Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
ться в седло, и Дасти, как обычно,
ловко подсадил меня. Я выехал на дорожку, надеясь, что ничего серьезного не
случилось. По дороге к старту я успел взглянуть в сторону личной ложи
принцессы, расположенной на самом верху трибун, ожидая увидеть ее там вместе
со знакомыми.
Однако на балконе никого не было. Я впервые ощутил настоящую тревогу.
Если бы ей пришлось внезапно уехать с ипподрома, она бы непременно
предупредила меня. Не так уж трудно было меня найти: я все время стоял
здесь, в паддоке. Хотя, конечно, сообщение могли и забыть передать. Вряд ли
слова:
"Скажите Киту Филдингу, что принцесса Касилия уехала домой" - сочтут
информацией первостепенной важности.
Я подъехал к старту, думая, что со временем я все узнаю, и надеясь, что
она не получила дурных вестей о своем болезненном и старом, прикованном к
инвалидной коляске муже.
Котопакси в отличие от Каскада буквально завалил меня информацией в
основном о том, что он чувствует себя хорошо, что он не имеет ничего против
холодной погоды, что он не участвовал в скачках с Рождества и рад снова
очутиться на ипподроме. Январь был снежный, в начале февраля стояли морозы -
а такие страстные поклонники скачек, как Котопакси, не любят подолгу
застаиваться в конюшне.
Уайкем - в отличие от большинства газет, - не ожидал, что Котопакси
одержит победу в Ньюбери.
- Он еще не готов, - сказал он мне по телефону накануне вечером. Он
наберет форму только к самому Большому национальному. Приглядывай за ним,
Кит, ладно?
Я пообещал, что буду приглядывать за ним, ну а теперь, после Каскада,
собирался исполнить это обещание как можно тщательнее. Остерегаться Мейнарда
Аллардека и послать к черту этого принца Литси. Мы с Котопакси прошли
дистанцию осмотрительно, собранно, аккуратно подходя к каждому препятствию,
чисто взяли их все одно за другим, радуясь своей ювелирной работе и не тратя
лишнего времени. Я достаточно размахивал хлыстом, чтобы создать иллюзию, что
мы полностью выложились на финише, и пришел третьим - неплохо, обнадеживающе
близко к выигрышу. Хорошая тренировка для Котопакси, залог будущего успеха
для Уайкема, радостное предвкушение для принцессы.
Во время скачки в ложе ее не было. Не появилась она и там, где
расседлывают лошадей. Дасти бормотал что-то невнятное по поводу ее
отсутствия.
Я поспрашивал в весовой, не просила ли она мне что передать, но
безрезультатно. Я снова переоделся к пятой скачке, а потом сменил жокейский
костюм на обыкновенный и решился все же зайти в ее ложу, как делал каждый
раз по окончании скачек, спросить у официантки, которая там прислуживала, не
знает ли она чего-нибудь.
Принцесса имела собственные ложи на нескольких ипподромах, и все они были
отделаны одинаково - в кремовых, кофейных и персиковых тонах. В каждой были
обеденный стол и стулья, чтобы можно было перекусить, а за ними стеклянная
дверь, ведущая на балкон. Она регулярно принимала там знакомых, но сегодня
ни ее, ни знакомых не было видно.
Я коротко постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, повернул ручку и
вошел.
Стол, как обычно после ленча, был отодвинут к стене, чтобы освободить
место, и на нем было расставлено все, что требуется к чаю: маленькие
сандвичи, пирожные, чашки с блюдцами, спиртное, коробки с сигарами. В тот
день все это было не тронуто, и в комнате не было официантки, которая
разливала чай и всякий раз с улыбкой спрашивала, класть ли мне лимон.
Я подумал, что в ложе никого нет, но ошибся. Принцесса была здесь.
Она сидела на стуле. А рядом с ней молча стоял человек, которого я не
знал. Он не был похож на одного из ее знакомых. Немногим старше меня,
стройный, темноволосый, с твердым профилем и решительным подбородком.
- Принцесса... - начал я, войдя в комнату. Она повернула голову в мою
сторону. На ней все еще была соболья шубка и русская шапка, хотя обычно она
снимала уличную одежду, когда входила в ложу. Она смотрела на меня невидящим
взглядом. Глаза у нее были пустые и остекленевшие. "Шок", - подумал я.
- Принцесса! - встревоженно повторил я. Тут заговорил незнакомец.
Голос у него был под стать профилю и подбородку: решительный, уверенный,
полный внутренней силы.
- Убирайтесь! - сказал мужчина.
Глава 2
И я убрался.
Я не собирался влезать без приглашения в личные дела принцессы. Это
чувство оставалось со мной до тех пор, пока я не спустился вниз.
Но к тому времени, как я вышел на улицу, я уже пожалел, что удалился так
поспешно, даже не спросив, не могу ли я чем-нибудь помочь. Слишком уж
настойчивым был безапелляционный тон незнакомца. Поначалу я решил, что он
всего лишь защищает принцессу, но теперь, оглядываясь назад, я не был так
уверен в этом.
Я подумал, что, если подожду, когда она спустится вниз, хуже не будет.
Ведь спустится же она рано или поздно! Надо выяснить, как обстоит дело. Если
незнакомец по-прежнему будет с ней, если он так же решительно отошлет меня,
если она будет ожидать от него поддержки, тогда я по крайней мере дам ей
знать, что в случае чего она может на меня рассчитывать.
Я прошел через ворота паддока к автостоянке. Шофер принцессы, Томас, как
обычно, ждал ее в ее "роллс-ройсе".
Мы с Томасом почти каждый день встречались и здоровались на автостоянке.
Томас, флегматичный лондонец, спокойно читал книжку, не обращая внимания на
спортивные страсти, кипящие вокруг. Большой и надежный, он возил принцессу
уже много лет и знал ее жизнь не хуже любого из членов ее семейства.
Он увидел меня и помахал рукой. Обычно вскоре после того, как я выходил
из ложи принцессы, появлялась и она сама, так что мой приход был для Томаса
сигналом заводить мотор.
Я подошел к нему, и Томас опустил стекло, чтобы поболтать.
- Ну что, она идет? - спросил он.
Я покачал головой.
- Там с ней какой-то человек... - Я сделал паузу. - Вы его не знаете?
Довольно молодой, темноволосый, худощавый?
Томас поразмыслил и сказал, что не припомнит такого. А почему это меня
тревожит?
- Она не смотрела последнюю скачку.
Томас резко выпрямился на сиденье.
- Такого не бывает!
- Не бывает. Но она ее не смотрела.
- Это плохо...
- Вот и я так думаю.
Я сказал Томасу, что вернусь посмотреть, все ли с ней в порядке, и
оставил его таким же озабоченным, как я сам.
Кончилась последняя скачка, народ быстро расходился. Я встал в воротах,
чтобы не разминуться с принцессой, и всматривался в лица проходящих.
Многих я знал, многие знали меня. Я раз сто сказал "до свидания", но
меховая шапка так и не появилась.
Толпа превратилась в тоненький ручеек, потом в отдельные группки по двое,
по трое. Я медленно пошел в сторону трибун, нерешительно прикидывая, не
стоит ли мне снова подняться в ложу.
Я был уже у самых дверей, когда принцесса вышла. Даже с двадцати футов я
видел неестественный блеск ее глаз, и шла она так, словно не чуяла земли под
ногами: высоко поднимала ноги и тяжело опускала их на землю.
Она была одна, а одной ей быть сейчас явно не стоило.
- Принцесса, - сказал я, подойдя к ней, - позвольте я вам помогу!
Она посмотрела на меня невидящим взглядом и пошатнулась. Я крепко
обхватил ее за талию, чего в обычных обстоятельствах никогда бы не сделал, и
почувствовал, как она напряглась, словно отвергая помощь.
- Со мной все в порядке! - сказала она дрожащим голосом.
- Да? Ну, тогда обопритесь на мою руку.
Я выпустил ее талию и протянул ей руку. Она поколебалась, но все же
оперлась на нее. Лицо Касилии было бледным, и временами она вздрагивала всем
телом. Я медленно повел ее к воротам и дальше, на стоянку, где ждал Томас.
Он встревоженно переминался с ноги на ногу. Увидев нас, распахнул заднюю
дверь.
- Спасибо, - сказала принцесса слабым голосом, садясь в машину. Спасибо,
Кит...
Принцесса опустилась на заднее сиденье, уронив по дороге свою шапку, и с
отсутствующим видом смотрела, как шапка покатилась по полу. Она стянула
перчатки и прижала руку ко лбу, прикрыв глаза.
- Кажется, я... - Она сглотнула. - Томас, нет ли у нас воды?
- Есть, мадам! - поспешно ответил он и бросился к багажнику достать
маленький холодильник, который всегда возил с собой, чтобы любимые напитки
принцессы - терновый джин, шампанское и шипучая минеральная вода - были под
рукой.
Я стоял у открытой дверцы. Согласится ли принцесса принять мою помощь? Я
прекрасно знал, как она горда, как умеет владеть собой и как она
требовательна к себе. Она не потерпит, чтобы кто-то счел ее слабой.
Томас принес ей минеральной воды в стакане граненого стекла, где
позвякивали льдинки. Она сделала два-три маленьких глотка и застыла, глядя в
никуда.
- Принцесса, - неуверенно начал я, - как вы думаете, не стоит ли мне
поехать с вами в Лондон?
Она посмотрела на меня, и ее вроде как передернуло, так что льдинки в
стакане снова зазвенели.
- Да, - сказала она с явным облегчением. - Мне нужен кто-нибудь, кто... -
Она остановилась, не находя слов. Кто-нибудь, кто не даст ей сорваться,
понял я. Не жилетка, в которую можно поплакать, а, наоборот, причина, почему
плакать нельзя. Томас явно одобрил такой поворот событий. И как ни в чем не
бывало спросил:
- А машина ваша как же?
- Она на жокейской стоянке. Отгоню ее к конюшням. Ничего ей там не
сделается.
Он кивнул, и, выезжая с ипподрома, мы ненадолго остановились. Я перегнал
свой "мерседес" в надежное место и предупредил старшего конюха, что вернусь
за ним позже. Принцесса, казалось, не замечала ничего, что происходит
вокруг. Она по-прежнему неподвижно смотрела в никуда, погруженная в свои
мысли. Лишь на полпути к Лондону она наконец пошевелилась и машинально
протянула мне стакан с остатками минеральной воды, как бы в знак того, что
собирается заговорить.
- Я побеспокоила вас...
- Да что вы!
- Я пережила большое потрясение, - осторожно продолжала она. - Я не могу
объяснить... - Она остановилась, покачала головой и беспомощно развела
руками. И все же мне показалось, что сейчас она не отказалась бьют моей
помощи.
- Не могу ли я чем-нибудь помочь? - спросил я самым безличным тоном.
- Я не знаю, могу ли я вас просить...
- Можете, - грубовато отрезал я. В ее глазах мелькнула было слабая
улыбка, но тут же и угасла.
- Я подумала... - сказала она. - Когда мы вернемся в Лондон, не могли бы
вы зайти к нам и подождать, пока я поговорю с мужем?
- Да, конечно!
- Но у вас есть время? Это, возможно, несколько часов...
- Сколько угодно, - хмуро заверил я. Даниэль уехала наслаждаться Леонардо
да Винчи, а без нее время тянулось бесконечно. Я задавил в себе острый
приступ тоски. Что за потрясение пережила принцесса? Похоже, к здоровью
месье де Бреску это не имеет никакого отношения... Возможно, дело обстоит
куда хуже.
Снаружи стало совсем темно. Мы снова ехали молча. Принцесса по-прежнему
смотрела в никуда и вздыхала, а я соображал, куда деть стакан.
Томас, словно прочитав мои мысли, неожиданно сказал:
- Мистер Филдинг! Там в двери, под пепельницей, есть подставка для
стаканов.
Я понял, что он увидел мои мучения в зеркало заднего обзора.
- Спасибо, Томас, - сказал я зеркалу и встретился с улыбающимся взглядом
Томаса. - Очень любезно с вашей стороны.
Я вытащил из дверцы хромированное кольцо, похожее на держатель для
стакана с зубными щетками, какие бывают в ванной, и поставил туда стакан.
Принцесса сидела в забытьи, отдавшись своим неприятным видениям.
- Томас, - сказала она наконец, - узнайте, пожалуйста, не ушла ли еще
миссис Дженкинс? Если она еще на месте, попросите ее передать мистеру
Джеральду Гринингу, чтобы по возможности зашел к нам сегодня вечером, будьте
так любезны.
- Хорошо, мадам, - ответил Томас и принялся нажимать на кнопки
установленного в машине телефона, урывками поглядывая на них.
Миссис Дженкинс служила у принцессы и месье де Бреску секретаршей и
помощницей по всем вопросам. Она была молода, недавно вышла замуж, и вид у
нее был несколько заброшенный. Она работала только по рабочим дням и ровно в
пять уходила домой. Я посмотрел на часы и увидел, что до пяти всего
несколько минут. Томас явно поймал ее уже на пороге и передал сообщение, к
удовлетворению принцессы. Она не сказала, кто такой Джеральд Грининг, и
снова тихо погрузилась в свои мрачные раздумья.
К тому времени, как мы добрались до Итон-сквер, принцесса уже полностью
пришла в себя физически - и духовно до некоторой степени тоже. Однако она
по-прежнему выглядела бледной и напряженной и, выходя из машины, оперлась на
сильную руку Томаса. Я выбрался на тротуар вслед за ней, и она некоторое
время смотрела на нас с Томасом.
- Ну, - задумчиво сказала она наконец, - спасибо вам обоим...
У Томаса, как всегда, на лице было написано, что он готов не только
возить ее на скачки, но и умереть ради нее, если понадобится. Пока же он
просто подошел к парадной двери дома принцессы и отпер ее своим ключом.
Мы с ней вошли в дом, оставив Томаса отгонять машину в гараж. По широкой
лестнице поднялись на второй этаж. На первом этаже большого старого дома
находились кабинеты, комнаты для гостей, библиотека и малая столовая.
Принцесса с мужем жили в основном наверху. На втором этаже находились
гостиная, комната для отдыха и парадная столовая, а на третьем, четвертом и
пятом - спальни. Прислуга жила в цокольном этаже. В доме был лифт,
устроенный сравнительно недавно для месье де Бреску с его коляской.
- Подождите, пожалуйста, в той комнате, - сказала принцесса. - Напитки в
баре. Если хотите чаю, позвоните Даусону...
С ее губ автоматически срывались светские фразы, но глаза по-прежнему
смотрели сквозь меня, и вид у нее был усталый.
- Да-да, не беспокойтесь, - сказал я.
- Боюсь, я задержусь надолго...
- Ничего, я подожду.
Она кивнула и ушла по такой же широкой лестнице на третий этаж. У нее и
ее мужа были там свои отдельные апартаменты, и Ролан де Бреску проводил там
большую часть своего времени. Я никогда не бывал наверху, но, по словам
Даниэль, комнаты де Бреску представляли собой нечто вроде небольшой
больницы. Помимо его спальни и гостиной, там был еще физиотерапевтический
кабинет и комната для санитара.
- А что с ним? - спросил я однажды.
- Какой-то жуткий вирус. Какой - точно не знаю, но не полиомиелит.
Несколько лет назад, уже довольно давно, ему попросту отказали ноги. Они
это не обсуждают, а спрашивать неудобно, ты ведь знаешь, какие они.
Я вошел в комнату для отдыха - это была знакомая территория, - позвонил
Даусону, весьма величественному дворецкому, и спросил, можно ли мне выпить
чаю.
- Разумеется, сэр, - с достоинством ответил дворецкий. - Принцесса
Касилия с вами?
- Нет, она наверху, у месье де Бреску.
- А! - сказал он и повесил трубку. Через некоторое время он появился с
небольшим серебряным подносом, на котором красовались чай и лимон, но не
было ни молока, ни сахара, ни печенья.
- Удачный ли был день, сэр? - спросил он, опуская свою ношу на столик.
- Первое и третье место.
Он чуть заметно улыбнулся мне. Даусон был человеком лет шестидесяти,
довольным своей работой и не стремящимся к большему.
- Весьма рад, сэр.
- Да.
Он кивнул и удалился. Я налил себе чаю и принялся прихлебывать его,
стараясь не думать о тостах, намазанных маслом. За время февральских морозов
я как-то ухитрился набрать целых три фунта, и поэтому мне приходилось
энергичнее, чем обычно, сражаться с лишним весом.
Комната для отдыха, или малая гостиная, была очень уютная: занавески с
цветочным узором, коврики, круги теплого света от ламп, - куда уютнее
соседней парадной гостиной, обставленной во французском вкусе: сплошной
атлас и позолота. Я включил телевизор, посмотрел новости, потом снова
выключил его и подошел к книжному шкафу найти чего-нибудь почитать. Мельком
подумал, зачем все же принцесса попросила меня подождать и что это за
помощь, о которой она не решается меня попросить.
Выбор чтения был небогатый: либо журнал об архитектуре в блестящей
обложке, на французском языке, либо расписание международных авиарейсов. Я
уже склонился ко второму, но тут на глаза мне попалась лежащая на столике
брошюрка. "Мастер-класс в изысканной обстановке". Это то, где проводит свои
выходные Даниэль!
Я сел в кресло и прочел буклет от корки до корки. Там были фотографии:
отеля - шикарно обставленного загородного дома, потрясающих видов озер и
пустошей, и жарко пылающего камина.
Программа открывается в пятницу, в шесть вечера (это, значит, как раз
сейчас...). Торжественное открытие, ужин, потом - сонаты Шопена в "золотой"
гостиной. Суббота - лекции "Мастера итальянского Возрождения", которые
читает прославленный хранитель коллекции итальянской живописи Лувра.
Утром - "Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль - шедевры из коллекции
Лувра", после обеда - ""Концерт Шампетр" Джорджоне и "Лаура Дьянти" Тициана
- пятнадцатый век в Венеции". Вечером в субботу - большой флорентийский
банкет, творение знаменитого кулинара из Рима, а в воскресенье - экскурсии в
расположенные в Озерной области дома Водсворта, Рескина и (по желанию)
Беатрис Поттер. И, наконец, чай у камина в Большом зале. После этого все
разъезжаются.
Я нечасто сомневался в себе и в избранном мной образе жизни, но, когда я
отложил брошюрку, мной овладело чувство собственной никчемности.
Я практически ничего не знал об итальянском Возрождении и даже не мог бы
точно сказать, в каком веке жил Леонардо да Винчи. Я знал, что он написал
"Мону Лизу" и чертил вертолеты и подводные лодки, - и это все. О Боттичелли,
Джорджоне и Рафаэле я знал не больше. Если интересы Даниэль сосредоточены в
основном в области искусства, захочет ли она вернуться к человеку со столь
прозаической, низменной и неверной профессией, как моя? К человеку, который
в детстве интересовался в основном биологией и химией и не желал поступать в
колледж. К человеку, который ни за что бы не потащился на это сборище, куда
она так рвалась.
Но я не собирался уступать ее ни давно умершим художникам, ни живому
принцу!
Время шло. Я почитал расписание международных авиарейсов и обнаружил
множество мест, о которых никогда даже не слышал. А люди каждый день летают
туда и обратно... Слишком много на свете всего, о чем я даже не слышал.
В конце концов вскоре после восьми снова появился отутюженный Даусон,
который пригласил меня наверх и проводил к незнакомой мне двери личной
гостиной месье де Бреску.
- Мистер Филдинг, сэр! - объявил Даусон, и я прошел в комнату с
великолепными золотыми занавесями, темно-зелеными стенами и темно-красными
кожаными креслами.
Ролан де Бреску, как обычно, сидел в своей инвалидной коляске. С первого
взгляда было заметно, что он потрясен не менее принцессы. У него всегда был
болезненный вид, но сейчас он, казалось, был близок к обмороку.
Бледная желтовато-серая кожа туго обтягивала скулы, запавшие глаза
смотрели в пустоту. Когда-то он, должно быть, был хорош собой. Он и сейчас
сохранил благородный профиль, великолепную седую шевелюру и природный
аристократизм.
Он, как всегда, был в темном костюме и при галстуке. Невзирая на старость
и слабость, он оставался сам себе хозяином. Голова у него была в порядке. С
тех пор, как мы с Даниэль заключили помолвку, я довольно часто виделся с
ни