тв.  "Из  тех  пижонов,
для которых главное - красиво уйти. И чтоб последнее слово осталось за
ним, - усмехнулся вслед ему Онисимов. - Видели  мы  и  таких.  Ничего,
посидит - одумается".
    Матвей Аполлонович закурил,  поиграл  пальцами  по  Стеклу  стола.
Поначалу улики (липовые документы, сведения экспертов,  обстоятельства
происшествия) настроили его на мысль, что "лаборант"  если  не  прямой
убийца,  то  активный  виновник  гибели  Кривошеина.  Но  в  разговоре
впечатление  изменилось.  И  дело  было  не   в   том,   что   говорил
допрашиваемый, а как он говорил.  Не  чувствовалось  в  его  поведении
тонкой  продуманности,  игры  -  тон  смертной  игры,  которая  выдает
злостного преступника раньше улик.
    "Похоже, что дело тянет на непредумышленное убийство. Сам говорит:
"Не знаю: я или не я..." Но - скелет, скелет! Как это  получилось?  Да
получилось  ли?  Может,  устроено?  И  еще:  попытка  выдать  себя  за
Кривошеина с "теоретическим" обоснованием...  Что  это:  симуляция?  А
что, если это отсутствие игры - просто очень тонкая  игра?  Да  откуда
ему такого набраться: молодой парень, явно неопытный... И потом: какие
мотивы для умышленного убийства? Что они там не поделили? Но - липовые
документы?!"
    Мысли Матвея Аполлоновича зашли в тупик. "Что ж, будем  вникать  в
обстановку". Он поднялся из-за стола,  выглянул  в  коридор:  там  уже
расхаживал доцент Хилобок.
    - Прошу вас!.. Я пригласил вас, товарищ Хилобок, чтобы... -  начал
следователь.
    - Да, да, понимаю, - закивал  доцент,  -  кому  несчастье,  а  мне
хлопоты. Умирают люди от старости, что и нам с вами  дай  бог,  Матвей
Аполлонович, верно? А у Кривошеина все не как у людей. Нет, я сожалею,
конечно, вы не подумайте, человека всегда жалко, ведь верно? -  Только
я  из-за  Валентина  Васильевича  столько   хлопот   принял,   столько
неприятностей. А все потому,  что  характер  у  него  был  поперечный,
никого не уважал, ни  с  кем  не  считался,  отрывался  от  коллектива
регулярно...
    - Понятно. Только я хотел бы выяснить, чем занимались Кривошеин  и
вверенная ему лаборатория? Поскольку вы ученый секретарь, то...
    - А я так и догадался! - довольно улыбнулся Гарри  Харитонович.  -
Вот даже копию тематического плана с собой захватил, а как  же!  -  Он
зашелестел листами в папке. - Вот, пожалуйста: тема 152,  специфика  -
поисковая НИР, наименование  -  "Самоорганизация  сложных  электронных
систем  с  интегральным  вводом  информации",  содержание   работы   -
"Исследование возможности  самоорганизации  сложной  системы  в  более
сложную..  при  интегральном  (недифференцированном  по   сигналам   и
символике) вводе различной информации путем надстраивания  системы  по
ее выходным сигналам", финансирование  -  бюджет,  характер  работы  -
математический, логический  и  экспериментальный  поиск,  руководитель
работы - ведущий инженер В. В. Кривошеин, исполнитель - он же...
    - В чем же суть его исследований?
    - Суть? Гм... -  лицо  Хилобока  посерьезнело.  -  Самоорганизация
систем... чтобы машина сама себя строила, понимаете?  В  Америке  этим
тоже занимаются очень интенсивно. Очень, да. В Соединенных Штатах...
    - А что же конкретно делал Кривошеин?
    - Конкретно... Он предложил новый подход к образованию этих систем
путем...  интегрализации.  Нет,  самоорганизации...  Да   только   еще
неизвестно, вышло у него что или нет! - Гарри  Харитонович  подкупающе
широко улыбнулся. - Знаете, Матвей Аполлонович, столько  тем,  столько
работ в институте, во все приходится вникать - так  что  не  все  и  в
памяти удержишь! Это лучше бы поднять протоколы ученого совета.
    - Значит, он докладывал о работе на ученом совете института?
    - Конечно! У нас все работы обсуждаются,  прежде  чем  их  в  план
включать. Ведь ассигнования нам выделяют по обоснованиям, а как же!
    - И что он обосновал?
    - Ну как что? - снисходительно повел бровями ученый  секретарь.  -
Идею свою относительно  нового  подхода  по  части  самоорганизации...
Лучше всего протоколы поднять, Матвей Аполлонович, -  вздохнул  он.  -
Ведь дело год назад было, у нас всякие обсуждения, совещания, комиссии
каждую неделю, если не чаще, можете себе представить? И  на  всех  мне
нужно быть, участвовать, организовывать выступления, самому выступать,
приглашать, вот и от вас  мне  придется  сразу  ехать  в  Общество  по
распространению, там сегодня совещание по вопросу привлечения  научных
кадров к чтению лекций в колхозах во время уборки, даже  пообедать  не
успею, хоть бы уж в отпуск скорее уйти...
    - Понятно. Но тему его ученый совет утвердил?
    - Да, а как же! Многие, правда, возражали, спорили. Ах, как дерзко
отвечал тогда Валентин Васильевич,  просто  недопустимо  -  профессора
Вольтампернова после  заседания  валерьянкой  отпаивали,  можете  себе
представить? Порекомендовали дирекции выговор  Кривошеину  вынести  за
грубость, я сам и приказ готовил...  Но  тему  утвердили,  а  как  же!
Предлагает человек новые идеи, новый подход - пусть пробует. У  нас  в
пауке так, да. К тому же Аркадий Аркадьевич его  поддержал  -  Аркадий
Аркадьевич у нас добрейшей души человек, он ведь  его  и  в  отдельную
лабораторию выделил потому, что  Кривошеин  из-за  своего  поперечного
нрава ни с кем не мог сработаться. Правда, лаборатория-то  смех  один,
неструктурная, с одной штатной единицей... А на ученом совете обсудили
и проголосовали "за". Я тоже голосовал "за".
    - Так за что же "за"? - Онисимов вытер платком вспотевший лоб.
    - Как за что? Чтобы включить тему в план,  выделить  ассигнования.
Плановость - она, знаете, основа нашего общества.
    - Понятно... Как вы думаете, Гарри  Харитонович,  что  там  у  них
случилось?
    - М-м...  так  ведь  Это  вам  надо  выяснить,  уважаемый   Матвей
Аполлонович, откуда же мне  знать  -  я  ученый  секретарь,  мое  дело
бумажное. Работали они с зимы вдвоем с этим лаборантом, ему и знать. К
тому же он очевидец.
    - А вы знаете, что этот практикант-лаборант не  тот,  за  кого  он
себя выдает? - строго спросил Онисимов. - Не Кравец он и не студент.
    - Да-а-а?! То-то, я смотрю, вы его под стражу взяли! - у  Хилобока
округлились глаза. - Не-ет, откуда же мне знать, я, право...  это  наш
отдел кадров просмотрел. А кто же он?
    - Выясняем.   Так,   говорите,   американцы   подобными   работами
занимаются и интересуются?
    - Да. Значит, вы думаете, что он?..
    - Ну,  зачем  так  сразу?  -  усмехнулся  Онисимов.  -  Я   просто
прикидываю возможные версии. -  Он  покосился  на  бумажку,  где  были
записаны вопросы. - Скажите, Гарри  Харитонович,  вы  не  замечали  за
Кривошеиным отклонений со стороны психики?
    Хилобок довольно улыбнулся.
    - Вот я шел сюда, припоминал и  колебался,  знаете:  говорить  или
нет? Может, мелочь, может, не стоит? Но  раз  вы  сами  спрашиваете...
Бывали у него заскоки. Вот, помню, в июле прошлого года, я  тогда  как
раз   совмещал   свою   должность    с    заведованием    лабораторией
экспериментальных  устройств,  не  могли  долгое   время   подходящего
специалиста найти, кандидата наук, вот я и  совместил,  чтобы  штатная
единица не пропадала напрасно, а то, знаете,  могут  снять  должность,
потом не добьешься, у нас ведь так. И значит, как раз незадолго  перед
этим приняла моя лаборатория заказ от Кривошеина на изготовление новой
системы энцефалографических биопотенциальных датчиков - ну, вроде этой
СЭД-1, "шапки Мономаха", что у вас  на  столе,  только  более  сложная
конструкция,  чтобы   перестраивать   на   различные   назначения   по
кривошеинским схемам. Зачем они заказ от  него  приняли,  вместо  того
чтобы наукой заниматься, ума не приложу...
    От  проникновения  в  научные  дела  нетренированный  мозг  Матвея
Аполлоновича сковывала сонная одурь.  Обычно  он  решительно  пресекал
любые отклонения от интересующей его  конкретной  темы,  но  сейчас  -
человек русской души - не мог побороть в  себе  почтения  к  науке,  к
ученым титулам, званиям и обстоятельствам. Почтение  это  жило  в  нем
всегда, а с тех пор, как во время прошлого следствия  в  институте  он
познакомился с ведомостью зарплаты научных сотрудников, оно удвоилось.
Вот и теперь Онисимов не отваживался стеснить вольный полет речи Гарри
Харитоновича: как-никак перед ним сидел человек,  который  получает  в
два с лишним раза больше, чем он, капитан милиции  Онисимов,  -  и  на
законном основании.
    - И вот, можете себе представить, сижу я в лаборатории  как-то,  -
распространялся далее Хилобок, - и приходит ко мне Валентин Васильевич
- без халата, заметьте! У нас это не положено, специальный приказ  был
по институту, чтобы инженерный и научный состав ходил в белых халатах,
а техники  и  лаборанты  -  в  серых  или  синих,  у  нас  ведь  часто
иностранные делегации бывают, иначе нельзя, но он всегда  пренебрегал,
и спрашивает меня этаким тоном: "Когда же вы выполните заказ на  новую
систему?" Ну, я спокойненько  ему  все  объясняю:  так,  мол,  и  так,
Валентин Васильевич, когда сможем, тогда и выполним, не так просто все
сделать, что  вы  там  нарисовали,  монтаж  соединений  очень  сложный
получается, транзисторов  много  приходится  отбраковывать...  словом,
объясняю, как полагается, чтобы человек в претензии не остался.  А  он
свое: "Не можете выполнить в срок, не надо  было  и  браться!"  Я  ему
снова объясняю насчет сложности и что заказов накопилось в лаборатории
много, а Кривошеин перебивает меня:
    "Если через две недели не будет выполнен заказ, я на вас докладную
напишу, а работу передам школьникам в кружок любителей электроники!  И
быстрее сделают, и накладных расходов меньше будет!" Насчет  накладных
расходов это он камешек в мой огород бросает, он и раньше такие намеки
высказывал, ну да что толку! И с тем хлопает дверью, уходит...
    Следователь мерно кивал  и  стискивал  челюсти,  чтобы  не  выдать
зевоту. Хилобок взволнованно журчал:
    - А пять минут спустя - заметьте! - не более пяти минут прошло,  я
по телефону с мастерскими переговорить  не  успел  -  врывается  снова
Валентин Васильевич ко мне, уже в халате,  успел  где-то  найти  серый
лаборантский, - и опять: "Гарри Харитонович, когда  же  наконец  будет
выполнен заказ на систему датчиков?"  -  "Помилуйте,  -  говорю,  -  -
Валентин Васильевич, да ведь я вам все объяснил!" -  и  снова  пытаюсь
рассказать насчет транзисторов и монтажа. Он перебивает, как и  в  тот
раз: "Не можете, так не нужно браться..." - и снова насчет  докладной,
школьников,  накладных  расходов...  -  Хилобок   приблизил   лицо   к
следователю. - Короче говоря, высказал все то же,  что  и  пять  минут
назад, теми же словами! Можете себе представить?
    - Любопытно, - кивнул следователь.
    - И не один такой заскок у Кривошеина был. То воду забыл перекрыть
на ночь, весь этаж под лабораторией затопил. То - дворник  мне  как-то
жаловался - устроил в парке огромный костер из перфолент. Так что... -
доцент значительно поджал  полные  красные  губы,  траурно  оттененные
усами, - всякое могло статься.  А  все  почему?  Выдвинуться  хотел  и
работой себя перегружал  сверх  меры.  Бывало,  когда  ни  уходишь  из
института, а во флигеле у него все окна светятся. У  нас  в  институте
многие посмеивались. Кривошеин, мол, хочет сделать не  диссертацию,  а
сразу открытие... Вот и дооткрывался, теперь поди разберись.
    - Понятно, - следователь снова  скосил  глаза  на  бумажку.  -  Вы
упоминали, что у Кривошеина была близкая женщина. Вы ее знаете?
    - Елену Ивановну Коломиец? А как же! Таких женщин, знаете, немного
у нас в городе - оч-чень приметная,  элегантная,  милая,  ну,  словом,
такая... - Гарри Харитонович восполнил невыразимое словами  восхищение
прелестями Елены Ивановны зигзагообразным движением рук.  Карие  глаза
его заблестели. - Я всегда удивлялся, да и другие тоже: и  что  она  в
нем нашла? Ведь у Кривошеина - конечно,  "де  мортуис  аут  бене,  аут
нихиль", но что скрывать? - сами видели, какая внешность. И одеться он
никогда не умел как следует и прихрамывал...  Приходила  она  к  нему,
наши дома в академгородке рядом, так что я видел. Но что-то  последнее
время я ее не замечал. Наверно, разошлись, как в море корабли,  хе-хе!
А вы думаете, она тоже причастна?
    - Я пока ни на кого не думаю, Гарри Харитонович, я только выясняю.
- Онисимов с облегчением поднялся. - Ну, благодарю вас.  Надеюсь,  мне
не надо вас предупреждать о неразглашении, поскольку...
    - Ну, разве я не понимаю! Не стоит благодарности,  мой  долг,  так
сказать, я всегда пожалуйста...
    После  ухода  доцента  Матвей  Аполлонович  подставил  голову  под
вентилятор, несколько минут сидел без движений и без мыслей. В  голове
жужжанием мухи по стеклу отдавался голос Хилобока.
    "Постой! - следователь помотал головой, чтобы прийти в себя. -  Но
ведь он ничего не прояснил. Битый час разговаривали и все вроде  бы  о
деле - и ни-че-го. Ф-фу... ученый секретарь, доцент, кандидат  наук  -
неужели темнил? Ох, здесь что-то не то!"
    Зазвенел телефон.
    - Онисимов слушает.
    Несколько секунд в трубке слышалось  лишь  прерывистое  дыхание  -
видно, человек никак не мог отдышаться.
    - Товарищ... капитан...  это  Гаевой...  докладывает.  Так  что...
подследственный бежал!
    - Бежал?! Как бежал? Доложите подробно!
    - Так что... везли мы его в "газике", Тимофеев за рулем, а я рядом
с этим... - бубнил в  трубку  милиционер.  -  Как  обычно  задержанных
возим. Вы ведь,  товарищ  капитан,  не  предупредили  насчет  строгого
надзора, ну, я и думал: куда он денется,  раз  документы  у  вас?  Ну,
когда проезжали мимо горпарка, он на полной скорости выпрыгнул,  через
ограду - и ходу! Ну, мы с Тимофеевым за  ним.  Только  он  здорово  по
пересеченной местности бегает... Ну, а стрельбу я открывать  не  стал,
поскольку не было ваших указаний. Так что... все.
    - Понятно. Явитесь в горотдел, напишите рапорт на  имя  дежурного.
Плохо работаете, Гаевой!
    - Так что... может, какие меры принять, товарищ капитан?  -  уныло
спросили в трубке.
    - Без вас примем. Быстрее возвращайтесь сюда, будете участвовать в
розыске. Все! - Онисимов бросил трубку.
    "Ну, артист, просто артист! А я еще сомневался... Он, конечно, он!
Так. Документов у него нет, денег тоже. Одежды на  нем  всего  ничего:
брюки да рубашка. Далеко не уйдет. Но  если  у  него  есть  сообщники,
тогда хуже..."
    Через десять минут появился еще более согнувшийся от сознания вины
Гаевой.  Онисимов  собрал  опергруппу  розыска,  передал   фотографии,
рассказал словесный портрет и приметы. Оперативники ушли в город.
    Затем Матвею Аполлоновичу позвонил дактилоскопист. Он сообщил, что
отпечатки пальцев, собранные в лаборатории, частично  идентифицируются
с  контрольными  оттисками  лаборанта;  прочие   принадлежат   другому
человеку. Ни те, ни другие отпечатки несхожи с имеющимися  в  каталоге
рецидивистов.
    "Другой человек - потерпевший, понятно... Ото, дело  закручивается
серьезное, на обычную уголовщину не похоже! Да ни на что оно не похоже
из-за этого растреклятого скелета! Что с ним делать?"
    Онисимов в тоске посмотрел  в  окно.  Тени  деревьев  на  асфальте
удлинились,  но  жара  не  спадала.  Около   троллейбусной   остановки
толпились девушки в цветных сарафанчиках  и  темных  очках.  "На  пляж
едут..."
    Самое досадное, что у Онисимова до сих пор не было рабочей  версии
происшествия.
    В конце  дня,  когда  Матвей  Аполлонович  выписывал  повестки  на
завтра, к  нему  вошел  начальник  горотдела.  "Ну,  вот..."  Онисимов
поднялся, чувствуя угнетенность.
    - Садитесь, - полковник грузно опустился на стул. - Что у  вас  за
осложнения в деле: трупа нет, подследственный бежал, а? Расскажите.
    Онисимов рассказал.
    - Гм... - начальник свел на переносице толстые седые брови. -  Ну,
этого  молодца,  конечно,  возьмем.  Аэропорт,   железная   дорога   и
автовокзалы под наблюдением?
    - Конечно, Алексей Игнатьевич, предупредил сразу.
    - Значит, никуда он из  города  не  денется.  А  вот  с  трупом...
действительно занятно. Черт те что! А не напутали ли вы там  на  месте
что-нибудь? - Он взглянул на следователя умными маленькими глазками. -
Может-помните, как у Горького в "Климе Самгине" один говорит:  "Может,
мальчика-то и не было?" А?
    - Но...  врач  "Скорой  помощи"  констатировала  смерть,   Алексей
Игнатьевич.
    - И врачи ошибаются. К тому же врач не эксперт, причину смерти она
не определила. И трупа нет. А по скелету  наш  Зубато  затрудняется...
Конечно, смотрите сами, я не навязываю, но если вы не  объясните,  как
труп в течение четверти часа превратился в  скелет,  да  еще  чей  это
труп, да еще от чего наступила смерть  -  никакой  суд  эту  улику  не
примет во внимание. И более явные случаи  суды  сейчас  возвращают  на
доследование, а то  и  вовсе  прекращают  за  отсутствием  улик.  Оно,
конечно, хорошо, что закон действует строго и осторожно, да  только...
- он шумно вздохнул. - Трудное дело, а? Версия у вас имеется?
    - Есть наметка, - застеснялся Онисимов, - только не знаю, как вам,
Алексей Игнатьевич, покажется. По-моему, это  не  уголовное  дело.  По
свидетельству ученого секретаря института, в Соединенных Штатах  очень
интересуются проблемой, которую разрабатывал  Кривошеин,  это  первое.
"Лаборант Кравец" по своему поведению и по культурному, что ли, уровню
не похож ни на студента, ни на уголовника. И убежал он мастерски,  это
второе.  К  тому  же  отпечатки  его  пальцев  не  идентифицируются  с
рецидивистами - третье. Так, может?.. - Матвей  Аполлонович  замолчал,
вопросительно поглядел на шефа.
    - ...спихнуть это дело в КГБ? - с прямотой  солдата  закончил  тот
его мысль и покачал головой. - Ой, не торопитесь!  Если  мы,  милиция,
раскроем преступление с иностранным,  так  сказать,  акцентом,  то  от
этого ни обществу, ни нам никакого вреда не будет, кроме пользы. А вот
если органы раскроют за нас обычную уголовщину или  нарушение  техники
безопасности,  то...  сами  понимаете.  И  без  того  мы  в  последнем
полугодии по проценту раскрываемости сошли на последнее место в  зоне,
- ОН с добродушной укоризной взглянул на Онисимова. - Да вы не падайте
духом! Недаром говорят, что  самые  запутанные  преступления  -  самые
простые. Может, все здесь затуманено тем, что дело случилось в научном
заведении: темы-проблемы, знания-звания, термины всякие... черт голову
сломит. Не торопитесь выбирать версию, проверьте все варианты,  может,
и окажется как у Крылова: "А ларчик просто  открывался"...  Ну,  желаю
вам успеха, -  начальник  встал,  протянул  руку,  -  уверен,  что  вы
справитесь с этим делом!
    Матвей Аполлонович тоже поднялся, пожал протянутую руку,  проводил
полковника просветленным  взглядом.  Нет,  что  ни  говори,  но  когда
начальство в тебе уверено - это много значит!


                             Глава третья


                           Люди,   которые    считают,    что    жизнь
                        человеческая с древних времен меняется  только
                        внешне, а не по существу,  уподобляют  костер,
                        возле  которого  коротали  вечера  троглодиты,
                        телевизору, развлекающему наших современников.
                        Это уподобление спорно, ибо костер и светит  и
                        греет, телевизор же только  светит,  да  и  то
                        лишь с одной стороны.

                                       К. Прутков-инженер, мысль N_111


    Пассажирку в вагоне скорого поезда Новосибирск - Днепровск, пухлую
голубоглазую блондинку средних лет, волновал парень с верхней полки. У
него были грубые, но  правильные  черты  обветренного  лица,  вьющиеся
темные волосы с густой проседью, сильные  загорелые  руки  с  толстыми
пальцами и следами мозолей на ладонях - и в то же время мягкая улыбка,
обходительн