т...
    - ...Кравец Виктор Витальевич, - справился по записям Онисимов.
    - Вот именно... приходится родственником Кривошеину.  Студент  он,
из Харьковского университета,  нам  их  зимой  пятнадцать  человек  на
годичную  практику  прислали.  А  лаборантом  его  Кривошеин   оформил
по-родственному - как не порадеть, все мы люди, все мы человеки...
    - Будет вам, Гарри Харитонович! - оборвал его академик.
    - Понятно, -  кивнул  Онисимов.  -  Скажите,  а  кроме  Кравца,  у
потерпевшего близкие были?
    - Как вам сказать, Матвей Аполлонович?  -  проникновенно  вздохнул
Хилобок. - Официально - так нет, а неофициально... ходила тут  к  нему
одна женщина, не  знаю,  невеста  она  ему  или  так;  Коломиец  Елена
Ивановна,  она  в  конструкторском   бюро   по   соседству   работает,
симпатичная такая...
    - Понятно. Вы, я вижу, в курсе, - усмехнулся Онисимов, направляясь
к двери.
    Через минуту он вернулся с фотоаппаратом, направил в  угол  зрачок
фотоэкспонометра.
    - Лабораторию на время проведения дознания я  вынужден  опечатать.
Труп будет  доставлен  в  судебно-медицинскую  экспертизу  на  предмет
вскрытия. Товарищам по организации похорон надлежит обратиться туда, -
следователь направился в угол, взялся за клеенку,  которая  прикрывала
труп  Кривошеина.  -  Попрошу  вас  отойти  от  окна,  светлее  будет.
Собственно,  я  вас  больше  не  задерживаю,  товарищи,  извините   за
беспокойст...
    Вдруг он осекся, рывком поднял  клеенку:  под  ней  на  коричневом
линолеуме лежал  скелет!  Вокруг  растекалась  желтая  лужа,  сохраняя
расплывчатые окарикатуренные очертания человеческого тела.
    - Ох! - Хилобок всплеснул руками, отступил за порог.
    Аркадий Аркадьевич почувствовал, что у него ослабели ноги,  взялся
за стену. Следователь неторопливыми машинальными движениями  складывал
клеенку и завороженно смотрел на  скелет,  издевательски  ухмылявшийся
тридцатидвухзубым оскалом.  С  черепа  бесшумно  упала  в  лужу  прядь
темно-рыжих волос.
    - Понятно...  -  пробормотал  в  растерянности   Онисимов.   Потом
повернулся к Азарову, неодобрительно поглядел в широко раскрытые глаза
за прямоугольными очками. - Дела тут у вас, товарищ директор...


                             Глава вторая


                            - Что вы можете сказать в свое оправдание?
                            - Ну, видите ли...
                            - Достаточно. Расстрелять. Следующий!

                                                              Разговор


    Собственно, следователю Онисимову пока еще ничего не было понятно;
просто сохранилась у него от лучших времен такая речевая привычка - он
от  нее  старался  избавиться,  но  безуспешно.  Более  того,   Матвей
Аполлонович был озадачен и крайне обеспокоен подобным поворотом  дела.
За полчаса до звонка  из  института  системологии  судебно-медицинский
эксперт Зубато, дежуривший с  ним  в  эту  ночь,  выехал  на  дорожное
происшествие за город. Онисимов отправился  в  институт  один.  И  вот
пожалуйста: на месте неостывшего трупа лежал в  той  же  позе  скелет!
Такого в  криминалистической  практике  еще  не  случалось.  Никто  не
поверит, что труп сам превратился в скелет,  -  на  смех  поднимут!  И
"Скорая помощь" уехала - хоть бы они подтвердили.  И  сфотографировать
труп не успел...
    Словом,  случившееся  представлялось  Онисимову  цепью   серьезных
следственных упущений. Поэтому он, не  покидая  территории  института,
запасся письменными показаниями техника Прахова и академика Азарова.
    Техник-электрик Прахов Георгий Данилович, двадцати  лет,  русский,
холостой, военнообязанный, беспартийный, показал:
    "...Когда я вошел в лабораторию, верхний свет горел, нарушена была
только силовая сеть. В помещении стоял такой запах, что меня  чуть  не
вырвало - как в больнице. Первое, что я заметил: голый человек лежит в
опрокинутом баке, голова и руки  свесились,  на  голове  металлическое
устройство. Из бака что-то вытекает, похоже, будто  густая  сукровица.
Второй - студент, новенький, я его наглядно знаю - лежит рядом,  лицом
вверх, руки раскинул. Я бросился к тому, который в баке,  вытащил.  Он
был еще теплый и весь скользкий, не  ухватиться.  Потормошил  -  вроде
неживой. В лицо я его узнал - Валентин Васильевич Кривошеин, часто его
встречал в институте, здоровались. Студент дышал,  но  в  сознание  не
возвращался. Поскольку  ночью  на  территории  никого,  кроме  внешней
охраны, нет, вызвал по телефону лаборатории "Скорую помощь" и милицию.
    А короткое замыкание получилось  в  силовом  кабеле,  что  идет  к
лабораторному электрощиту понизу вдоль стены в алюминиевой трубе.  Бак
разбил бутыль - видимо, с кислотой, - она в этом месте  все  проела  и
закоротила, как проводник второго рода".
    О том, что он вышел  к  месту  аварии  спустя  час  после  сигнала
автомата, Жора благоразумно умолчал.
    Директор   института   Азаров    Аркадий    Аркадьевич,    док-гор
физико-математических  наук  и  действительный  член  Академии   наук,
пятидесяти восьми лет, русский, женатый, невоеннообязанный, член КПСС,
подтвердил, что он "опознал в предъявленном ему на месте  происшествия
следователем  Онисимовым  М.  А.   трупе   черты   лица   исполняющего
обязанности   заведующего   лабораторией   новых   систем    Валентина
Васильевича Кривошеина  и,  помимо  того,  со  свойственной  академику
научной  объективностью  отметил,  что   его   "поразила   невероятная
изможденность покойного,  именно  невероятная,  несоответствующая  его
обычному облику...".
    В половине одиннадцатого утра Онисимов вернулся в горотдел, в свой
кабинет на первом этаже, окна  которого,  перечеркнутые  вертикальными
прутьями решетки, выходили  на  людный  в  любое  время  дня  проспект
Маркса. Матвей Аполлонович кратко доложил дежурному майору  Рабиновичу
о происшедшем, направил на  экспертизу  пробирки  с  жидкостью,  затем
позвонил в клинику "Скорой помощи", поинтересовался, в каком состоянии
пребывает единственный очевидец происшедшего. Ответили,  что  лаборант
чувствует себя нормально, просит выписать его.
    - Хорошо,  выписывайте,  сейчас  высылаю  машину,   -   согласился
Онисимов.
    Не успел  он  распорядиться  о  машине,  как  в  кабинет  ворвался
судебно-медицинский  эксперт  Зубато,  полнокровный   и   громогласный
мужчина с волосатыми руками.
    - Матвей, что ты мне привез?! - он возмущенно плюхнулся  на  стул,
который крякнул под ним. - Что за  хохмы?!  Как  я  установлю  причины
смерти по скелету?
    - Что осталось, то и привез, - развел руками Онисимов.  -  Хорошо,
что пришел,  с  ходу  формулирую  вопрос:  каким  образом  труп  может
превратиться в скелет?
    - С ходу  отвечаю:  в  результате  разложения  тканей,  которое  в
обычных условиях длится недели и даже месяцы. Это все, что  может  сам
труп.
    - Тогда... как можно превратить труп в скелет?
    - Освежевать, срезать мягкие ткани и  варить  в  воде  до  полного
обнажения  костей.  Воду  рекомендуется  менять.  Ты   можешь   внятно
рассказать, что произошло?
    Онисимов рассказал.
    - Ну, дела! Эх, жаль, меня не было! - Зубато в  огорчении  хлопнул
себя по коленям.
    - А что на шоссе?
    - Э, пьяный  мотоциклист  налетел  на  корову.  Оба  живы...  Так,
говоришь, "растаял" труп? - эксперт скептически  сощурился,  приблизил
полное лицо к Онисимову. - Матвей, это липа. Так  не  бывает,  я  тебе
точно говорю. Человек не сосулька, даже мертвый. А не обвели тебя там?
    - Это как?
    - Да так: подсунули  скелет  вместо  трупа,  пока  ты  заходил  да
выходил... и концы в воду!
    - Что ты мелешь: подсунули! Выходит, академик стоял на стреме?! Да
вот и он показывает... - Онисимов засуетился, ища показания Азарова.
    - Э, теперь они покажут! Там народ такой... - Зубато  волнообразно
пошевелил  волосатыми  пальцами.  -  Помнишь,  когда  у  них   студент
облучился,  то  завлабораторией  тоже  все  валил   на   науку:   мол,
малоисследованное явление,  гамма-радиация  разрушила  кристаллические
ячейки дозиметра... а на поверку оказалось, что студенты расписывались
под инструкцией о работе с изотопами, не читая ее! Отвечать никому  не
хочется, даже академикам, тем более  по  мокрому  делу.  Припомни:  ты
оставлял их наедине с трупом?
    - Оставлял, - голос следователя упал. - Два раза...
    - Вот тогда твой труп и "растаял"! - и  Зубато  рассмеялся  бодрым
смехом человека, который сознает, что неприятность случилась не с ним.
    Следователь задумался, потом отрицательно покачал головой.
    - Нет, тут ты меня не собьешь. Я же видел...  Но  вот  как  теперь
быть с этим скелетом?
    - Шут  его...  постой,  есть  идея!  Отправь  череп  в   городскую
скульптурную мастерскую. Пусть восстановят облик по методу  профессора
Герасимова,  они  умеют.   Если   совпадет,   то...   это   же   будет
криминалистическая сенсация века! Если нет...  -  Зубато  сочувственно
поглядел на Матвея Аполлоновича, - тогда не хотел бы  я  оказаться  на
твоем месте при разговоре с Алексеем  Игнатьевичем!  Ладно,  я  сам  и
направлю, так и быть, - он поднялся.  -  И  заодно  освидетельствую...
хоть скелет, раз уж насчет трупа у тебя туго!
    Зубато удалился.
    "А если вправду обвели?  -  Онисимов  вспомнил,  как  неприязненно
смотрел на него академик, как лебезил доцент Хилобок, и  похолодел.  -
Прошляпил труп, основную улику, милое дело!"
    Он набрал номер химической  лаборатории,  -  Виктория  Степановна,
Онисимов беспокоит. Проверили жидкость?
    - Да, Матвей Аполлонович. Протокол в перепечатке, но данные я  вам
прочитаю. "Воды - 85 процентов, белков - 13 процентов,  аминокислот  -
0,5 процента, жирных кислот- 0,4 процента", ну и  так  далее.  Словом,
это плазма человеческой крови. По  гемагглютинам  относится  к  первой
группе, содержание воды понижено.
    - Понятно. Вредность от нее может быть?
    - Думаю, что нет...
    - Понятно... А если, например, искупаться в ней?
    - Ну... можно, видимо, захлебнуться и утонуть. Это вас устроит?
    - Благодарю вас! - Матвей Аполлонович раздраженно  бросил  трубку.
"Ишь, острячка! Но похоже, что версия несчастного  случая  отпадает...
Может, притопил его лаборант в баке? Очень просто. Нет,  на  утопление
не похоже..."
    С каждой минутой дело нравилось Онисимову все меньше. Он  разложил
на  столе  взятые  в  институтском  отделе  кадров  и  в   лаборатории
документы, углубился в их изучение. Его отвлек телефон.
    - Матвей, с тебя причитается! - загремел в мембране победный голос
Зубато. - Кое-что я установил даже по скелету:  посередине  шестого  и
седьмого ребер на  правой  стороне  грудной  клетки  имеются  глубокие
поперечные трещины.  Такие  трещины  бывают  от  удара  тупым  тяжелым
предметом или о  тупой  предмет,  как  угодно.  Поверхность  излома  в
трещинах, свежая...
    - Понятно!
    - Эти трещины сами по себе не могут быть причиной смерти. Но  удар
большой силы мог серьезно повредить внутренние органы,  которые,  увы,
отсутствуют... Вот в таком плане. Буду рад, если это тебе поможет.
    - Еще как поможет! Череп на идентификацию отправил?
    - Только что. И позвонил - обещали сделать быстро.
    "Итак, это не несчастный случай  от  производственных  причин.  Ни
жидкость, ни короткое  замыкание  человеку  ребра  не  ломают.  Ай-ай!
Значит, было там двое: пострадавший и потерпевший. И похоже, что между
пострадавшим и потерпевшим завязалась серьезная драка..."
    Онисимов почувствовал себя бодрее:  в  деле  наметились  привычные
очертания. Он стал набрасывать текст срочной телеграммы в Харьков.
    Июньский  день  накалялся  зноем.  Солнце  плавило  асфальт.  Жара
сочилась и в кабинет Онисимова, он включил вентилятор на своем столе.
    Ответ харьковской милиции пришел ровно в час дня. Лаборанта Кравца
доставили  в  половине  второго.  Войдя  в  кабинет,  он   внимательно
огляделся с порога, усмехнулся, заметив решетки на окнах:
    - Это зачем, чтобы быстрей сознавались?
    - Не-ет, что вы! - добродушно пропел Матвей Аполлонович. - В нашем
здании раньше оптовая база была,  так  весь  первый  этаж  обрешетили.
Скоро снимем, в милицию воры  по  своей  охоте  не  полезут,  хе-хе...
Садитесь. Вы уже здоровы, показания давать можете?
    - Могу. Лаборант прошел через комнату, сел на  стул  против  окна.
Следователь рассматривал его. Молод, года двадцать четыре,  не  более.
Похож на Кривошеина, таким тот мог быть лет десять назад. "Впрочем,  -
Матвей Аполлонович скосил глаза  на  фотографию  Кривошеина  в  личном
деле, - тот таким  не  был,  нет.  Этот  -  красавчик".  И  верно,  во
внешности Кравца была какая-то манекенная зализанность и  аккуратность
черт. Это впечатление нарушали лишь глаза - собственно, даже  не  сами
глаза, голубые и по-юношески ясные, а прицельный прищур век.  Лаборант
смотрел на следователя умно и настороженно. "Пожилые у  него  какие-то
глаза, - отметил следователь. -  Но  быстро  оправился  от  передряги,
никаких следов. Ну-с, попробуем".
    - Знаете, а вы похожи на покойного Кривошеина.
    - На покойного?! - Лаборант стиснул челюсти и на  секунду  прикрыл
глаза. - Значит, он...
    - Да, значит, - жестко подтвердил Онисимов. "Нервочки  у  него  не
очень..." - Впрочем, давайте по порядку, - он придвинул  к  себе  лист
бумаги открыл авторучку. - Ваши имя, отчество, фамилия, возраст, место
работы или учебы, где проживаете?
    - Да вам ведь, наверно, известно?
    - Известно-неизвестно - такой  порядок,  чтобы  допрашиваемый  сам
назвался.
    "Значит, погиб... что теперь делать? Что  говорить?  Катастрофа...
Черт меня принес в милицию - мог  бы  сбежать  из  клиники...  Что  же
теперь будет?"
    - Пожалуйста, пишите: Кравец Виктор  Витальевич,  двадцать  четыре
года,  студент  пятого  курса  физического   факультета   Харьковского
университета. Живу постоянно в Харькове, на Холодной  горе.  Здесь  на
практике.
    - Понятно, - следователь, вместо  того,  чтобы  писать,  быстро  и
бесцельно  вертел  ручку.  -  Состояли  в  родственных  отношениях   с
Кривошеиным; в каких именно?
    - В отдаленных, - неловко усмехнулся студент. - Так, седьмая  вода
на киселе.
    - Понятно! - Онисимов положил авторучку, взял  телеграфный  бланк;
голос его стал строгим. - Так вот, гражданин: не подтверждается.
    - Что не подтверждается?
    - Версия ваша, что вы Кравец, живете и учитесь в  Харькове  и  так
далее. Нет  в  Харьковском  университете  такого  студента.  Да  и  на
Холодной  горе,  17  указанное  лицо  не  проживало  ни  временно,  ни
постоянно.
    У  допрашиваемого  на  мгновение  растерянно  обмякли  щеки,  лицо
вспыхнуло. "Влип. Вот влип, ах, черт! Да как глупо!.. Ну, конечно  же,
они сразу  проверили.  Вот  что  значит  отсутствие  опыта...  Но  что
теперь-то говорить?"
    - Говорите правду. И подробненько. Не забывайте, что дело касается
смертного случая. "Правду... Легко сказать!"
    - Понимаете... правда, как бы это вам сказать... это слишком много
и сложно... - забормотал растерянно лаборант, ненавидя и презирая себя
за  эту  растерянность.  -  Здесь  надо  и  о  теории  информации,   о
моделировании случайных процессов...
    - Вот  только  не  напускайте  тумана,  гражданин,   -   брюзгливо
поморщился Онисимов. - От теорий  люди  не  погибают  -  это  сплошная
практика и факты.
    - Но... понимаете, может быть, собственно, никто и не  погиб,  это
можно доказать... попытаться доказать. Дело в том, что...  видите  ли,
гражданин следователь... ("Почему я назвал его "гражданин следователь"
- я ведь еще не арестант?!") Видите ли,  человек-это  прежде  всего...
н-ну... не кусок протоплазмы весом в семьдесят килограммов... Ну,  там
пятьдесят  литров  воды,  двадцать  килограммов  белков...   жиров   и
углеводов... энзимы, ферменты, все такое.  Человек  это  прежде  всего
информация. Сгусток информации... И если  она  не  исчезла  -  человек
жив...
    Он замолчал, закусил губу. "Нет, бессмысленная затея. Не  стоит  и
стараться".
    - Так, я слушаю вас, продолжайте, - внутренне усмехаясь, поторопил
следователь.
    Лаборант взглянул на него исподлобья, уселся поудобнее и сказал  с
легкой улыбкой:
    - Одним словом, если без теорий, то Валентин Васильевич  Кривошеин
- это я и есть. Можете занести это в протокол.
    Это было настолько неожиданно и нагло, что Матвей  Аполлонович  на
минуту онемел. "Не отправить ли его к  психиатру?"  Но  голубые  глаза
допрашиваемого  смотрели  осмысленно,  а  в   глубине   их   пряталась
издевательская усмешка. Она-то и вывела Онисимова из оцепенения.
    - По-нят-но! - он тяжело поднялся. - Вы что  же,  за  дурака  меня
считаете? Будто я не знакомился с личным делом Кривошеина, не  был  на
происшествии, не помню его облика и прочее? - Он оперся руками о стол.
- Не хотите объявлять себя  -  вам  же  хуже.  Все  равно  узнаем.  Вы
признаете, что документы у вас поддельные?
    "Все. Надо выходить из игры".
    - Нет. Это вам еще надо доказать. С таким же успехом вы  могли  бы
считать поддельным меня! Лаборант отвернулся к окну.
    - Вы не паясничайте, гражданин! - повысил голос следователь.  -  С
какой целью вы проникли в лабораторию? Отвечайте! Что у вас получилось
с Кривошеиным? Отвечайте!
    - Не буду я отвечать!
    Матвей Аполлонович мысленно выругал себя за  несдержанность.  Сел,
помолчал - и заговорил задушевным тоном:
    - Послушайте, не  думайте,  что  я  утопить  вас  хочу.  Мое  дело
провести  дознание,  доложить  картину,  а   там   пусть   прокуратура
расследует, суд решает... Но вы сами себе  вредите.  Вы  не  понимаете
одного: если сознаетесь потом, как говорится, под давлением улик,  это
не  будет  иметь  той  цены,  как  чистосердечное  признание   сейчас.
Возможно, все не так страшно.  Но  пока  что  все  улики  против  вас.
Картина   повреждений   на    трупе,    данные    экспертов,    другие
обстоятельства... И все сходится в одном, - он перегнулся через  стол,
понизил голос, - что вроде как вы потерпевшего... того... облегчили.
    Допрашиваемый опустил  голову,  потер  лицо  ладонями.  Перед  его
глазами снова возникла картина: конвульсивно дергающийся в баке скелет
с головой Кривошеина, свои руки, вцепившиеся в  край  бака...  теплая,
ласковая жидкость касается их и - удар!
    - Сам не знаю, я или не я... - пробормотал он севшим голосом. - Не
могу понять... - он поднял глаза. - Послушайте, мне надо  вернуться  в
лабораторию!
    Матвей Аполлонович едва не подпрыгнул: такой быстрой победы он  не
ожидал.
    - Что ж, и так бывает, - сочувственно покивал он.  -  В  состоянии
исступления от  нанесенного  оскорбления  достоинству  или  превышение
предела необходимой  обороны...  Сходим  и  в  лабораторию,  на  месте
объясните: как там у вас с ним вышло, - он придвинул к  себе  лежавшую
на краю стола "шапку Мономаха", спросил небрежно: - Этим вы,  что  ли,
по боку его двинули? Увесистая штука.
    - Ну,  хватит!  -  резко,  и   как-то   даже   надменно   произнес
допрашиваемый и распрямился. - Не вижу смысла  продолжать  беседу:  вы
мне шьете "мокрое" дело... Между прочим, эта "увесистая  штука"  стоит
пять тысяч рублей, вы с ней поосторожней.
    - Значит, не желаете рассказывать?
    - Нет.
    - Понятно, - следователь нажал кнопку. - Придется вас задержать до
выяснения.
    В дверях появился долговязый, худой милиционер с длинным  лицом  и
отвислым носом - про таких на Украине говорят: "Довгый, аж гнеться".
    - Гаевой? - следователь посмотрел на него с сомнением. -  Что,  из
сопровождающих больше никого нет?
    - Так что все в разгоне, товарищ капитан,  -  ответил  тот.  -  На
пляжах многие, следят за порядком.
    - Машина есть?
    - "Газик".
    - Отправьте задержанного в подследственное  отделение...  Напрасно
отказываетесь помочь нам и себе, гражданин. Омрачаете свою участь.
    Лаборант в дверях обернулся.
    - А вы напрасно считаете, что Кривошеин мер