Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
о несколько круглых физиономий.
- Господин Шмальгаузен, - по-немецки закричал один из купцов. - Они уже
совсем близко. Мы боимся этих варваров, может быть, лучше выкатить им
несколько бочек вина?
- Знаете, русские говорят: дашь палец, откусят руку. Надо показать свою
силу, - заявил Виктор.
Его поддержал Овцын:
- Если они почувствуют, что мы их боимся, то завтра придут за новой
данью. А в результате вообще весь Готский двор разграбят.
- Придется драться, - вздохнул немец.
Через несколько минут ворота уже трещали от натиска толпы. Викинги,
белобрысые, рыжие молодцы в кольчугах, размахивая мечами и боевыми топорами,
вопили на своем - весьма похожем на немецкое - наречии:
- Эй, жирные каплуны, лучше подобру откройте!
Голка - чумазые плечистые оборванцы - восторженно выкрикивали
изощренные ругательства.
Овцын не вытерпел и яростно крикнул по-русски:
- Эй вы, быдло пьяное! Я вам языки-то позавяжу!
Взрыв яростной брани покрыл его слова. Чернь всей массой бросилась на
ворота. Толстенные плахи затрещали, но первый натиск выдержали.
Овцын в несколько прыжков достиг ограды и обнажил меч. Рядом с ним
встали несколько немецких купцов и их приказчиков. И когда створки ворот все
же распахнулись от напора, викинги вынуждены были остановиться - они не
могли ринуться во двор кучей, а только по пять-шесть человек в ряд.
Угрожающе взмахнув широким мечом, кряжистый детина с клокастой рыжей
бородой рыкнул:
- Я Сигурд Волчий Хвост! Слышали, что бывает с теми, кто противится
мне? Прочь с дороги!
Овцын выступил вперед и с презрением сказал по-немецки, чеканя слова,
чтобы его поняли варяги:
- Если не хочешь, бродяга, чтобы я укоротил твой хвост до размеров
свинячьего, проваливай отсюда.
Дикий вопль вырвался из обросшей рыжими кудрями глотки Сигурда, и он
рубанул мечом по тому месту, где за мгновение до того стоял Овцын. Но
Василий уже с непостижимой быстротой отскочил в сторону и, выставив перед
собой меч, парировал новый удар варяга.
Несколькими изящными обманными движениями Овцын заставил Волчьего
Хвоста яростно рубить воздух, а потом неожиданно выбил меч из его рук. В ту
же секунду на него бросилось сразу несколько викингов, но Василий легко
доказал, что семь веков искусство фехтования не стояло на месте.
Воодушевленные его примером немцы отчаянно размахивали мечами, причем
Ильин отметил, что купцы тоже не робкого десятка, да и с оружием им явно уже
приходилось иметь дело.
И все же силы были явно неравны. Мало-помалу защитники двора отступали,
а в ворота вливались все новые подкрепления для нападавших. Ильин понял, что
пришло время вмешаться - тем более что среди варягов появилось несколько
малых с боевыми топорами, которые того и гляди могли достать кого-нибудь из
фехтовальщиков.
Выкрикнув что-то нечленораздельное, Виктор бросился в гущу схватки и с
размаху ударил ногой в грудь белобрысого обладателя секиры. Тот рухнул на
колени, выронил топор и зашелся в кашле.
Ильин подпрыгнул и достал кончиком носка подбородок другого воителя.
Тот отлетел метра на три и сел на траву, свесив голову набок.
Кто-то предупреждающе ахнул за спиной Виктора. Мгновенно повернув
голову, он увидел занесенный над ним меч. Выхватив из-под мышки нанчаку,
Ильин перепоясал ею руку нападавшего. Тот охнул, выронив оружие, и волчком
закрутился на траве.
Появились первые раненые. Дородному купцу с Готланда отсекли пятерню
вместе с мечом. Рослый викинг рухнул от удара, пришедшегося точно между
кованых пластин, нашитых на кожаный панцирь. Пронзительно закричал другой
гость из-за моря, когда увидел собственное ухо, отлетевшее под ноги
сражающихся.
Пролитая кровь еще больше ожесточила противников, и теперь они рубились
без всякого намека на показное удальство. Зверские покрытые пылью лица,
изборожденные струйками пота. Налитые кровью глаза. Закушенные губы. Глухие
проклятия.
Защитники Готского двора отходили в сторону жилых домов, а
просочившаяся в ворота голка уже суетилась возле каменных амбаров. Увидев
это, Ильин подумал, что любителям даровой выпивки придется немало попотеть,
прежде чем они смогут сбить полупудовые замки с кованых дверей. И в ту же
минуту ряды нападавших дрогнули и смешались. Оборванцы, заполошно крича,
заметались между оградой и викингами, выстроившимися полукругом в боевой
порядок. За воротами происходила какая-то свалка, сверкали лезвия мечей,
ритмично поднимались и опускались цепы и грабли.
Ситуация вскоре прояснилась. Оказалось, что гости суконной сотни, на
которых обрушилась первая волна варяжских бесчинств, успели оправиться от
растерянности, собрались всей улицей и ринулись на толпу, бушевавшую на
Готском дворе.
Очутившись между молотом и наковальней, викинги не поддались панике.
Быстро перегруппировавшись, они заняли круговую оборону. Защищенные
кольчугами и панцирями, ощетинившиеся широкими мечами, топорами и бердышами,
они были почти неуязвимы для коротких купеческих мечей. А цепы и грабли они
во мгновение ока рассекали пополам, да еще глушили их обладателей, повернув
лезвия мечей плашмя - этим они явно хотели показать свое презрение к
мужичью, недостойному смерти воинов.
Зато озверевшие гости и их челядь с остервенением преследовали чернь,
рассыпавшуюся по двору, в рубили ее в капусту. В конце концов именно
оборванцев они считали виновниками своих бед - варяги, те профессиональные
разбойники, с них и спрос другой...
Так рассуждали они уже после побоища, когда викинги, сумевшие прорубить
себе дорогу в толпе, отступили к Ярославову дворищу, потеряв всего несколько
человек. А вот несчастная голка поплатилась десятками жизней, все
пространство, обнесенное частоколом, было усеяно трупами.
Убитых хватали за ноги и без всякого почтения тащили к мосту через
Волхов, а там швыряли в реку. Ильин попытался вмешаться, но на него
взъярились:
- Ну ты, немча окаянная, не суй нос куда не след! Итак от вас один
убыток.
Виктор ушел в дом, чтобы не видеть безобразных сцен. Анна, слышавшая
его разговор с новгородцами, встретила его у двери горницы.
- Это ужас какой-то. Такая нецивилизованность!
Овцын, сидевший на лавке в растерзанной камизе, невесело усмехнулся:
- Экие вы, сударыня, утонченные. Да их, забулдыг, всех таким манером
пересечь надобно. Ведь, помилуйте, проходу нет порядочному человеку. А на
вече что творится - одних этих горланов и слышно. Кто им больше вина
выставит, за того и кричат.
- Я знаю твое враждебное отношение к демократии, - дернув плечом,
сказала княжна. - Но ты просто отсталый человек, разве можно сравнивать
абсолютную монархию, при которой ты жил...
- Послушай, Анюта, - вмешался Ильин. - Давай не будем путать божий дар
с яичницей. Я тоже не в восторге от этой мясорубки, но все же не стал бы
видеть во всем этом... как бы точнее сказать... проявление классовой борьбы.
В мои школьные и студенческие годы, кстати сказать, учебники истории не
столько о династических переворотах и войнах, сколько о таких вот народных
волнениях поминали. Один мой приятель по университету диссертацию о
классовой борьбе в Новгородской республике защитил. Притащить бы его сюда...
Купцы - это класс, ничего не скажешь. А эти-то, как Василий их именует,
забулдыги? Да они в любое время неистребимы.
Грудь Анны учащенно вздымалась, пока она слушала Ильина. Взгляд обжигал
презрением.
- Да ты!.. Я слов не нахожу. Ты, может быть, и великих народных вождей
Разина и Пугачева в забулдыги зачислишь? Откуда в тебе эта барская спесь? Да
ты знаешь, что наш долг перед мужиком...
- Разина и Пугачева я не видел, - отрезал Ильин. - Поэтому судить о них
не берусь. А тебе советую Пушкина почитать - "Историю Пугачевского бунта".
- И не подумаю! - Ноздри княжны раздувались, на щеках выступил румянец.
- Что он мог дельного написать, этот вертопрах, который дамские ножки
воспевал?!
- Не самый низменный предмет для поэта, - с подчеркнутым спокойствием
сказал Ильин.
- Ты просто... просто... - Анна сузила глаза, сжала кулаки и топнула
ногой. - Таких, как ты, нужно...
- Уже пробовали, - добродушно кивнул Ильин. - Многие перевоспитались,
другие... не выдержали.
VI
Через несколько дней после побоища на Готском дворе произошло еще одно
столкновение с варягами. На этот раз новгородские лучшие люди загодя
подготовились к встрече незваных гостей. Когда продолжавшие пьянствовать и
куражиться наемники в очередной раз двинулись по улицам, ломая амбары и
преследуя женщин и девок, вооруженные купцы, ремесленники и только что
вернувшиеся из похода на Печору ушкуйники подстерегли их на усадьбе богатого
гостя Парамона.
Привыкшие биться с торговым людом, мало искушенным в ратном деле,
викинги впервые столкнулись на этот раз с силой, равной себе. Молодцы в
кольчугах, с бердышами и длинными тяжелыми мечами обрушились на них
неудержимой лавиной. Пришлось наемникам посылать за подмогой.
На травянистом берегу Волхова полегла в этот день половина варяжской
дружины. Перепуганный Ярослав укрылся с остатками своего воинства в
подгородном селе Ракомо. Новгородцы, впрочем, не преследовали викингов.
Целыми днями во всех пяти концах - Неревском, Загородском, Гончарском,
Плотницком и Славенском - шумели вечевые сходы.
Иноземные гости тоже часами обсуждали городские новости - от
дальнейшего развития событий зависела не только судьба их товаров, но, может
быть, и сама жизнь.
Огромный неповоротливый Конрад Фишер, богатый купец с Готланда,
пригласил Иоганна Шмальгаузена с его дочерью и приказчиком на обеденную
трапезу. Героев битвы с варягами наперебой звали к себе все гости Готского
двора - общее мнение было таково, что именно благодаря им удалось отстоять
амбары до прихода подмоги.
- Горожане никак не могут решить, изгнать им князя или помириться с
ним, - говорил Конрад, подводя гостей к широкой лавке, на которой
прислужники расставляли серебряные тазы, наполненные водой с благовонными
травами.
С удовольствием вымыв руки и лицо душистым настоем, Ильин утерся белой
салфеткой и бросил ее на руки слуге.
Патер Карл, служивший в небольшой церкви Готского двора, прочел молитву
Benedicite и благословил трапезу.
Когда приглашенные уселись за стол, заняла свои места и семья хозяина
дома. Сам Фишер опустился в широкое кресло с резными подлокотниками и кивком
головы приказал подавать блюда.
На белой скатерти, уставленной различными украшениями - статуэтками,
вазами, резными замками и соборами, - появились серебряные миски с ушками,
по одной на двух участников трапезы. Каждому было подано по толстому ломтю
хлеба, накрытому пластиной мяса.
Конрад достал из шкафчика, стоявшего рядом с хозяйским креслом,
окованный золотом рог единорога и сунул его в похлебку. Поднял высоко над
столом, чтобы показать гостям. Все знали: если бы в пище содержалась хотя бы
капля отравы, рог начал бы кровоточить. Но этого не произошло, и участники
трапезы дружно заработали ложками, по временам отрезая ножами куски мяса и
отправляя их в рот.
По знаку Конрада слуги наполнили кубки романеей. Фишер достал из своего
подручного шкафчика золотое лангье - подставку для хранения змеиных зубов и
капнул на нее вином. Опять продемонстрировал сотрапезникам полную
безвредность питья - ни один из зубов не начал кровоточить.
- Мы пьем это вино благодаря доблести господина Шмальгаузена и его
верного помощника Вольфганга, - провозгласил Конрад и одним махом осушил
кубок.
"Это было великолепно, господин Шмальгаузен! Задали перцу нехристям!" -
восторженные возгласы наполнили пиршественную залу.
Виктор польщенно раскланялся направо и налево, приложив левую руку к
сердцу. Посмотрел на Овцына и улыбнулся - лицо Василия выражало крайнюю
степень самодовольства.
Вино развязало языки, и чинность трапезы была нарушена. В разных концах
стола начались дебаты о последних городских событиях. Ильин напомнил хозяину
о сказанной им фразе:
- Так вы, господин Фишер, считаете, что споры идут в основном из-за
будущей судьбы князя? По-моему, и так все ясно - ненависть к нему стала
всеобщей.
- В том-то и дело, что чувства людей говорят одно, а трезвый расчет
другое... О, этот Ярослав далеко пойдет. Он не зря решил в прошлом году не
платить ежегодную десятину своему отцу. Тем самым он привязал к себе
новгородцев.
- Поясните вашу мысль, - попросил Ильин.
- Раз с них перестали собирать эту дань в пользу Киева, они
волей-неволей должны поддержать Ярослава. Ему нужна военная сила, он хочет
завладеть троном.
- Отчего вы так думаете? Разве он может быть уверен, что ему удастся
свалить отца?
- Я полагаю, этот Ярослав выдающийся интриган. Он ничего не начнет
делать без предварительного обдумывания. Ход его рассуждений я представляю
себе так: новгородцы поддержат меня, так как в случае победы могут требовать
от меня привилегированного положения для своего города. Если же отступятся
от меня, будут снова платить дань Киеву.
- А, вы хотите сказать, он просто развращает их этой подачкой?
- Именно это я имею в виду.
Ильин проникся уважением к аналитическим способностям купца. Не ведая и
сотой доли того, что знал Виктор, он верно определял мотивы поступков
Ярослава. Однако некоторые моменты в цепи рассуждений Фишера казались ему
малоубедительными.
- Если принять вашу точку зрения полностью, то придется предположить:
отказываясь платить десятину, Ярослав знал, что великий князь заболеет и не
сможет пойти на него войной.
- А я допускаю, что сама эта болезнь была предусмотрена нашим князем, -
и Конрад хитро сощурился.
- То есть?.. То есть он каким-то образом ее вызвал? И зная наперед, что
случится, решил одним ударом обеспечить себе военную поддержку со стороны
новгородцев?
Конрад закивал и расхохотался, потирая руки, словно сам все это так
логично устроил.
Ильин задумался. В словах немца определенно содержалось рациональное
зерно. Но если Ярослав - отравитель собственного отца... Размышления его
прервал вопрос Овцына.
- А какой смысл ему убирать отца, он и так, говорят в здешнем народе,
прямой преемник его. Святополк-то, старший, в темнице сидит вместе с женой.
Сживет, говорят, его Владимир со света. И за что он на него так
прогневался?..
- Здесь Святополка "двуотцовщина" именуют, - с трудом выговорив русское
слово, Конрад даже запыхтел от натуги. - Он ведь...
- Да-да, мы это тоже слышали, - перебил Ильин. - Я боюсь, вы собьетесь
с мысли. Продолжите, ради бога, о тех соображениях, по которым Ярослав может
желать смерти отца.
- Давайте поставим вопрос так почему в княжеской семье умирает сначала
старший сын Вышеслав, затем второй сын Изяслав, после этого третьего по
старшинству - Святополка - вместо того, чтобы назначить на княжение в
Новгород, как положено преемнику великого князя, сажают в подземелье, а его
законное место достается Ярославу. А вскоре сам великий князь заболевает...
До сих пор нет никаких сведений об улучшении его состояния, а в этом
возрасте...
- Вы полагаете, все эти смерти не случайны? Я готов согласиться с вами,
что поссорить отца со Святополком Ярослав мог каким-нибудь образом -
подбросить порочащее князя письмо, например, но устроить несколько
смертей?.. К тому же, я знаю, великий князь больше всех любит Бориса,
который сидит на княжении в Ростове. Ходят упорные слухи, что именно его он
хотел бы видеть на Киевском столе после своей смерти. Да и еще семь сыновей
остается у Владимира, их ведь тоже со счетов не сбросишь.
- Не будем гадать. Мне кажется, скоро наступят решающие события...
Когда они остались втроем, Ильин сказал:
- Можно подумать, не мы с вами явились из будущего, а этот Фишер. Что
ни слово, то в точку... Знаете, пятнадцатого июля великий князь умрет. А в
тот же день, еще не зная о его смерти, Ярослав устроит кровавую баню лучшим
мужам города и убьет больше тысячи человек.
Анна, еще продолжавшая злиться на Виктора за его ретроградные
высказывания - именно в порядке наказания его она демонстративно молчала
целых два дня, - теперь не выдержала.
- Ты должен немедленно предупредить новгородцев!
- А как же невмешательство? - сощурился Овцын. - Хочешь навсегда тут
застрять? Или прибыть к себе домой, а в вашей усадьбе не папенька-генерал, а
какой-нибудь подлец сиволапый...
- Прекрати! - крикнула Анна. - Вы что, сговорились меня нервировать?
- При чем здесь?.. - Овцын с выражением оскорбленной невинности воздел
очи горе. - Просто представил себе: на простынях с вензелями
Бестужевых-Мелецких скотина неумытая в лаптях валяется. Мороз по коже.
- Давайте не будем пикироваться, - вмешался Ильин. - Дело серьезное.
Надо быстро решать, что предпринимать дальше.
- Надо предупредить, - твердо повторила Анна. - Какое может быть
невмешательство, когда тысячи жизней...
Ильин поднял руку.
- Успокойся. Я целиком разделяю твой пафос. Если есть возможность
спасти хоть одного человека, к чертям собачьим эту философию бесстрастия...
Но, поверь, в данной ситуации мы ничего изменить в происходящем не можем.
Подумай: как, под каким соусом мы вмешаемся? "Достопочтенные, я прибыл из
будущего и по сообщениям летописей знаю..." Так, что ли?
Овцын саркастически улыбнулся и заметил:
- Тут соколику перышки и повыдергают.
- Да и кто вообще станет слушать немца? - добавил Ильин. - Нет, что ни
говори, а изменить ситуацию мы не в силах. Самое лучшее, что мы можем
сделать, как можно скорее убраться отсюда, если не хотим лишиться головы в
грядущих междоусобицах.
Анна пожала плечами и, отойдя к двери, стала смотреть на двор, словно
ей вдруг сделалось глубоко безразлично, что решат мужчины.
- Мне тоже здесь вот как надоело, - сказал Овцын, проведя ребром ладони
по горлу. - И, в конце концов, мы сидели здесь для того, чтобы как следует
присмотреться, привыкнуть, теперь, я думаю, мы вполне могли бы сойти за
местных. Особенно в Киеве - там-то наше произношение всегда можно выдать за
новгородское или еще какое-нибудь.
- Да, здесь диалект на диалекте. Как на торг выйдешь, так наслушаешься
словечек. Кто окает, кто акает, кто пришепетывает, кто цокает...
Анна вновь повернулась к ним.
- Хорошо, мы отправились в путь... За кого вы теперь собираетесь себя
выдавать?
- Вот и давайте обдумаем этот вопрос, - повеселевшим голосом предложил
Ильин. - А то все препираемся да язвим...
- Если мы думаем забираться в разные глухие углы, где подвизаются
всякие подвижники веры да оборотни, нам надо и занятие какое-то придумать
для себя, не вызывающее подозрений, - проговорил Овцын.
- Мелкие торговцы. Вроде коробейников, какие в ваше время были, - сразу
же отозвался Ильин.
- У нас их чаще офенями называли, - уточнила княжна.
- И у нас, - подтвердил Овцын.
- Хорошо, офенями нарядимся. Купим каких-нибудь безделушек...
- А как же с Анной-то? - озадачил его Овцын. - Офени с барышнями не
путешествовали. Не-ет, надо что-то иное придумать...
Ильин задумался. В самом деле, какая профессия может дать гражданину
одиннадцатого века свободу передвижения, тем более, что гражданин этот -
девица на выданье? Будь ты хоть семи пядей во лбу, общественные отношения
тебе не переделать, табу не преодолеть.
- Знаете, - заговорил