ила Каде тоном, пожалуй, чересчур простодушным, однако же не настолько, чтобы женщины смогли заподозрить тонкую насмешку.
     - О, это куда лучше, чем связаться с актером, - игриво произнесла Сильветта, качнув головой в сторону входа в таверну. Едва явившись с улицы, игравший Арлекина актер вступил в разговор с одним из слуг. Смуглый, симпатичный и чисто выбритый на самый последний адераский фасон, он совсем не был похож на других актеров, игравших шутов.
     Чуть помедлив, Каде спросила:
     - Хорошо ли ты его знаешь?
     Сильветта ответила:
     - Он новичок. Бараселли взял его в прошлом месяце, после смерти предыдущего Арлекина.
     - Он был стар?
     - О нет, все наши шуты молоды. С ним приключилась горячка. Очень плохой знак.
     Арлекин посмотрел в их сторону, и взгляд его остановился как будто бы на Каде. Коррина, явно ограничивавшаяся одной только мыслью, ухмыльнулась и сказала:
     - Вот видишь, ты ему приглянулась.
     Но Каде, сумевшая прочитать в этих темных глазах волчье высокомерие, фыркнув, ответила:
     - Едва ли. - И ловким движением рук подложила карту, сулящую Сильветте благосостояние в будущем.

***

     Томас провел день, проверяя продвижение всех затеянных им прошлым вечером расследований, однако королевская стража еще не сумела добиться заметных успехов. Он полагал необходимым прощупать Галена Дубелла по поводу его прежней ученицы Гадены Каде, но прошлый вечер, первый на свободе после трех дней томительного заточения в доме Урбейна Грандье, не представил ему подходящего момента.
     Гален Дубелл перебрался в комнаты, прежде занимавшиеся покойным доктором Сюрьете, где его и отыскал Томас, когда повернувшее к горизонту солнце наполнило своим светом высокую палату. Нужда в такой комнате возникла, когда зрение начало отказывать старому чародею. Многостворчатые окна в западной стене позволяли использовать дневной свет максимально. Украшенные золотом книжные полки занимали стены, глобус под защитным кожаным чехлом стоял в углу. Остальная мебель скрывалась под стопками книг и изрядным слоем пыли.
     Когда слуга провел Томаса в комнату, Дубелл поднял глаза от письменного стола и улыбнулся:
     - Капитан.
     На носу чародея сидели старые очки в золотой оправе; по одну сторону широкого стола, который доктор Сюрьете некогда делил со своим ассистентом Миламом, были разложены открытые книги.
     - Мне хотелось бы поблагодарить вас за то, что вы сделали прошлой ночью для моего человека. Его ждала смерть, если бы не ваше целительное искусство, - сказав Томас.
     - Приветствую вас и тем не менее сомневаюсь в том, что у вас нет ко мне никаких дел. Прошу вас не стесняться высказываться прямо, без обиняков.
     Ну-ну. Прислонившись к книжной полке, Томас отодвинул со лба шляпу с пером, ощущая скорее интерес, чем недовольство. Прямота не относилась к числу тех качеств, которые можно было часто встретить при дворе.
     - Мы получили весточку от одной из ваших старых знакомых... точнее, от Каде, сводной сестры его величества короля Роланда.
     - Так вот оно что. - Дубелл снял очки и в задумчивости постучал ими по гнутому подлокотнику кресла. Капитан впервые увидел в нем досрочно состарившегося молодого человека, а не умудренного возрастом чародея, во всей ученой красе восставшего из тучных почв университета в Лодуне. - Действительно, я знаю Каде.
     - Она была вашей ученицей?
     - Это не совсем так. Просто я первым показал ей, как использовать тот дар, которым она и без того безупречно владела. Я уже заплатил за эту ошибку. Десять лет изгнания из родного города - долгий срок. - Он тряхнул головой, стараясь прогнать налетевшие думы. - Но вы сказали, что у вас от нее весть?
     - Да. Похоже, она собирается нанести нам визит.
     - Лично? Это странно. Обычно она присылает всякие штучки в обличье подарков, так ведь?
     - Ну, если их можно так называть. - Посылки Каде укладывались в диапазон от смешных до опасных. Кубок, из которого не могла пить ни одна персона, нарушившая узы брака, произвел всеобщее смущение и создал ряд комических ситуаций, потешив тем самым весь двор. Куда меньше радости принесло ожерелье: застегнутое на шее, оно начинало стягиваться, отрезая голову несчастной персоне, рискнувшей надеть его. Древний рыцарь, явившийся посреди прошлой зимы со своей игрой в "сними голову", был одним из самых пугающих и в наименьшей степени материальных. Конечно же, Ренье увлекся этой забавой со скоростью летящего со стены мешка с камнями. Развлечение это увело наставника альбонских рыцарей в двухмесячное путешествие, прославившееся своей бесцельностью. Нетрудно было предположить, что чародейка-фейри следила за всем издалека и смеялась до упаду. Проявляя силу, Каде действовала с тонкостью брошенного стилета, намереваясь оставить свое имя в коварных деяниях. Томас предпочел бы иметь дело с Каде, а не с Урбейном Грандье; во всяком случае, было ясно, какую опасность она представляет. - Могла бы она попытаться встретиться с вами? - спросил он у Дубелла.
     Чародей поднялся с кресла и подошел к одному из окон, выходившему на Розовый двор. Томас последовал за ним. С пятого этажа двор хорошо просматривался. Внизу каменные дорожки текли серыми речками между островами, заросшими небольшими красными и белыми осенними розами. На одной из этих тенистых речек стояли кавалер и придворная дама, углубившиеся в беседу. Нечто напряженное в повороте головы женщины говорило о тайном свидании. Оба, конечно же, не знали, что сейчас за ними наблюдают капитан гвардии королевы и чародей, которого, возможно, в ближайшие несколько месяцев возведут в дворцовые... Однако при дворе трудно скрыться абсолютно от всех глаз.
     Спустя мгновение Дубелл сказал:
     - Каде было бы легче встретиться со мной в Лодуне. Но зачем ждать так долго?
     - Я не могу сказать, зачем ей это может понадобиться, доктор. Каде - лишь наполовину человек, и я не разбираюсь в причинах ее поступков.
     Двадцать пять лет назад, когда мать Каде явилась ко двору, чтобы покорить старого короля Фулстана, никто не мог ответить, почему и зачем ей это понадобилось. Никто не знал тогда, что она - Мойра, великая и самовластная королева в одном из несчетных государств Фейра, что крылись под древними курганами, в обманчиво глубоких озерах и на пропадающих островах, неподалеку от южного побережья. Целый год, днем и ночью, она безраздельно владела всем вниманием Фулстана, а потом отправилась восвояси, словно забытый багаж оставив новорожденную дочь и короля, сделавшегося еще более плохим правителем, чем прежде.
     Дубелл, похоже, умел угадывать направление мыслей собеседника:
     - Я помню ее мать. Я был тогда молодым человеком. Королевская труппа как раз давала "Счастливые земли", и она внезапно возникла в зале в своем черном платье, усыпанная драгоценностями, как звездами. Королева Воздуха и Тьмы. - Рассеянным движением взяв книгу с подоконника, он переложил ее на верх стойки, занимавшей ближайшее кресло. - Человек более мудрый усмотрел бы в Каде потенциальную опасность. Фейри, кажущиеся похожими на человека, обычно более склонны к преображениям и мести, чем их чудовищные собратья. Но я видел тогда в ней только одинокого ребенка, ощущающего первое прикосновение истинной силы, ума и желания пользоваться и тем, и другим. Признаюсь вам, капитан: я никогда не ощущал за собой вины, поскольку дал ей самые минимальные наставления о ремесле. В противном случае она бы отыскала кого-то другого. Мне горько видеть то, как она воспользовалась мастерством, однако я не считаю себя ответственным за это. - Он серьезными глазами поглядел на Томаса. - Подобное чревато оскорблением королевской персоны.
     - Быть может, но в мягкой форме. По сравнению с тем, что здесь происходит. И нам нужна ваша помощь.
     Капитан не сомневался, что Дубелл прекрасно осознает, что держит весь двор под прицелом, хотя бы до тех пор, пока сумеет явиться новый придворный чародей, однако ему хотелось знать, способен ли старый ученый открыто признаться в этом.
     Дубелл покачал головой:
     - Я дал присягу много лет назад, когда впервые явился сюда. И все возникшие с тех пор разногласия не имеют к ней ни малейшего отношения.
     Старый чародей по-прежнему разглядывал сад, согбенные плечи выдавали предельную - до костей - усталость. Гален Дубелл говорил настолько раскованно, что его было сложно подозревать даже человеку, в душе которого подозрительность пустила самые глубокие корни.
     "Сколько же раз может присягнуть человек в своей вечной верности, прежде чем схватишь его наконец за руку? - подумал Томас. - Во всяком случае, пока события не докажут иного".
     Парочка внизу исчезла из виду.
     - А что слышно о Грандье? - спросил Дубелл.
     - Пока ничего. Его будет нелегко разыскать снова. А вы не можете припомнить хотя бы какого-нибудь намека на его дальнейшие планы? - задал вопрос Томас без особой надежды. Все это они уже полностью обговорили вчера на пути во дворец.
     - Нет, я почти ничего не видел и не слышал. И должен этому только радоваться, иначе, как я полагаю, мне бы не позволили жить.
     - Не знаю. Он затеял весьма сложную игру.
     Дубелл кивнул, соглашаясь:
     - Именно так. Именно так.

***

     Приближалась зима, и дни становились короче. На улице было зябко, город окутала ночь. Томас сидел у камина с чувством горечи, сознавая, что основательно потрудился, но совершенно ничего не достиг. Капитан вышел на террасу. Опершись о перила, он увидел своего молодого лейтенанта Гидеона, попросил подняться и передал ему последнее известие командира королевской стражи.
     - Они полностью потеряли след Грандье, - сообщил Томас Гидеону. Оба были одеты в темные придворные костюмы, парча на воротнике и запястьях была оторочена кружевами, прикрывавшими и верх сапог. Костюм Томаса украшали алые ленты гвардии Равенны - на рукавах и перекрестье меча. - Что меня особо не удивляет. Он прожил здесь втайне достаточно долго, чтобы так оборудовать дом; должно быть, успел нарыть нор и отнорков по всему городу.
     - Не очень-то воодушевляющая перспектива, - отозвался лейтенант с сожалением.
     В обязанности Гидеона входило начальствование над отрядом гвардейцев, составлявших охрану королевы Фалаисы, посему он проводил возле нее большую часть дня, вместо того чтобы участвовать в розысках Грандье.
     - Не то слово, - сказал Томас, разглядывая поднятую ветерком рябь на водной глади канала. Гидеон последний месяц ходил в любовниках Фалаисы, и капитан размышлял, догадывается ли его подчиненный о том, что ему известно об этом. Томас надеялся, что Гидеон не натворит глупых поступков. "Я знаю его с юных лет, - думал он, - и мне жутко даже представить, что, быть может, придется убить его собственной рукой". Снизу до них вдоль изящной лестницы донеслась музыка, к которой примешивался смех. Распахнутые двери под аркой вели в вестибюль Большой Галереи, где готовилось вечернее представление для двора.
     - Грандье играет с нами. По-моему, он хотел, чтобы мы сразу нашли его, а почему ему это понадобилось - вопрос особый. - Томас вздохнул. - Мне придется сегодня ночью снова переговорить с командиром королевской стражи.
     - Да. Вот еще что. - Гидеон понизил голос. - Государыня Фалаиса хочет встретиться с вами. Памятуя о том, что вы поведали мне, я попытался отговориться, но...
     - Я позабочусь об этом. - "Неужели он думает, что у женщин нет чувства самосохранения?" - пронеслось в мозгу. Томас пытался не дать возможности королеве Фалаисе сделать ему предложения, о которых по долгу чести он будет вынужден сообщить ее свекрови Равенне. - С кем она сейчас?
     - С Аристофаном, как он называет себя. - Гидеон ухмыльнулся. - Его настоящее имя Самуэль Портер.
     - Это который?
     - Прыщавый такой.
     - Они все прыщавые, Гидеон.
     - Прыщавый и рыжеватый. - Лейтенант кашлянул. - К нам приближается доктор Браун.
     Томас оглянулся. Доктор Браун, приодевшийся для двора в черный бархатный плащ, коротко помахал им с площадки под террасой.
     - Похоже, у него что-то на уме, - проговорил Томас.
     Гидеон одарил молодого чародея взглядом, полным пренебрежения.
     - Из-за того, что он не справился с оберегами в доме того кудесника, Гаспард едва не погиб.
     - Случай, бесспорно, более тяжелый, чем все прежде предоставлявшиеся Гаспарду возможности отдать концы. Возвращайся к Фалаисе. Постарайся тактично убедить ее показаться при дворе.
     - С вашего позволения, сэр. - Отдав честь, Гидеон поспешил к лестнице, уводящей на верхние этажи, Томас же направился вниз, навстречу доктору Брауну.
     - Я хотел бы обсудить с вами один вопрос, - торопливо обратился к Томасу волшебник, едва поравнявшись с ним.
     Доктор Браун был встревожен, и обычное на его лице выражение побитой собаки улетучилось. Томас недоуменно спросил:
     - Что случилось?
     - Капитан! - окликнул его голос от арки, уводящей в Большую Галерею.
     О Ад, это Дензиль, подумал Томас и, прежде чем отреагировать на оклик, сказал Брауну:
     - Если дело не терпит отлагательств, выкладывайте быстрее.
     Браун помедлил, нервные глаза его обратились к приближающемуся Дензилю.
     - Потерпит, - сказал волшебник. - Я приду в Большую Галерею попозже.
     - Вы уверены?
     - Да. - Молодой человек начал робко отступать в сторону.
     - Ну хорошо.
     Браун кивнул и словно растворился в темени.
     Томас направился навстречу Дензилю.
     Отец герцога Альсенского был человек никудышный, немногим лучше разбойника на большой дороге, и к тому же ко дню своей смерти он ухитрился промотать большую часть фамильного достояния. Герцогство Альсенское Дензиль унаследовал в возрасте восьми лет, окруженный толпой обедневших и загребущих, но благородных родичей. Семь лет спустя, явившись ко двору и добившись фавора у Роланда, он получил обратно прежнее состояние и с тех пор был удостоен королевских щедрот - земель, придворных должностей вместе с прилагающимися к ним доходами. Теперь он обзавелся собственным окружением, укомплектованным такими же ничтожными знатными дебоширами; он поощрял их к заговорам против Равенны. Они сеяли разные слухи и всячески досаждали ей; двое дураков из его приятелей посмели зайти слишком далеко и кончили жизнь на камне Предателей вне городской черты. Его влияние на Роланда постоянно смущало Равенну, и если это семейство Дензиля научило его подленьким поступкам, оно могло бы добиться и большего успеха.
     - Капитан, до меня дошли неприятные слухи о намерениях короны относительно моего поместья в Бель-Гарде, - произнес Дензиль, поправляя перчатки и демонстративно не глядя на Томаса. Кузен короля являл собой образец придворного. Светлые волосы были идеально завиты, бородка безукоризненно подстрижена, приятное лицо не несло на себе отпечатка битв, возраста и трудов; янтарного цвета дублет украшали аксельбанты, а расшитые золотом бриджи являли верх совершенства. Быть может, этим отчасти и объяснялась симпатия к нему Роланда, сам король всегда был неопрятным мальчишкой. - Надеюсь, вы поправите меня, если это не так?
     - Я охотно поправлю вас, милорд, - непринужденно ответил Томас.
     Услышав подобный ответ, герцог обратил к нему свои ледяные голубые глаза, весьма дисгармонирующие с заурядностью, которую он собой являл. Помедлив, он манерно улыбнулся:
     - Я узнал, что один кавалерийский служака усмотрел в моем поместье какую-то опасность.
     Этого было достаточно, чтобы Томас понял: Дензилю известно все, и он только пытается подловить его. Бель-Гарде построили вокруг укрепленной башни, стоявшей над городом. В прошлом столетии крепость выдержала двухлетнюю осаду и представляла собой идеальный плацдарм для подступа к городским стенам. То, что столь ценная и опасная собственность досталась Дензилю, немало досаждало старой знати и в особенности Равенне. Безмолвно прокляв того, кто открыл их тайны юному герцогу, Томас ответил:
     - Это не поместье, это крепость, что нарушает эдикт, запрещающий частным лицам владеть укреплениями. - В прошлом году Роланду удалось замять вопрос о праве Дензиля владеть укреплением. В конце концов король сдался дипломатическому нажиму генерала Вийона, однако сложность заключалась в том, чтобы сохранить все в тайне от Дензиля, пока не удастся добиться от Роланда подписанного распоряжения.
     - Кто это утверждает?
     - Лорд-генерал Вийон, командующий кавалерией и осадными машинами:
     - Он глуп.
     - Возможно, его ввел в заблуждение ров и зубцы на стенах.
     Дензиль погладил один из темно-желтых камней, вделанных в рукоятку его шпаги, пытаясь сообразить, стоит ли заметить насмешку или нет. Томас знал, что может пренебречь этим жестом, очевидно, предназначавшимся группе придворных, проходивших через фойе в галерею. Дензиль был превосходным дуэлянтом и цеплял за живое, однако клятва верности, принесенная королевскому дому, не позволяла Томасу вызвать герцога на дуэль. Дензиль же мог вызвать его, однако, невзирая на все провокации, копил раздражение до времени, когда капитан будет тяжело ранен или на смертном одре. Наконец герцог спросил:
     - И он разрушит поместье?
     - Только засыплет ров и сломает стены. Так, по сути дела, будет выгоднее и владельцу. Знатоки утверждают, что вы получите великолепную возможность расширить парк и завести роскошный сад.
     Выражение на лице Дензиля свидетельствовало, что к подобной перспективе он мог относиться лишь как к предложению отдать своих детей в публичный дом.
     - Полагаю, что эти козни исходят не от короля?
     - Эдикт предложен палате Совета два года назад, и многие лорды уже подписали его. Я бы не посмел называть его кознями, милорд.
     Дензиль отмахнулся.
     - Зовите его как хотите, сэр, - сказал он жестко, - но мне хотелось бы знать, почему вы враждуете со мной и так презираете меня, сэр?
     Подобная тактика неизменно приносила ему успех у Роланда; Дензиль всегда превращал самое кроткое замечание в свой адрес в самые грубые личные нападки. Томас же ответил:
     - Полагаю, что если бы я хоть раз подумал о вас, то мог бы отыскать основания для презрения, однако я не могу представить себе обстоятельства, которые могли бы вынудить меня замечать вас, милорд.
     Деланное негодование в глазах Дензиля превратилось в подлинный гнев, и на мгновение Томас исполнился надежд, однако юный герцог обнаруживал глупейшее безрассудство лишь когда опасность угрожала не его собственной жизни, и мгновение осталось нереализованным.
     - Посмотрим, сэр, - негромко ответил Дензиль.
     Томас дождался, пока герцог исчез за главными дверями Большой Галереи, и только тогда, следуя за ним, направился вниз по ступеням. Дензиль не мог узнать о планах относительно Бель-Гарде ранее сегодняшнего утра, иначе он уже пожаловался бы Роланду во время утреннего приема. Тогда выходит, что Дензиль обратится к Роланду нынешней ночью, не дожидаясь приватной аудиенции, чтобы подтолкнуть Равенну к нелестному и прилюдному спору с королем. Миновав высоченные двойные двери под аркой, Томас словно окунулся в океан звуков. Музыка, доносившаяся с высоких оркестровых балконов над залом, мешалась с шумными отголосками разговоров, отражалась от лепнины потолка и потрясала канделябры из горного хрусталя. Зал был настолько велик, что большая толпа - Томас прекрасно знал это - рассыпалась по нему на редкие островки; явившиеся с визитом магнаты, придворные, министры и богатые коммерсанты, приглашенные из любезности или политической необходимости, сходились в крупные группы возле искусно облицованных мрамором колонн, апельсиновых деревьев в серебряных бочках или фонтанов, источавших вино.
     Томас направился, минуя собравшихся, к подножию трона, время от времени приветствуя знакомых. В центре зала уже началась пьеса - на дощатой приподнятой сцене с классическими деревянными колоннами и рисованным задником, на котором был изображен адераский базар, разыгрывалось представление. Крикливо одетый Панталоне с острой бородкой и в маске с длинным крючковатым носом затеял спор с уродливым Пульчинеллой - горбатым, пузатым и в высоком остром колпаке. Кое