Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Фэнтази
      Савченко Владимир. Открытие себя -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  -
примыкает к той разработке блоков памяти, которую когда-то вели мы с Валеркой, и получается, что Гарри был едва ли не автор и руководитель ее; прямо это не сказано, но догадаться можно. Во-вторых, он предался вольной импровизации в части истолкования и домысливания полученных результатов и основательно заврался. В-третьих, у него даже давно известные факты, установленные зарубежными системотехниками и электронщиками, идут за фразой "Исследованиями установлено...". Как же наш ученый совет-то пропустил такое? Месяц май, половина людей в командировках и отпусках. Нет, это ему так не пройдет". "19 мая. - Ты арифметику знаешь? - спросил Кравец, когда я изложил ему суть дела и свои намерения. - Знаю, а что? - Тогда считай: два дня на подготовку к участию в защите плюс день защиты... плюс месяц нервотрепки после нее - ты ведь не маленький, знаешь, что такие штуки даром не проходят. Что больше весит: месяц наших исследований, результаты которых со временем повлияют на мир сильней всей нынешней техники, или халтурная диссертация, которая ни на что не повлияет? Одной больше, одной меньше - и все. - М-да... а теперь я тебе расскажу другую арифметику. Вот мы с тобой одинаковые люди и одинаковые специалисты, кое в чем ты даже меня превосходишь. Но если я сейчас пойду к тому же ученому секретарю Хилобоку и, не особенно утруждая себя обоснованиями, заявлю ему, что практикант Кравец глуп, не разбирается в азах вычислительной техники (даже арифметику знает слабо), портит приборы и тайком льет спирт... что будет с практикантом Кравцом? Вон- ив института и вон из общежития. И пропал практикант. Никому он ничего не докажет, потому что он всего лишь студент. Вот такую же силу по сравнению с вами наберет Хилобок, став доктором наук. Я тебя убедил? Я его настолько убедил, что он тут же отправился в библиотеку подбирать выписки из открытых литературных источников. Могу и еще обосновать: нам надо думать не только об исследованиях, но и о том, что когда-то придется защищать правильные применения открытия. А это мы не умеем. Этому надо учиться. Да к черту осторожные обоснования! В конце концов живу я на свете или мне это только кажется?" "22 мая. Все началось обыкновенно. В малом зале КБ собралась небольшая, но представительная аудитория! Гарри Харитонович приколол к доске листы ватмана с разноцветными схемами и графиками, картинно стал возле и произнес положенную двадцатиминутную речь. Допущенные слушали, испытывая привычную неловкость. Одни совсем не понимали, о чем речь; другие кое-что понимали, кое-что нет; третьи все понимали: и кто такой Гарри Хилобок, и что у него за работа, и почему он ее засекретил... Но каждый уныло думал, что нечего соваться в чужой огород, да и достаточно ли он сам совершенен, чтобы критиковать других? Обычные сонные размышления, благодаря которым в науку прошмыгнула уже не одна тысяча бездарей и пройдох. Гарри кончил. Председательствующий прочел отзывы. Приятные отзывы, ничего не скажешь (кто же станет неприятные представлять на защиту?). Для меня серьезной неожиданностью было лишь то, что и Аркадий Аркадьевич дал отзыв. Затем были выступления официальных оппонентов. Известно, что такое официальный оппонент: он, чтобы оправдать свое название, отмечает некоторые недоделки, некоторые несоответствия, "а в целом работа соответствует... автор заслуживает...". Впрочем, не буду грешить: оппонент из Москвы очень квалифицированно поиздевался над всеми положениями диссертации и дал понять, что ее можно раздолбать, но он сделал это настолько тонко и осторожно, что его вряд ли понял сам Гарри; "а в целом работа заслуживает...". И наконец: "Кто желает выступить?" Обычно к этому времени все чувствуют отвращение к происходящему, никто ничего не желает, диссертант благодарит - все. Завлабораторией В. Кривошеин сделал глубокий вдох и выдох (к этому времени я осознал, что скандал получится серьезный) и поднял руку. Гарри Харитонович был неприятно поражен. Я, как и он, говорил 20 минут и в развитие своих доводов передавал членам совета журналы, монографии, брошюры, в которых излагались без ссылок на Хилобока защищаемые им результаты; затем воспроизвел на доске его схему... неважно, чего именно, тем более что единственным достоинством ее была "оригинальность", и доказал, что поскольку... то схема на частотах требуемого диапазона работать не будет. В зале стало шумно. Затем выступил кандидат наук В. Иванов, прилетевший (не без моего звонка) из Ленинграда. Он тоже уточнил приоритетные данные и разобрал "оригинальную" часть диссертации; речь Валерки была исполнена эрудиции и тонкого юмора. В зале стало еще бодрее - и пошло! Мой старый знакомец Жалбек Балбекович Пшембаков стал уточнять у Гарри: как же в схеме .N_2 осуществляется... (об этом тоже не стоит). Хилобок не знал как, но попытался отбиться порцией разжижающей мозги болтовни. За ним вступили в интересный разговор другие работники КБ. В заключение выступил главный инженер КБ, профессор и лауреат... (его фамилию не рекомендовано упоминать всуе). "Мне с самого начала казалось, что здесь что-то не то", - начал он. Словом, не помогла Хилобоку первая форма: раздолбали его диссертацию, как бог черепаху! На Гарри жалко было смотреть. Все расходились по своим делам, а он скалывал с доски роскошные ватманы - и упругие листы, свертываясь, били его по усам. Я подошел помочь. - Спасибо уж, не надо, - пробурчал Хилобок. - Что - довольны? Сами не защищаетесь и другим не даете. Легко живете, Валентин Васильевич, природа наделила вас способностями... - Хорошенькое дело, легко! - опешил я. - Зарплата в два раза меньше, чем у вас, отпуск тоже. А работы и забот сверх головы... - Сами себе прибавляете забот-то, зачем вам было в это дело вмешиваться? - Гарри, сворачивая листы, взглянул на меня многообещающе и зло. - Об институте надо думать, не только о себе да обо мне... Ну, да не здесь нам об этом говорить! Это уж как водится. Но все равно: я сейчас себя удивительно хорошо чувствую. Такое ощущение, что сделал если не более значительное, то, несомненно, более нужное дело, чем наше открытие: прищемил гада. Значит, можно? И не так страшно, как казалось. Теперь и за будущее нашей работы как-то не так опасаюсь. Можно одолевать и такие проблемы! - А на работу это все-таки повлияло... - пробормотал Онисимов-Кривошеин, наблюдая за "машиной-маткой". - Э, да что только не влияет на работу! "29 мая. Сегодня был вызван пред светлы очи Азарова. Он только вернулся из командировки. - Вы понимаете, что вы наделали? - Но, Аркадий Аркадьевич, ведь диссертация". - Речь идет не о диссертации Гарри Харитоновича, а о вашем поведении! Вы подорвали престиж института, да как подорвали! - Я высказал свое мнение. - Да, но где высказали? Как высказали?! Неужели трудно понять, что во внешней организации вы не просто инженер, который стремится свести... э-э... научные счеты с кем-то (ну, Гарри накапал!), а представитель Института системологии! Почему вы не высказали свое мнение на предварительной защите? - Я не знал о ней. - Все равно вы могли даже после нее изложить свое мнение моему заместителю - оно было бы учтено! (Это Вольтамперновым-то!) - Оно не было бы учтено. - Я вижу, мы не договоримся. Какие у вас планы на дальнейшее? - Увольняться не собираюсь. - Я вам этого и не предлагаю. Но мне кажется, что вам еще рано руководить лабораторией. Ученый, работающий в коллективе, должен учитывать интересы коллектива и, уж во всяком случае, не наносить ему вред своими действиями. Полагаю, что на предстоящем конкурсе вам трудно будет пройти на должность заведующего лабораторией... Вое. Я вас не задерживаю. Вот так. Сейчас по всему институту раздается оскорбленное индюшиное болботанье: "Инженер против кандидата! Супротив доктора!" Стараниями Гарри дело представляется так, будто я сводил с ним счеты. Вспоминают старые мои грехи: выговор, аварию в лаборатории Иванова (завхоз Матюшин носится с идеей взыскать с меня деньги за нанесенный ущерб). Спохватились, что я не представил годовой отчет о работе, хотя тема 154 кончается лишь в этом году. Поговаривают, что надо образовать комиссию по проверке работы лаборатории. Недоброжелатели кричат, доброжелатели шепчут сочувственно и с оглядочкой: "Здорово ты Хилобока приделал... Так ему, болвану и надо... Ну, теперь тебя съедят..." И советуют, куда перейти. "Так вы бы вступились!" - "Ну, видишь ли... - разводит руками тот же теплый парень Федя Загребняк. - Что я могу? Это же не моя специальность..." Все-таки гнусная жизнь у узкого специалиста. Сытая, обеспеченная, но гнусная. Все его жизненные интересы сосредоточены вокруг каких-нибудь там элементов пассивной памяти, да и то не любых элементов, а на криотронах, да к то не на любых криотронах, а пленочных, да и то не из любых пленок, а только из свинцово-оловянных... Рабочий, крестьянин, техник, инженер широкого профиля, учитель и даже канцелярист могут найти приложение своим силам и знаниям во множестве занятий, предприятий и учреждений, а этими треклятыми пленками занимаются в двух-трех институтах на весь Союз. Куда деваться в случае чего бедному Фене? Сиди и не чирикай... В сущности, узкая специализация - это способ самопорабощения. Поэтому у нас, в среде узких специалистов, почти никогда не бывает, чтоб все за одного (кроме случаев, когда этот один - Азаров); все на одного - это другое дело, это легче. Поэтому и разгораются страсти при каждом нарушении научной субординации. "Это ж каждого так могут провалить!" - возопил Вольтампернов. И пошло... Ладно, перетерпим. Выстоим. Главное - дело сделано. Я ведь знал, на что иду. Но противно. Сил нет как противно..." Онисимов погасил папиросу, впился взглядом в машину. В расположении шлангов что-то медленно и неощутимо изменилось. Они будто напряглись. По некоторым прошла дрожь сокращений. И - Онисимов даже вздрогнул - первая капля из левого темно-серого шланга звонко ударилась о дно бака. Онисимов приставил к баку лесенку, взобрался по ней. Подставил ладонь под шланг. За минуту в нее набралась лужица густой золотистой жидкости. Под ней, как под увеличительным стеклом, вырисовавылись линии кожи. Он сосредоточился: кожа исчезла, обнажились красные волоконца мышц, белые косточки фаланг, тяжи сухожилий... "Ах, если бы они это знали и умели, - вздохнул он, - опыт пошел бы не так. Не знали... И это повлияло". Он выплеснул жидкость в бак, опустился на пол, вымыл руку под краном. Звон капель из всех шлангов теперь звучал по-весеннему весело и дробно. - Работа! Крепка же ты, машина, - с уважением сказал Онисимов-Кривошеин. - Крепка, как жизнь. Ему явно не хотелось уходить из лаборатории. Но, взглянув на часы, он заспешил, надел пиджак. - Доброе утро, Матвей Аполлонович! - радостно приветствовал его Хилобок. - Уже работаете? Я вот вас дожидаюсь, сообщить хочу, - он приблизил усы к уху Онисимова. - Вчера в квартиру Кривошеина эта... женщина его бывшая приходила, Елена Ивановна Коломиец, что-то взяла и ушла. И еще кто-то там был, всю ночь свет горел. - Понятно. Хорошо, что сообщили. Как говорится, правосудие вас не забудет. - Что ж, я всегда пожалуйста. Мой долг! - Долг-то долг, - голос Онисимова стал жестким, - а не движут ли вами, гражданин Хилобок, какие-либо иные привходящие мотивы? - То есть какие такие мотивы? - Например, то, что Кривошеин провалил вашу докторскую диссертацию. Лицо Гарри Харитоновича на мгновение раскисло, но тут же выразило оскорбленность за человечество. - Вот люди, а! Уже успел кто-то сообщить... Ну, что у нас за народ такой, вы подумайте, ах ты, ей-богу! Ну, что вы, Матвей Аполлонович, как вы могли сомневаться, я от чистого сердца! Да не так уж сильно повлиял Кривошеин на защите, как вам рассказали, там посерьезней его специалисты были, и одобряли многие, а он, известно, завидовал, ну и, конечно, порекомендовали доработать, ничего особенного, скоро снова буду представлять... Ну, впрочем, если у вас ко мне есть недоверие, то смотрите все сами, мое дело сказать, а там... Всего вам доброго! - Всего хорошего. Гарри Харитонович удалился вне себя: и с того света достает его Кривошеин! - Крепко вы его, товарищ капитан! - одобрил старшина. Онисимов не услышал. Он смотрел вслед Хилобоку. "...Все одно к одному. Поневоле раздумаешься: а стоит ли? Давай напрямую. Кривошеин: ведь можешь гробануться в этом опыте. Очень просто, по своей же статистике удачных и неудачных опытов. Наука наукой, методика методикой, но с первого раза никогда как следует не получается - закон старый. А ошибка в этом опыте - не испорченный образец. Ведь выходит, что я полезу в бак просто как узкий специалист по этому делу. Такая у меня специальность - как у Феди Загребняка криотронные пленки. Но могу и не лезть, никто не заставит... Смешно: просто из-за неудачно сложившейся специальности погружаться в эту сомнительную среду, которая запросто растворяет живые организмы! Из-за людей? Да ну их! Что мне - больше других надо? Буду жить спокойно и для себя. И будет хорошо. ...И все станет ясно - последней холодной ясностью подлеца. И всю жизнь придется оправдывать свое отступление тем, что все люди такие, не лучше тебя, а еще хуже, все живут только для себя. И придется поскорее избавиться от всех надежд и мечтаний о лучшем, чтобы не напоминали они тебе: ты продал! Ты продал и не вправе ждать от людей ничего хорошего. И тогда совсем холодно станет жить на свете..." Старшина Головорезов что-то спрашивал. - Что? - Я говорю, смена скоро будет, товарищ капитан? Ведь в двадцать два ноль-ноль заступил.. - Неужели не выспались? - весело сощурил на него глаза Онисимов. - Час-полтора поскучать вам еще придется, потом снимут - обещаю. Ключи я возьму с собой, так надежнее. Никого сюда не пускайте! Глава четвертая И у Эйнштейна были начальники, и у Фарадея, и у Попова.... но о них почему-то никто не помнит. Это есть нарушение субординации! К. Прутков-инженер, мысль N_40 Окна кабинета Азарова выходили в парк. Были видны верхушки лип и поднимающийся над зеленью серый в полосах стекла параллелепипед нового корпуса. Аркадию Аркадьевичу никогда не надоедало любоваться этим пейзажем. По утрам это помогало ему прогнать неврастению, прибавляло сил. Но сегодня, взглянув в окно, он только кисло поморщился и отвернулся. Возникшее вчера чувство одиночества и какой-то вины не проходило. "Э! - допытался отмахнуться Азаров. - Когда кто-то умирает, чувствуешь себя виноватым уже оттого, что остался жив. Особенно если покойник моложе тебя. А одиночество в науке естественно и привычно для каждого творческого работника. Каждый из нас знает все ни о чем - и каждый свое. Понять друг друга трудно. Поэтому мы часто заменяем взаимопонимание молчаливым согласием не вникать в дела других... Но что же знал он? Что делал он?" - Можно? Доброе утро, Аркадий Аркадьевич! - Хилобок приблизился по ковру, распространяя запах одеколона. ...Намек Онисимова взволновал Гарри Харитоновича; ему пришло в голову, что могут истолковать, будто он сводил счеты с Кривошеиным из-за диссертации, будто травил его и тем способствовал его смерти. "Известно, когда человек погиб, всегда виноватого ищут. А у нас могут, у нас народ такой..." - затравленно думал доцент. Он еще не звал точно: чего и кого именно ему нужно бояться, но бояться надо было, чтобы не дать маху. - Так, значит, я вот подготовил проектик приказа, Аркадий Аркадьевич, относительно происшествия с Кривошеиным, чтобы, значит, все у нас относительно него... и этого происшествия было оформлено как полагается. Здесь всего два пункта: относительно комиссии и относительно прикрытия лаборатории, ознакомьтесь, пожалуйста, Аркадий Аркадьевич, если вы не возражаете... Хилобок склонился над лакированным столом, положил перед академиком лист бумаги с машинописным текстом. - Так, значит, в состав комиссии по расследованию этого происшествия я записал товарища Безмерного, инженера во технике безопасности, ему по штату такими делам положено заниматься, хе-хе... Ипполита Илларионовича Вольтампернова - как специалиста по электронной технике, Аглаю Митрофановну Гаражу - как члена месткома по охране труда, Людмилу Ивановну из канцелярии в качестве технического секретаря комиссии... ну, и сам возглавлю, если вы, Аркадий Аркадьевич, не будете возражать, возьму на себя и эту обузу, хе-хе! - он осторожно взглянул на академика. Аркадия Аркадьевич рассматривал своего верного ученого секретаря. Доцент был, как всегда, тщательно выбрит и отутюжен, тонкий алый галстук струился по накрахмаленной рубашке, как кровь из перерезанного воротником горла, но почему-то и вид, и хорошо поставленный голос Гарри Харитоновича внушали академику глухое отвращение. "Этот легкий трепет передо мной... эта нарочитая унтер-офицерская придурковатость... Ведь понятен ты, Гарри Харитонович, насквозь понятен! Может, именно потому я и держу его при себе, что он понятен? Потому что от него нельзя ждать ничего неожиданного и великого? Потому что цели его ясны? Когда цели функциональной системы понятны, ее поведение в тысячи раз легче предвидеть, чем когда цели неизвестны, - есть такое положение в системологии... Или мне просто нравится ежедневно осознавать себя в сравнении с ним? Может быть, именно от этого и возникает одиночество, что окружаем себя людьми, над которыми легко возвыситься?" - И второй пункт насчет прикрытия, так сказать, приостановки работ в лаборатории новых систем на время работы комиссии... Ну, а после комиссии уж будет ясно, как нам с этой лабораторией решить дальше: расформировать или придать другому отделу какому-нибудь... - Работы там прекратились естественным образом, Гарри Харитонович, - невесело усмехнулся Азаров. - Некому там теперь работать. И расформировывать некого... - В памяти снова вырисовался труп Кривошеина с выкаченными глазами и скорбным оскалом. Академик помассировал пальцами виски, вздохнул. - Впрочем, я в принципе принимаю вашу идею о комиссии. Только состав ее следует несколько откорректировать, - он придвинул к себе листик, раскрыл авторучку. - Ипполита Илларионовича можно оставить, инженера по технике безопасности тоже, технический секретарь тоже нужен. А прочих не надо. Возглавлю комиссию я сам, возьму, как вы выразились, на себя эту обузу, чтоб вас не утруждать. Хочу как следует разобраться, что делал Кривошеин. - А... а я? - упавшим голосом спросил ученый секретарь. - А вы занимайтесь своими обязанностями, Гарри Харитонович. Хилобок почувствовал себя совсем скверно: страхи оправдывались. "Отстраняет!" Сейчас он боялся и ненавидел мертвого Кривошеина больше, чем живого. - Вот! В

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору