х. За это время Грининг успел умять четвертый тост. Я завидовал  не  его
толщине и аппетиту, а его свободе  от  всяческих  ограничений.  Глотая  свои
безвкусные витамины, я изо всех сил желал, чтобы они хотя бы пахли настоящим
завтраком.
   Скушав пятый тост, Грининг отбыл, взяв с собой свои  заметки  и  пообещав
приняться за дело немедленно. И, верный своему слову,  вернулся  без  десяти
двенадцать, в машине с шофером. Мы с Литси к тому времени уже давно сидели в
библиотеке, поглядывая на улицу. Мы  поспешно  отворили  дверь  кругленькому
адвокату и провели его в кабинет, владения миниатюрной миссис Дженкинс.
   Грининг  привез  с  собой  два  экземпляра  внушительного  документа.  Мы
прикололи к одному из них французский бланк, а к другому - его ксерокопию, с
аккуратно впечатанным текстом  контракта  и  большим  свободным  местом  для
подписей. Оттуда мы поднялись на лифте в личную гостиную Ролана  де  Бреску,
где он нас ждал вместе с принцессой и Даниэль.
   Джеральд Грининг с  несколько  театральными  жестами  по  очереди  вручил
документ каждому из них, а также Литси, попросив каждого расписаться  четыре
раза: на каждом из французских бланков и в конце каждого из документов.
   Каждый документ был сверху донизу  прошит  розовой  лентой  вдоль  левого
края, как завещание. Напротив каждой подписи была поставлена круглая красная
печать.
   Грининг  заставил   всех   по   очереди   произнести   архаичные   слова,
удостоверяющие  подлинность  документа,  приложить  палец  к  каждой  печати
напротив своей подписи и сам тщательно засвидетельствовал каждую  подпись  в
отдельности. Он потребовал, чтобы я тоже засвидетельствовал каждую  подпись,
что я и сделал.
   - Не знаю, насколько все это необходимо, - жизнерадостно заметил он, - но
мистер Филдинг потребовал, чтобы эти документы были совершенно  неуязвимы  с
точки зрения любых формальностей. Так что пусть все будет как положено: двое
свидетелей, печати, устное заявление - короче, все. Я надеюсь,  что  все  вы
сознаете, что именно вы подписали, потому что  эти  документы  необратимы  -
разве что вы их сожжете или как-нибудь иначе уничтожите.
   Все кивнули. Ролан де Бреску был печален.
   - Ну вот и замечательно! - весело сказал  Грининг  и  принялся  выжидающе
поглядывать на часы.
   - Джеральд, не хотите ли рюмочку шерри? - мягко усмехнувшись,  предложила
принцесса.
   -  О,  какая  замечательная  идея!  -  воскликнул  адвокат  с  притворным
изумлением. - Не откажусь, не откажусь!
   Я извинился и ушел, оправдываясь тем, что  у  меня  в  половине  третьего
скачка в Виндзоре и что я уже и  так  должен  был  уехать  пятнадцать  минут
назад.
   Литси взял подписанные документы, положил их в большой конверт, в котором
принес их Джеральд Грининг, и вручил все это мне.
   - Не забудьте позвонить.
   - Не забуду.
   Он поколебался и сказал:
   - Желаю удачи.
   Все подумали, что он говорит о скачках. Это было совершенно уместно.
   Лошади принцессы в этот день в скачках не участвовали: она почти  никогда
не бывала в Виндзоре, потому что у нее не было там собственной ложи.
   Беатрис  проводила  день  в  салоне  красоты,  восстанавливая  утраченное
самоуважение. Литси  заменял  Робби,  который  официально  считался  сегодня
свободным.
   Я не думал, что Даниэль поедет со мной одна, но она вышла вслед  за  мной
из комнаты Ролана и сказала:
   - Если я поеду с тобой, ты сумеешь отвезти  меня  на  работу  к  половине
седьмого?
   - С запасом в час.
   - Ты хочешь, чтобы я поехала?
   - Да, - ответил я.
   Она кивнула, зашла к  себе,  чтобы  взять  куртку,  и  мы  отправились  к
гаражам, совсем как в старые добрые времена. Она ничего не сказала, когда  я
принялся осматривать машину, и послушно  отошла  подальше,  пока  я  заводил
мотор и проверял тормоза. По  дороге  в  Виндзор  мы  говорили  о  Джеральде
Грининге, о Беатрис и ее доме в Палм-Бич,  о  бюро  новостей,  где  работает
Даниэль.
   Все это были совершенно  нейтральные  темы,  но  я  был  счастлив  просто
потому, что Даниэль здесь, со мной.
   На ней была серо-зеленая свободная непромокаемая куртка, подбитая  мехом,
которую я подарил ей на Рождество, черные  брюки,  белый  свитер  с  высоким
воротником  и  цветастая  ситцевая  косынка,  придерживавшая  облако  черных
кудрей.  Все  мои  друзья-жокеи  единогласно  утверждали,  что   Даниэль   -
"сногсшибательная девчонка". И я был с ними совершенно согласен.
   Я ехал очень быстро. Добравшись до Виндзора, мы почти бегом  бросились  к
весовой. У весовой уже ошивался Дасти, выразительно поглядывавший на часы.
   - Как нога? - с подозрением спросил он. - Ты все еще хромаешь.
   - Ничего, в седле я хромать не буду, - пообещал я.
   Дасти глянул на меня исподлобья и убежал седлать.  Даниэль  сказала,  что
пойдет съесть сандвич и выпить кофе.
   - Тебе одной не скучно будет?
   - Нет, не будет. Иначе бы я не поехала.
   За эти месяцы она успела подружиться с  женой  тренера  из  Ламборна,  на
лошадях которого я часто ездил, и с женами некоторых жокеев, но я знал,  что
когда она приезжает на скачки без тети, ей бывает одиноко.
   - В четвертой скачке я не участвую, - сказал я.  -  Я  приду  к  тебе  на
трибуны.
   - Ладно, ладно. Иди переодевайся. Ты уже опаздываешь.
   Я решил не оставлять документы в машине и взял их с собой на ипподром.  В
раздевалке я отдал  их  на  хранение  своему  помощнику.  Мой  помощник  был
надежнее любого банковского сейфа. Ценные  вещи  (бумажник,  к  примеру)  он
прятал в необъятном кармане своего черного  дерматинового  фартука.  Видимо,
именно затем  он  этот  фартук  и  завел:  в  раздевалках  нет  запирающихся
шкафчиков и всю одежду вешают на крючок.
   Сегодняшние скачки не сулили особых сложностей. Первую из  своих  (вторую
по расписанию) я выиграл,  обойдя  соперников  на  двадцать  корпусов  Дасти
сказал, что я перестарался; вторую проиграл, отстав примерно на столько же -
Дасти снова был недоволен. Следующая скачка была четвертая.
   Ее я провел на трибунах с Даниэль. Кроме того, я виделся с  ней  урывками
по дороге от весовой к паддоку. Я  сообщил  ей  последние  известия  о  Джо,
жокее, который пострадал в Сандауне, - он очнулся и шел на поправку. Даниэль
сказала, что они пили кофе вместе с Бетси, женой тренера  из  Ламборна.  Она
говорила, что все замечательно, просто чудесно.
   Было третье  марта.  Было  холодно,  дул  порывистый  ветер.  И  внезапно
оказалось, что до Национального  охотничьего  приза  в  Челтенхеме  осталась
всего неделя.
   - Бетси говорит, ужасно жаль, что тебе так не повезло с  Золотым  кубком.
Теперь, когда Коля убили, ты уже не сможешь в нем участвовать...
   - Да. Разве что какой-нибудь бедолага ключицу сломает...
   - Кит!
   - Но ведь так оно и бывает.
   Судя по виду Даниэль, напоминать ей об этом явно не  стоило.  Я  пожалел,
что затронул больную тему. Я  пошел  на  пятую  скачку,  думая  о  том,  что
сегодня, видимо, решающий день: Даниэль хочет  в  последний  раз  проверить,
сможет ли она мириться с моим образом жизни. Я ежился на ветру и думал,  что
потерять ее - худшее из всего, что может мне грозить. Я пришел третьим.
   Когда я вернулся туда, где расседлывают лошадей, Даниэль уже ждала  меня,
напряженная, бледная, заметно дрожащая.
   - В чем дело? - резко спросил я, соскользнув на землю. - Что случилось?
   - Он тут! - со страхом сказала он. - Анри Нантерр! Это он, я уверена.
   - Слушай, - сказал я. - Мне надо пойти взвеситься. Это недолго, я  просто
сяду на весы и сразу выйду. А ты стой у двери весовой и никуда не отходи.
   - Хорошо...
   Она отправилась туда, куда я  сказал.  Я  расседлал  лошадь  и  обнадежил
владельцев, отчасти удовлетворенных призовым местом. Взвесился, отдал седло,
хлыст и шлем помощнику и вышел к Даниэль. Дрожать она перестала,  но  вид  у
нее все равно был напуганный.
   - Где ты его видела? - спросил я.
   - На трибунах, во время скачки. Он шел снизу  и,  похоже,  пробивался  ко
мне. Расталкивал народ, извинялся и все поглядывал в мою сторону, проверял.
   - Ты уверена, что это он?
   - Он был точно такой, как на фотографии. И как ты его описывал. Я  сперва
не поняла... а потом я его узнала. Я... - она сглотнула, - я так испугалась!
Он словно скользил сквозь толпу, точно угорь.
   - Да, это он, - мрачно сказал я.
   - Я сбежала от него, - сказала Даниэль. - Это было как в страшном сне.  Я
не могла идти быстро... так много народу, все смотрят скачку, я им  мешаю...
Когда я спустилась с трибун, скачка уже кончилась... я побежала...
   Что мне делать? У тебя еще одна скачка...
   - Ну,  это  будет  ужасно  скучно,  но,  видимо,  придется,  -  сказал  я
извиняющимся тоном. - По крайней мере, там ты будешь в безопасности... Иди в
дамскую комнату и сиди там. Найди стул и жди. Служительнице скажешь, что  ты
устала, что тебе дурно, тебя тошнит - все, что угодно.  Сиди  там  до  конца
скачки. А потом я тебя заберу. Не позже чем  через  полчаса.  Я  кого-нибудь
пришлю...  А  иначе  не  выходи,  ни  под  каким  соусом.   Надо   придумать
какой-нибудь пароль...
   - Рождество, - предложила Даниэль.
   - Ладно. Без пароля не выходи, даже если тебе скажут, что  я  разбился  и
меня увозят в больницу или что-нибудь в  этом  духе.  Я  дам  пароль  своему
помощнику и попрошу тебя забрать, если я сам не  смогу...  Но  я  непременно
смогу! - закончил я, заметив, что она испугалась еще больше. - Я буду  очень
осторожен. Постарайся, чтобы Нантерр не видел, как ты будешь  туда  входить.
Но если он все же тебя выследит...
   - Я не выйду, - пообещала она. - Не беспокойся.
   - Даниэль...
   - Что?
   - Я люблю тебя. Правда!
   Она моргнула, опустила голову и быстро ушла. Я подумал, что  Нантерр  мог
знать, что я буду  на  скачках  в  Виндзоре  -  для  этого  было  достаточно
заглянуть в газеты, - и что меня, как и любого из  членов  семьи  принцессы,
можно застать врасплох не только в темном переулке.
   Я проводил Даниэль, не выпуская  ее  из  виду,  пока  она  не  исчезла  в
единственном месте, куда Нантерр не мог за ней последовать.  Потом  поспешил
обратно, переодеваться в новые цвета и взвешиваться. Француза нигде не  было
видно, но это не значило,  что  он  не  видит  меня.  Однако  в  силу  своей
профессии я все время находился на виду, и это было мне на руку: на  скачках
Нантерр на меня напасть не сможет, потому что, куда бы я ни шел, на меня все
время смотрели. В паддоке, верхом на лошади, на трибунах... всюду, где бы ни
появился жокей, люди провожают его  взглядом.  Вот  за  воротами  ипподрома,
когда я снова стану обычным человеком...
   Последнюю скачку в Виндзоре я провел с особым тщанием, тем более что  это
был стипль-чез для новичков, дело непредсказуемое. Мой конь  принадлежал  не
Уайкему, а мужу Бетси, тренеру из Ламборна. Честно признаться, для него  это
была не столько борьба не на жизнь, а на  смерть,  сколько  хороший  учебный
заезд.
   Четвертое место  мужа  Бетси  вполне  устроило,  потому  что  препятствия
новичок брал хорошо, а я сказал, что в следующий раз он непременно выиграет,
как всегда говорят, чтобы утешить тренера и владельцев.
   Я взвесился, быстро переоделся,  забрал  у  помощника  свое  имущество  и
написал Даниэль записку: "Рождество наступило. Нам пора".
   Записку отнесла Бетси. Через минуту она появилась вместе с Даниэль.
   Обе они улыбались.
   Я вздохнул с облегчением. Даниэль, похоже, тоже. Бетси  покачала  головой
по поводу наших ребяческих забав, и  мы  с  Даниэль  отправились  на  быстро
пустеющую автостоянку.
   - Ты Нантерра не видел? - спросила Даниэль.
   - Нет.
   - Но я уверена, что это был он!
   - Я тоже.
   Моя машина стояла почти одна на краю  ряда.  Все  соседи  уже  уехали.  Я
остановился поодаль и достал из кармана дистанционный стартер.
   - Но это же твоя  игрушка  на  случай  мороза!  -  удивленно  воскликнула
Даниэль.
   - Угу, - сказал я и нажал на кнопку. Ничего не взорвалось. Мотор спокойно
завелся.
   Мы подошли к машине,  и  я  снова  все  тщательно  проверил,  но  никаких
неполадок не нашел.
   - А если бы она взорвалась? - спросила Даниэль.
   - Лучше машина, чем мы.
   - Ты что, думаешь, он и на такое способен?!
   - На самом деле, не знаю. Но я предпочитаю на всякий случай принять  меры
предосторожности, даже если они окажутся бесполезными. Лучше так, чем  потом
пожалеть.
   Я выехал на шоссе и на первом  же  перекрестке  развернулся  и  поехал  в
обратную сторону.
   - Тоже "на всякий случай"? - насмешливо осведомилась Даниэль.
   - Тебе очень хочется, чтобы тебе плеснули в лицо кислотой?
   - Не особенно...
   - Ну вот. Мы не знаем, какая у Нантерра машина. А на шоссе преследователь
может часами незаметно висеть у тебя на  "хвосте".  Я  не  желаю,  чтобы  он
поймал нас на одной из этих узких улочек в Чизике.
   На следующем перекрестке я снова развернулся. Даниэль смотрела  в  заднее
окно на едущие за нами машины.
   - Нет, кажется, нас никто не преследует.
   - Это хорошо.
   - Ну что, теперь можно расслабиться?
   - Человека, который приедет за тобой  сегодня  ночью,  зовут  Своллоу,  -
сказал я. - Когда подъедет  машина,  пусть  охранники  на  входе  спросят  у
шофера, как его зовут. Если это будет не Своллоу, позвони в контору по найму
автомобилей и проверь. - Я протянул ей свой бумажник. - Их карточка сверху.
   Она взяла карточку и вернула мне бумажник.
   - Ну, о чем ты еще не подумал?
   - Кабы я знал!
   Даже несмотря на то, что я заложил петлю,  от  Виндзора  до  Чизика  было
рукой подать, и мы оказались на улице, ведущей к студии, задолго до половины
седьмого.
   - Ну что, пойдешь туда? - спросил я.
   - Не хочется... Поставь машину так, чтобы можно было сидеть и смотреть на
воду.
   Я нашел на набережной место,  откуда  были  видны  бурые  воды,  медленно
ползущие против течения, затопляя илистые отмели: начинался прилив.  Морские
чайки  летели  навстречу  ветру  и  хрипло  кричали,  по   реке   пронеслась
шлюпка-четверка с рулевым, гребцы лихорадочно работали веслами...
   - Я... я хочу сказать тебе одну вещь, - нервно начала Даниэль.
   - Нет! - с болью ответил я. - Ты же не знаешь, о чем я хочу сказать...
   - Сегодня была проверка.
   - Иногда я забываю, что ты умеешь читать  мысли,  -  медленно  произнесла
Даниэль.
   - Не умею. Только иногда. Ты же знаешь.
   - Но вот сейчас ты прочел мои мысли.
   - Бывают дни получше сегодняшнего, - безнадежно сказал я.
   - А бывают похуже.
   Я кивнул.
   - Не смотри так печально! - сказала она. - Я этого не перенесу!
   - Если ты выйдешь за меня замуж, я все это брошу.
   - Ты серьезно?
   - Серьезно.
   Она не особенно обрадовалась. Похоже, проиграл я по всем статьям...
   - Я... э-э... - слабо произнесла она, - я выйду за тебя  замуж,  если  ты
это не бросишь.
   Я подумал, что ослышался.
   - Что ты сказала?!
   - Я сказала... - Она остановилась. - Ты вообще хочешь на мне жениться или
нет?
   - Что за идиотский вопрос?
   Я наклонился к  ней,  а  она  ко  мне,  и  мы  поцеловались  так,  словно
встретились после долгой разлуки.
   Я предложил перебраться на заднее сиденье, и мы так и сделали.  Но  вовсе
не затем, чтобы заниматься любовью: отчасти потому, что на дворе стоял белый
день и мимо то и дело кто-то проходил, отчасти потому, что на заднем сиденье
места было мало. Мы просто сидели обнявшись. После прошедших недель мне  это
казалось невероятным счастьем,  и  я  столько  раз  говорил  об  этом,  что,
наверно, до смерти ей надоел.
   - Я совсем не собиралась этого делать, -  говорила  Даниэль.  -  Когда  я
вернулась из Озерной области, я все собиралась тебе сказать, что между  нами
все кончено, что это была ошибка...
   - А почему ты передумала?
   - Не знаю... Много почему. Мы так долго были вместе... и вчера  мне  тебя
так не хватало... Странно... И Литси так тебя уважает... Бетси говорит,  что
мне повезло... А жена Джо... Ее стошнило,  знаешь...  Такое  волнение...  Ее
бросало то в жар, то в холод, а она еще беременна... И я  ее  спросила,  как
она может жить в таком страхе... А она сказала, что,  если  бы  ей  пришлось
выбирать между страхом за Джо и жизнью без страха и без Джо,  она,  конечно,
выбрала бы первое.
   Я прижал ее к себе. Я чувствовал, как колотится у нее сердце.
   - А сегодня я бродила по ипподрому, смотрела на все это и думала, хочу ли
я жить такой жизнью: ипподромы, ипподромы, зима,  холод,  вечная  тревога...
каждый раз смотреть, как ты садишься в седло, не  зная,  будешь  ли  ты  жив
через полчаса, и не думая об  этом...  и  так  раз  пятьсот-шестьсот  каждый
год... Я смотрела на других жокеев, которые шли в паддок...  Они  все  такие
же, как ты, - спокойные, словно в офис идут.
   - Нет, что ты! Это куда лучше, чем офис.
   - Да, для тебя лучше.  -  Она  поцеловала  меня.  -  Скажи  спасибо  тете
Касилии: это она меня пристыдила и заставила снова поехать на  ипподром.  Но
все-таки главное - это жена Джо. Я представила, каково это будет - жить  без
тебя... Жить без страха и без Кита, как она сказала... И я решила, что лучше
выбрать страх.
   - А потом не стошнит?
   - Вечное  волнение...  Она  сказала,  что  всем  женам  рано  или  поздно
приходится через такое пройти. Подозреваю, что и некоторым мужьям тоже.
   "Странно, - подумал я, - как может перемениться  вся  жизнь  за  какую-то
минуту!" Все  уныние  прошлого  месяца  улетучилось,  как  паутина,  которую
смахнули веником. На сердце у меня было легко, я был сказочно счастлив, даже
больше, чем в самом начале. Быть может,  человеку  действительно  необходимо
утратить и снова обрести самое дорогое, чтобы испытать подобную радость.
   - А ты не передумаешь? - спросил я.
   - Не передумаю, - ответила она. Большую  часть  оставшегося  времени  она
доказывала мне серьезность своих намерений, насколько это  было  возможно  в
такое время в таком месте.
   В конце концов я проводил ее в студию и поехал  обратно  на  Итонсквер  в
состоянии блаженной эйфории. Впрочем, я успел вовремя вернуться с  небес  на
землю, чтобы аккуратно поставить машину на обычное место  перед  гаражом.  Я
выключил мотор и некоторое время сидел, рассеянно разглядывая  свои  руки  и
думая о том, что может ждать впереди. Меня слегка передернуло. Я позвонил  в
дом. Литси снял трубку сразу, словно ждал звонка.
   - Я в переулке, - сказал я.

Глава 20

   Мы не знали, как он явится, когда и явится ли вообще.
   Мы дали ему возможность и повод. Сообщили место и время, когда он  сможет
наконец убрать со своего пути непреодолимое препятствие. Но примет ли он это
косвенное приглашение? Бог весть... Анри Нантерр...  Само  это  имя  звучало
угрожающе. Я думал о том, что он был  в  Виндзоре  и  пытался  добраться  до
Даниэль. Быть может, до сегодняшнего дня он даже не знал ее в лицо.
   Правда, он видел ее в прошлый понедельник, но это было ночью, и  выследил
он ее по машине, а не по внешности.
   Вероятно, он видел ее в Брэдбери с Литси, но, возможно, лишь издалека. Он
должен был знать, что девушка рядом с Литси - это она,  потому  что  Беатрис
сообщила ему, что они едут туда со мной.
   Нантерр вообще не мог знать, что Даниэль поехала со мной в Виндзор,  пока
не увидел нас вместе в паддоке и на  трибунах  во  время  четвертой  скачки.
Возможно, он явился в Виндзор, не имея никаких определенных планов,  но  мне
даже думать не хотелось, что он мог  бы  сделать  с  Даниэль,  если  бы  ему
удалось до нее добраться.
   Обо всем этом я размышлял уже не у себя в машине, а в гараже, где Даниэль
держала свой маленький "форд". Я сидел на полу, на поролоновой подушке. Одна
из створок дверей гаража была приоткрыта где-то на ладонь, так чтобы  я  мог
видеть свой  "мерседес"  и  кусок  переулка.  Люди  возвращались  с  работы,
отпирали гаражи, загоняли туда машины, закрывали и запирали двери.
   Некоторые, наоборот, выезжали, отправляясь  отдыхать  в  город.  Механики
давно ушли, в их гаражах было тихо. Нескольк