скрывал эту черту от своих сподвижников, не удивило его.
     Дензиль вновь повернулся к нему уже с прохладцей истинно утонченного знатного дворянина и произнес с улыбкой:
     - Родственники - это неизбежное зло.
     - До поры до времени, - согласился Томас. Он видел фамильное сходство с Дензилем в чертах обоих мужчин, стоявших у стола, холодную синеву их голубых глаз. Заговоривший, казалось, сожалел о том, что получил столь грубый отпор; второй же наблюдал не без удовольствия. "Если Дензиль преуспеет, я не поставил бы и медяка за то, что хотя бы один из них доживет до конца года". Он спросил:
     - А Роланда вы тоже захватили?
     - Нет. - Глаза молодого герцога сверкали, лицо чуть раскраснелось от волнения, от упоения собственной властью. Внимательно глядя на Томаса, он решил сразить его наповал. - Равенна мертва.
     - Я знаю, - ответил Томас вполне ровным голосом, про себя гадая, не сообщил ли ему Грандье эту новость только затем, чтобы испортить настроение своему союзнику.
     Дензиль проявил достаточную выдержку и не выдал даже легкого раздражения; он только с прискорбием покачал головой и сказал:
     - Опять этот Грандье. А я так хотел вас порадовать.
     В этот самый момент Томас понял - Дензиль велел привести его сюда, чтобы убить. Он сразу заподозрил это, но теперь намерение было просто написано на лице молодого герцога, проступило во всем его поведении. Томас съязвил:
     - А вы неплохо скрываете разочарование.
     - Вы так думаете? - Дензиль достал из боковых ножен кинжал для левой руки и задумчиво прикоснулся к острию. Это было не то смертоносное оружие с зубастым лезвием и дополнительными выступами, предназначенными, чтобы ломать клинок врага, но элегантный инструмент смерти с удобным длинным клинком и украшенной золотом рукоятью. Томас взглянул в остекленевшие глаза Дензиля и постарался прогнать все мысли из головы. Со словами: - Едва ли вы будете удивлены этим, - герцог нанес ему удар в живот.
     В первый момент Томас ощутил лишь силу удара, перегнувшего его пополам. Боль началась потом, когда клинок вышел из раны, открыв разрезанную плоть. Томаса охватила волна ледяного холода, и ноги его подогнулись. Он заметил, что солдаты отпустили его, лишь когда он пал на колени. Горячая кровь потекла по ледяной коже, и сначала ее было на удивление мало. Он еще воспринимал шум в комнате, громкие голоса, но потом отказала рука, и на этом все кончилось.

***

     Откуда-то из теплой тьмы лихорадочного сна до него донеслись голоса.
     Гален Дубелл... нет, Грандье сказал:
     - Я не обязан объяснять вам собственные поступки.
     - Разве? Вы возводите меня на трон, я же обещал вам выполнить ваше сокровенное желание, и вы считаете, что не обязаны удостоить меня объяснением хотя бы в несколько слов! - произнес Дензиль голосом негромким и рассудительным.
     - Именно так.
     Наступило молчание. Томас умудрился открыть глаза. Скрючившись на боку, он лежал на кушетке; на новом цветном дамасском покрывале осталось пятно крови. Он знал это потому, что левая рука его как раз лежала на этом пятне. Дублет его был расстегнут, рубашка завернута. Было холодно, хотя и не так, как в той комнате, где он находился в заточении. Конечности не хотели даже шевелиться, а отсутствие боли просто потрясало.
     Грандье стоял спиной к нему, Дензиль оставался на противоположной стороне комнаты.
     Молодой герцог вопросительно поднял брови, но, поскольку Грандье сохранил выжидательную и вежливую позу, продолжил:
     - Этот человек - мой враг.
     - Меня это не волнует.
     Дензиль на мгновение погрузился в зловещее молчание, хотя Грандье отвечал ему столь же кротким голосом. Герцог настаивал:
     - Учтите, для вас выгоднее не вступать со мной в противоречия.
     - Наверное. Но мы, кажется, уже вступили в них, и посему я не вижу причин отказываться от выбранного мной курса.
     - Очень хорошо. Итак, будем считать происшедшее недоразумением. - Герцог изящно повел плечами, его ярость выдавала только легкая дрожь. - Советую в будущем быть осторожнее.
     Томас закрыл глаза, ощущая, как тьма головокружением прокатывается над ним; но прозвучали шаги Дензиля, и дверь закрылась за герцогом.
     Снова открыв глаза, он увидел Грандье: качая головой, старик повернулся к нему. Заметив, что Томас очнулся, чародей улыбнулся ему:
     - Этот человек, похоже, одержим ненавистью ко всякому, кто не подчиняется его обаянию. Но вам это, впрочем, давно известно.
     - Самым интимным образом, - неторопливо проскрежетал Томас. Сарказм вышел автоматически.
     Услышав самого себя, он вздрогнул.
     Грандье отвернулся, и Томас чуть приподнялся на локте. На одно мгновение боль охватила его внутренности, перегнула, отпустила и оставила бездыханным. Пальцы его нащупали плотный белый шрам в пяти дюймах под сердцем, только и оставшийся от колотой раны. Однако тело еще не забыло ее.
     Когда он посмотрел вверх, Грандье сказал ему с удивленной улыбкой:
     - А вы везучий человек. Дензиль мог нанести вам более трудную для исцеления рану.
     Томас глубоко вздохнул, но боль не возвращалась. Перестала ныть и колотая рана на руке.
     - А вы не думаете, что он сознательно сделал это?
     Грандье помотал головой:
     - Он рассердился потому, что я не позволил вам умереть.
     - Нет, потому, что вы реагировали настолько спокойно. Перед тем как нанести удар, он позаботился поведать мне, как вы исцелили его руку после моего выстрела.
     Старик на мгновение задумался.
     - Полезная мысль.
     Он посылал Донтана договориться с Дензилем, подумал Томас. Повезло герцогу; с тем же успехом можно было бы послать овцу торговаться с волками. Грандье направился через всю комнату к круглому столу с горшочками и бутылочками, должно быть, полными аптечных порошков. И, закрывая поплотнее пробки, начал укладывать их в кожаный чемоданчик. Томас хотел было спросить, зачем понадобился чародею живьем, однако решил, что и без того выяснит это через пару мгновений. Он пожалел, что поганый бишранский священник, в тюрьме выслушивавший признания Грандье, не записал никаких подробностей об этом преобразовании обликов. Например, о том, как может избежать такой участи намеченная жертва. Но вне зависимости от своей дальнейшей судьбы Томас хотел узнать одну вещь и спросил:
     - А как умерла Равенна?
     Грандье ответил не сразу и не поворачивая головы:
     - Эвадн вместе с шайкой фейри захватил ее в плен в башне Бель-Гарде и попытался выменять на Роланда. Она взорвала пороховой склад, который устроил там Дензиль, убила Эвадна и всех остальных. Уцелело лишь несколько фейри, державшихся снаружи. От них я и услыхал всю историю.
     Взорвала пороховой склад... Боже мой, подумала ли ты о том, что будет с тобой? Нет, конечно же, нет, даже если видела в своем поступке лишь способ покончить с жизнью. Свою собственную жизнь Равенна ценила не дороже чужих и сделала свое дело как подобает королеве. О, как удивились, должно быть, эти ублюдки!
     Когда Томас обернулся, оказалось, что волшебник внимательно смотрит на него. Спустя мгновение Грандье спросил:
     - Вы хотели знать, почему я решил показать вам воинство Мрака?
     - Да.
     - Я не намеревался угрожать, честное слово. Это было испытание.
     "Которого я не прошел", - внезапно подумал Томас.
     - В том подземелье не было света, - продолжал Грандье. - Во всяком случае, видимого очами смертных. Люди, сопровождавшие нас, только слышали страшные крики и смех и лишь иногда замечали мерзкую нечисть, выныривающую из стены мрака. Как и Донтан, я мог видеть воинство, потому что их сила прикоснулась к нам. Ну а почему видели их вы?
     Выныривая из волны мрака подобно черным фейри во время схватки в Большой Галерее, Томас ответил:
     - Раз вы достаточно знаете, чтобы проводить эксперименты, значит, у вас уже есть теория.
     - Она брала вас в Нокму?
     Томас молча разглядывал чародея. Королевство Каде в Фейре напоминало ему островок мирной реальности посреди кошмарного сна. Нетрудно и забыть, что заключенный там с нею пакт повлияет и на бурный вихрь настоящего...
     Грандье сам же и ответил:
     - Перемена эта заметна для тех, кто знает, что искать. А быть может, и для тех, кто не знает. Она открыла для вас потусторонний мир.
     - Ну а вам-то не все ли равно?
     - Нет, я могу воспользоваться вашей помощью.
     - В чем?
     - Скажем, в отношении герцога Альсенского. Как вы справедливо заметили, мое понимание образа его мыслей страдает прискорбной неполнотой. - Грандье закрыл кожаный чемоданчик и выпрямился над столом. - Равенна погибла, и Роланд остался один. Даже если вы сумеете бежать отсюда, он не станет вас слушать - хотя бы по поводу предательства Дензиля. Те, кто мог бы возглавить отпор стремлению герцога к власти, либо мертвы, либо рассеяны, либо просто не узнают о случившемся в нужное время. Я согласен с вами. Дензиль опасен, он не поддается моему воздействию и к тому же слишком умен. Мне придется воевать с ним, чтобы заставить выполнять мои желания, во всяком случае, до тех пор, пока он будет еще необходим мне. И вы поможете мне победить в этой войне.
     Томас сразу решил потянуть время. Он понимал, к чему может привести прямой отказ, однако сдаваться было еще рано. Он спросил:
     - А как насчет Каде?
     - Она более не может входить во дворец. Я обратил обереги против нее. Однако недавно мы с ней переговорили возле кольца в Большой Галерее... Похоже, она сердится на меня.
     - Вы пытались ее убить по меньшей мере два раза.
     - Безуспешно. Вы помогли ей в Старом Дворце, а с моим големом она управилась без особого труда. - Чародей чуть улыбнулся, едва ли не с гордостью, словно бы это он, а не Дубелл был учителем Каде.
     Томас подумал: "Интересно, а не кажется ли он иногда самому себе Галеном Дубеллом..."
     Но улыбка скоро померкла, когда Грандье неторопливо произнес:
     - Он никогда не рассказывал мне о ней. И о том, чему научил ее, и о том, какие из сил фейри передались ей, и где искать ее... Ее секреты он хранил до самого конца, даже когда впал в совершенное смятение и рассказал мне все необходимое о дворцовых оберегах.
     Томасу представился Гален Дубелл, человек, в общем, скорее доверчивый, несмотря на его едкие шутки. Он знал старика лишь в кривой подделке Грандье, который, однако, сумел обмануть Каде, знавшую Дубелла лучше, чем кто бы то ни бы было, тем самым подтвердив точность копии. Томас спросил:
     - Значит, вы делаете именно так? Втираетесь в доверие к нужным людям, разнюхиваете их секреты вплоть до мельчайших, пока ничего полезного уже не остается...
     - Да, а потом в известном смысле моя личность становится доминирующей.
     - Послушать, так прямо Дензиль.
     - Возможно.
     - Не пытайтесь ввести в заблуждение! - отрубил Томас; гнев мешал ему оборвать эти слова, излишние, если ставить целью сохранение собственной жизни. - Вы не похожи на герцога. Вас не ослепляет ни самолюбие, ни то, что сделали с вами в Бишре тамошние священники, как бы вы ни старались заставить нас поверить в противоположное. Вы с холодной головой приняли решение совершить свою месть именно таким образом и в точности отсчитать всю величину причиненной вам боли.
     - Быть может, в этом грехе повинны мы все. Разумные люди также предаются безумствам по собственным причинам. - Помолчав мгновение, Грандье продолжил: - Вы ошибаетесь в отношении моих намерений. Я не собираюсь использовать вас, как Дубелла. Ваше сотрудничество для меня полезнее, чем ваше тело - в данный момент. Впрочем, едва ли вы уже готовы дать мне ответ. Но я предлагаю вам все же не медлить с решением.
     Уже другие солдаты вернули Томаса во временную тюрьму и навесили оковы. Авилер по-прежнему находился там. За это время Верховный министр не претерпел значительного телесного ущерба - только морщины в свете свечи еще глубже избороздили его утомленное лицо.
     Когда конвоиры ушли, Авилер спросил:
     - Ну, что с вами было?
     Томас припал к стене. На обратном пути он уже обнаружил, что непрошеному исцелению не поддалась только одна рана - оставленная в его ноге ведьминой пулькой.
     - Мне предложили поучаствовать в славной революции Грандье.
     Подумав, Авилер показал кивком:
     - А откуда же тогда кровь?
     - Дензиль проколол меня, а Грандье исправил повреждение. Дензиль намеревается еще раз повторить это представление. Это было буквально написано на его физиономии.
     Томас отвернулся, радуясь тому, что в холодной комнатушке было темно. Он не желал открывать Авилеру все.
     Верховный министр надолго ушел в себя. Возможно, размышляет о том документе, который предложат ему подписать, подумал Томас. Он сидел уже в полудреме, когда вдруг неожиданно во тьме раздался голос Авилера:
     - Интересная демонстрация последствий отказа. И что вы ответили Грандье?
     - Я не стал отвечать ему. Это называется затяжкой времени, - позевывая, сказал Томас.
     - Понимаю.

***

     Каде плюхнулась на густую траву Нокмы, надеясь, что за ней в кольцо не влетело все воинство, однако это было маловероятно. Она успела подсоединить друг к другу две точки кольца, так что всякий увязавшийся за ней фейри оказался бы затянутым в вихрь, который будет кружить его в себе, пока не лопнет созданная ею связь, что, впрочем, случится достаточно скоро. С кольцами вообще сложно манипулировать: они всегда стремятся восстановить исходные очертания.
     Боливер все еще ожидал ее. Он устроился на траве вне круга менгиров и курил белую глиняную трубку.
     - Не более часа, - ответил он на ее недоуменный взгляд. - Ты нашла что-нибудь полезное?
     Каде встала, вышла из кольца - так, чтобы не слышать его гудения, - и ответила:
     - Да, но я совершила ошибку. Мне не следовало отправляться туда. - Усевшись на траву возле него, она обхватила голову руками и спустя мгновение произнесла: - Грандье ждал меня. Он знает, что я... он сказал мне, что Томас жив, и велел держаться в стороне. - Рот ее пренебрежительно скривился. - Он знает, что мне это будет сложно сделать.
     - Да, ты изрядно влипла, - согласился Боливер.
     - Ты невероятно любезен, - съязвила Каде.
     Боливер вздохнул:
     - Значит, твой Томас отчаянно нужен тебе, так? А он уже говорил про себя что-нибудь в этом роде?
     Каде подняла глаза и увидела серьезное выражение на его лице. Подавив мгновенную вспышку гнева, она ответила:
     - Да, Томас очень нужен мне, и если он сейчас погибнет, я уже никогда не узнаю, что он обо мне думает. Пусть даже ненавидит, мне все равно, только был бы жив...
     - Тогда перестань метаться, как пустоголовая курица, и сделай что-нибудь, - внезапно нарушил ее размышления Боливер.
     - Я вовсе не мечусь, что бы ты там ни говорил, - прошипела она сквозь зубы.
     - О да, ты не рыдаешь и не валишься в обморок, просто бегаешь по кругу, позволяя этому проклятому колдуну направлять тебя в нужную ему сторону.
     - Но я не...
     - Клянусь острыми ушами Пака! Женщина - ты же королева Воздуха и Тьмы. Поступай в соответствии с саном.
     Каде вмиг поднялась, и Боливер начал искать взглядом укрытие... Тут только до нее дошло, что Томас говорил практически то же самое в ту холодную и дождливую ночь, когда они из лоджии слушали, как Дензиль опутывает Роланда своими сетями.
     Она решила, что, наверное, так умирают: сердце ее охватила холодная немота, словно перед концом. Каде повернулась и направилась через поле к замку. Она добралась до края сада, поднялась по ступенькам, вошла в башню и замерла в своей мастерской, вдыхая сладкий аромат трав и цветов. Тут она заметила слабый свет, исходящий от чаши, оставленной ею на столе. Наконец-то сработало заклинание, которое должно было явить место, где находится ключ-камень. Она уже и забыла об этом.
     Затаив дыхание, Каде осторожно подошла к столу. В воде на дне чаши уже сложилось изображение: окутанные призрачной дымкой очертания комнаты. Она узнала ее.
     - Боги наверху и внизу, возьмите этого хитроумного ублюдка, - прошептала она едва ли не с благоговением. "Неужели он лежал там все это время?"
     А потом ей в голову пришла идея.

17

     Солнце сияло и здесь.
     Каде и Боливер стояли на открытом дворе, огражденном со всех сторон невысокой стенкой и обрывом, круто спускавшимся к морю. Над головами их простиралось широкое синее небо, крепкий ветерок нес с моря запах водорослей и дохлой рыбы. Каде подошла к краю кольца, воспротивившегося и не сразу пропустившего ее. Кольцо наполняла почти такая же сила, что в Нокме, однако здесь она бурлила сильнее. Впрочем, этим кольцом и пользовались намного чаще.
     Подойдя к стене, Каде посмотрела сквозь нее. Они очутились на вершине утеса, на сотню ярдов возносящегося над морем, терзавшим его основание. Перегнувшись, они увидели лестницу, которая, обвивая утес, спускалась к простой каменной пристани, и корму невероятно расписанного корабля возле нее.
     На противоположной стороне двора двое одинаковых фейри, блиставших золотом тел, рубинами зрачков и длинными янтарными волосами, стерегли арку, украшенную каменными дубовыми листьями; за ней открывался путь к узкому и изящному мостику, перекинутому над бурлящими серо-зелеными водами, от утеса к скалистому берегу. На противоположном конце моста высилось массивное сооружение с тяжелыми восьмигранными башнями, облицованными теплым бурым песчаником из далеких пустынь Парсции. Щурясь в утреннем солнце, Каде заметила на них крохотные блестки, образующие какой-то узор, - или драгоценные камни, или небольшие округлые окна. Она поглядела на Боливера, с опаской взиравшего на стражей моста. Выбив трубку на безупречно чистую мостовую, он сказал:
     - Это здесь.
     Каде подошла к вооруженным тонкими серебряными мечами стражам, облаченным в золотые ткани, усыпанные самоцветами. Они оба наблюдали за Каде и Боливером, но без особого интереса - как бы с насмешкой, - и один из них проронил:
     - Назови свои имя и дело, прекрасная дама, чтобы ты смогла войти.
     Обращение это - "прекрасная дама" - явно было выбрано из ехидства. Но никак не отреагировав на обращение, она ответила:
     - Я Каде Гадена, королева Воздуха и Тьмы. Мне нужно повидать Оберона.
     Стражи обменялись взглядами, не скрывавшими веселья и удивления, и второй из них сказал:
     - Тогда, госпожа, проходи с миром.
     Она направилась по мосту, Боливер шлепал за ней. Впереди можно было уже видеть высокую двустворчатую дверь, окруженную вспененными каменными волнами. Они подошли ближе, и солнце бросило розовые лучи на коричневый камень. Приблизившись еще, она заметила, что маленькие окошки, покрывающие башню, вовсе не окна, а глаза с темной радужкой и голубыми зрачками... некоторые были обращены к ним, другие смотрели на море.
     Боливер с каменным лицом прошептал:
     - За нами следят!
     Каде промолчала.
     Новая пара стражников-фейри, во всем похожая на охранявших мост, если не считать отливавших янтарной глазурью крыльев за спиной, отворила перед ними тяжелые двери.
     Внутри оказалась высокая каменная галерея, прохладная и полная воздуха, пол ее был выложен белой плиткой. Они углублялись в совершенное безмолвие. В стороны равномерно отходили коридоры, однако вполне могло показаться, что, кроме двоих, гостей в замке нет.
     Продумывая то, что ей предстояло сделать, а вернее, что она была вынуждена совершить, Каде ощущала некоторую робость, которая могла порождаться и потрясением; однако чувство это начинало пробуждать в ней гнев, доведенный до такого накала, что он как бы сплавился со всеми ее мыслями или эмоциями. В известном смысле это раскрепощало Каде. Отношение к ней стражей-фейри, каким оно представлялось девушке, в иных обстоятельствах вызвало бы самую решительную реакцию. Однако ныне оно казалось самым ничтожным среди прочих соображений. Столь ярый гнев заставлял направлять все ее действия к цели и тем препятствиям, которые следовало одолеть на пути к ней, что весьма облегчало принятие решений, служащих устранению всех препон.
     Должно быть, примерно так ощущал себя Урбейн Гра