-кто из собравшихся даже удостоил их внимания.
     У всех входов в галерею стояли цистериане-гвардейцы, впрочем, вооруженные одними только мечами. Лишь гвардейцам королевы и рыцарям-альбонцам разрешалось иметь при себе огнестрельное оружие в присутствии особ королевской крови.
     На подножии из полированного камня находилось три престола - для Равенны, Роланда и Фалаисы. Роланда окружали слуги и избранные придворные, вызванные к нему для разговора. За спиной его стоял альбонский рыцарь. Находившееся возле короля кресло Фалаисы оставалось пустым.
     Равенна устроилась на противоположном краю подножия - подальше от сына. Ее окружало четверо стражей, рядом на стульчике сидела наперсница.
     Сняв с головы шляпу, Томас поклонился Роланду, окруженному стеной слуг и придворных, потом приличия ради пустому креслу Фалаисы и, наконец, Равенне, ответившей ему улыбкой. Когда он поднялся на помост, ближайший к королеве страж, заметив его жест, отступил подальше, чтобы не слышать разговора. Преклонив колена у парчового кресла Равенны, Томас тихо произнес:
     - Есть новости.
     Королева опустила шитье.
     - Элейна, милая, поди-ка сюда и стань передо мной, будь умницей. Намотай-ка эту нить обратно на катушку.
     Пышные одежды молодой дамы, дутые рукава и широкая шляпа с пером надежно защищали собеседников от любопытных глаз.
     - Дензиль проведал о планах относительно Бель-Гарде. Возможно, он попробует сегодня же вечером обратиться к Роланду. Ты знаешь, чем это закончится, - сказал Томас, обращаясь к Равенне.
     - Вийон обрабатывал Роланда целых три месяца и добился обещания дать такой указ. - Бросив шитье в сумочку, Ровенна начала было вставать.
     Томас остановил:
     - Не надо. - Равенна поглядела на него, пальцы с побелевшими костяшками обхватили поручни кресла. - Роланд тебя не послушает. Или, хуже того, поступит наперекор.
     - Он сделает то, что я...
     - Равенна, смотри фактам в лицо.
     Она тяжело опустилась в кресло.
     - Ад бы побрал этого Дензиля. И тебя тоже. Элейна, передай мне тот веер. И не ежься, дитя мое, я ведь не сержусь на тебя, верно? - Она поспешно принялась обмахивать себя; хрупкое шелковое сооружение каким-то образом выдержало ее хватку. - Я хочу, чтобы ты убил Дензиля, Томас.
     - Отлично. Можно прямо сейчас? Я как раз уложу его, если Элейна шагнет в сторону.
     - Нет-нет. Пусть будет не так заметно. Я что-нибудь придумаю. Думай и ты, это твоя обязанность.
     - Я обязан защищать тебя и Фалаису.
     - К черту Фалаису! Меня больше беспокоит то, что Дензиль делает из мальчика посмешище. Обращается как со щенком, которого можно пнуть или приласкать в зависимости от настроения. Боже, как я ненавижу его!
     Томас не ответил.
     Она повертела веер, с хрустом сложила его, потом опять распушила и спросила негромко:
     - Ну? Что дальше?
     - Пошли приказ немедленно. Пусть начинают ломать стену вокруг Бель-Гарде. - Королева колебалась. - Скажешь, случилась ошибка. Ты подумала, что Роланд либо уже подписал приказ, либо вот-вот подпишет. Приказ отдали вчера.
     - Ага. - Королева задумчиво прикусила губу, колыхание веера замедлилось. - Я сейчас же прикажу им прекратить работу, узнав о том, какая ужасная ошибка случилась. Я принесу соответствующие извинения. И возмещу ущерб из своих собственных средств.
     Томас ожидал, пока она все обдумает. Брешь в подпорной части стены трудно будет починить, в особенности после некоторых махинаций... Это может предоставить им не менее шести месяцев. Кроме того, так можно избежать компрометации генерала Вийона, вместе со своим войском находившегося в походе.
     - Сойдет, - сказала Равенна. - Элейна, будь добра, найди мне пенал.
     Когда девушка принесла плоскую деревянную коробочку с чернильницей и письменным набором, Томас заметил, что скопище народа возле короля поредело: один из придворных представлял Роланду доктора Галена Дубелла. Старик чародей низко поклонился, и Роланд обратился к нему:
     - Приблизьтесь ко мне, сэр, и поведайте, как обстоят дела в Лодуне.
     Роланд мечтал учиться в Лодуне или в небольшом университете в чуть более дальних краях, в Дансенни, например, но во время своего регентства Равенна нуждалась в присутствии сына, а в предшествующие времена Фулстан отказал мальчику даже в разрешении съездить туда. Это не могло не ранить его, думал Томас, пока перо Равенны скрипело по пергаменту. Через несколько месяцев Роланд устал бы от учебы, однако сколько радости она принесла бы ему. К тому же, о Господи, быть может, они смогли бы хоть чему-нибудь научить его. Кудрявыми каштановыми волосами и голубыми глазами Роланд напоминал отца, однако черты лица его были более тонкими. Слуги постоянно поправляли малейшие небрежности в костюме короля, однако он тем не менее умудрялся казаться нелепым в своем сплошь расшитом золотом разрезном дублете, а кружева на воротнике сразу же начинали заворачиваться кверху.
     Гален Дубелл поднялся на возвышение и опустился на табурет, который поставил ему слуга. Роланд задал вопрос, и ответ чародея заставил его расхохотаться. Томас повел взглядом поверх толпы, отыскивая Дензиля, и обнаружил его занятым разговором с мужчиной, которого капитан гвардейцев не знал. Собеседник Дензиля, темноволосый и остролицый, невзирая на изысканное парчовое одеяние, явно чувствовал себя не в своей тарелке. Смущение, возможно, вызывалось не высшим обществом: в этом зале находились почти все денежные мешки города, прихватившие с собой все раздоры и старые счеты, которые следовало уладить. Но нечто в позе этого человека, в том, как он поворачивал голову, заставило Томаса подумать, что человек этот рассматривает собравшихся с особой опаской.
     Если это был новый советник Дензиля, то в последних отчетах о его назначении не упоминалось. Ну а если шпионы, получавшие плату за особое внимание к Дензилю, начали брать деньги от герцога и утаивать некоторые подробности, тогда на следующее же утро на шестах возле Принцевых врат появятся новые головы. Но в таком случае человек этот не может явиться запросто во дворец. Возможно, это всего лишь знакомый, подумал Томас. Однако рано или поздно Дензиль вовлекал в свои козни любого знакомого.
     Наконец Дензиль направился к возвышению.
     - Ну, начинается, - негромко заметил Томас, обращаясь к Равенне.
     Когда герцог Альсенский отвесил поклон вдовствующей королеве, она ответила ему ласковой улыбкой и изящно кивнула.
     Дворецкий ненавязчиво привлек внимание короля и отступил в сторону, предоставляя герцогу возможность поклониться Роланду.
     - Приветствую тебя, кузен, - произнес король, обнаруживая самую прискорбную радость при виде старшего родственника.
     С нужной степенью театральности Дензиль улыбчиво проговорил:
     - Ваше величество, беда грозит моему дому.
     Захваченный врасплох Роланд ответил:
     - Но ты же говорил мне, что твой дом здесь?
     Томас вздрогнул. В голосе Роланда слышались вполне определенные нотки ссоры между любовниками и не было интонаций государя, желавшего осадить зарвавшегося лорда; придворные, оказавшиеся возле престола, притихли, чтобы послушать.
     Дензиль мгновенно поправился:
     - Это так, ваше величество, но я говорю о том крове, которым располагаю в Бель-Гарде.
     - Генерал Вийон докладывал мне об этом. Но такая крепость нарушает мой эдикт, поскольку стены поднимаются выше чем на двенадцать футов. - Роланд явно чувствовал себя неуютно. - Они будут осторожны в перестройке, и вид на окрестности даже улучшится.
     - Ваше величество, это дом моих предков. Эти стены защитили не одно поколение членов нашей семьи и знаменуют собой символ верности короне.
     - Я предоставлю тебе в порядке компенсации другое поместье. Скажем, в Терребанке есть такое, что...
     - Кузен, меня волнует судьба Бель-Гарде.
     Тщательно рассчитанная невыдержанность, просящее выражение на лице - все свидетельствовало о власти герцога над молодым королем. Томас уже видел, что Роланд дрогнул. Король промолвил:
     - Ты - мой доверенный советник.
     Дензиль поклонился снова:
     - Я самый верный слуга вашего величества, и моя преданность нуждается в защите стен Бель-Гарде.
     Тут Гален Дубелл, остававшийся забытым возле короля, что-то сказал Роланду. Король мгновение глядел на него.
     Дензиль усмотрел в этом жесте нечто тревожное для себя и, пожалуй, чуточку резче, чем следовало бы, спросил:
     - Что такое, сир?
     - Интересное соображение. Зачем вам нужна крепость, сэр, коли вы находитесь под моей защитой? - резко ответил Роланд.
     Напряженность в голосе короля заставила притихнуть все разговоры вокруг престола и остановила перо Равенны. Дензиль медлил с ответом, глядя на своего кузена. Наконец сделал изящный поклон:
     - Я нуждался в ней... чтобы подарить ее вам, сир.
     После недолгого молчания придворные, переварив новость, разразились одобрительным ропотом и аплодисментами.
     - Сколь восхитительный жест! - громко воскликнула Равенна.
     - Я принимаю ваш дар, - радостно сообщил Роланд. - Мои лучшие архитекторы украсят ваше поместье великолепными садами, и я верну его вам преображенным.
     Раздались новые аплодисменты. Равенна сложила недописанный приказ и передала его Томасу:
     - Бель-Гарде понравится мне куда больше, когда вместо стен там появится новый парк.
     Томас уронил бумагу на ближайшую жаровню.
     - Когда ты поместишь там свои войска, Бель-Гарде понравится тебе еще больше.

4

     За деревянным задником сцены, в скромном помещении, отгороженном от великолепия галереи пыльными бархатными шторами и навесом, царило смятение. Игнорируя выкрики и восклицания, исходившие из уст актеров, и шум метавшихся в освещенном тусклыми лампами жарком и душном сумраке за ее спиной, Каде увеличила дырку в одной из темно-синих занавесей и принялась рассматривать торец галереи. Задняя стена была почти целиком застеклена, окна ее выходили на террасы и просторный сад, которому надлежало придавать гармоничный вид всему архитектурному ансамблю.
     Она помнила этот сад, хотя теперь почти ничего не видела во тьме снаружи за отблесками свечей. Каде могла бы показать отсюда, где находится роща сикомор или горка с классическими руинами, со всей тщательностью сооруженными, дабы создавать впечатление древности и заброшенности. Она рассчитывала на то, что вспомнит дворец, однако не ожидала, что впечатления: виды, ощущения, запахи - вернутся к ней с такой сокрушительной силой. Стены источали могучие облака аур древних битв, прошедшей любви, гнева и боли. Они вибрировали, выдавая эмоции и заклинания давно усопших кудесников. Где-то здесь и сама она оставила собственные отметины. И ее вовсе не прельщала перспектива внезапно вернуться в эти стены.
     Здесь Каде училась своим первым чарам у Галена Дубелла. Он преподавал ей Высшую магию, неторопливо вдалбливал до боли трудные формулы, прибегал к услугам алхимии и силам астральных тел, пытаясь понять и подчинить себе власти, правящие Вселенной. Гален был превосходным учителем, его наставления охватывали буквально все - от простейшего исцеляющего заклинания вплоть до архитектоники Великих Чар, случалось, обретавших собственную жизнь. Дубелла изгнали за это, ее же отослали в монастырь монелиток, где от деревенских женщин она узнала растительные яды и Низшую магию ведьм. Позже, в меру своих сил, она научилась у матери ее чарам, однако человеческая кровь не позволяла ей овладеть умением изменять облик и другими знаниями, легко дающимися фейри. Переданные Галеном знания помогли ей выжить. Чары, подвластные роду людскому, трудные и неторопливые, но могучие, основывающиеся на числах, символах, резных камнях и прочих средствах объяснения непостижимого, укрепляли и направляли действия астральных сил, с которыми фейри лишь забавлялись.
     Не надо мне было возвращаться сюда, подумала Каде. Отвага оставила ее где-то на полпути от театра Масок, и теперь нужно было самостоятельно выполнять план, разлетевшийся на мелкие осколки. Вообще-то для плана задумка была неплохая. Но теперь она ощущала могучее желание отринуть ее и несколько недель провести в труппе Бараселли. Боги леса знали, как нужна была ее помощь актерам. Одно лишь останавливало ее.
     "Быть может, я и могла бы заставить себя изобразить трусость, однако терпеть не могу казаться глупой. И глупо поворачивать назад, зайдя так далеко". Но чем больше она думала, тем менее привлекательной казалась ей перспектива возвращения в Нокму или Фейр, ничего не решив и вновь оказавшись перед теми же трудностями. Она поняла, что ей было необходимо вернуться домой - во дворец, в самое сердце Иль-Рьена, - чтобы встретиться с собственным прошлым. Чтобы увидеть своего сводного брата Роланда и понять, его ли она ненавидит, или же те давние воспоминания и отца. Быть может, вернуться следовало и для того, чтобы увидеть Равенну и показать вдовствующей королеве, что получилось из нескладного подкидыша дочери фейри. "Чтобы услышать от нее одобрение? - внезапно спросила себя Каде. - Ох, как я надеюсь, что нет". Она закусила губу, теребя растрепанный край занавеса. Итак, либо навсегда остаться у Бараселли, либо продолжить дело, ради которого она явилась сюда и которое следует выполнить. Перед окном прошли несколько женщин, свет играл на их атласных платьях, драгоценностях и накрахмаленных кружевных воротниках, движения идущих стесняли многочисленные нижние юбки, накладные воланы и модные рукава с буфами.
     Она повернулась на шум, поднявшийся вокруг Гарина, влетевшего в дверной проем. На него тут же набросились три других актера с помощниками, все вместе они начали избавлять его от костюма и заменять одеждами Бригеллы. Каде подобрала с пола парик и шляпу и подала им, надеясь, что вместе с этими вещами не отхватят ей пальцев. Бараселли глядел через щель в заднике.
     - Ужасно, - стонал он. - Совершенно ничего не выходит.
     - Не ной, я сделал все, на что способен, - огрызнулся Гарин глухим голосом из-под рубашки, которую Лайом натягивал ему на голову. - Если тебе не нравится, иди и играй сам.
     В отличие от прочих театральных заведений в "Комедии" не было написанных текстов пьес, чтобы актеры могли заучить роли. Сюжет определялся действующими персонажами, и актеры запоминали лишь основные реплики роли и дополняли их теми местными шутками или сплетнями, которые приходили на ум. Гарин трактовал незнакомую ему роль Бригеллы с большей вольностью, чем обычно, и приближался к стандартному тексту, лишь когда мог вспомнить его, чем жутко смущал всех остальных.
     Гарину пришлось взять на себя эту роль, потому что случилось худшее. Смотритель за развлечениями и цистерианская стража, проверявшие актеров, отказались пропустить во дворец шута, исполнявшего роль Бригеллы. Как оказалось, брат неудачника числился среди участников провалившейся попытки освободительной революции в Адере. Официальные лица держались при этом с ужасающей вежливостью, и Бараселли, немедленно заподозривший в них самых отпетых чернокнижников уже потому, что они узнали об этом, не осмелился произнести даже слова протеста.
     В тюремной наготе допросных комнат караульного помещения при вратах Святой Анны труппу задержали на несколько часов. Отчасти, как знала Каде, чтобы дать возможность выдать себя тем, у кого были основания для опасений, но главным образом, чтобы чиновники успели проверить все списки "нежелательных" лиц, которые исправно составляла королевская стража.
     - Как твое имя, милочка? - спросил Каде один из цистериан, когда пришла ее очередь.
     Каде знала, что академик в парадной мантии, притулившийся в уголке комнаты, на самом деле волшебник, обязанный чарами обнаружить враждебную магию. Когда цистерианин начал задавать свой вопрос, Каде почувствовала, как заклинание окутывает ее холодным туманом, незримым и неощутимым для всякого, кто не искушен в магии. Встретившись с защитным покровом, которым она окружила себя несколько часов назад, облако рассеялось без малейшего сопротивления. Вторая и третья попытки закончились тем же самым. Чародей остановился на этом - и вовремя, потому что ее защитная оболочка уже начинала растрескиваться снаружи. Наложив заговор пять или шесть раз, он мог бы поймать ее, но Каде, будучи сама ведьмой, шла на подобный риск. Если бы волшебник обнаружил ее магию или догадался, что перед ним фейри, она придумала бы что-нибудь еще.
     Отвечая на вопрос стражника, она сказала:
     - Катерина я, из Меруотча. А зовут Каде, так короче.
     Меруотчем называли деревушку возле того места, где Каде теперь чаще всего обитала, поэтому истинность ее утверждения не противоречила окутывавшему все помещения заклинанию, открывавшему всякий обман. Чары эти были старше самой Каде и причудливей часового механизма любой игрушки Портье. Сочетание жесткой логики и артистизма выдавали в заклятии давнишнюю работу доктора Сюрьете, и, невзирая на великое искушение, она не стала даже пытаться прикоснуться к нему.
     Стражник пристально посмотрел на нее, она чуть встревожилась, усомнившись в том, что здесь действительно сожгли ее единственный портрет, как давным-давно утверждал Роланд. Однако она услышала только:
     - Тебе лучше сменить имя. Могут быть неприятности.
     - Но меня так мамаша зовет.
     - Тогда будь настороже. А как мамашино семейство зовется?
     - Насколько мне известно, она им не обзавелась. А в Меруотче ее Майрой зовут.
     Тоже верно; северный выговор обитателей Меруотча делал из Мойры Майру. Каде ощутила, как чуточку затрепетали выявляющие ложь чары доктора Сюрьете, однако ее утверждение самым тонким образом сочетало правду и ложь, и разоблачение не состоялось.
     Ни вопросы, ни заклинания не выявили ничего странного в актере, игравшем роль Арлекина, и это озадачило Каде, подозревавшей его непонятно в чем.
     Дворец охранялся весьма надежно, и она проникла внутрь не без помощи отпущенной фейри удачи и наклонности к риску; еще она знала, что рождена под охраной этих же оберегов, что позволило ей миновать не только их, но и все ловушки, которыми доктор Сюрьете мог снабдить допросный зал.
     Возможно, он просто осёл, подумала она, с опаской взглянув на Арлекина, сидевшего на ящике с реквизитом и взиравшего на отчаянную суету с холодной усмешкой.
     Приподняв кожаную маску Коломбины, Каде стерла капельки пота с лица. Она знала, что ей скоро снова предстоит выйти на сцену, но в наведенной Бригеллой сумятице трудно было понять, далеко ли еще до ее выхода. Возможно, радуясь уже близкому финалу, прочие актеры решат закончить пьесу без нее.
     Каде перешла на место, откуда передняя часть Большой Галереи была видна через щель между занавесом и краем сцены, чтобы понаблюдать за престолом.
     Если уж внутренний облик дворца пробудил в ней столько чувств, то куда сильнее потрясли Каде его обитатели. Роланд переменился - и к худшему, решила она. Но что еще печальнее, Равенна осталась такой, какой была. Невзирая на прибавившуюся в рыжих волосах седину, вдовствующая королева оставалась изящной, очаровательной и непреклонно уверенной в себе. И каждая придворная дама по-прежнему старалась укрыться за веером, провожая глазами Томаса Бонифаса. То, что Каде с детским энтузиазмом предалась этому времяпрепровождению, ничего не исправляло. Пришлось признать - по крайней мере в собственных мыслях, - что, невзирая на задиристость и надменность, на него все еще стоило посмотреть. Она вспомнила глубоко посаженные темные глаза и на удивление ироничную улыбку. Его с давних пор числили среди украшений двора, даже несмотря на то, что в моде чаще бывали светловолосые кавалеры.
     Томас спустился с возвышения и направился через людную галерею, сразу исчезнув с ее глаз. Он уже заканчивал четвертый десяток, но годы не слишком изменили его, и в темных волосах лишь угадывалась седина. Не надо строить из себя большую дуру, чем есть на самом деле, напомнила себе Каде. Они с Равенной просто созданы друг для друга.
     Оставив всякие стоны, Бараселли как полоумный метался вокруг, собирая реквизит для финала. Он метнулся к Каде и спешно сунул ей в руки золотой кандел