Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
Но разобрало любопытство. Комплекс явно стремился развиваться. Но
зачем? Чтобы понимать человека? Непохоже: машину пока явно устраивало,
что я понимаю ее, прилежно выполняю заказы... Люди делают машины для
своих целей. Но у машины-то какие могут быть цели?! Или это не цель, а
некий первородный "инстинкт- накопления", который, начиная с
определенной сложности, присущ всем системам, будь то червь или
электронная машина? И до каких пределов развития дойдет комплекс?
Именно тогда я выпустил вожжи из рук - и до сих пор не знаю: плохо
или хорошо я сделал...)
В середине марта машина, видимо, усвоив с помощью "шапки Мономаха"
сведения о новинках электроники, стала запрашивать криозары и
криотроны, туннельные транзисторы, пленочные схемы, микроматрицы...
Мне стало вовсе не до анализа: я рыскал по институту и по всему
городу, интриговал., льстил, выменивал на что угодно эти "модные"
новинки.
И все напрасно! Месяц спустя машина "разочаровалась" в электронике
и... "увлеклась" химией.
Собственно, и в этом не было ничего неожиданного: машина выбрала
наилучший способ конструировать себя. Ведь химия - это путь природы. У
природы не было ни паяльников, ни подъемных кранов, ни сварочных
станков, ни моторов, ни даже лопаты - она просто смешивала растворы,
нагревала и охлаждала их, освещала, выпаривала... так и получилось все
живое на Земле.
В том-то и дело, что в действиях машины все было последовательно и
логично! Даже ее пожелания, чтобы я надел "шапку Мономаха", - а их она
выстукивала чем дальше, тем чаще, - тоже были прозрачные. Чем
перерабатывать сырую информацию от фото-, звуко-, запахо- и прочих
датчиков, лучше использовать переработанную мною. В науке многие так
делают.
Но бог мой, какие только реактивы не требовала машина: от
дистиллированной воды до триметилдифторпарааминтетрахлорфенилсульфата
натрия, от ДНК и РНК до бензина марки "Галоша"! А какие замысловатые
технологические схемы приходилось мне собирать!
Лаборатория на глазах превращалась в пещеру средневекового
алхимика; ее заполнили бутыли, двугорлые колбы, автоклавы, перегонные
кубы - я соединял их шлангами, стеклянными трубками, проводами. Запас
реактивов и стекла исчерпался в первую же неделю - приходилось
добывать еще и еще.
Благородные, ласкающие обоняние электрика запахи канифоли и
нагретой изоляции вытеснили болотные миазмы кислот, аммиака, уксуса и
черт знает чего еще. Я бродил в этих химических джунглях как
потерянный. В кубах и шлангах булькало, хлюпало, вздыхало. Смеси в
бутылях и колбах пузырились, бродили, меняли цвет; в них выпадали
какие-то осадки, растворялись и зарождались вновь желеобразные
пульсирующие комки, клубки колышущихся серых нитей. Я доливал и
досыпал реактивы по численным заказам машины и уже ничего не
понимал...
Потом вдруг машина выстучала заказ еще на четыре печатающих
автомата. Я ободрился: все-таки машина интересуется не только химией!
- развил деятельность, добыл, подсоединил... и пошло!
(Наверно, у меня тогда получился тот самый эшбианский "усилитель
отбора информации" или что-то близкое к нему... Впрочем, шут его
знает! Именно тогда я запутался окончательно.)
Теперь в лаборатории стало шумно, как в машинописном бюро:
автоматы строчили числа. Бумажные ленты с колонками цифр лезли из
прямоугольных зевов, будто каша из сказочного горшочка. Я сматывал
ленты в рулоны, выбирал числа, разделенные просветами, переводил их в
слова, составлял фразы.
"Истины" получались какие-то странные, загадочные. Ну, например:
"...двадцать шесть копеек, как с Бердичева" - одна из первых. Что это:
факт, мысль? Или намек? А вот эта: "Луковица будто рана стальная..." -
похоже на "Улица будто рана сквозная..." Маяковского. Но какой в ней
смысл? Что это - жалкое подражание? Или, может, поэтическое открытие,
до которого нынешние. поэты еще не дошли?
Расшифровываю другую ленту: "Нежность душ, разложенная в ряд
Тейлора, в пределах от нуля до бесконечности сходится в
бигармоническую функцию". Отлично сказано, а?
И вот так все: либо маловразумительные обрывки, либо "что-то
шизофреническое". Я собрался было отнести несколько лент матлингвистам
- может, они осилят? - но передумал, побоялся скандала. Вразумительную
информацию выдавал лишь первый автомат: "Добавить такие-то реактивы в
колбы N_1, N_3 и N_7", "Уменьшить на 5 вольт напряжение на электродах
от 34-го до 123-го" и т. д. Машина не забывала "питаться" - значит,
она не "сошла с ума". Тогда кто же?..
Самым мучительным было сознание, что ничего не можешь поделать. И
раньше у меня в опытах случалось непонятное, но там можно было, на
худой конец, тщательно повторить опыт: если сгинул дурной эффект -
туда ему и дорога, если нет - исследуем. А здесь - ни переиграть, ни
повернуть назад. Даже в снах я не видел ничего, кроме извивающихся
белых змей в чешуе чисел, и напрягался в тоскливой попытке понять: что
же хочет сообщить машина?
Я уже не знал, куда девать рулоны перфолент с числами. У нас в
институте их используют двояко: те, на которых запечатлены решения
новых задач, сдают в архив, а прочие сотрудники разносят по домам и
применяют как туалетную бумагу - очень практично. Моих рулонов хватило
бы уже на все туалеты Академгородка.
...И когда хорошим апрельским утром (после бессонной ночи в
лаборатории: я выполнял все прихоти машины: доливал, досыпал,
регулировал...) автомат N_3 выдал мне в числах фразу "Стрептоцидовый
стриптиз с трепетом стрептококков...", я понял, что дальше по этому
пути идти не надо. Я вынес все рулоны на полянку в парке, растрепал их
(кажется, я даже приговаривал: "Стрептоцид, да?! Бердичев?! Нежность
душ?! Луковица..." - точно не помню) и поджег. Сидел около костра,
грелся, курил и понимал, что эксперимент провалился. И не потому, что
ничего не получилось, а потому, что вышла "каша"... Когда-то мы с
Валеркой Ивановым смеха ради сплавили в вакуумной печи
"металлополупроводниковую кашу" из всех материалов, что были тогда под
рукой. Получился восхитительной расцветки слиток; мы его разбили для
исследований. В каждой крошке слитка можно было обнаружить любые
эффекты твердого тела - от туннельного до транзисторного, - и все они
были зыбкие, неустойчивые, невоспроизводимые. Мы выбросили "кашу" в
мусорный ящик.
Здесь было то же самое. Смысл научного решения в том,, чтобы из
массы свойств и эффектов в веществе, в природе, в системе, в чем
угодно выделить нужное, а прочее подавить. Здесь это не удалось.
Машина не научилась понимать мою информацию... Я направился в
лабораторию, чтобы выключить напряжение.
И в коридоре мне на глаза попался бак - великолепный сосуд из
прозрачного тефлона размерами 2 Х 1,5 Х 1,2 метра; я его приобрел
тогда же в декабре с целью употребить тефлон для всяких поделок, да не
понадобилось. Этот бак навел меня на последнюю и совершенно уж дикую
мысль. Я выставил в коридор все печатающие автоматы, на их место
установил бак, свел в него провода от машины, концы труб, отростки
шлангов, вылил и высыпал остатки реактивов, залил водой поднявшуюся
вонь и обратился к машине с такой речью:
- Хватит чисел! Мир нельзя выразить в двоичных числах, понятно? А
даже если и можно, какой от этого толк? Попробуй-ка по-другому: в
образах, в чем-то вещественном... черт бы тебя побрал!
Запер лабораторию и ушел с твердым намерением отдохнуть, прийти в
себя. Да и то сказать: последнюю неделю я просто не мог спать по
ночам.
...Это были хорошие десять дней - спокойные и благоустроенные. Я
высыпался, делал зарядку, принимал душ. Мы с Ленкой ездили на
мотоцикле за город, ходили в кино, бродили по улицам, целовались. "Ну,
как там наши твердые схемы? - спрашивала она. - Не размякли еще?" Я
отвечал что-нибудь ей в тон и переводил разговор на иные предметы.
"Мне нет дела ни до каких схем, машин, опытов! - напоминал я себе. -
Не хочу, чтобы однажды меня увезли из лаборатории очень веселого и в
рубашке с не по росту длинными рукавами!"
Но внутри у меня что-то щемило. Бросил, убежал - а что там сейчас
делается? И что же это было? (Я уже думал об эксперименте в прошедшем
времени: было...) Похоже, что с помощью произвольной информации я
возбудил в комплексе какой-то процесс синтеза. Но что за синтез такой
дурной? И синтез чего?"
Глава третья
Официант обернул бутылку полотенцем и
откупорил ее. Зал наполнился ревом и дымом, из
него под потолком вырисовались небритые щеки и
зеленая чалма.
- Что это?!
- Это... это джинн!
- Но ведь я заказывал шампанское! Принесите
жалобную книгу.
Современная сказка
"...Человек шел навстречу мне по асфальтовой дорожке. За ним
зеленели деревья, белели колонны старого институтского корпуса. В
парке все было обыкновенно. Я направлялся в бухгалтерию за авансом.
Человек шагал чуть враскачку, махал руками и не то чтобы прихрамывал,
а просто ставил правую ногу осторожней, чем левую; последнее мне
особенно бросилось в глаза. Ветер хлопал полами его плаща, трепал
рыжую шевелюру.
Мысль первая: где я видел этого типа?
По мере того как мы сближались, я различал покатый лоб с
залысинами и крутыми надбровными дугами, плоские щеки в рыжей
недельной щетине, толстый нос, высокомерно поджатые губы, скучливо
сощуренные веки... Нет, мы определенно виделись, эту заносчивую
физиономию невозможно забыть. А челюсть - бог мой! - такую только по
праздникам надевать.
Мысль вторая: поздороваться или безразлично пройти мимо?
И в этот миг вся окрестность перестала для меня существовать. Я
споткнулся на ровном асфальте и стал. Навстречу мне шел я сам.
Мысль третья (обреченная): "Ну, вот..." Человек остановился
напротив.
- Привет!
- П-п-привет... - Из мгновенно возникшего в голове хаоса выскочила
спасительная догадка. - Вы что, из киностудии?
- Из киностудии?! Узнаю свою самонадеянность! - губы двойника
растянулись в улыбке. - Нет, Валек, фильм о нас студии еще не
планируют. Хотя теперь... кто знает!
- Послушайте, я вам не Валек, а Валентин Васильевич Кривошеин!
Всякий нахал-Встречный улыбнулся, явно наслаждаясь моей злостью.
Чувствовалось, что он более готов к встрече и упивается выигрышностью
своего положения.
- И... извольте объяснить: кто вы, откуда взялись на территории
института, на какой предмет загримировались и вырядились под меня?!
- Изволю, - сказал он. - Валентин Васильевич Кривошеин,
завлабораторией новых систем. Вот мой пропуск, если угодно, - и он
действительно показал мой затасканный пропуск. - А взялся я, понятное
дело, из лаборатории.
- Ах, даже та-ак? - В подобной ситуации главное - не утратить
чувство юмора. - Очень приятно познакомиться. Валентин, значит,
Васильевич? Из лаборатории? Так, так... ага... м-да.
И тут я поймал себя на том, что верю ему. Не из-за пропуска,
конечно, у нас на пропуске и вахтера не проведешь. То ли я некстати
сообразил, что рубец над бровью и коричневая родинка на щеке, которые
я в зеркале вижу слева, на самом деле должны быть именно на правой
стороне лица. То ли в самой повадке собеседника было нечто исключавшее
мысль о розыгрыше... Мне стало страшно: неужели я свихнулся на опытах
и столкнулся со своей раздвоившейся личностью? "Хоть бы никто не
увидел... Интересно, если смотреть со стороны - я один или нас двое?"
- Значит, из лаборатории? - Я попытался подловить его. - А почему
же вы идете от старого корпуса?
- Заходил в бухгалтерию, ведь сегодня двадцать второе. - Он
вытащил из кармана пачку пятирублевок, отсчитал часть. - Получи свою
долю.
Я машинально взял деньги, пересчитал. Спохватился:
- А почему только половина?
- О господи! - Двойник выразительно вздохнул. - Нас же теперь
двое!
(Этот подчеркнутый выразительный вздох... никогда не стану так
вздыхать. Оказывается, вздохом можно унизить. А его дикция - если
можно так сказать о всяком отсутствии дикции! - неужели я тоже так
сплевываю слова с губ?)
"Я взял у него деньги - значит, он существует, - соображал я. -
Или и это обман чувств? Черт побери, я исследователь, и чихать я
хотел, на чувства, пока не пойму, в чем дело!"
- Значит, вы настаиваете, что... взялись из запертой и опечатанной
лаборатории?
- Угу, - кивнул он. - Именно из лаборатории. Из бака.
- Даже из бака, скажите пожал... Как из бака?!
- Так, из бака. Ты бы хоть скобы предусмотрел, еле вылез...
- Слушай, ты это брось! Не думаешь же ты всерьез убедить меня, что
тебя... то есть меня... нет, все-таки тебя сделала машина?
Двойник опять вздохнул самым унижающим образом.
- Я чувствую, тебе еще долго предстоит привыкать к тому, что это
случилось. А мог бы догадаться. Ты же видел, как в колбах возникла
живая материя?
- Мало ли что! Плесень я тоже видел, как она возникает в сырых
местах. Но это еще не значило, что я присутствовал при зарождении
жизни... Хорошо, допустим, в колбах и сотворилось что-то живое - не
знаю, я не биолог. Но при чем здесь ты?
- То есть как это при чем?! - Теперь пришла его очередь
взъяриться. - А что же, по-твоему, она должна создать: червя? лошадь?
осьминога?! Машина накапливала и перерабатывала информацию о тебе:
видела тебя, слышала, обоняла и осязала тебя, считывала биотоки твоего
мозга! Ты ей глаза намозолил! Вот и пожалуйста. Из деталей мотоцикла
можно собрать лишь мотоцикл, а отнюдь не пылесос.
- Хм... ну, допустим. А откуда ботинки, костюм, пропуск, плащ?
- О черт! Если она произвела человека, то что ей стоит вырастить
плащ?!
(Победный блеск глаз, непреложные жесты, высокомерные интонации...
Неужели и я так постыдно нетерпим, когда чувствую превосходство хоть в
чем-то?)
- Вырастить? - я пощупал ткань его плаща. Меня пробрал озноб: плащ
был не такой.
Огромное вмещается в голове не сразу, во всяком случае в моей.
Помню, студентом меня прикрепили к делегату молодежного фестиваля,
юноше-охотнику из таймырской тундры; я водил его по Москве. Юноша
невозмутимо и равнодушно смотрел на бронзовые скульптуры ВДНХ, на
эскалаторы метро, на потоки машин, а по поводу высотного здания. МГУ
высказался так: "Из жердей и шкур можно построить маленький чум, из
камня - большой..." Но вот в вестибюле ресторана "Норд", куда мы зашли
перекусить, он носом к носу столкнулся с чучелом белого медведя с
подносом в лапах - и замер, пораженный!
Подобное произошло со мной. Плащ двойника очень походил на мой,
даже чернильное пятно красовалось именно там, куда я посадил его,
стряхивая однажды авторучку. Но ткань была более эластичная и будто
жирная, пуговицы держались не на нитках, а на гибких отростках. Швов в
ткани не было.
- Скажи, а он к тебе не прирос? Ты можешь его снять?
Двойник окончательно взбеленился:
- Ну, хватит! Не обязательно раздевать меня на таком ветру, чтобы
удостовериться, что я - это ты! Могу и так все объяснить. Рубец над
бровью - это с коня слетел, когда батя учил верховой езде! На правой
ноге порвана коленная связка - футбол на первенство школы! Что тебе
еще напомнить? Как в детстве втихую верил в бога? Или как на первом
курсе хвастал ребятам по комнате, что познал не одну женщину, хотя на
самом деле потерял невинность на преддипломной практике в Таганроге?
("Вот сукин сын! И выбрал же...")
- М-да... Ну, знаешь, если ты - это я, то я от себя не в восторге.
- Я тоже, - буркнул он. - Я считал себя сообразительным
человеком... - лицо его вдруг напряглось. - Тес, не оборачивайся!
Позади меня послышались шаги.
- Приветствую вас, Валентин Васильевич! - произнес голос Гарри
Хилобока, доцента, кандидата, секретаря и сердцееда институтских
масштабов.
Я не успел ответить. Двойник роскошно осклабился, склонил голову:
- Добрый день, Гарри Харитонович!
В свете его улыбки мимо нас проследовала пара. Пухленькая
черноволосая девушка бойко отстукивала каблуками-гвоздиками по
асфальту, и Хилобок, приноравливаясь к ее походке, семенил так, будто
и на нем была узкая юбка.
- ...Возможно, я не совсем точно понял вас, Людочка, - журчал его
баритон, - но я, с точки зрения недопонимания, высказываю свои
соображения...
- У Гарри опять новая, - констатировал двойник. - Вот видишь:
Хилобок и тот меня признает, а ты сомневаешься. Пошли-ка домой!
Только полной своей растерянностью могу объяснить, что покорно
поплелся за ним в Академгородок.
В квартире он сразу направился в ванную. Послышался шум воды из
душа, потом он высунулся из двери:
- Эй, первый экземпляр или как там тебя! Если хочешь убедиться,
что у меня все в порядке, прошу. Заодно намылишь мне спину.
Я так и сделал. Это был живой человек. И тело у него было мое.
Кстати, не ожидал увидеть у себя такие могучие жировые складки на
животе и на боках. Надо почаще упражняться с гантелями!
Пока он мылся, я ходил по комнате, курил и пытался привыкнуть к
факту: машина создала человека. Машина воспроизвела меня... О природа,
неужели это возможно?! Средневековые завиральные идеи насчет
"гомункулюса"... Мысль Винера о том, что информацию в человеке можно
"развернуть" в последовательность импульсов, передать их на любое
расстояние и снова записать в человека, как изображение на
телеэкране... Доказательства Эшби, что между работой мозга и работой
машины нет принципиальной разницы - впрочем, еще ранее это доказывал
Сеченов... Но ведь все это умные разговоры для разминки мозгов;
попробуй на их основе что-то сделать!
И выходит, сделано? Там, за дверцей, плещется и со вкусом
отфыркивается не Иванов, Петров, Сидоров - тех бы я послал подальше, -
но "я"... А эти рулоны с числами? Выходит, я сжег "бумажного себя"?!
Из комбинаций чисел я силился выбрать коротенькие приемлемые
истины, а машина копнула глубже. Она накапливала информацию,
комбинировала ее так и этак, сравнивала по каналам обратной связи,
отбирала и усиливала нужное и на каком-то этапе сложности "открыла"
Жизнь!
А потом машина развила ее до уровня человека. Но почему? Зачем? Я
же этого не добивался!
Сейчас, по здравом размышлении, я могу свести концы с концами: да,
получилось именно то, чего я "добивался"! Я хотел, чтобы машина
понимала человека - и только. "Вы меня понимаете?" - "О да!" -
отвечает собеседник, и оба, довольные друг другом, расходятся по своим
делам. В разговоре это сходит с рук. Но в опытах с логическими
автоматами так легко путать понимание и согласие мне не следовало.
Поэтому (лучше позже, чем никогда!) стоит разобраться: что есть
понимание?
Есть практическое (или целевое) понимание. В машину закладывают
программу, она ее понимает - делает то, что от нее ждут. "Тобик,
куси!" - и Тобик радостно хватает прохожего за штаны. "Цоб!" - и волы
поворачивают направо. "Цобэ!" - налево. Такое примитивное понимание
типа "цоб-цобэ" доступно многим живым и неживым системам