компании это не понравится, - сказал Робин, глядя  на  убитую
лошадь. - Смерть двух лошадей могла быть случайностью. Но на этот  раз...  -
Он пожал плечами. - Впрочем, это не мои проблемы.
   - Но как он узнал, где их искать? - спросил я,  обращаясь  не  столько  к
Робину с Уайкемом, сколько к себе самому. - Коль всегда здесь стоял?
   - Да, - сказал Уайкем. - Наверно, теперь  надо  будет  их  всех  поменять
местами. Какой бардак будет в конюшне...
   - Абсайль в порядке? - спросил я.
   - Кто-кто?
   - Вчерашний победитель.
   Уайкем сразу вспомнил, о ком идет речь.
   - Да-да, он в порядке!
   Я думал о том, что Абсайль такой же приметный, как остальные. Не гнедой и
не темный, как Каскад, а серый, с черной гривой и хвостом...
   - Где он? - спросил я.
   - В последнем дворе, у самого дома.
   Я довольно часто бывал у Уайкема, но мне  почти  никогда  не  приходилось
выводить или ставить лошадей в конюшню. И хотя я знал, где  стоят  некоторые
из них - в частности, Котопакси, - большинство я бы найти не смог.
   Я потрогал переднюю ногу Коля. Она была ледяной и твердой, как камень. Та
самая нога, которая спасла нас обоих от падения, приняв  на  себя  весь  его
вес...
   - Надо сообщить принцессе, -  уныло  сказал  Уайкем.  -  Или  ты  сам  ей
передашь, Кит?
   - Передам, - пообещал я. - В Сандауне.
   Он слабо кивнул.
   - Какие там лошади участвуют? - спросил он.
   - Геликон принцессы и еще три другие.
   - Ну да, список у Дасти...
   - Ага.
   Уайкем бросил прощальный  взгляд  на  погибшее  великолепие,  лежавшее  в
деннике.
   - Я убью засранца, который это сделал, - сказал он. -  Пристрелю  из  его
собственного пистолета.
   Робин вздохнул и затворил двери денника, сказав, что позвонит  живодерам,
если Уайкем, конечно, не возражает.
   Уайкем молча кивнул, и мы все вместе направились к  дому  Уайкема.  Робин
зашел в кабинет позвонить по телефону. Сторож с собакой по-прежнему сидел на
кухне, хотя ждать ему явно надоело. Его пес, большой черный доберман,  лежал
у ног хозяина и зевал.
   - Расскажите Киту Филдингу то, что вы говорили мне, - сказал Уайкем.
   Тон был вызывающий - видимо, он чувствовал себя виноватым.  Я  уселся  за
стол напротив него и спросил, как ему удалось проворонить пришельца, который
застрелил Коля.
   - А че я мог сделать? - возмутился сторож. - Когда тут бонбы взрываются!
   - Какие бомбы? - Я покосился на  Уайкема.  Он,  видимо,  уже  слышал  эту
историю. - Господи, какие еще бомбы?
   У сторожа были усы, и он все время приглаживал их большим и  указательным
пальцами.
   - А я че, знал, что они не настоящие?  -  сказал  он.  -  Грохоту  с  них
было...
   - Начните, пожалуйста, с начала, - попросил я. - С того момента,  как  вы
пришли на дежурство. И... э... это вы были здесь все предыдущие ночи?
   - Ага, - сказал он. - С понедельника по пятницу, пять ночей.
   - Хорошо, - сказал я. - Опишите прошлую ночь.
   - Ну, прихожу я на дежурство около шести, когда, значить,  главный  конюх
кормить закончит. Сажусь тута, на  кухне,  и  каждые  полчаса  делаю  обход.
Стандартная процедура.
   - Сколько времени занимает обход?
   - Минут так пятнадцать, а может, и  больше.  Сейчас  по  ночам  холодрыга
жуткая...
   - И вы заходите в каждый двор?
   - Ни одного не пропускаю! - сказал он с видом оскорбленной невинности.
   - А еще куда?
   - На сеновал, в сарай, на зады, где трактор с бороной стоят,  к  навозной
куче - везде, короче.
   - Продолжайте, пожалуйста, - сказал я. - И сколько же обходов вы  сделали
к тому времени, как услышали взрыв?
   Он посчитал на пальцах.
   -  Ну,  скажем,  девять.  Заходил  тут  главный  конюх,   проверить   все
напоследок, как всегда, и все было тихо. Прихожу я сюда, значить,  погреться
маленько, и выхожу на обход где-то, ну, скажем, в полодиннадцатого. Пошел  я
вокруг конюшни и вдруг слышу  на  задах  взрыв.  Ну,  я  и  побежал  туда  с
Рейнджером, - он кивнул на свою собаку. - А че было делать-то?  Это  ж  само
собой...
   - Да, конечно, - сказал я. - А где именно на задах?
   - Я сперва не разглядел, потому как там  темно  было  и  воняло,  знаете,
гарью, аж в глотке першило, а  потом  футах  в  десяти  от  меня  взорвалась
вторая. У меня едва барабанные перепонки не полопались!
   - Так где все-таки были эти бомбы? - снова спросил я.
   - Одна - точнехонько позади навозной кучи. Я потом посветил  фонариком  и
нашел то, что от нее осталось.
   - Но вы не все время пользуетесь фонариком?
   - В конюшне-то он не нужен. Почти во всех дворах свет есть.
   - Угу. Ладно. А вторая где была?
   - Под бороной.
   Уайкем, как и многие тренеры, время от  времени  выравнивал  свои  загоны
бороной.
   - И что, борона тоже взорвалась? - спросил я, нахмурившись.
   - Не, это была не такая бонба.
   - А что это была за бомба?
   - Она взорвалась под бороной и рассыпалась дождем  искр.  Золотых  таких,
мелких и горячих. На меня попало несколько штук. Петарда это была.  Я  потом
нашел пустые коробки. Они малость обгорели, но на них было написано:
   "Бонба".
   - А сейчас они где?
   - Там и лежат, где взорвались. Я их не трогал, только  перевернул,  чтобы
прочесть, что на них написано.
   - А как вел себя ваш пес?
   Сторож выглядел разочарованным.
   - Я его с поводка не спускал. Я его всегда на поводке вожу, как положено.
Он испугался - то ли взрывов, то ли искр, то ли вони. Он вроде  как  приучен
не бояться пальбы, но петард он испугался. Гавкал как оглашенный  и  пытался
удрать.
   - Он пытался побежать в другую сторону, но вы ему не дали?
   - Ну да.
   -  Возможно,  он  пытался  погнаться  за  человеком,  который   застрелил
лошадь...
   У сторожа отвисла челюсть, потом он опять захлопнул рот. Погладил  усы  и
сделался заметно агрессивнее.
   - Он на бонбы гавкал!
   Я кивнул. Спорить не имело смысла - все равно теперь уже поздно.
   - И вы, наверно, не слышали других звуков, в отдалении... Я имею в  виду,
вы не слышали выстрела?
   - Не, не слышал. У меня в ушах звенело, и Рейнджер рвался с поводка...
   - А что вы сделали потом?
   - Да ничего, - сказал сторож.  -  Я  подумал,  это  конюхи  развлекаются.
Настоящие мартышки... Пошел дальше с обходом,  как  обычно.  И  все  было  в
порядке... ну, то есть я ничего такого не приметил.
   Я обернулся к Уайкему. Тот мрачно слушал.
   - А вы слышали эти взрывы? - спросил я.
   - Нет, я спал. - Поколебавшись, он добавил:
   - Понимаешь, у меня бессонница... А все эти дни я вообще не мог спать без
таблеток. Четыре ночи подряд все было спокойно, и я почти не спал.  А  вчера
как раз принял таблетку...
   Я вздохнул. Даже если бы Уайкем и не спал, он бы тоже  прибежал  на  шум,
так что ничего бы не изменилось.
   - Это вы были здесь в среду, когда на конюшню кто-то забрел? спросил я  у
сторожа.
   - Да, я. Рейнджер скулил, но я никого не нашел.
   "Нантерр, - подумал я, - приходил сюда ночью  в  среду,  собираясь  снова
убить кого-то из лошадей, но собака ему  помешала.  И  две  ночи  спустя  он
предпринял отвлекающий маневр..."
   Наверно, он был в Аскоте и запомнил Коля. Но я его  там  не  видел.  И  в
Брэдбери тоже. Впрочем, нет ничего удивительного: на  ипподроме  была  толпа
народу, а я почти все время был занят... Я посмотрел на Рейнджера.
   - Скажите, - спросил я, - когда кто-то приходит - вот, как я, например, -
как Рейнджер реагирует?
   - Встает, подходит к двери и поскуливает. Он вообще пес тихий.  Почти  не
гавкает. Потому я и понял, что он гавкал на бонбы.
   - Скажите, а что вы делаете, когда... э-э... отдыхаете на кухне?
   - Чай пью. Перекусываю. Отдыхаю.  Читаю  чего-нибудь.  Телик  смотрю.  Он
снова пригладил усы. Я со своими вопросами ему явно не нравился. -  Не  дрых
я, если вы это имеете в виду!
   Именно это я и имел в виду. И скорее всего именно это он и  делает  время
от времени. Впрочем, после четырех долгих холодных ночей, за которые  ничего
не произошло, это вполне понятно. Хотя и непростительно.
   - В выходные, - сказал я Уайкему, -  надо  удвоить  караул.  Может,  даже
утроить. И не только в выходные.
   Он кивнул.
   - Придется.
   - В полицию сообщили?
   - Нет еще. Сейчас позвоню. - Он с отвращением взглянул на сторожа.
   - Они захотят услышать то, что вы рассказали.
   Но сторож встал, заявил, что его дежурство уже час как кончилось, и  если
полиции он понадобится, пусть ищут его через фирму, а он пошел спать.
   Уайкем проводил его тяжелым взглядом и спросил:
   - Что за чертовщина творится, Кит? Принцесса знает, кто их всех  убил,  и
ты тоже знаешь. Объясни!
   Я подумал, что нечестно  ничего  ему  не  говорить,  и  примерно  изложил
ситуацию: один человек преследует семью Ролана, чтобы тот подписал контракт.
   - Но это же... терроризм! - произнес Уайкем  с  таким  брезгливым  видом,
словно само существование этого слова его оскорбляло.
   - Да, мелкий терроризм, - согласился я.
   - Мелкий? - воскликнул Уайкем. - Убить трех великолепных  лошадей  -  это
разве мелочь?
   Нет, конечно, не мелочь. Мне становилось дурно при одной  мысли  об  этих
бессмысленных смертях. С точки  зрения  мировых  масштабов  терроризма,  это
действительно была мелочь, но она росла из той же  подлой  уверенн